выстрелы в молоко

Заперев дверь, Олег впервые всерьез осознает, что в душной квартире они застряли на два дня, пока все не уляжется. Вадим уже поставил сумку с разобранной снайперкой и, сбросив кроссовки, пошел проверять кухню. Возвещает издалека: — Живем, Поварешкин! Тут риса на год запас! — Главное, что мы тут не на год, — ворчит Олег в ответ. Инспекция крохотной квартирки занимает пять минут. Тут есть: продавленный диван в кухне-гостиной, которая одновременно является и спальней; раскладушка; запас круп, специй и шеренга пятилитровок чистой воды; обмылок в ванной, которую уместнее называть душевой — рядом с туалетом торчит из стены лейка душа, а отдельной раковины не наблюдается. Квартира приводит Олега в уныние. Бывало и хуже, но радоваться все равно нечему. — Убил, — говорит Вадим, подкравшись со спины, пока Олег созерцает ржавую лейку. — Кого? — оборачивается к нему Олег. — Рыжего Йорика, кого. Таракана. Олег морщится. Первые два часа уходят на помывку под ледяной водой, приготовление постного обеда и непосредственно вкушение пищи. Потом развлекаются тем, что, перетряхнув худые простыни, признают их безопасными: больше тараканов не наблюдается. А потом начинается тоска: интернета нет, телевизора нет, книг нет, а отмывать кухню, чтобы занять чем-то руки, Олег не собирается. Вадим слоняется по комнате, и его мельтешение потихоньку расшатывает и так нестабильную нервную систему. — Поварешкин, — вдруг неожиданно серьезно зовет Вадим. Олег, обманувшись его тоном, внимательно смотрит на него. Прислонившись боком к спинке дивана, зачем-то поставленного на середину комнаты, словно перегородка, Вадим говорит: — Давай подрочим? Олег в первую секунду даже не находится, что ответить — предложение бьет под дых похлеще крепкого кулака. Так и таращится на Вадима, а тот невозмутимо ждет. — Охренел? — наконец находится Олег. — А че? Заняться все равно нечем, — пожимает плечами Вадим. — И ты решил, что я от нефиг делать к тебе в штаны полезу? — возмущается Олег, чувствуя, как приливает кровь к загоревшему лицу. — Может, еще отсосать с проглотом, чтобы ты не скучал? — Не откажусь, — скалится Вадим. — Но я рассчитывал, что просто рядом сядем и каждый сам себе поможет. — Больной, — закатывает глаза Олег. — Ну-ну. Заскучаешь — свистни. Вадим плюхается на диван и, глубокомысленно уставившись на плиту, словно перед ним распятие, застывает. Олег морщится. Точно — рептилия. Даже не моргает. Промаявшись без дела, полежав на скрипучей, провисшей до пола раскладушке, но так и не заснув, Олег понимает, что стрела Вадима попала в цель. Он теперь думает о дрочке с ним. Или рядом с ним. Как пойдет. Нет, он не собирается организовывать ему праздник. Еще чего не хватало. Всем потом растрезвонит, какой у Олега маленький и тонкий, и даже демонстрация достоинства не поможет, чтобы переубедить людей — у Вадима удивительный дар нассать в уши так, что человек потом в упор не видит обратного. А совместная дрочка превратится в рассказ о том, как кого-то выебали в жопу. Не то чтобы Олега это колышет, но роль героя поэм Вадима его не прельщает. Раскладушка впивается панцирной сеткой в спину, и даже одежда не спасает от дискомфорта. А на диване уже занял все место Вадим — вытянул ноги вдоль и лежит, сложив руки на груди. О высоком, видимо, думает. Сна у Олега ни в одном глазу — сказывается сбитый режим. И постепенно комната начинает давить стенами. Хоть волком вой — временная, вынужденная передышка настолько ломает ритм, что он попросту не может сидеть без дела. И вправду кухню, что ли, отмыть… Черт. А может, это у Вадима короткий и тонкий. И он постесняется приукрасить действительность в будущих сплетнях, и вовсе ничего не расскажет. Хотя как у него может быть маленький член? С одного взгляда ясно, что там нормальная дубина. С выпуклыми венами и розовой головкой. Олег с ужасом понимает, что думает о члене Вадима так долго, что собственный начинает подавать признаки жизни. Все-таки зацепил, зараза. Просчитал наверняка, как потекут мысли Олега и затихнут под зовом физиологии. Вздохнув, Олег приподнимается было на локте, но раскладушка проваливается, и он, выругавшись, садится. Задница почти касается пола, а колени стремятся к ушам. — Вад, — нехотя начинает он, — твое предложение еще в силе? Он ожидает, что Вадим глумливо спросит, какое именно, заставит проговорить вслух и отпустит пяток плоских шуток. Но тот, плавно сев, поворачивается к Олегу и спокойно говорит: — Вполне. Думал, ты уже не решишься. Садись рядом. И хлопает ладонью по дивану. Олегу кажется, что так приглашают шлюх, но он вздыхает и подсаживается к Вадиму. Спрашивает: — И что? Как начинать? — Для начала расстегиваешь ширинку, — важно говорит Вадим, — затем снимаешь штаны. Ну или так можешь, как хочешь. Берешь член в кулак и совершаешь возвратно-поступательные движения… Олег закатывает глаза и бурчит: — Паяц. — Слово-то какое. Сказал бы прямо: долбоеб, — коротко ржет Вадим. И пока он наслаждается своим даром комика, Олег расстегивает ремень и приспускает штаны на бедра вместе с нижним бельем. В голую задницу впиваются крошки. Вадим, опустив взгляд, комментирует: — Вяленько. Стартуй, дам тебе фору. — Мы соревнуемся? — фыркает Олег. — А какой тогда интерес? — хмыкает Вадим и начинает возиться со своим ремнем и брюками. А, хрен с ним… Скосив глаза на крупные руки Вадима, Олег сплевывает на ладонь и обхватывает член. Вадим словно специально не торопится: медленно расстегивает ширинку, поглаживает двумя пальцами член через нижнее белье. Наконец возится, приспуская брюки, но совсем немного, а трусы и того меньше — только оттягивает резинку и высвобождает член. Черная ткань скрывает его почти полностью, лишь в тесноте сжатых пальцев видно головку. — Стесняешься? — цедит Олег, проводя по стволу кулаком. Разом становится ясно: он повелся на очередной прикол. И сидит теперь полуголым рядом с почти и не обнажившимся Вадимом. — Тебя смущать не хочу размерами, — самодовольно отвечает Вадим. — А то комплексовать потом будешь… — Невыносимо, — стонет Олег и, откинувшись на спинку дивана, запрокидывает голову в потолок. Закрыв глаза, пытается представить что-нибудь для настроения, но в уши забивается шорох ткани о ребро ладони Вадима, звук его движений по члену. А еще — как он облизывает руку, язык скользит по коже, и горячее возбуждение скатывается вниз, распирает яйца. Он гадает с закрытыми глазами: Вадим смотрит или тоже прикрыл глаза и ищет в библиотеке памяти образ посочнее? Мысли все сливаются в одну: Вадим рядом, так близко, что бедром можно ощутить идущее от его тела тепло. Повернув голову, Олег приоткрывает глаза. Опускает взгляд к крупной розовой головке, почти такого оттенка, как он представлял, и уже оторваться не может. Смотрит на ритмичные движения, как он оттягивает кожу, замедляясь у основания, и незаметно для себя Олег выпрямляется, чтобы наблюдать было сподручнее. Невольно ловит темп Вадима и вторит ему. И опомнившись, поднимает глаза к его лицу. Вадим спокойно отвечает на взгляд и неторопливо спускается, будто ощупывает, ниже — смотрит на грудь, обтянутую черной водолазкой, на обнаженные бедра. Сглотнув, следит, как Олег ведет кулаком, и от внимания Вадима член встает сильнее. Он не прерывается ни на миг, не сбивается — все так же мерно отдрачивает, еще разогревается, не торопясь, и поворачивается полубоком, подбивая под себя ногу. — Нормально видно? — хрипло спрашивает он. Олег облизывает губы. — Недостаточно, — тихо отвечает — отчасти все еще задетый, что Вадим лишь слегка приспустил брюки, отчасти — из глупой искренности, потому что видеть хочется больше. — А мне — в самый раз, — говорит Вадим. — Так и думал, что у тебя обрезанный. Олег вспыхивает, словно ничего более интимного в его жизни не происходило. Сидя рядом с человеком, которого он знает только по работе, по опасной, непредсказуемой работе, где сближаешься на расстояние выдоха, толком ничего друг о друге не спрашивая, он слышит его дыхание, его запах, видит, как блестит смазка на его головке, и его непозволительно, бесстыдно ведет, мозги затуманиваются похотью настолько, что хочется самому взять его член в руку. Но Олег сдерживается. Честно, он старается не перегнуть палку. Держаться в рамках договора — просто быть рядом и не трогать. Где границы допустимого, а где уже будет чересчур по-гейски для Вадима — он понятия не имеет. — Поварешкин, — выдыхает Вадим. — Нога затекает. Я перемещусь. — Ага… Олег едва понимает его слова. Слишком увлекся четкими движениями кулака. Почти удивляется, когда Вадим, прервавшись, поднимается и, встав перед Олегом, сбрасывает брюки вместе с бельем к щиколоткам. У Олега перехватывает дыхание. Замедлив движения, он смотрит на Вадима. Тот возвышается, встав почти вплотную, еще немного — и сядет на колени. И член. Член стоит. Большой. Реально дубина. Светлые волосы в паху почти сливаются по цвету с кожей. — Не отвлекайся, — напоминает Вадим и снова принимается за дело. Олег словно на персональном кинопоказе. Откинувшись на спинку дивана и шире расставив колени, смотрит, как прямо на уровне его лица крупный кулак ходит по толстому стволу. Рот наполняется слюной — достаточно лишь наклониться, и он возьмет в рот. Обняв за бедра, будет отсасывать, а Вадим — подталкивать в затылок, натягивая глубже. Фантазия настолько осязаема, что Олег, сипло выдохнув, не успевает даже пережать у основания, чтобы отсрочить оргазм, — выстреливает спермой себе в ладонь. Хватает воздух ртом и смотрит, смотрит, как Вадим торопливо работает запястьем, другой рукой приподняв футболку. — Про… проиграл, — выдыхает Вадим. Олег поднимает на него взгляд. Глаза у Вадима потемнели от широкого зрачка, на щеках вспыхнула краска. И в душной, тяжелой атмосфере Олегу мерещится, что во всем мире больше не осталось ни одного человека, уже и мира нет — только они в этой тесной комнате. Он, все так же глядя на Вадима, наклоняется к нему, кладет ладонь на покрытую пушком волос ягодицу, другой касается костяшек, заставляя остановиться. Вадим, приоткрыв рот, опускает руку. И держа его, Олег плотно обхватывает член — раскаленный, напряженный до предела, в несколько движений доводит его — и быстро отстраняется, чтобы сперма не попала на одежду и лицо. Повисает молчание. Вадим шумно дышит. Олег сползает по дивану чуть ниже и смотрит исподлобья. Давай, отдышись и начинай пулеметную очередь из шуток. Ладонь еще липкая от смазки и спермы. И все еще он будто обхватывает упругий член. — Поварешкин, — наконец вполголоса говорит Вадим, — ты — пиздец. Давай еще раз. И без предупреждения садится к Олегу на колени. Уперев ладонь в спинку дивана, берет едва расслабившийся член Олега и настойчиво проводит сверху вниз. Их словно безумие охватывает: отдрачивают друг другу, уставившись глаза в глаза, пока Вадим сидит на коленях; валятся на диван, и Вадим ощутимо впечатывается локтем под ребра, а кончает на водолазку; повторяют опять усевшись рядом, только на этот раз протягивают друг другу руку помощи. Когда Вадим тянется в пятый раз, Олег тихо шипит — от ладони уже все стерто. — В рот возьмешь? — выпаливает Вадим. — А ты? — стреляет взглядом Олег. — Спрашиваешь. Ложись. Вадим толкает Олега в плечо, и он вытягивается вдоль дивана. Нервно стянув застрявшие на одной лодыжке брюки, Вадим в одно движение перекидывает через Олега ногу, вбивает колено между его шеей и спинкой дивана, и Олег подхватывает его бедра, словно они тысячу раз так делали — и только потом доходит, что Вадим улегся в шестьдесят девять. Он нависает над ним, раскрытый, и видно все — и сморщенную дырочку, и тяжелые яйца. Соленая головка касается губ, и Олег пускает ее в рот. Шелковое прикосновение к языку. Он стонет, не разжимая губ, тянет Вадима ниже, и тот сгибает колени, проникая глубже, и в тот же миг берет у Олега в рот. Даже не давится, всасывает, лаская языком уздечку, и Олег мельком удивляется своему недавнему сомнению — насколько Вадим готов расширить границы своей гетеросексуальности. Не, ни хрена, сосет он умело, так что все с ним теперь ясно… Олег со стоном стискивает его задницу, член разрывает уголки губ, но с ним в глотке так хорошо, как давно уже не было; еще и жаркий рот на собственном… По подбородку течет слюна и смазка, шея затекает от того, что он приподнимает голову, чтобы жадно взять глубже, взять больше, отвлекают пальцы Вадима — держит за бедра и гладит по внутренней стороне, безошибочно угадав, что от таких прикосновений Олега дрожью прошивает. Он, блядь, идеальный, бьется в голове, и на этой мысли замыкается вся жизнь в одну секунду — и Олег стонет с его членом, бешено ходит по нему языком, пока почти конвульсивно содрогается, кончая Вадиму в рот. Тот сплевывает на бедра и низко рычит. Его спермой Олег почти захлебывается. Вадим слезает на пол и смотрит, как Олег утирает водолазкой лицо. — Я в душ, — говорит Вадим. — Ты на раскладушке. — Ты — на обкончанном диване, — отзывается Олег и сдвигается с влажного пятна пота и спермы. Когда они просыпаются днем, то Вадим почти сразу забирается на раскладушку поверх Олега, уже ни о чем не спрашивая и ничего не предлагая, просто утыкается небритой челюстью в плечо и протискивает ладонь между телами, сжимает член. Раскладушка оглушительно скрипит, а Олег потом еще пару минут лежит, ошарашенный, что от сочетания руки и чужого крупного тела может случиться такой оглушительный оргазм. Ловит себя на дурном желании подойти к Вадиму, начавшему шуршать на кухне, и обнять со спины. И поцеловать в шею. И не только. Таращится в потолок и нехотя встает. К вечеру приходит смс: можно ехать в аэропорт. Они уже обдрочились друг с другом, но Олега все равно потряхивает от возбуждения. Когда они уже стоят в коридоре, он, схватив Вадима за воротник куртки, притягивает его к себе и, прижавшись носом к шее, жадно вдыхает. Пусть думает что угодно. Олегу надо. Просто надо. Когда они оказываются в аэропорту уже своей страны, Вадим звонит заказчику. Сообщает все, что нужно, и бормочет: — А пока на дно залегли, вообще отоспались отлично, наконец-то отдохнули… Да, на карте вижу. Отбой. Смотреть на него немного неловко. Вадим и сам отводит взгляд. Олег еще неделю пытается понять, что за помешательство их настигло. Его преследуют воспоминания и утренний стояк от эротических снов, которыми он уже несколько лет как не страдал. И он все еще помнит запах кожи Вадима. И жалеет, что они ни разу не целовались. Рычит от злости, но не может выбросить его из головы. А спустя еще одну неделю приходит сообщение. “Ты где территориально?” “Пока мск”, — сразу же отвечает Олег. “Не пойми неправильно Но Го ебаться?” “Адрес?” — спрашивает Олег, ни секунды не раздумывая. И едет по присланным координатам, поднимается на лифте. Вадим впечатывает его в стену сразу же в коридоре, ощупывает всего, трется носом о шею. Олег, поймав его лицо в ладони, заставляет замереть, посмотреть на себя. — Что за херня? — шепчет Вадим. — У меня только на тебя и стоит целыми сутками. — Не знаю, но у меня херня та же, — отвечает Олег и быстро касается его губ. А не встретив сопротивления — целует всерьез. Прилипнув друг к другу, кое-как добираются до спальни, падают в постель. И сначала по накатанной — руками, ртами, только на этот раз — целуются до исступления, искусав губы, исследовав языком; коротит настолько, что Олег, едва проглотив сперму, встает в коленно-локтевую и бросает: — Справишься? — Не сомневайся, — отвечает Вадим. Но вместо пальцев сначала лезет языком, а потом, наскоро растянув, распирает членом. К ночи валяются, сбросив опустевшую коробку пиццы на пол. Олег хочет было засобираться домой, но Вадим ловит его за руку и бурчит: — Я тебя не отпущу, Поварешкин. Понятия не имею, к чему все это приведет. Но не отпущу. Олег и сам не знает, чем кончится их бешеное притяжение. Знает только, что не хочет, чтобы это прекращалось.