выстрелы в молоко

1) дракоразум, который на самом деле сероладик Вадим проводит по обнаженному телу солнышка — от бедра к животу, останавливается на плече; тот совершенно белый, с синими венками на локтях, с редкими крапинками веснушек и почти без родинок. Даже волосы на ногах у него рыжие, а на руках — золотистые. Грудь безволосая. В паху, конечно, медный. Он смотрит напряженно, словно ему не нравится; а тело его говорит об обратном. Нежно-розовые соски становятся твердыми, член встает. Он одними губами шепчет: — Стой. Но вопреки словам, подается навстречу широкой ладони, приподнимает бедра, и Вадик касается его члена. Ухмыляется, напоминает: — Вообще-то Олег завтрак готовит нам. Но солнышко уже не соображает, ему возбуждение перекручивает мозги, он разводит ноги и подставляется под прикосновения. Жмурится и кусает губы. Вадик понемногу сходит с ума от его ненасытности: готов всегда, готов сколько угодно раз, это болезнь какая-то, не иначе, и Вадим рад ею заразиться. Он ласкает его рукой, внимательно глядя, как солнышко краснеет, как с его губ начинают срываться стоны. Не выдерживает: наваливается на него сверху, растолкав ноги в стороны, вклинившись между ними, и целует, жадно врывается языком в его рот. И быстрее водит кулаком по члену. Солнышко стонет в рот, царапает спину чуть отросшими ногтями, выгибается дугой, и Вадим покрывает укусами-поцелуями его шею, кусает по старым синякам, обожает осквернять мраморное тело, оставлять на нем отметки, словно граффити на чистой стене; солнышко с утра еще неразговорчивое, только стонет-хнычет-дышит. Вадим ловит его ритм, ускоряется — остынет же все на кухне, рыжик, давай быстрее… И солнышко, вцепившись ему в плечи, кончает, выломавшись, сомкнув зубы на плече Вадима. Кусает так, словно кусок мяса вырвать хочет. Кайф. Вадим приподнимается, проводит ладонью, испачканной спермой, по его лицу. Тот таращит голубые глазищи. Чуть улыбается. — Приходи завтракать, — шепчет Вадим. И оставляет его голого, довольного. Сам идет на запах блинчиков — умеет же Поварешкин… золото… на кухне под взглядом Олега моет руки, поправляет просторные пижамные штаны. Чешет грудь. Олег, конечно, замечает свежие отметины от ногтей и зубов. Хмыкает. Отворачивается. — Разложи его как-нибудь на кухонном столе, — предлагает Вадим, включая кофемашину. — Хочется посмотреть… — Тебя я тоже разложил бы, — замечает Олег. — Ты все только обещаешь. Олег оборачивается, усмехается. Перекидывает блинчик со сковороды на тарелку. Он в фартуке и трусах, и Вадим уже не понимает, на кого сейчас завелся: на воспоминания о стонущем под ним солнышке или на обнаженную спину с татуировкой и шрамом. * 2) дракоразум (который снова на самом деле сероладик) Вадим жадно проводит кончиком носа по шее солнышка — как же пахнет, ни одна самая дорогая эскортница так не пахнет, как он; тот лишь улыбается довольно и подставляет шейку под поцелуи. Вадим запускает пальцы ему в волосы, вторую ладонь кладет на загривок, фиксируя его на месте, и прикасается губами к горлу, а в следующий же миг — прикусывает и оттягивает кожу, сжимает зубы так, что солнышко тихо ахает, но, конечно, не отстраняется. Он опьяняет, от него по венам — пузырьки шампанского. Вадим, совсем не думая, что творит, расстегивает пуговицы рубашки, расстегивает ширинку, краем сознания замечает — солнышко отталкивает его ладони, возится нервно. Вадим выдыхает: — Забей. — Олег еще с прошлого раза бурчит… Перед ними — любовно накрытый стол, белые салфеточки, пустые бокалы. Касаясь губами уха солнышка, Вадим шепчет: — Ты же специально его отправил за вином. Чтобы я тебя полапал… Он сидит уже на самом краешке стула, чтобы быть ближе к солнышку, уже лезет ладонями к обнаженной груди, давит на член, и тот ахает, его коленки разъезжаются, словно он — механическая кукла, а Вадим нажал на нужную кнопку. Нежные пальчики касаются скул и стекают на плечи, солнышко шумно дышит, член его становится твердым, и Вадим никак не может перестать трогать его, мять, целовать, кусать… Солнышко и сам уже не торопится оттолкнуть, растерял все свои язвительные словечки, только принимает ласки, а Вадиму самый кайф — довести его до исступления, чтобы он ничего сказать не мог от возбуждения. Слышит шаги — возвращается Олег, тут же недовольно выдыхает: — Вад, ну еб твою… Солнышко приоткрывает глаза, смотрит мутно за плечо Вадиму, Вадим тоже оборачивается. Ухмыляется от уха до уха: — Да ладно тебе. Разогреешь потом в микроволновке свои шедевры, будет еще вкуснее. Давай с десерта начнем… И продолжает вылизывать-кусать. * 3) оладик (который, как догадываетесь, на самом деле сероладик) — Ты все еще не съехал? — мимолетом замечает Олег, столкнувшись с Вадимом в дверях ванной. Тот выходит, дыша мятной зубной пастой, и растягивает рот в улыбке. — Так я вчера пару свежих трусов и бритву привез, Поварешкин. Я тебе мешаю, что ли? Олег, закатив глаза, оттесняет его и закрывается в ванной. Туалет, душ, зубная щетка… Привык просыпаться первым и пользоваться ванной комнатой с сухими стенами, с чистой с вечера раковиной, а не заляпанной зубной пастой. Вадим вносит еще больше хаоса в и так не слишком отлаженную жизнь. Закончив, Олег заворачивается в полотенце. Выходит посвежевшим в коридор, а Вадик там так и околачивается. Поднимает взгляд будто с виноватым видом, но Олег не верит — никогда эта собака себя виноватой не чувствует. — Поварешкин, если тебя раздражаю — ты скажи. — И ты тогда свалишь? — хмыкает Олег. Теснит его, но Вадим встает посреди коридора, не дает пройти. Столкнувшись грудь в грудь, ухмыляется: — Не, с чего бы? Меня пока все устраивает. Нагло лыбится, чуть толкает плечом. Олег залипает, как давненько с ним уже не бывало, на цветную татуировку. Машинально касается кончиками пальцев синего волка. — Выцвела, — говорит. Вадим опускает взгляд и следит, как Олег проводит от ключицы вниз по груди. — Ага. Много воды утекло. Олег поднимает на него глаза. Пересекается взглядом. Вдыхает — мята и Олегов одеколон после бритья. Вадим, стерев с лица ухмылку, смотрит в ответ так же серьезно. Тихо говорит: — Давай, как раньше? В толчке. Наскоро. У Олега чуть екает — почему нормально втроем, нормально смотреть, как они с Серым, а самому получить предложение побыть вдвоем — странно? Знает, что Серый будет недоволен лишь тем, что его не позвали посмотреть, ну так нечего дрыхнуть до обеда… Вадим, дав ему время на размышления, потихоньку теряет терпение. Раздраженно произносит, отбрасывая Олега на десяток лет назад: — Да че ты мнешься, Поварешкин. Иди сюда. Вадим, притянув его за талию, кусает за нижнюю губу. Лезет языком в рот. Он — гладкий весь, горячий, но — тихий, будто им действительно нужно тайно, не разбудив парней, наскоро потрахаться, а потом послать друг друга куда подальше до ближайшей же свободной ночи. Вадим подталкивает Олега обратно к ванной комнате. И Олег пятится, поддаваясь — как же он все-таки целует грубо, ни в какое сравнение с Серым не идет, и пальцы эти еще жесткие цепко держат за бока… Олег делает шаг через порог, врезается бедром в стиральную машинку. Вадим в одно движение сбрасывает полотенце с бедер Олега, тихо велит: — Садись. Олег вскидывается было: — Приказы себе засунь… Но осекается: Вадим ставит ногу ему между бедер, трется, полуголый — одни пижамные хлопковые штаны, нижнего белья на нем нет. Проводит губами по скуле и повторяет: — Садись. Олег хмурится по привычке, словно не было пары недель, когда они стали жить вместе, когда Олег перестал противиться каждому его слову — перед тем, как сорвался вытаскивать Серого из Крестов, забыв обо всем. И все же он садится на край стиралки, а Вадим опускается перед ним на колени, трется щекой о твердый член. Берет его за основание, проводит языком. Поднимает взгляд на Олега. Тот тихо говорил: — Так у нас раньше не было. — Так то раньше. Теперь-то будет. И, прикрыв глаза, берет в рот. Олег шумно выдыхает. Кладет ладонь на короткий ежик светлых волос, другой рукой опирается на стиралку. Тоже закрывает глаза. И, кажется, впервые, проводя время с Вадимом, не думает о Сером. * 4) кусаем жеппу Олега, сероладик Серый наваливается грудью между лопаток, крепко держит запястье, смеется: — Не сопротивляйся. Олег пытается вырвать руку из спортивного интереса, но он тает по мере того, как Серый склоняется к нему и, шумно дыша, лезет языком в ухо. Олег, сдавшись, расслабляется, утыкается щекой в подушку. Его задницу грубовато хватает Вадик, сдергивает штаны вместе с трусами. Серый, куснув кончик уха напоследок, весело спрашивает: — Ну? Будешь лежать смирно? — Ладно, — выдыхает Олег. Тяжесть веса Серого пропадает со спины. Он перемещается вниз, наверное — целуется с Вадиком, они обожают глотки друг другу вылизывать; но и про Олега не забывают — в четыре руки мнут задницу, наглаживают бедра. Олег кладет голову на скрещенные предплечья, жмурится. Рвет от контрастов: мягкая ладонь Серого справа, пальцы играючи касаются входа; жесткая рука Вадима слева, прищипывает со внутренней стороны бедра до боли, Олег аж шипит. Вспоминает вдруг, как сладострастно Вадим оставлял на нем синяки вечность назад и шептал в самое ухо: скажешь, что шеей на косяк в темноте налетел, ну или сам придумай. Шумно выдыхает. Серый там, внизу, чуть слышно стонет — видимо, Вадим переключился на его шею. Олег напрягает бедра — должны же они ощутить, как окаменели мышцы под их пальцами, — и чуть прогибается в пояснице, отклячивая зад. Серый тут же тянет: — Олег, бо-оже… Его губы — на половинке ягодиц. Влажный поцелуй, скольжение кончика языка. Вадим — с другой стороны царапает щетиной. Олег прячет горящее лицо. Мышцы бедер начинают мелко дрожать от ожидания, от напряжения. Серый с Вадимом не торопятся; облизывают, целуют. Мнут ладонями бедра. Кто-то — кажется, Серый — подсовывает ладонь вниз, берет в кулак член Олега. А между ягодиц точно Вадим касается, его крупные пальцы… Он дразнит без смазки, внутрь и не пытается, но от движений по мышцам ануса уже все внутри распаляется. Олег не выдерживает: — Серый… Вад… давайте уже. Представляет, как они переглянулись, абсолютно довольные собой. А в следующий миг они одновременно кусают за обе половинки ягодиц, и Олег хрипло вскрикивает от полноты ощущений — член, дырочка, задница… Все так, как надо, в четыре руки, в два рта. Его всего ласкают снизу, и он сипло стонет, то подаваясь вниз, в кулак Серого членом, то вверх — анусом к настойчивым пальцам Вадика, то замирает на полпути, чтобы его ягодицы еще раз укусили и зализали. А потом Вадим с Серым делают все одновременно, и Олег дрожит, бьется в их руках. * 5) оладик, а он же сероладик Вадим поигрывает кулоном Олега, покачивая его на цепочке, поигрывает и на нервах Олега — тот уже пару раз беззлобно велел положить на место, а на третий и вовсе рявкнул. Вадим оценивает риски. Злой Волк — лучший. Он проявляет эмоции, которые обычно заталкивает глубоко себе в глотку. Но тут лотерея: может разозлиться так сильно, что прекратит вовсе разговаривать. Вадим на его территории уязвим, и Олег это обязательно использует. И все же Вадим решает рискнуть. Ухмыльнувшись, прокручивает цепочку на пальце, тяжелый кулон очерчивает в воздухе круг и в наивысшей точке рушится вниз, а вместе с ним лопаются струной нервы Олега. Зарычав, он в пару шагов оказывается возле Вадима. Ставит колено на диван рядом с бедром, нависает сверху. Хватает было кулон — а поздно, тот уже в кулаке, и пальцы Олега смыкаются на костяшках Вадима. Глаза Олега горят, дыхание его касается губ. — Сломаю запястье, — тихо предупреждает он. Но, задержав руку на кулаке Вадима, перемещает ладонь на горло, большим пальцем поглаживает по кадыку, словно говоря: а могу и тут переломать. И тогда Вадим раскрывает пальцы, кулон слетает с ладони, остается покачиваться на цепочке. Произносит с ухмылкой: — Я же просто посмотреть. — Тебе все просто, — огрызается Олег. — Просто посмотреть, просто попробовать, просто в жопу выебать. — Вот последнее совсем не просто, — Вадим никак не может перестать тянуть к ушам уголки губ. Цепочка соскальзывает с пальца, кулон падает на алый диван, но Олег уже не замечает этого. Смотрит в глаза, играет желваками, а Вадим продолжает гипнотизировать его, словно Волчок совсем не вырос, словно он до сих пор — недолюбленный мальчишка: — Надо провести сложную подготовку. Размять… — Он кладет ладони Олегу на ягодицы, сжимает через ткань брюк. — Погладить… Даже шлепнуть иногда… — Коротко замахивается и бьет по заднице. Олег, склонившись над ним, вздрагивает и вгоняет пальцы в оголенные плечи. — И, конечно, тщательно подготовить… Он спускает одну ладонь на бедро Олегу, тянет его на себя, и тот садится на колени. Весит совсем не как дюймовочка, масса литых мышц давит на бедра, и Вадиму его тяжесть в кайф. Он забирается ладонью под пояс брюк, кончиками пальцев царапает ягодицы. Олег опускает руку ему на ширинку, мнет член и хрипло говорит: — Раз так сложно, то эту задачу я возьму на себя. Ложись, раздвигай ноги. Вадик коротко смеется, губы Олега тоже наконец трогает улыбка, и он наклоняется, царапает подбородок щетиной, целует. Продолжает целовать, даже когда по коридору пролетают тихие шаги и слышится нарочито-обиженное: — Даже не позвали посмотреть! И Вадим не сомневается, что солнышко сейчас же присоединится проверить, что сложно, а что совсем легко на самом деле. * 6) оладик преканонный, пустынный Главным образом бесит песок — даже на зубах хрустит, чего уж о других местах говорить… Но еще больше бесит болтливость Вадима, мало ему выебать в жопу, надо еще и в мозг поиметь. Разливается соловьем: — С ума сойти, какая талия, Поварешкин… Обруч крутил с детства? Шумно выдыхает, вгоняет болт по самые яйца, и Олег от его напора едва не валится носом в песок. Вот же сука, специально втрахивает, чтобы мордой в землю влететь… Больше никакой коленно-локтевой в полной амуниции с приспущенными штанами, а еще лучше — никакого Вадима, и если на него так железно стоит — так от недоеба, а не потому что-о-о, да, вот это хорошо-о-о… Олег прикусывает свою ладонь — песок хрустит — и закрывает глаза. Вадим вытрахивает из него душу и снова начинает расковыривать старые раны: — Ну скажи… скажи, Волков… вот ебал тебя так бывший? — Нет, — выдыхает Олег между проникновениями. — Нет бывшего. Настоящего тоже, думает он. Вадим хмыкает, звонко бьет по заднице, и Олег недовольно шипит — во-первых, кто разрешал клешни распускать, во-вторых, разбудишь всех… Вадим наваливается на него грудью, обнимает одной рукой, другой опирается рядом с локтем Олега в песок. Прикусывает ухо. Бедрами двигает коротко, и от каждого толчка под зажмуренными веками вспыхивают искры. Олег никогда на члене не умел кончать, только когда Серый вытаскивал, а теперь, видимо, научится, потому что Вадим ему не даст подрочить спокойно, там и присосется пиявкой… — Меня-то не обманывай, — шепчет Вадим, тесно прижимаясь и глубоко вдыхая горечь пота. — На чью фотку ты надрачивал, а? А теперь перестал… Он входит глубоко, и у Олега начинают подрагивать колени — нет, не от страсти, и даже не от злости, а потому что псина паршивая всем своим немаленьким весом на спину легла… — На твою фотку дрочить не буду, если ты об этом, — хрипит Олег, а Вадим, выпрямившись, кладет ладони ему на талию и дотрахивает быстро, жестко. — Чести много-о… о, — выдыхает. Тянется было к члену — а, блядь, нет, песок этот… Вадим влетает в него, содрогается. Сжимает талию так сильно, будто переломить пополам хочет. И наконец протяжно выдыхает. Вытаскивает, снимает презерватив. Деловито шлепает по бедру: — Давай, переворачивайся. Подрочу, у меня одна ладошка чистая. Олег его ненавидит, но все равно перекатывается на спину, песок тут же липнет к голой заднице. Вадим, ухмыльнувшись, садится между его стреноженных брюками коленей, ведет кулаком по члену, а другой рукой тянется к нагрудному карману Олега, где сигареты. Тот ловит его запястье. — Да ладно тебе, Поварешкин. После хорошего секса курить охота. А с тобой всегда охуенно, гордись… Говорит как по написанному и мерно ласкает кулаком. Олег сдается. Лежит, глядя в звездное небо, дышит сигаретным дымом и постепенно начинает кусать губы, чтобы не застонать от огрубевшей ладони Вадима на члене. * 7) оладик палаточный В палатке Вадима хватает ровно на десять минут покоя: больше не выдерживает, подкатывается к Волкову. Тот (не) спит на животе, повернув голову в сторону от Вадима, а мешком прикрывается, будто одеялом. Оттолкнув его в сторону, Вадим забирается сверху — перекинуть ногу через узкие бедра, рукой — сцапать за талию, второй — за плечо, чтобы не рыпался, зубами — загривок прикусить. Наваливается всем весом, впечатывая в пенку, и жадно вдыхает, а Волков выплевывает сипло из-за того, что едва дышит под Вадимом: — Блядь. Будто бы сопротивляется — ерзает, поддает локтем под ребра, а все равно трется задницей о член, и Вадим всю шею его, куда может дотянуться, целует-кусает, слюнявит край футболки, тянет зубами за мочку уха. Шепчет: — Спи, я сам все сделаю. Снова — тычок под ребра, возня, злой шепот в ответ: — Слезь с меня, иначе… Вадим не дает ему закончить — затыкает ладонью рот, а Олег кусает за пальцы. Вадим подлезает ладонью ему под живот — раз не хочешь, то чего жопу отклячил? То-то же… Сжимает полувставший член через жесткую ткань брюк, и Волков больше ничего не говорит, только опирается на локти, на колени, чтобы Вадиму стало удобнее его трогать. Волчок отзывается на поглаживания по спине: проведи длинно от поясницы до затылка — и уже скулит. Вадим этим пользуется. Отвлекает его прикосновениями к позвоночнику, треплет по отросшим волосам, одновременно — стягивает его брюки к коленям и приспускает свои. В темноте ни хрена не видно, зато все замечательно чувствуется, особенно упругость ягодиц, если между ними член положить. Волков выдыхает через сомкнутые зубы. И Вадик отдрачивает ему, чуть толкаясь бедрами, словно трахая его — хотя об этом только мечтать, максимум — обслюнявленный палец можно загнать. Тот уже уткнулся лицом в локоть, дышит шумно, член его в ладони горит, и это скрытое темнотой и духотой палатки возбуждение заводит Вадима не на шутку. Волков, хоть и строит морду кирпичом, дает ему при каждом удобном случае. Сопротивляется поначалу, рычит, а член у него — все равно встает. Что ж, Вадиму тоже эти игры нравятся. Он наклоняется, жмется всем телом к Волкову, втягивает запах его волос. Вдруг Волков изворачивается, выпрашивая поцелуй, и Вадим запускает язык ему в рот, вылизывает губы, быстро и четко ходя кулаком по члену. Волков кончает трепетно — стонет в рот и дрожит. Вадим, выпрямившись, придерживает его за талию и наскоро дрочит себе — хочет скорее кончить, так сильно встал от крепкого тела, от его запаха, от ожога щетиной по подбородку, от этого молчаливого требования поцеловать. А еще — от того, что он сейчас кончит на твердую задницу в пушке темных волос и размажет сперму ладонью, задевая тесную дырочку, которую, может, хоть на гражданке… Вадима скручивает сладкой судорогой, и он думает напоследок: точно попрошу его на гражданке хоть разок встретиться, на этот раз попрошу. И даже не ради того, чтобы потрахаться. А — просто увидеть, какой он в мире. * 8) сероладик У солнышка голос громкий — Вадим в иной ситуации втащил бы его обладателю, ей-богу; стонал бы кто так же оглушающе — не сдержался бы и врезал на инстинктах. А солнышко — высоко стонет, стоит только войти, и хочется лишь крепче сжать его узкую талию в крупных руках… Олег тянет голову солнышка к своему члену — и стон захлебывается, сменяется чмокающим звуком. Вадим берет солнышко мерно, неторопливо, чтобы тот показал Олегу все свое умение — втянул щеки, отсасывая, и пустил в самое горло. Лучше ему не мешать, когда он распластан между — колени и локти на простыне, прогнулся в пояснице, точки позвонков бегут по спине снизу вверх. Вадим наблюдает, как солнышко берет в рот, а Олег гладит по рыжим волосам, шире разводя ноги, и вдруг прошивает злость — ну сколько можно этих нежностей? И входит резко, солнышко давится и задыхается, Вадим оттрахивает его рвано и быстро, назло меняет ритм, и солнышко, всхлипывая, прижимает член Олега к щеке, а тот, хватая ртом воздух, вскидывает взгляд. Вадим смотрит ему в глаза, а он — размазан, жмется членом к нежному личику солнышка. Вадим вгоняет солнышку по самые яйца и жестом показывает Олегу: ты — следующий. Тот ухмыляется, но блекло, словно не верит, а Вадим начинает вгонять солнышку со знанием дела, чтобы тот, взвизгивая, кончил на члене, и тогда Олегу точно придется раздвинуть ноги, а точнее — он сам нетерпеливо разведет их, выпрашивая, чтобы Вадим взял и его так же энергично, быстро, глубоко.