выстрелы в молоко

131 — оладик, PG-13 — В болезни и здравии, — мрачно говорит Вадим, присаживаясь напротив Олега за обеденный стол и подавая зажигалку. — Я знаю, мы с тобой не всегда ладили, но раз с тобой случилась беда… Олег исподлобья смотрит на него, но зажигалку берет. Прикусив сигарету, щелкает колесиком и закуривает. Вадим лыбится совершенно возмутительно, уже не в силах удерживать на лице скорбную мину. Олег глубоко затягивается и запрокидывает голову вверх, вопрошая у неба, точнее, у натяжного потолка, за что в его жизни появился такой скоморох, за какие тяжелые грехи. Вадим продолжает развлекаться. Вечером, привалившись к плечу Олега, устраивается на диване удобнее. Берет за руку и, понизив голос, говорит: — В радости и горести, Олег. В… э… смерти и… — Уверен, там такого нет, — ворчит Олег, старательно сдерживаясь, чтобы не послать его. Вадим, пошарив рукой в кармане треников, выуживает проволочку от бутылки шампанского и, свернув ее в кольцо, надевает Олегу на палец поверх гипса. Олег, зарычав, отталкивает его и уходит в другую комнату. Свинчивает с гипса проволочку и закидывает ее в угол — пусть Вадим, здоровый и жизнерадостный, глумящийся над травмированным человеком, и убирает. Спокойствие длится недолго. Вадим настигает его к ночи и, сложив средний и указательный пальцы, делает манящие движения. Олег цедит: — Эти я не сломал. — Да, но если ты попытаешься использовать их по назначению, то ткнешь гипсом мне в жопу, — радостно говорит Вадим и заливается смехом. Олег, выйдя из себя, остервенело хватает подушку и бьет его, пока Вадим, задыхаясь от смеха, не начинает просить пощады. На следующее утро Вадим меняет пластинку. — Как же эпично ты летел, — мечтательно говорит он. — Если бы я так полетел, я бы сломал, не знаю, шею. — Завали, — цедит Олег. — Но ты уникальный, — продолжает Вадим, словно не услышав. — Вот помнишь, в тебя в упор стреляли, и пистолет дал осечку? Будь там кто-то другой — точно бы труп. А ты… — А я ухитрился сломать палец на руке, поскользнувшись, — взбеленившись, рявкает Олег. — Доволен? Упал как кретин и сломал палец на руке! На руке! Ха-ха! Очень смешно! Вадим ржет. Олег, шумно выдохнув, хватает свою кружку и идет курить на балкон. Ему не смешно. Он в бешенстве. Всегда от пуль уходил, в драках ему ни разу ничего не ломали (нос в школе не в счет), но стоило пройти по покрытому льдом Петербургу от крыльца бара до такси — и пожалуйста, минус палец. Опух и угрожающе покраснел. Сам бы прошел, но Вадим не к месту включил режим наседки и потащил в травмпункт, где Олегу от души навалили гипса. Отек уже немного спал, и завтра, наверное, можно будет стянуть гипс, как напалечник, и тогда у Вадима не останется поводов шутить. Почти неслышно приоткрывается дверь балкона. Вадим, проскользнув, ежится и тут же приклеивается к Олегу сзади, обнимает за талию. — Б-р-р. Простудишься. Прикинь, подхватишь воспаление легких, покурив на балконе? Олег едва не орет — настолько его доводит очередная шутка. — Ну тихо, тихо, — бормочет Вадим и обнимает теснее, словно связывая. — Больше не буду. — Целует за ухом. — Я же все понимаю. Ты просто испугался, что я сделаю тебе предложение, и заблаговременно сломал безымянный палец, ты вовсе не случайно навернулся, а все продумал… Олег стонет — никакого спасения от машины шуток уровня КВН. Вадим, потершись холодной щекой о плечо Олега, клюет его губами в шею. — Я пошутил, — шепчет он. — Я и так понял, — вздыхает Олег. — Ну упал и упал, с кем не бывает… а предложение в силе. — Какое? — воет Олег. — То самое. Которое в радости и горести. Олег шеей чувствует, как Вадим улыбается. Ставит кружку на заснеженный подоконник и, выпутавшись из объятий, поворачивается к Вадиму лицом. Хмурится. А Вадим чуть улыбается, смотрит лукаво. — Ты невыносим, — говорит Олег. — Я тоже тебя люблю, — легко отвечает Вадим. — Так что? Ты бы согласился? Олег, изогнув бровь, облокачивается на подоконник, и запоздало слышит, как соскальзывает с него кружка и летит к земле. А Вадим все с той же полуулыбкой смотрит в глаза, словно знает ответ. * 132 — оладик, NC-17 Насколько Вадим привык к наготе — но Волков, совершенно голый, почему-то его шокирует. Волков, заноза в заднице, вечно закатывающий глаза в ответ на подначки, огрызающийся и откровенно вредный, западает Вадиму в душу, отпечатывается на сетчатке глаз. Он заходит в общую душевую, когда Вадим уже одевается, и снимает одежду буднично, последний ее элемент вешает на крючок ровно в тот момент, когда Вадим оборачивается к нему, садясь на табурет, чтобы зашнуровать берцы, и обнаженная натура бьет прямиком в сердце. Вадим смотрит на него, словно впервые увидев. Нет, он понимал, что под броником у Волкова широкая грудь, кубики пресса и умопомрачительно длинные ноги, но чтобы вот так… Грудь оказывается еще и почти безволосой, зато по бедрам бегут темные волосы и курчавятся у паха, поднимаются дорожкой к животу. И член. Даже в расслабленном состоянии солидный. — Ты пялишься? — спрашивает Волков, словно это не очевидно. — Больно надо, — ворчит Вадим, рывком затягивает шнурки и завязывает бантик. — Мог бы подождать, пока я выйду. — Вот еще, — хмыкает Волков и подходит к лейке душа, включает воду. Уходя, Вадим смотрит на него. Пытается за пару нарочито вальяжных шагов разглядеть и партак на сильной спине, и крепкую задницу. Пульс у него подскакивает. Что с ним творится — Вадим не понимает. Волков его бесил, доводил до белого каления, Волкову хотелось врезать, когда он снисходительно улыбался и душнил, а сейчас хочется ему еще и отдрочить. Вечером Вадим вяло огрызается на его слова о том, что не так уж они сильно упахались, чтобы Вадим отлынивал от трудовой повинности в виде мытья котелков, и отправляется на свою койку таращиться в потолок. Волков вскоре ложится где-то рядом, и вот его точно не мучают непристойные видения. Вадим до одури хочет еще раз столкнуться с ним в душе, подманить поближе, взять член в кулак, а потом и в рот. Желание зудит во всем теле, и Вадим тихонько уходит в сортир подрочить, представляя, как кончает Волкову на задницу. Это продолжается целую вечность — дня три. Вадим смотрит на Волкова и из головы вылетают все заготовленные скабрезности и изощренные оскорбления, а Волков, злорадно улыбаясь, спрашивает: что, язык в жопу засунул? Угу, про себя отвечает Вадим, тебе. Тебе в жопу. Потом они снимаются с места, становится не до обмена мелкими издевками, а когда возвращаются в казарму, опять накатывает: Волков, голый Волков. Вадим, разозлившись, следит за ним и идет в душевую следом, подождав положенные десять минут. Открывает дверь с ноги, и Волков, голый по пояс, в одних брюках, вздрагивает от неожиданности. Вадим, мрачно глянув на него, словно на скорость снимает с себя все, а Волков медленно, чересчур медленно вдевает ремень в шлевки брюк и будто забывает, как его следует застегивать. Стоя перед ним голым, Вадим ухмыляется: — Нравится? Стоит обнаженным, расправив плечи, и от одного вида ошеломленного Волкова начинает привставать. — Неплохая форма, — бросает Волков, наконец очнувшись, и, быстро надев футболку, хватает куртку, вихрем проносится мимо и хлопает напоследок дверью. Вадим в удовольствии себе не отказывает — полирует член кулаком под шум воды и представляет, как Волков кусает губы и места себе не находит. И его почти не удивляет, что Волков ночью, встав с койки, проходит мимо Вадима, хотя к двери есть путь покороче. Не касается, ничего не шепчет, но Вадим, полежав еще с минуту, поднимается и идет следом. Успевает заметить Волкова в коридоре. Тот, не обернувшись, заходит в сортир. Дверь не запирает. Вадим шагает за ним, торопливо дергает задвижку. Волков ждет, прислонившись к раковине, вскидывает на него взгляд, тут же опускает глаза вниз, к ширинке, и Вадим сносит его собой, вжимает в стену, проскальзывает в уже расстегнутые брюки ладонью, а Волков пару секунд возится с ширинкой — и тоже обхватывает член. Из звуков — лишь шорох ткани и шумное дыхание, да свист ветра за худым окном. Вадим обжигается о Волкова, о его твердый член, второй рукой нервно шарит по телу, ощупывает, словно обыскивая, и прижимается щекой к его щеке. Выдох Волкова опаляет ухо. Вадим судорожно отдрачивает ему, будто нет ничего важнее, чем заставить его кончить, сам себя взвинчивает, опять мелькает дурная мысль — прямо тут бы на колени встать и отсосать, но лишь глубоко втягивает воздух, прижимаясь кончиком носа к виску Волкова. Стоять становится тяжко, и Вадим упирается лбом в стену над плечом Волкова. Тот проскальзывает ладонью под футболку Вадима, стискивает талию, и от простого прикосновения ведет еще сильнее, чем от интимных. Пожар, разгоревшийся внутри, поглощает, и Вадим, сипло выдохнув, кончает в кулак Волкова, содрогается в мышечном спазме. На автомате продолжает движения рукой — и Волков, вцепившись в него уже обеими руками, пачкая футболку спермой, дрожит в ответ. Закрыв глаза, Вадим отпускает его член, встряхивает ладонь, отведя в сторону, и упирается ею в стену. Обнимает одной рукой. Оба пытаются отдышаться, словно бежали кросс. Вадим приходит в себя первым. Отталкивается от стены, отступает к противоположной. Смотрит на Волкова, поправляя штаны, Волков — взгляда не отводит. Он, наверное, тоже понятия не имеет, что произошло и к чему это приведет. И расстаются так же без слов, как и договорились о встрече. У Вадима еще долго гудит в висках, сон не идет, и судя по тому, как Волков беспокойно ворочается — ему тоже сложно переварить случившееся. Но Вадим не жалеет, нет. Даже надеется повторить. * 133 — оладик, R — Я кошек не люблю, — говорит Олег, впервые оказавшись дома у Вадима. Вадим, встретив его с котом, уютно устроившимся на руках, поднимает бровь и раздумывает, не отправить ли совершенно обнаглевшего Волкова восвояси. Кот игнорирует заявление начисто и умильно тычется носом Вадиму в шею. — Это не кошка, — говорит наконец Вадим. — Это кот. Разувайся, проходи, чего встал. Покосившись на кота, Олег стаскивает кроссовки. Пока они сидят за столом и делают на распечатанной черно-белой карте пометки двумя маркерами, кот кружит мимо стульев, с подозрением принюхивается к Олегу, а потом теряет интерес и запрыгивает на подоконник наблюдать за птичками. Олег, кинув на него взгляд, бурчит: — Не знал, что ты кошатник. — Да ты вообще мало что обо мне знаешь, — хмыкает Вадим. — Серьезно? — мельком улыбается Олег, подняв на него взгляд. Ладно. Кое о чем он все-таки в курсе. Не то чтобы они особо пускали друг друга в свои жизни. Встречу дома, а не в отеле, Вадим назначил лишь ради экономии времени — не хотелось катить через полгорода ради пары часов работы, да и казенные кровати ему приелись. Приоткрыл душу, называется, кошек он не любит… Закончив с планированием операции, Олег спрашивает: — Ну, я пошел? Вадим складывает карту пополам и кладет на нее маркеры. Ухмыляется: — Далеко собрался? И наступает на ногу Олега под столом. Тот опять вспыхивает мимолетной улыбкой, и Вадим тянется к нему, берет колючее лицо в ладони, целует, а Олег, будто лишь этого и дожидался, стискивает его запястья, не отпуская, и целуются они так, что до спальни терпеть невмоготу, Вадим раздевает Олега на ходу, роняя его одежду на пол, и толкает его в постель уже голого, сам наскоро сбрасывает футболку — и к нему. Олег, в одно движение перекатив его на спину, проворно освобождает от джинсов, и горячая кожа его — упоительна, волосы встают дыбом и на загривке, и на бедрах, все тело мурашками покрывается. Олег спускается поцелуями к шее, к груди, длинно проводит языком по татуировке, пальцами щекотно упирается в подмышку. Вадим толком не успевает им насладиться — а Олег уже трется щекой о член, плавно тянет нижнее белье за резинку вниз, и от горячего его рта Вадим стонет. Приподнявшись на локтях, жадно смотрит, как Олег, прикрыв глаза, держит член одной рукой и медленно насаживается на головку, словно не изучил еще давным-давно ее во всех подробностях, и в горле что-то стискивается, дышать становится сложно. Вадим хватает ртом воздух. Красиво, бьется в голове, красиво — и никаких больше мыслей. Олег, словно почуяв, вскидывает взгляд. Замирает с членом во рту, и Вадим падает затылком на подушку — сердцу может плохо стать от того, как его с ума сводит Олег. Все кончается быстро — они привыкли наскоро, тайком, и избавиться от этой привычки не так-то просто. Олег уходит в коридор, собирает одежду, возвращается и обвиняет: — Все в шерсти! Кот, заглянув в комнату, коротко мяукает, не испытывая ни малейшего раскаяния. — Да ладно тебе, незаметно, — притворно успокаивает Вадим. — Белое на черном — незаметно? — возмущается Олег. Встряхивает футболку и джинсы, ворча, одевается, а Вадим сидит голый на краю постели, смотрит на него, как он затягивает ремень, как стряхивает с груди шерстинку. Глупый рыже-белый кот трется о ноги Олега, оставляя еще больше шерсти. — Он тебя утепляет, — улыбается Вадим. — Чтобы не замерз. — Очень заботливо, — фыркает Олег. — Премного благодарен. Закрыв за Олегом дверь, Вадим наклоняется, и кот мигом забирается на руки. Хороший он. Ласковый. Кот, в смысле. Хотя Олег — тоже, пока рот не открывает. Погладив кота между ушей, Вадим спрашивает: — Понравился он тебе? Мне тоже нравится. Зря я это, конечно… Кот, повозившись, выскальзывает из рук. Вадим ставит чайник и сыпет растворимый кофе в кружку. От кота на неделю уезжать жалко. Но зато это будет неделя с Олегом. И денег заработают. Кот, зайдя на кухню, вопросительно мявкает, словно не поняв, куда пропал второй человек, и Вадим вздыхает: — Тоже не знаю, почему не предложил ему остаться. Может, в следующий раз. Но в следующий раз Олег зовет к себе — и сам не отпускает до утра. * 134 — оладик, PG-13 Вадим обнимает и целует так нежно, что у Олега по всему телу расплывается тепло. Пальцы Вадима гладят по щекам, губы — мягче сахарной ваты, и так таять от простого поцелуя попросту невозможно, и все же, смотрите-ка — все мышцы плавятся, и Олег ищет опору, но Вадим удерживает его. — Ты что? — тихо спрашивает он и проводит по спине ладонью. — Ничего, — едва слышно отвечает Олег. — Поцелуй еще. Слова слетают с губ так просто, и он даже не помнит, как все началось — слово за слово, словно разговор о погоде, и Вадим, угадав его мысли, его тайное желание, притянул к себе и коснулся поцелуем, и все разом стало так правильно. От близости становится жарко, бежит по спине испарина, теряется смутное понимание времени и пространства, остается лишь одно — пусть это продолжится вечность. Мерещатся голоса на фоне, а потом... Нет, не мерещатся. Сон уплывает, оставив лишь пустоту в груди и туманное ощущение, что все ведь было так хорошо, нужно закрыть глаза — и еще побыть там, во сне. Но через вжикнувшую молнией дверь палатки врывается жгучее солнце, шум, недовольное: — Волков, буэнос диас. Приподнявшись на локтях, Олег смотрит в хмурое лицо не выспавшейся Родригез. Рывком встает, выходит на свет. Вадим, пнув пустой котелок, вполголоса ругается: вода теплая и на вкус мерзкая, еще и Поварешкин решил, что он в санатории, и продрых аж четыре часа... Олег смотрит на него, и сон почти забывается. Обернувшись, Вадим бурчит: — Чего уставился? — Котелок еще раз пнешь — я тебе его на голову нахлобучу, — мрачно говорит Олег. Идет мимо него к баклашке с водой — а ему нравится, что теплая, ее после короткого сна в лицо плеснуть приятно... На плечо ложится рука, и внутри на миг оживает сновидение, всколыхнувшись от прикосновения. — Не рычи, Поварешкин, — миролюбиво говорит Вадим, — сваргань поесть? Олег опять смотрит на него слишком долго. Не мог быть поцелуй мягким — щетина колючая, губы узкие, жесткие. А прикосновение... да, могло бы быть именно таким. — Сварганю, — тихо отвечает Олег. Вадим улыбается. От сна ничего не остается — только едва уловимое желание целоваться, хотя бы ощутить объятия, и на привычные подколки Олег почти не отвечает, словно за четыре часа сна между ними что-то изменилось. * 135 — дракоразум, инцидент в ресторане, NC-17 — Вадим, ты оборзел? — вкрадчиво спрашивает Сережа, едва официант, разлив вино по бокалам, отходит от их столика. — А что не так? — невозмутимо отвечает Вадим и продолжает под столом наглаживать ногу Сережи своею. Не то чтобы это неприятно. Нет, Вадим в белоснежной рубашке, с рубиновым галстуком, начисто выбритый, Сережу заводит, и он рассчитывал, что их ужин плавно продолжится дома, но… — Но ты в курсе, что скатерти здесь не до пола? — интересуется Сережа. — Ага. Заметил. Вадим убирает ногу, берет бокал вина. Облокотившись на стол, подается к Сереже и тянется к его бокалу своим. Но не касается хрустального бока, ждет, пока Сережа поднимет свой за тонкую ножку и сам дотронется с мелодичным звоном. У Вадима, наверное, очень длинные руки, потому что под столом он добирается ладонью до колена Сережи. От возмущения Сережа едва не давится вином. Выгибает бровь и смотрит так выразительно, что Вадим, коротко засмеявшись, убирает руки и откидывается на спинку кресла. Осушив бокал до дна, он, склонив голову набок, беззастенчиво разглядывает Сережу. Тихо говорит: — Я не сразу сниму с тебя галстук. Сначала хочу намотать его на кулак, притянуть к себе… а может, и к ширинке, — нахально улыбается он. Их при желании наверняка смогут услышать другие гости ресторана — но мысль, едва мелькнув, сразу же растворяется. Сережа смотрит Вадиму в глаза, и по телу бегут мурашки от его уверенности. Все уже спланировал. Где и в каких позах. Хоть Сережа и привык все контролировать, подчиняться ему даже нравится. Поболтав последний глоток вина в бокале, он ставит его на стол. — Вот как? — негромко отвечает. — А что еще ты сделаешь? — Предложу тебе перед салатом посетить уборную, — мимолетно ухмыляется Вадим. — Испорчу тебе прическу. Сережа машинально проводит по волосам — нет у него никакой прически, сами так лежат… — Потом вернемся, выпьем вина… — продолжает Вадим. — И ты будешь думать лишь о том, когда уже можно уйти. — Ты недооцениваешь мою страсть к вкусной еде, — хмыкает Сережа. Но мысли — мысли действительно уже только о том, как потрогать ширинку Вадима, ощутить, что он возбудился от своих же слов. Хочется провести кончиком языка по его гладкой квадратной челюсти, прижаться всем телом и медленно скользить ладонью по рельефной груди и твердому животу через ткань рубашки. Его, наверное, выдает лицо, или остановившийся взгляд, потому что Вадим говорит: — Так что, я пошел? Оставлю пиджак, чтобы официанты не подумали, что мы просто глотнули вина и сбежали. Присоединяйся. И он, встав, действительно снимает пиджак и вешает на спинку стула. Сережа следит, как он уходит к уборным. Бросает взгляд на оставшееся в бокале вино, быстро выпивает и, поднявшись, идет за Вадимом. Мужской туалет не закрыт. Сережа торопливо шагает в дверь, запирает ее, глядя на Вадима — ждет, прислонившись боком к раковине в тесной уборной. Как только щелкает задвижка, Вадим сразу же обхватывает его лицо ладонями, жадно, мокро целует, слизывая вкус вина с губ, и Сережа касается его горячей талии, спины, кладет ладони на ягодицы. Вадим вжимает его в дверь, прикусив губу, и исследует руками тело. Ни к чему не обязывающие поцелуи и обжимания у них уже были. Все подошло к тому, что это свидание закончится в постели, но чтобы в уборной… Сережа первым расстегивает ширинку Вадима, проскальзывает ладонью, сжимает член через нижнее белье. Шумно выдохнув, Вадим шепчет: — Я же пошутил. На слабо тебя брал. — Ты что, сдаешься? — шепчет Сережа в ответ. Судя по тому, что он ощущает ладонью, — пути назад нет. Вадим, опершись локтем о дверь, коротко целует — делает вдох — снова целует, пока Сережа массирует его член, все еще через тесные белые боксеры. У самого встает, но он еще может сдерживаться, а Вадим — плывет. Сережа торопливо приспускает его брюки, оттягивает резинку боксеров, мешает рубашка. Но пока Вадим лишь целует его — губы, щеки, мочку уха — Сережа держит себя в руках, точнее, держит его одежду руками, чтобы ничего не испачкать. Обхватывает уже крепкий член, ласкает торопливо, со знанием дела, и Вадим прикусывает его шею над воротничком рубашки. От стиснувших тонкую кожу зубов по всему телу проходит разряд. Сереже хочется опустить голову и посмотреть на его член — он его лишь пару раз ощущал бедром во время прощальных поцелуев украдкой, ладонью — когда они слишком долго целовались в машине, и рука сама собой соскальзывала с бедра выше. Он хочет увидеть его, не только почувствовать. Но Вадим так целует, что даже взгляд не скосить. И приходится на ощупь. Толстый, с гладкой нежной головкой, с венами… Он полирует его кулаком и сжимает другой рукой рубашку Вадима, задранную почти к груди, ускоряется — и бьет в ладонь горячая сперма. Вадим едва слышно стонет, лезет языком в ухо. Сережа, толкнув его коленом в бедро, тянется к бумажным полотенцам. Не хватало еще обоим заляпаться. Отступив на шаг, Вадим ошалело смотрит на него и не отводит взгляда, пока Сережа вытирает свои руки и его член. — Не хочешь помочь? — ехидно спрашивает Сережа. — Не. Я тебе доверяю, — хрипло говорит Вадим. Взгляд его все-таки падает вниз — к выделившемуся под тканью брюк члену. Но Сережа чутко ощущает время. Коротко мотнув головой, застегивает ширинку Вадиму и заправляет в брюки рубашку. Почему-то это кажется интимнее, чем то, что случилось сейчас. — Иди, — говорит Сережа. — Продолжим после ужина. Вадим мажет губами по его щеке напоследок и вываливается из уборной. Вымыв руки, Сережа сжимает кулак так сильно, что ногти впиваются в мякоть ладони. Выдыхает. Идет следом. Вадим уже разлил из бутылки вино по бокалам, и Сережа, едва сев, выпивает свой залпом. Нарочито весело говорит: — Ого, салат уже принесли, пока мы руки мыли. — Отличное обслуживание, — кивает Вадим. Сережа все еще на взводе. И вправду — кусок в горло не лезет, думает лишь о том, как поскорее оказаться на заднем сидении такси и изнывать, что дорога до дома слишком долгая. А Вадим бодро уплетает салат, запивая вином, и внаглую опять наглаживает лодыжку Сережи своею под столом. Горячее Сережа не доедает, а от заказа десерта и вовсе отказывается. И оказавшись с Вадимом у него дома, разрешает ему сделать все, что он хотел, и даже больше. * 136 — оладик, PG-13 Вадим даже пританцовывает. Голый по пояс, в фартуке, с лопаткой в одной руке, танцует и едва слышно подпевает своей любимой сладкоголосой певице, совсем не замечая, что Олег давно проснулся и стоит в дверях кухни, тайком наблюдая. Он такой счастливый, поражается Олег. Совсем ничего от угрюмости, которая мелькала в их первые скомканные встречи, никакого нервяка, преследовавшего, когда Олег заканчивал с делами, не посвящая его не то что в детали — даже в общих чертах не обрисовал, что нужно забрать вещи, разойтись по-человечески, а не врагами, прежде чем переехать к другому — к нему, Вадиму... Вадим склоняется над сковородой и ловко перекладывает очередной блинчик на стопку в тарелке. Наверное, взгляд Олега становится столь пристальным, что прожигает дыру между лопаток, потому что Вадим, дернув плечом, оборачивается. Увидев Олега, развязно улыбается: — И давно ты подглядываешь? — Пару минут, — отвечает Олег с улыбкой. — Запоминал танцевальные движения. Фыркнув, Вадим сдвигает сковородку с горячего спота плиты и игриво ведет плечами, мягко подходит, словно вальсируя, и останавливается за полшага до Олега. А Олег — как и во всем — делает свои полшага навстречу, касается его губ и кладет подбородок на плечо. На столе еще полмиски теста, и судя по высоте блинной пирамиды — Вадим уже час точно кружит. Вадим обнимает его за талию и касается губами шеи. Шепчет: — Я рассчитывал, что ты будешь готовить. — То есть преследовал свой корыстный интерес, а великая любовь — только предлог? — тихо отвечает Олег, оставляя поцелуй на голом плече. — Конечно. Я вообще по жизни корыстный. Начинает играть другая песня, и Вадим, не отпуская талию Олега, плавно покачивается в такт. — Но, — мягко продолжает он, — я не против, если ты будешь просто вдохновлять, создавать красоту и уют. — Нет уж, лучше готовить, — хмыкает Олег. Вадим, теплый, пахнущий ванильным сахаром, беззастенчиво прижимается, трется, и Олег тоже ощущает себя счастливым. * 137 — оладик, NC-17 — У тебя есть фетиши? — вдруг спрашивает Олег. Вадим в изумлении поднимает на него взгляд от книги. Олег загораживается телефоном и чуть прищуривается, словно хочет мысли прочитать. В голове, как назло, воцаряется пустота. Они сидят в гостиной по разным углам дивана, вытянув ноги, сталкиваясь коленями, и Олег то и дело пытается удобнее устроить стопу на бедре Вадима. Отдыхают каждый по-своему и молчат, потому вопрос Олега застает врасплох. — Ты что там такое интересное читаешь, Волков? — вполголоса отвечает Вадим. — Ничего, — едва заметно пожимает Олег плечами и продолжает внимательно смотреть. — Так что? Вадим, нахмурившись, скользит по нему взглядом — по расслабленной позе в целом, по длинным ногам в частности. Не находится, что ответить, и ворчит: — Жопа твоя — мой фетиш. — Это не фетиш, — улыбается Олег. — Это банальность. — Выключай психолога, — окончательно тушуется Вадим и задумывается. Олег больше ничего не спрашивает, только порой посматривает украдкой и едва заметно изгибаются его губы в полуулыбке. Ночью Вадим исследует свои фетиши. Уложив Олега на живот, ведет ладонью от его загривка по позвоночнику вниз, любуясь, как зачарованный, сильной спиной в чернильных росчерках, гладит ягодицы — крепкие, мускулистые, рука так и тянется сжать, шлепнуть, а потом — лизнуть там, где обожгло, и, обманув лаской, прикусить. Олег шумно выдыхает от прикосновений. После короткой возни с поцелуями и тесными объятиями у Вадима уже стоит, срывается с головки смазка на бедра Олега, но он не торопится — торопиться им больше не нужно. Проводит ладонями до ямочек под коленом, по икрам, по стопам, постепенно перемещаясь вдоль тела Олега. Сев на пятки за ним, Вадим обхватывает его лодыжки, сгибает его ноги и целует косточку над сводом стопы, а потом — скользит губами по краю ступни. И непонятно, фетиш или просто возбуждение, но ноги Олега хочется целовать до самых кончиков пальцев. Вадим себе не отказывает: трется щекой об узкую длинную ступню, прикусывает подушечки пальцев, проводит по ним кончиком языка. А потом, чуть придвинувшись ближе, немного разгибает ноги Олега и сводит их, сжимая свой член между голеней. Олег, коротко и громко выдохнув, оглядывается на него из-за плеча, скользит словно растерянным взглядом, пока Вадим мерно прокатывает член между его ног. Уронив голову на скрещенные предплечья, Олег больше не смотрит, зато Вадим — разглядывает: изгиб позвоночника, ложбинку между ягодиц, бедра. От покорности Олега его мажет. И лодыжки у него — невероятные, красивые, изящные… Отпустив его ноги, Вадим нависает над ним, плавно подтягивается выше, проводя членом по бедрам и оставляя след смазки на коже, толкается между — под яйцами, дразнит, упираясь во вход, и каждая мышца спазмируется от тянущего возбуждения. Олег, напрягшись, сводит лопатки, и Вадим, навалившись на него всем телом, прикусывает его загривок. Олег, приподнявшись, толкается ягодицами к члену. Он ложится между полукружьями привычно, трется о сухую еще кожу — увлекшись ногами, Вадим все еще не вылизал его, хотя всегда хочется провести языком, оставить полоски слюны и скользить членом, не проникая, раззадоривая обоих. Жадно вдохнув запах волос Олега, Вадим резко отстраняется, перекатывает его на спину, ловит удивленный взгляд — а, думал, по привычной программе? Нет, сегодня мы фетиши исследуем… И Вадим, перекинув ногу через талию Олега, нависает на ним, направляет член между грудных мышц, прижимает ладонью. Касается головкой соска, и Олег вздрагивает — да, чувствительные… Вадим мажет головкой то по одному, то по другому, и Олег царапает его бедра, ставит волосы дыбом, бегут мурашки. А потом Вадим, подобравшись повыше, скользит ладонью к его затылку, приподнимает голову Олега и входит ему в рот — приоткрытый, жадный. В груди что-то сжимается, слетает свинцовым шаром в пах. Олег часто и шумно дышит носом, пока Вадим толкается ему за щеку, пока дуреет от языка, старательно скользящего по головке, и Вадим, и так едва сдерживавшийся, ускоряется, толкается ему в рот, не отрывает взгляда от лица Олега — ресницы прикрытых глаз подрагивают, губы растянулись вокруг члена, и до сих пор кажется удивительным, как этот маленький, вредный и ехидный рот принимает крупный ствол. Сжав волосы Олега между пальцев, Вадим задыхается, вместе с сиплым стоном стреляет сперма, он едва успевает отстраниться — и она белесо стекает по подбородку Олега. Он, приоткрыв глаза, поднимает взгляд к Вадиму — и от темных глаз его снова по телу бежит электричество, и хочется еще, хочется больше, хочется, чтобы он весь напрягся в оргазме, зарычал глухо. Вадим наклоняется и грязно проводит языком по чуть колючему подбородку, слизывая свою сперму, тут же проникает языком Олегу в рот. А потом, перекатившись, чтобы Олег оседлал его, Вадим шепчет: — Ты — мой фетиш. Весь, целиком. Олег мимолетно улыбается. Даже не догадывается, наверное, какой он красивый, какой он горячий, как в нем все идеально и гармонично — талия в ладонях Вадима, широкая грудь без единой жиринки, твердый, как доска, живот, сильные ноги и глаза, на дне которых словно всегда таится недосказанность, и ее нужно прочитать, разгадать, к такому никогда не привыкнешь, так и будешь бежать, охотиться, познавать. Олег легко касается кончиками пальцев груди Вадима и тихо говорит: — У меня, кажется, та же история с тобой. И, приподнявшись, позволяет Вадиму направить в него член, прикусывает губу, насаживаясь, и начинает двигаться. * 138 — оладик, NC-17 Вадим не церемонится — снимает рывком нижнее белье еще на подходе к постели, наваливается на Олега сверху, покрывает его всего короткими поцелуями-укусами — и губы, и шею, и плечи, дотянуться хочется до всего, лезет ладонью между телами, даже не лаская — ощупывая. Олег, рвано выдохнув, вдруг с силой прижимает его к себе, почти лишая возможности шевелиться, и кладет голову в изгиб шеи каким-то странным, нежным и уютным движением. Вадим, затихнув, обнимает его в ответ, прижимается губами к уху. — Ты чего? — вполголоса спрашивает. — Ничего, — будто бы сердито отвечает Олег и чуть ослабляет хватку. — Захотелось пообниматься? — не удерживается от ехидства Вадим. Олег, к его удивлению, ничего не отвечает. Ослабляет объятия и будто бы с сожалением откидывается головой на подушку. И Вадим меняет тактику. Не лезет к нему в трусы в горячке, а мягко целует и гладит, ищет, от каких прикосновений Олег вздрогнет, а от каких — отстранится. Так у них еще не было. Во все встречи — молчаливая договоренность: потрахаться и разбежаться. И Вадима это в целом устраивало, потому что трахнуть Волкова он захотел, кажется, с первого же взгляда, когда даже имя еще не спросил, а в голове уже вспыхнуло: уложу его, разведу ему ноги и сделаю все, что захочу. О том, что Олег может воспротивиться, не было и тени мысли. Словно все предрешено было с короткого пересечения глазами. Оказывается, медлить, постепенно распаляясь, а не поливая пожар внутри бензином, тоже приятно. Вадим перекатывается на спину, и Олега даже направлять не надо — сам забирается сверху, прижимается членом к бедру, обнаженной грудью — к такой же нагой груди Вадима, и прикосновение острых сосков ощущается особенно интимно. И трогать его так сподручнее: вести ладонями по бокам и спине, забраться пальцами в небритые подмышки, в самую нежную горячую ямку, пока Олег медленно целует, погружая язык в рот, а потом вдруг резко срывается к шее — и прикусывает тонкую кожу, оставляя след. Но возбуждение накатывает, берет свое, и Вадим ставит Олега в коленно-локтевую — а может, Олег сам принимает позу, двигаются они слаженно, как в танце, предугадывая, какое па совершит партнер следующим. Прогнувшийся в спине Олег сводит Вадима с ума, и он, взбудораженный неторопливыми ласками, опять отходит от сценария: не растягивает его подрагивающими от желания пальцами, а наклоняется и касается между ягодиц языком. Олег пытается задавить стон, но ничего не выходит — он срывается с его губ, стоит тронуть языком тесную дырочку, и Вадим сам едва сдерживается, чтобы не застонать — он и не думал, что Олег так умеет, он ведь всегда молча, стиснув зубы… Разведя ягодицы Олега ладонями, Вадим кружит языком вокруг входа, чуть толкается внутрь, вылизывает его так, что кожа блестит от слюны, по телу Олега проходит мышечная дрожь, похожая на судорогу, а кулаками он комкает простыню, почти сдирая ее с матраса. Вадим сжимает его член, проталкивая язык глубже. Теряется в противоречии — умоляет про себя: кончи, кончи от моего языка, кончи с этим хриплым стоном, и я сам взорвусь без единого прикосновения, и одновременно — не вздумай спустить прямо сейчас, не смей, пока я не вошел членом, ты же обожаешь мой член… Олег о его дихотомии едва ли беспокоится: жалобно простонав, кончает на простыню. Вадим проводит пару раз по его члену, выскальзывает языком и оставляет поцелуй на ягодице. Зачарованно думает: как он быстро. Ни разу так быстро не было. Колени Олега разъезжаются, и он валится животом на кровать. Вадим, сев ему на бедра, мягко гладит по спине, ягодицам. Приподнявшись на локте, Олег оглядывается на него и легким покачиванием бедер сгоняет с себя. Сев на колени, порывисто целует, а потом сползает на пол, и Вадим садится на край постели и смотрит, как Олег, прикрыв глаза, облизывает член, обводит головкой губы, прижимается к нему щекой. Вадима начинает потряхивать — фальши в движениях, в мимике Олега нет, он наслаждается, он сам получает удовольствие, делая приятно. Он берет неглубоко, неторопливо, но Вадима все равно надолго не хватает. А дальше — уже по накатанной: сменить три позы, вытрахать друг из друга всю душу, обнаружить на четвертый заход, что презервативы кончились, и судорожно отдрочить руками, неаккуратно целуясь. После одеваются, будто оглушенные, и Вадим осторожно говорит, поглядывая на Олега искоса: — Сегодня непривычно. Олег, застегивая ремень, бросает на него короткий взгляд. Отвернувшись, с напускным равнодушием спрашивает: — В следующий раз по обычной программе? Вадим смотрит на его силуэт на фоне окна — фигура, затянутая во все черное, плечи — талия — бедра — можно всерьез с катушек слететь, если разглядывать слишком долго. — Ни хрена, — отвечает Вадим и, натянув носок, встает и обнимает Олега со спины. — Но если я стану одержимым тобой — пеняй на себя. Олег кладет ладони поверх его рук на своей талии, чуть поворачивает голову и ехидничает: — Ты уже одержимый, нет? Вадим целует его в щеку. Да. Уже, кажется, да. * 139 — оладик, пост-чд35, R — Не утонул? — спрашивает Олег, заводя мотор. Вадим отвечает: — А когда я не выплывал из передряг? Олег невольно улыбается, хотя на сердце все еще сумрачно. Он не сомневается, что из окна дома, под которым он стоит, его преследует пристальный взгляд, а потому мягко трогается с места, продолжая говорить по громкой связи: — Пахнешь болотом? — Я пахну мужиком твоей мечты, Волков, — хмыкает Вадим. — Так что? Приедешь? Повторяется в который раз: он в городе, он знает, что Олег — тоже, и их влечет друг к другу, и неважно, будет это быстрый секс у стены с надсадным дыханием или долгий разговор в ресторане. — Приеду, — отвечает Олег, не задумываясь, — иного ответа быть не может. Вадим всегда снимает номера в разных отелях, и пятизвездочные давно кончились, а потому Олег проходит в мини-гостиницу неподалеку от площади Восстания и поднимается на второй этаж. Номеров на дверях нет, поэтому он просто считает их: двести один, двести два… Стучит коротко и сразу берется за ручку. Открыто. От Вадима можно ожидать чего угодно: он встречал и обнаженным, и упакованный в форму с еще словно бы пахнущим порохом пистолетом, но на этот раз, шагнув по короткому коридору, Олег почти сразу натыкается на кровать — номер совсем крошечный, в нем ничего, кроме постели и куцей тумбочки в самом углу. Вадим, сидя на кровати, поднимает на него взгляд и хищно улыбается. — Присоединяйся, — говорит он и приподнимает с постели два бокала, — только осторожно, стол неустойчивый… Олег, положив пальто на тумбочку, аккуратно садится на край постели, но бутылка виски, стоящая посередине, все равно падает на бок. Благо — закрытая. Вадим неторопливо отвинчивает крышечку, а Олег берет в руки оба бокала, и пока Вадим плещет на дно виски, неуловимо пахнущий корицей, Олег смотрит на него. Так, слегка потрепанный. Казалось, что Лера отделала его сильнее. — Что? — усмехается Вадим, стрельнув взглядом. — Ожидал, что в гипсе? Хилый у тебя боец. Тренер ты так себе. — Она тебя пощадила, — хмыкает Олег и, не чокнувшись, делает глоток. Вадим повторяет его движение. Так и пьют первые три порции — глядя друг на друга выжидающе, оценивают угрозу. — Так что, — заводит беседу Вадим, — с рыжим еще не все кончено? — А ты так и прислуживаешь капризному подростку? — в тон отвечает Олег, и Вадим вдруг тихо смеется, а потом резко тянется и слизывает с губ вкус виски. Олег наугад отставляет опустевший бокал — прямиком на пол с высоты вытянутой руки — и берет в ладони чуть небритые щеки Вадима, целуется с ним, плавно сползая спиной на кровать, и они возятся, укладываясь вдоль коротковатой для их роста койки. Колено Вадима — между бедер, рука Олега — на его загривке, чтобы прижимать ближе, но Вадим и сам к нему жмется, стремится всем телом, оставляет следы слюны на подбородке. Это непостижимая страсть — вспыхивает по щелчку, не зависит ни от каких обстоятельств, игнорирует их отношения, их жизни. Она сначала опутывает, связывая друг с другом на полчаса, на час, иногда даже на сутки, а потом запросто отпускает, словно и не было ничего. Все так же быстро встает, мелькает будто чужая мысль, и Олег не может понять — про Вадима он думает или про себя. Не снимают почти одежды, лишь немного приспустив брюки и белье — руками к плоти, к оголенным нервам, и Вадим сипло стонет, кусает за плечо через водолазку, а Олег цепляет его локоть левой, мешая мерным движениям, но все равно — все равно — содрогается, как в конвульсиях, спустя пару секунд. А дальше — допивают виски, и за руль Олег уже не садится, вызывает такси к съемной квартире. Звякает уведомлением телефон. Олег мельком смотрит на него, все еще взвинченный, прокручивающий в голове события короткой встречи. Уведомлений, оказывается, два. “Ты добрался?” “Ты мне засос оставил” От разных отправителей. Олег пару секунд размышляет, кому ответить первым. “Да”, — отправляет он. “Чтобы ты чаще вспоминал обо мне, не только когда прилетаешь потрахаться”, — пишет он второму. Отвечает только Вадим. “Слишком много возомнил, ты как дополнение к основным занятиям” Дернув уголком губ почти в улыбке, Олег отправляет его в блок — на недельку, чтобы не зазнавался. А первому пишет, что все хорошо, но не отправляет — условились ведь, что общение — с одноразовых номеров, и хоть он нарушил свой же запрет, Олег о нем помнит. * 140 — оладик, пьяный Вадик, R — Ты пьяный? — спрашивает Олег, хотя и так все понятно. — Я пиздец какой пьяный, — жарко отвечает Вадим и цепляется за ворот футболки Олега. — Но еще в состоянии тебе отсосать. Пока он не наговорил лишнего, не спровоцировал публику, не грохнулся под барную стойку, Олег подхватывает его под подмышки и стаскивает с высокого стула, тащит к выходу. Опомнившись, хватает с крючков у туалета джинсовку, запросто узнав ее по пламенному рисунку, и пока он среди чужой одежды ищет куртку Вадима, тот послушно стоит, прислонившись к стене у двери. Всего одна смска — “Волкой презжай” — и Олег к нему сорвался. Сердце глупо подпрыгивало, пока он искал парковку на заставленной машинами улице, вспоминались короткие взгляды и даже не перепихоны — так, передергивание друг другу. В городе, вне службы, они встретились в первый раз. Он забрасывает руку Вадима себе на плечо и ведет его по шумному от людских голосов и смеха тротуару. Походя угощает сигаретой наглухо размотанного алкоголем подростка, обходит парочку, сосущуюся у стены, и думает, что тоже не прочь бы так. Вадим держится за него и наваливается всем телом, грозя сбросить на проезжую часть, но Олег дотаскивает его до машины и, открыв дверь, усаживает на переднее. — Ща блевану, — обещает Вадим и, стоит завести мотор, открывает окно и высовывает голову. Все-таки не блюет. Всю дорогу держится. — По какому поводу праздник? — спрашивает Олег, паркуясь у съемной квартиры. — Праздник? А… степень получил, — равнодушно отвечает Вадим. — Степень?.. И почему к себе его потащил?.. Было бы желание — узнал бы у пьяного тела, где он живет. Желания не было, выходит. И это Олега не удивляет. Он приводит Вадима к себе, и тот сначала липнет к нему, а потом к стене. Потом — к раковине в ванной, не то пытается протрезветь, подставляя макушку под воду, не то попить. Стоя перед ней на коленях, он закрывает глаза и словно бы пытается утонуть. Олег ему не мешает. Удивляется только, что Вадим способен так сильно напиться. Все время казалось, что Вадим не пьянеет, лишь притворяется, а глаза остаются цепкими и холодными. Значит, есть в нем все-таки что-то человеческое… — Волков, — зовет Вадим, отлепившись от раковины. Сидит на коленях, повернувшись к Олегу, и смотрит в глаза. Мокрый, вся футболка в брызгах, и дурной. — Что? — спрашивает Олег. — Подойди. — Уверен? — хмыкает Олег. — Уверен, дальним залпом рвоты ты меня достанешь даже отсюда. — Да не, — отмахивается Вадим и бьется рукой о раковину. Не заметив этого, упрямо продолжает: — Иди сюда. Не тошнит. Олег не особо представляет, что от него хочет Вадим, но подходит, словно это последняя просьба умирающего, словно мольба передать письмо домой. Вадим перестает моргать, смотрит — нет, не трезво, — но требовательно. И Олег делает пару шагов к нему — этого достаточно, чтобы Вадим, покачнувшись, положив ладони ему на бедра. — Вадик, — тихо говорит Олег. — Ложись спать. Не слушая, Вадим склоняется к нему, трется лицом о ширинку джинсов. Олег почти неосознанно касается его волос — на макушке мокро, на затылке сухо. А Вадим все елозит щекой по грубой ткани, и даже пока он настолько пьян, Олег заводится, у него, кажется, с первых минут знакомства член реагировал на Вадима. Он все-таки совершает попытку отстранить — положив ладони на щеки, тянет прочь, но Вадим, низко и негромко зарычав, приникает обратно к бедрам, и Олег сдается. В конце концов, взрослый мальчик. Не малолетку же разводит по пьяни. И он совсем теряется от того, как Вадим, расстегивая ширинку, вылизывает низ живота под футболкой, жадно вдыхает, проводит кончиком носа по дорожке волос от пупка до паха, прижимается губами к члену, будто целуя, и на него так стоит, на него до боли стоит. Пару раз Вадим задевает зубами, но от легкой боли прошивает дрожью, горит пожар в венах еще ярче, и Олег со стоном кладет руки ему на плечи, кусает губы. Я так много о нем не знаю, бьется в такт пульсации во всем теле. Степень, опьянение — об этом Олег и не догадывался. Отчество, год рождения, привычки в еде и быту — он не знал. Только то, что он ничего не боится. Только любимый цвет, манеру шутить и целоваться, только наглую интонацию с хрипотцой, когда он не может уже держать себя в руках, только жесткость пальцев и мягкость там, под одеждой, только золотой пушок волос на теле, только… так много. Мало. Всегда, наверное, будет мало. Вадим, все держась за бедра, поднимается на ноги. Не целует, но прижимается лбом к плечу. Олег, ведя ладонями по его телу от подмышек до талии, спускается ниже, касается члена — напряжен, но бывало и покрепче. Вадим, взяв запястье, отводит руку. Шепчет: — Я пиздец какой пьяный, помнишь? Сто лет не кончу… — Давай попытаемся, — так же шепотом отвечает Олег. — Не… проспаться… И лежа с ним, наглухо отрубившимся, ночью на одной кровати, Олег решает, что завтра спросит все, что еще о нем не узнал. Вадим, конечно, не скажет. Напустит тумана. Но Олег найдет способ разговорить.