выстрелы в молоко

— Вадим Викторович… — начинает было Сережа, но осекается. Препод поднимает взгляд от ноутбука и смотрит так, что хочется прикрыть дверь и навсегда остаться по ту сторону аудитории. Но нависшая дамокловым мечом тройка в зачетке его не устраивает, поэтому Сережа смело перешагивает через порог и продолжает: — Я хочу пересдать экзамен. Препод даже не моргает. Гипнотизирует его взглядом, как рептилия. Сережа в несколько шажков подходит ближе к его столу и тоже разглядывает препода — впервые за время пар и лекций, проведенных на галерке, оказался к нему так близко. Он, кажется, моложе, чем думал Сережа, и уж точно плечистее, чем мерещилось издали. — А, — наконец говорит препод. — Фалос из города Минет. Сережа разом весь краснеет. Вот уж не думал, что его остроумная шутка, выданная еще в сентябре, запомнится преподу аж до декабря… — А зачем вам пересдача? — интересуется препод и скользит взглядом от ног Сережи до макушки. — Три — отличная оценка. Пересдача будет в январе. Хотите все праздники учить, чем трансцендентное отличается от трансцендентального? Сережа покраснел бы еще больше, но больше уже некуда. И зачем он громогласно обсуждал, что трансцендентность и трансцендентальность — это как Жора и Гоша… — Я иду на красный диплом, — отвечает Сережа. Препод все смотрит на него и явно наслаждается ситуацией. Садист. — Не хотелось бы пересдавать философию на пятом курсе. — Вы и полгода не проучились, о каком красном дипломе речь? — изумляется препод и опускает глаза к ноутбуку. Тычет в тачпад. Закрывает крышку и начинает собираться: ноутбук — в сумку для ноутбука, ежедневник — в сумку для ежедневника, телефон… ну, телефон хотя бы в карман сунул. Вот же псих. — Я не хочу решать вопрос о возможности пересдачи через деканат, — резко говорит Сережа. — Назначьте дату. Препод, поднявшись из-за стола, смотрит на него сверху вниз. Застегивает пиджак на две пуговицы, поправляет воротничок рубашки. Улыбается ехидно: — А мы наглые, да? Безумству храбрых… Ведомости я еще не сдал, — произносит он. — Но времени сейчас с тобой возиться у меня нет. Новый год на носу. Он подхватывает сумку с ноутбуком и нелепую барсетку, которая больше подошла бы старперу, и проходит мимо Сережи к дверям из аудитории. В голове проносится: тройка рисуется в зачетке, повышенная стипендия уплывает из рук, в его коллекции остается только золотая медаль по окончанию школы, а еще, кстати, зачетка начинает работать на студента на втором-третьем курсе, и на него вот ничего работать не будет… — Вадим Викторович, — торопливо говорит Сережа преподу в спину и идет следом за ним. — Любое время. Пожалуйста. Хоть домой к вам приеду. Я все выучил. И про Фале… Фалеса, и про других. Я пересдам. Тот оборачивается так резко, что Сережа едва не врезается в него. Оказывается к нему слишком близко, так близко, что может рассмотреть тонкие светлые волоски на переносице и едва заметный тонкий белый шрам на брови. Надо же. А он раньше не замечал. Препод его разглядывает так же внимательно, и Сереже на миг делается неуютно, но он не отшагивает назад. Вот еще, слабость проявлять… — Приедешь ко мне завтра вечером домой, — наконец произносит препод. — Посмотрим, чего ты там про Фалеса выучил… диктуй номер, — велит он и достает телефон из кармана. Сережа на миг теряется, и это не ускользает от внимания препода. Он раздраженно говорит: — Адрес и время пришлю. Ну? Сережа, сдавшись, диктует цифры. Препод, ухмыльнувшись, произносит: — Подготовься как следует. Артикуляцию потренируй. Ртом работать придется много. Он уходит, а Сережа остается в пустой аудитории, так и не поняв, что это было. То есть не один билет придется сдавать?.. Утром следующего дня ему приходит смс с адресом и временем — восемь вечера. Ого, почти самый центр, в сталинке, похоже, живет… Хорошо, что от общаги идти недолго. После пар Сережа на нервяке почти не ест, пытается доучить все, что не выучил, и хоронит свои мечты на пятерку. Сосед по комнате спрашивает, с чего вдруг Сережа воспылал любовью к философии, а когда тот отвечает, многозначительно говорит: — О как. — Что? — раздражается Сережа. — Да не, ниче. Так, слухи всякие ходят про Вадика и первокурсниц, — туманно отвечает сосед. Сережа раздражается почти до бешенства. Тупая философия, которая никогда ему не пригодится. Тупой экзамен. Тупой Вадик Викторович. Тупой сосед. Его уже блевать тянет от зубрежки, и он думает: а может, препод просто денег хотел?.. Ну так не дождется, откуда у вчерашнего детдомовца деньги, максимум — пять тыщ стипендии придет повышенной… Вот их и предложу, мстительно думает Сережа. Предложу сделку. Он мне — пятерку, я ему — деньги. Успевает от переживаний вспотеть и идет в душ, чтобы хоть немного отпустило напряжение. К дому препода он приходит окоченевший. Зря все-таки пошел пешком, нужно было сесть на автобус. Погода не для прогулок… Потерявшими чувствительность пальцами тычет в домофон и, слушая рулады музыки ожидания, топчется на месте. Пиликнув, дверь открывается, и Сережа, прошмыгнув мимо консьержки к лифту, жмет на кнопку. Поднимается на седьмой этаж, собираясь с мыслями. Ладно. Сядет за стол, получит билет… нет, вряд ли билет. Будет так спрашивать. Засыплет вопросами, унизит и отправит восвояси. Сережа на мгновение закрывает глаза, пытаясь успокоиться, но втуне. Выдохнув, он выходит из лифта. Препод уже ждет его у приоткрытой двери. Немного отворяет ее и отходит вглубь квартиры, но Сережа успевает заметить на нем темный махровый халат. — Здравствуйте, — сбивчиво говорит он. — Привет. Раздевайся, — отвечает препод. В квартире стоит полумрак. Видимо, зарплаты на лампочки не хватает даже, вот и мучает студентов. Непослушными пальцами Сережа кое-как развязывает шнурки, стягивает ботинки. Дрожа, снимает куртку и разматывает шарф. Он не смотрит на препода, зато чувствует на себе его взгляд. Все же не удержавшись, искоса глядит на него. Точно, халат, а из-под него торчат голые ноги. Мог бы одеться поприличнее. Вспоминается вдруг “о как” соседа, а еще… еще слова препода про то, что придется поработать ртом. Не, это просто шутки у него такие, он еще на парах паршивым чувством юмора блистал… — Замерз? — спрашивает препод и, не дождавшись ответа, велит: — Иди мыть руки. Сережа следует за ним, сжимая зачетку. В ванной проводит слишком много времени, отогревая ладони под горячей водой. Невольно осматривает ванную комнату. Фарфоровый друг с поднятым стульчаком, массивная раковина, идеально чистое зеркало над ней. На бортике ванны лежит… Сережа торопливо отводит взгляд. Показалось, уговаривает он себя, просто показалось. Во-первых, откуда бы у препода взяться анальной пробке, а во-вторых, он же не дурак оставлять ее на видном месте… Вытерев руки, Сережа выходит в коридор. Идет на свет, в гостиную. К книжному шкафу от пола до потолка, к низкому столику, у которого стоит препод. Не оборачиваясь, он спрашивает: — Вина? — Э-э… нет, спасибо, — отвечает Сережа, сбитый с толку. Остается стоять в дверях гостиной, сжимая зачетку в вспотевших ладонях. Препод поворачивается к нему, отхлебывает из бокала красного. — Садись, — кивком указывает на диван. — Да хватит эту зачетку мять, положи в сторону… Сережа оставляет зачетку на подлокотнике широкого алого дивана. Садится на бархатистые подушки, но откинуться на спинку и оценить комфорт не может — слишком нервничает. Препод стоит перед ним с вином и смотрит. — Что-то не так? — спрашивает Сережа и заправляет прядь волос за ухо. — Ну, давай. Типы философских ориентаций. У Сережи в голове — белый шум. Что-то про ориентации он помнит. Ну, гомосексуальная, гетеросексуальная… Глубоко вдохнув, он начинает говорить, сбивается, путается… Я же учил, с ужасом думает он, как минимум — трижды читал. Он болтает, глядя то в лицо преподу, то на его пустеющий бокал вина. — Ясно, — обрывает препод Сережу на полуслове. — Априорные чувственности Канта? — Звездное небо над головой, — шепчет Сережа и начинает отвечать, ерзая на диване. Препод спокойно доливает себе еще полбокала, хмыкает, слушая его, и закатывает глаза. Сережа окончательно теряется. Вроде бы правильно говорит. На лекциях он не то чтобы внимательно слушал, но уж в интернете все, что нужно, нашел. И даже что-то запомнил. — Молодой человек… — вздыхает препод. — Сергей, — тихо говорит Сережа. Сердце стучит, по позвоночнику стекает капля пота. — Сергей, — терпеливо повторяет препод. — Так вот, Сережа, вы абсолютно не готовы. Ни к экзамену не были готовы, ни теперь к пересдаче не подготовились. Я специально для вас выделил время, отменил свои планы… Его переход на “вы” заставляет Сережу вздрогнуть. Препод разом меняется, даже мимика становится иной, и его холодный снисходительный тон не оставляет ни единой попытки вымолить пятерку. — Может, за пять тыщ договоримся? — в отчаянии спрашивает Сережа, хотя уже по квартире понял — взятками рептилию не проймешь. — Договориться… — делает препод вид, что задумался. — Да, договориться мы можем. Он ставит бокал вина на столик и подходит к Сереже. Остановившись перед ним, кладет руку на пояс халата. Взгляд Сережи упирается ему в пах. Похолодев, Сережа поднимает глаза, запоздало сообразив, что и работа ртом, и ориентации, и чувственности шутками не были. — Вы же не… — выдавливает он. — Вы не можете. — Могу, — совершенно спокойно пожимает плечами тот. — Уровень ваших знаний меня не удовлетворил. Постарайтесь удовлетворить по-другому — и тогда можно поговорить о пятерке за экзамен. Так что? Сережа потрясенно опускает голову. Взгляд снова утыкается в крупную ладонь, сжимающую пояс халата. В другом месте, в других обстоятельствах, он бы, может, и захотел. Раз с Олегом ничего не вышло, и никогда не выйдет, и вообще Олег в армию ушел… Он бы, может, и смог с кем-то другим. Но не с преподом. Не с этим… Вадимом. — Я не… — начинает Сережа, но осекается: Вадим медленно развязывает пояс. Полы халата расходятся, а под ним — ничего. Сережа закрывает глаза, но все равно увидеть он успел: член, не такой уж и мягкий, бедра в светлых волосках, поджарый живот. Он вдруг осознает, что чужой пах к нему так близко, что достаточно лишь немного наклониться вперед — и он уткнется в него лицом. Все переживания этого дня кажутся ерундой по сравнению с тем, как заходится сердце сейчас, как стучит кровь в ушах. Этого просто не может быть, бьется в голове. Дешевый порнофильм, а не… не его жизнь. — Я не буду, — выдавливает Сережа и порывается встать, но на плечи ему ложатся руки. Он замирает. Горячие ладони держат крепко, большие пальцы будто бы даже поглаживают. Через тонкий свитер прикосновение их ощущается остро, словно по голой коже, а может, это все рецепторы так возбудились, что он чувствует больше, чем нужно. Мурашки бегут от поясницы к шее, и перестает хватать воздуха. — Давай, — негромко говорит Вадим. Уже совсем другим голосом — низким, властным, а не глумливым тоном препода. — За пятерку-то. Пришел же сюда расфуфыренный… Думаешь, я не заметил? Он проводит по голове Сережи, ероша чистые волосы — и зачем только в душ полез, пришел бы к нему грязный и всклоченный… Рука Вадима остается на затылке, и он подталкивает Сережу к своему паху. Зажмурившись, Сережа пытается не дышать. — Вы… вы всерьез?.. — не может он поверить. Сжав его волосы, второй рукой Вадим берет его за челюсть, словно кошку, приподнимает его голову. — Глазки открой, — велит. Сглотнув, Сережа заставляет себя посмотреть на него. Вадим глядит холодно, без тени сочувствия. Давит на челюсть, и Сережа слегка приоткрывает рот. — Делал раньше? — спрашивает Вадим. Сережа находит в себе силы едва мотнуть головой. Он бы хотел. Он бы хотел сделать это Олегу. Он мечтал об этом, ненавидел себя, боролся с собой, но не смог искоренить дурное чувство. Фантазируя, он представлял лишь Олега, никогда — других мужчин. И коснуться чужой плоти… от одной мысли передергивает. Вадим хмыкает: — Ну, учись тогда. Хватит ломаться. Сам согласился, сам пришел. — Я не на это соглашался, — едва слышно отвечает Сережа. Вадим сильнее давит на челюсть. — Куснешь — отсюда уже не выйдешь, — обещает он, и Сережа почему-то верит. Закрывает глаза. Веки дрожат. Все тело дрожит, как желе. И он даже забывает сопротивляться, когда Вадим притягивает его к паху, и в губы утыкается его член. Вздрогнув, Сережа едва давит рвотный рефлекс. Прижимаясь ртом к горячему, еще не вставшему полностью стволу, он невольно хватает Вадима за бедра, едва не падает с края дивана, а тот, сцепив ладони на затылке Сережи в замок, толкается к нему пахом, член его касается губ, щек… Возит лицом по своим причендалам, и Сережа наконец дергается, пытается отстраниться, но руки удерживают его крепко. Все происходит не со мной, судорожно думает Сережа. Член твердеет, упирается ему в лицо. Здоровенный. Сука, какой же он здоровый… головка задевает скулу и оставляет крошечную каплю смазки. Вдруг почувствовав в себе силы, Сережа со всей дури толкает Вадима в бедра, открывает рот, собираясь откусить ему все, что между ног болтается, руки пропадают с затылка — и мир взрывается на миг вспышкой. Сережа хватается за горящую щеку. Звенит в голове. Он же столько раз получал по лицу и не только, а от этой оплеухи все перед глазами плывет… — Просил же: давай по-хорошему, — доносится недовольный голос Вадима сверху. Накрутив волосы Сережи на кулак, он резко дергает, и Сережа от неожиданности вскрикивает. Накрывает вдруг осознанием: он в чужой квартире, где он находится — никому не известно, препод не только накаченный и здоровенный, а еще и бить правильно умеет. Выбьет все зубы, шею свернет… Вырывается из груди позорный всхлип. — Открывай ротик, — елейным тоном произносит Вадим. — И без фокусов. Дрожа, Сережа выполняет. Открывает рот и, зажмурившись, замирает. Нужно просто потерпеть. Если он будет хорошо себя вести, то Вадим его отпустит. И тогда можно будет даже к ментам пойти… нет. К ментам он не пойдет. Они еще хуже с ним поступят, когда узнают. Тогда в деканат… ага, и кому поверят — преподу или первокурснику?.. Надо просто потерпеть. Потерпеть. И пока он пытается успокоиться, в губы ему утыкается член. Проскальзывает головка между едва приоткрытых губ. Челюсть будто спазмом сводит — он никак не может открыть рот шире. И не хочет. Головка упирается в кромку зубов, влажно елозит по слизистой губ. Натянув волосы Сережи до боли, Вадим опять давит ему двумя пальцами на челюсть, и внутри словно что-то щелкает, обмякает, и Сережа послушно открывает рот на всю. Вспоминает, как демонстрировал Олегу: смотри, я кулак могу в рот запихнуть. И действительно запихивал, надеясь впечатлить его своими навыками, Олег восторгался и краснел, и у Сережи язык не поворачивался сказать: я вообще много чего ртом могу, хочешь, покажу? А он ничего не мог и не умел на самом деле, даже не целовался ни разу, потому что хотел лишь с Олегом. А теперь по языку скользит чужой член. Слезы сами прорываются, скатываются по щекам, смешиваются с рвотным рефлексом, и Сережа, давясь, закашливается. Вадим оставляет его рот в покое, только держит за волосы, словно Сережа может убежать. — Ну, ну, — будто бы успокаивает его Вадим, — постарайся без сырости. Впрочем, нет. Плачь. Меня так ты даже больше заводишь. Сережа, пытаясь подавить всхлипывания, поднимает на него взгляд и, заикаясь, просит: — Пож… пожалуйста. Я ни разу… пожалуйста. — Поздно уже отказываться, — тихо говорит Вадим. — Дела надо доводить до конца. Давай, хоть сосать научись, а то с такими когнитивными способностями с высшим образованием у тебя может и не сложиться… И он, опять взяв за челюсть, толкается в рот. Ствол кажется огромным, больше кулака, головка утыкается за щеку, и Вадим легкими движениями бедер вбивается понемногу, рот заполняет его вкус — Сережа понимает это и едва не скручивается от отвращения. Руки его соскальзывают с бедер Вадима. Он бы упал, если бы его не держали за волосы. Не со мной, повторяет он про себя, это происходит не со мной. Член скользит по языку, тычется в небо, и от живота судорогой проходит рвотный рефлекс, он пытается отстраниться, опять уперев ладони в дурацкие крепкие бедра, но Вадим, словно разозлившись, давит пальцами на челюсть и толкается глубже, закупоривает своим членом глотку, Сережа пытается кашлять, давится, мычит, опять проступают слезы — не этот раз не от обиды, а от физического дискомфорта. Горло сжимается, дышать становится нечем. Из последних сил пытается дышать носом, сопит. Горячий член выскальзывает. Согнувшись, Сережа долго кашляет, а Вадим поглаживает член, испачканный слюной Сережи. Подняв заплаканные глаза, Сережа сипит: — Я не смогу. Не умею. — Ладно, — разочарованно отвечает Вадим. В груди Сережи вспыхивает радость: отпустит! Он с облегчением выдыхает, сглатывает, хотя хочется сплюнуть — все еще чужой пряный вкус на языке. Он трет челюсть с обеих сторон, пытаясь отдышаться. А Вадим вдруг берет его подбородок, говорит: — Рот открой и высуни язык. Сережа вздрагивает. — Я же не… — Сам все сделаю, — отмахивается Вадим. Вскочить и бежать, думает Сережа. Оттолкнуть его, дать по яйцам… Вадим тянет его за подбородок к себе, и решительность тает. Закрыв глаза, Сережа выполняет приказ. Опять касается языка головка, мажет смазкой, и ему бы, наверное, это даже могло понравиться — шелковое влажное прикосновение, он бы дотронулся до нее языком, спросил бы: как тебе больше нравится? Направляй меня… Он бы так сделал с кем угодно другим. Удобнее перехватив Сережину челюсть снизу, Вадим сильнее давит головкой, со скользким звуком проводит по своему члену, и даже смотреть не надо, достаточно звуков — отдрачивает быстро и резко, задевает костяшками рот и порой до боли прижимает губу, но хотя бы не проскальзывает так глубоко, как до этого делал, только возит головкой по языку… Хватка его на лице становится крепче, движения — размашистей, язык у Сережи теряет чувствительность от постоянного скольжения гладкой головки, даже смазка уже не такая гадкая на вкус, но стоит на секунду забыться — как в рот бьет сперма. Он мигом отшатывается, кашляет, сплевывает на пол. Содрогается в рвотном спазме. Весь подбородок в слюне, в каплях спермы. Так долго кашляет, что не замечает, как Вадим появляется рядом с ним с бокалом вина. Присев перед Сережей на корточки, смотрит будто бы сочувственно. Протянув бокал, говорит: — На, выпей. На этот раз Сережа не отказывается. Схватив бокал, осушает его в пару глотков, пытаясь смыть терпким красным вином чужой вкус во рту. И только опустив бокал, встречается взглядом с Вадимом. Тот кладет ладонь на колено Сережи и скользит к бедру вверх. Вполголоса произносит: — Ты насосал на два. Ну, на два с половиной. Сережи его слова — как пощечины. Он мигом взвивается на ноги, выпаливает: — Вы… ты с ума сошел! Вадим поднимается за ним следом неторопливо. Лениво говорит: — За пятерку надо потрудиться. Натурал? Секундного промедления Сережи хватает, чтобы Вадим ухмыльнулся: — Так я и думал. Не боись, научу всему. Опять же предлагаю по-хорошему… Следующие мгновения смазываются. Сережа, резко толкнув его, пытается сбежать, но успевает сделать лишь пару шагов, а Вадим хватает его сзади, заламывает руку до крика, швыряет на гребанный алый диван и мигом наваливается сверху. Взвыв, Сережа пихает назад наугад пяткой, локтями, тут же взвизгивает — рука от локтя до плеча взрывается болью. Затихает, потому что кажется, что еще раз дернется — и Вадим точно сломает ему что-нибудь. Тот, удерживая его руку в неестественном положении, наклоняется и шепчет почти на ухо: — Хочешь, свяжу тебя. Нравится? И толкается ему в ягодицы пахом. — Сука, — выдыхает Сережа. — Пусти. Вадим сильнее заламывает руку, и Сережа скулит от боли. — Значит, будем играть в изнасилование, — весело говорит Вадим. Внутри все холодеет. Руки оказываются за спиной крепко связанными махровым поясом халата. Уткнувшись носом в диванные подушки, Сережа все еще пытается сбросить тяжелое тело с себя, но Вадим, усевшись ему на бедра, давит одной рукой между лопаток, а второй лезет под живот, расстегивает джинсы и сдергивает их вниз. Сережа почти не сопротивляется. Не остается сил. С ним бывало плохо, он всегда дрался, кусался, орал, но ни разу его не пытались… слово крутится в голове, но он его до жути боится. Весь сжимается, пытается свести бедра, но между ягодиц все равно проталкивается жесткий палец. Давит на тесно сжатую дырочку. Сереже кажется, что он прямо сейчас проникнет, порвет, но Вадим не торопится. Мнет, а потом резко бьет по ягодице. Сережа вскрикивает. Облокотившись ему на спину, Вадим наклоняется, ищет что-то под диваном, и снова выпрямляется. Буднично говорит: — А сам хотя бы пробовал пальцами? Сережа угрюмо молчит. Слышит, как надрывается фольга, как щелкает крышечка. Тело подводит: начинает крупно дрожать, все мышцы ходуном ходят. Он утыкается лбом в диван, глубоко дышит. Уже не понимает, как сбежать. И зачем это делать. Все равно уже ничего не поможет. Опять скатываются по щекам слезы, падают на алые подушки, и он униженно просит: — Не надо. Вадим, пожалуйста. Ты… ты после этого работать в универе не сможешь. Все силы уходят на длинную фразу. Сережа ложится щекой на подушку и молча глотает слезы. — Да нахер мне этот универ сдался, — задумчиво отвечает Вадим. — Я же ради защиты кандидатской там торчал. На морды ваши смотрел. Защитился — и все, больше ничто меня в этом змеюшнике не держит… Между ягодиц утыкаются пальцы, покрытые латексом. Сережа еще сильнее начинает дрожать, пытается отползти от прикосновения, но Вадим, сидя на нем, крепко держит. Касается ануса, проводит по нему скользко и будто бы утешает: — Расслабься. Тебе понравится. Всем нравилось… И много ты экзаменов так принял, думает про себя Сережа. Все в нем сжимается, мышцы спазмируются, и Вадим, толкая подушечками пальцев, никак не проникнет внутрь. Мелькает надежда: не получится. У него ничего не получится. Слишком туго. Но он давит сильнее, и Сережа слабо вскрикивает. Он пробовал сам. В душе касался дырочки, пока дрочил, подрагивал от новых ощущений, пробовал даже проникнуть немного — но тут же отказывался от этой идеи. Только гладил, лаская себя, и представлял, что будет в душе с Олегом так же развлекаться, когда наконец признается, когда узнает, что все это взаимно. И Олег в первый раз возьмет осторожно, нежно… Пальцы, обтянутые презервативом, протискиваются в отторгающее их нутро, и Сережа всхлипывает, скулит, выгибается в пояснице, пытаясь уйти от прикосновения, вытолкнуть их. — Нравится, — с удовлетворением произносит Вадим. — Давай, повиляй еще жопой… Он вставляет, наверное, на две фаланги, вертит внутри по кругу, вход жжет, ощущение лишнего предмета в заднице доводит до очередного приступа рыданий, и Сережа уже не сдерживается, воет вовсю, заливает диван слезами, ерзает, дергает руками, пытаясь развязать пояс, но ничего не выходит. Вадим имеет его пальцами, пощипывает за ягодицу, вытаскивает под облегченный выдох Сережи — и почти сразу вставляет снова, только уже больше, и мышцы саднят от проникновения. Вадим разводит внутри пальцы, и кажется, что порвет, так неохотно спазмированные мышцы раздвигаются от его усилий, а потом вдруг касается как-то иначе, и на долю секунду внизу живота екает. От взгляда Вадима это не укрывается. — Говорил же, понравится. Не прикидывайся жертвой. Он снова трогает так, что даже мышцы расслабляются. Возбуждения как не было — так и нет, член вялый и едва ли в ближайшие месяцы встанет, но тело уже не сопротивляется проникновению, тело смирилось и расплылось, как желе. Принимает пальцы. Черт с ним, отстраненно думает Сережа. Пусть делает, что хочет. Лишь бы закончил поскорее. Лучше не сопротивляться. Тогда уползет от него без лишних травм, попытается отмыться в душе от унижения, от ужаса, от боли, а потом подкараулит темной ночью и… Господи, Олег, зачем ты в армию ушел. Если бы ты не ушел, ничего бы этого не случилось. Пальцы выскальзывают из него. Сережа смотрит перед собой невидящим взглядом. Вадим натягивает презерватив, ложится на него всем весом, придавливая связанные руки, и у Сережи из легких весь воздух вышибает. Оголенными ягодицами он чувствует его горячий даже через тонкий латекс ствол, чувствует, какой он опять твердый, здоровенный, и вырывается испуганный писк: — Не надо. Порвешь. Пожалуйста, Вадим, я тебя прошу, хочешь, отсосу еще раз… — Херово сосешь, — хмыкает тот. Возится, проезжаясь членом между ягодиц. Приподнявшись на локте, тычется, пристраивается, и Сережа хочет то ли развести ноги — чтобы стало пошире, чтобы было не так больно, то ли наоборот свести в последней попытке сопротивления. Он ничего не успевает сделать. Вадим толкается в него, и Сережа всхлипывает. Мышцы входа жжет, он пытается податься вперед, уползти от проникновения, но лишь утыкается макушкой в подлокотник. Вадим, подсунув руку ему под шею, локтем сжимает горло. Шепчет: — Какой ты узкий. Теперь действительно верю, что даже сам пальчиками не шалил. Выдыхает, протискиваясь глубже, и член его словно разрывает изнутри. Сережа все-таки разводит ноги. Тут же жалеет об этом, потому что Вадим тянет: — А-а, шлюшка. Мечтал раздвинуть ноги, да? Сережа прикусывает его предплечье, так кстати оказавшееся под ртом, и всхлипывает, слезы капают на руки Вадима. Тот, словно еще больше возбудившись от этого, входит в одно движение, и Сережа воет. Вадим протискивает руку под его живот, сжимает мягкий член, немного трет его, но отпускает. Ложится сверху так тесно, что дышать почти нечем, обхватывает обеими руками — за шею, за грудь — и немного выходит, толкается обратно, шумно вдыхает, касаясь носом затылка Сережи. От него жжет, от него много, он тычется словно изнутри живота, от его веса темнеет перед глазами — придавил так, что уж точно не вырваться, спеленал крепкой хваткой. Касаясь при каждом толчке колючим лобком ягодиц, он не торопится, будто назло делает все медленно, чтобы причинить еще больше страданий. Едва ли не урчит от удовольствия: — Хороший… зря не согласился полюбовно… Сережа в резком порыве запрокидывает голову, бьет затылком ему по носу, кажется, и Вадим, зло зарычав, поднимается на одной руке, вторую кладет на голову и утыкает в диван, движения его бедер становятся размашистыми. Он выходит в одно движение под всхлип Сережи, хватает его за плечи и запросто, как куклу, перекидывает грудью через спинку дивана. Встав на коленях сзади, опять входит — сука, как же жжет, как же больно! — и уже без лишних слов трахает, бьет хлестко по заднице ладонью, и от каждого удара Сережа взвизгивает. Кожа горит от шлепков. Колени скользят по дивану, и Вадим подталкивает его ближе к спинке, втрахивает в нее каждым толчком. Входит глубоко — и замирает. Сводит ягодицы Сережи плотнее, ерзает внутри круговыми движениями. Спускает руку и бесцеремонно сжимает яйца, опять лезет к члену, ведет по внутренней поверхности бедер, ощупывает, будто скот. Будто свою собственность. От облапываний перетряхивает, Сережа сводит лопатки, опять пытаясь высвободить руки, но стоит Вадиму опять начать трахать — как Сережа стихает. Терпит. Падает слезинка на пол, на светлый ламинат, а может, даже и паркет, и ему становится настолько жалко себя, что он весь вновь обмякает. Вадим резкими движениями берет его с все нарастающей скоростью, выходит, стягивает презерватив. Отведя ягодицу Сережи в сторону, Вадим вжимает головку в растраханную дырочку, и в нее бьет сперма, стекает обжигающими каплями по промежности, падает на бедра. Тяжело выдохнув, Вадим слезает с дивана. Сережа еще пару мгновений не двигается, а потом медленно опускается на пятки, оглядывается. Вадим из горла бутылки глотает вино. Поймав взгляд Сережи, хрипло говорит: — Бля. Прости. Сереже кажется, что он ослышался. Прости? Прости?! А Вадим подходит к нему, и Сережа невольно съеживается, ожидая удара, но Вадим только развязывает ему руки, говоря: — Ты не думай, что я спал и мечтал поиграть в злую училку. Так вышло. Тебе такси вызвать? — Такси?.. — севшим голосом переспрашивает Сережа. Потирает запястья. От пояса халата остались ссадины — натер, пока дергался. Вадим, взяв его зачетку с подлокотника, отходит к низкому столику. Дрожащими руками Сережа натягивает трусы, стыдливо пытаясь промокнуть ими следы спермы, кое-как застегивает джинсы. Сердце стучит до боли в груди, ребра даже содрогаются, кажется, от его ударов. Он на ватных коленях идет в коридор. Куртка. Ботинки. Срочно уйти, пока ему еще что-нибудь в голову не взбрело. Он даже не зашнуровывает обувь. Начинает шарить по двери в поисках замка, кое-как поворачивает вертушку. — Эй, — зовет его Вадим, и Сережа вздрагивает. — Зачетку забыл. Удачи с красным дипломом. Он протягивает Сереже синюю книжечку. Ожидая подвоха, Сережа прижимается лопатками к двери. Вадим приближается к нему и сует зачетку в карман. Смотрит внимательно. Повторяет: — Так вышло. Ну… тебе все равно бы однажды пришлось с кем-то впервые. Шарф, — напоминает он. У Сережи так дрожат руки, что Вадиму приходится самому намотать ему шарф на горло. Лучше бы и придушил им… Из памяти выскальзывает, как он оказался в подъезде, как вышел на улицу. Словно бы вот стоял перед Вадимом, который притворялся, что все произошедшее — в порядке вещей, досадная случайность, а вот уже бредет к общаге на подкашивающихся ногах. Первая мысль — позвонить Олегу и разрыдаться в трубку — мелькает в голове и тут же пропадает. Во-первых, телефон срочникам выдают по расписанию, и сейчас Олег едва ли ответит ему, а во-вторых… стыдно. Он никогда ему не расскажет. Слишком позорно. В общаге он забивается в душ. Думает, что найдет на нижнем белье кровь, но там — только засохшая сперма. Все еще саднит между ягодиц от прикосновений, все еще ноет челюсть, а в остальном — пустота. Он больше ничего не чувствует. Полное опустошение. Словно его в подворотне по голове ударили и оглушили, а не в квартире на алом диване… он спотыкается о собственные мысли. И стоя под слабым напором горячей воды из лейки душа, надеется, что эта пустота и останется, и ничто не придет на ее место.