Небезопасно было в тебя влюбляться

Тодороки второпях собирался в школу, бегая по всей квартире и собирая вещи. Он проспал. На то была одна очень простая причина: вчера альфа до поздней ночи не мог уснуть, без толку лежал на кровати и думал над недавним разговором с Мидорией. Ничего, казалось, особенного в нём не было, но он не мог выкинуть голос Изуку из головы. Заснул, только когда за окном появились первые солнечные лучи. Встать с кровати удалось только на третий будильник. Шото всегда ставил их несколько, потому что знал, что может выключить один, даже не заметить этого и продолжить спать. А получить выговор за опоздание на работу ему не хотелось. Он запихал в сумку ключи, телефон, журнал и всякую прочую мелочовку, совсем забыв про свой обед, что так старательно вчера заготавливал с вечера. Родители приучили его делать такие вещи заранее, чтобы как в голове, так и в деле всегда был порядок. Альфа вылетел из дома, торопясь на автобус. Ему хотелось бы пройти пешком – погода стояла отличная, – но риск опоздать был слишком велик. Тодороки вбежал в школу вместе с школьниками-хулиганами, что вечно опаздывали на уроки, по пути начал раздеваться, пытаясь привести волосы, что растрепались в пути, в божеский вид. Ему это не удалось. Класс поприветствовал его усталыми сонными вздохами. Шото во всем их понимал. Он даже поинтересовался у детей, чем они хотят заниматься, но ничего дельного никто ему так и не сказал. А ведь у них был шанс просто посидеть на лавке! Тодороки был так утомлен, что наверняка бы разрешил. Но раз все промолчали, он отправил подростков разминаться, а после играть в волейбол. Все нежелающие это делать могли сесть. Как ни странно, сели почти все альфы и беты, а омеги остались играть. Шото это удивило: по его опыту всякие глупые ребята старались выпендриться именно на физкультуре, чтобы иметь хоть какой-то авторитет в классе, а большинство глупых и неусидчивых было вовсе не среди омег. Наблюдать за игрой было довольно забавно. Тодороки в тот момент даже подумалось, что игра слишком комфортная, нормальная и правильная. Подростки спокойно перебрасывали мяч, мягко, даже нежно друг другу пасовали и осторожно подавали его через сетку. Иногда он не долетал, но это не вызывало ужасающих голову визгов и криков, как бывало обычно. Кажется, за всю игру никто не издал ни одного звука, кроме спокойных слов «тебе», «принимай» и «осторожнее». Шото про себя решил, что стоит поставить перед школой вопрос о разделении физкультуры для учащихся. Почему спокойные дети должны мучатся от криков своих придурошных одноклассников? Да и Мидории наверняка будет так комфортнее заниматься… Это мысль стала чуть ли не ключевой в его раздумьях. Хотя администрация школы наверняка даже слушать не станет, да и родители такую затею не поддержат. А вот школьникам это всё обязательно бы пришлось по душе. Можно было бы и разную программу для учащихся составить в соответствии с их физическими особенностями. Прозвенел звонок, Тодороки весело попрощался с учениками, а, когда они все ушли, без сил упал на лавку, подложив руки под голову. Он знал, где на камерах находится слепая зона, охранник не мог его видеть. А если бы и видел, то всё равно не пришел, ему нет до этого дела. Шото же слишком сильно хочет спать, чтобы держать себя в руках. Отдаленно он подумал о том, сколько у него планов было на этот день, что он планировал и заняться проверкой инвентаря, и найти ответственного за уборку, чтобы надавать ему по шее за бардак в раздевалках. Но это всё подождет до завтра. Он слишком устал. Да и, наверное, правильнее будет обсуждать тему чистоты с учащимися, что забывают свои вещи в раздевалке. Тодороки опять посетил вопрос, как можно забыть какие-то элементы одежды? В чем же они все уходят домой? Нет, трусов, вроде, ещё никто не забывал, но были и носки, и брюки, и бюстгалтеры, и юбки. Шото всегда в искреннем недоумении долго на них смотрел, после ещё дольше решал, стоит ли брать их в руки и относить на пост охраны или лучше сделать вид, что он вовсе ничего не заметил. Однажды он обнаружил у омег в раздевалке какую-то маечку, белую с легкими кружавчеками, которую, вероятнее всего, носили на голое тело. Тодороки стоял над ней довольно долго, не в состоянии принять решение. Ему почему-то казалось, что, если он возьмет её в руки, в раздевалку ворвутся полицейские и обвинят его в педофилии, а ведь он вовсе ничего не сделал. Кино, наверное, только пересмотрел. Но даже осознание того факта, что это не случится, не помогало ему. Шото долго-долго думал, хмурился, покачивался с ноги на ногу и представлял, как какой-нибудь омега, который узнает, что его одежда была в руках Тодороки, в руках охранника и ещё где-нибудь, просто предпочтет сжечь её или выбросить в мусорное ведро, с отвращением кривясь. Подумает ещё, что Шото сделал с его вещами что-нибудь, мало ли… В коридоре послышался шум, альфа сел. Он тяжело вздохнул, потер глаз, пытаясь прийти в себя, и с трудом поднялся, потягиваясь. Голова пульсировала от недосыпа, Тодороки морщился и никак не мог понять, где же то обещанное здоровье, о котором говорят, когда речь заходит о молодежи. Перед глазами почему-то всплыло радостно взволнованное лицо Изуку, которое, кажется, ему ещё и снилось. Шото проснулся с кислым привкусом на языке от запаха Мидории. Отделаться от него не получалось у альфы весь вечер, хотя он и не пытался. Вчера омега был… необычным. В повседневной одежде он казался совершенно другим, Тодороки с легкостью мог и спутать его с кем-то. Но он слишком хорошо запомнил необычные пушистые волосы и черты круглого лица. Глаза большие, наверное, от вечного испуга, в котором Изуку постоянно пребывает. Его голос тоже звучал по-другому. Не очень весело, но всё же веселее, чем бывало в школе. Пропуски явно действовали ему на пользу. И по-взрослому, серьезно и обоснованно, Шото в какие-то секунды казалось даже, что он говорит со сверстником. Позже он убедил себя, что ему это всё лишь показалось, что он сам себе это всё напридумывал. Тодороки всё ещё не позволял себе думать о Мидории как-то по-другому, кроме как о своём ученике. Он боялся допустить эти мысли, боялся увлечься… Шото не стал бы в этом признаваться, но его терзали сомнения. Мысли, что он не достоин работать в школе, если не может выключить свои личностные желания и стать безликим педагогом. Изуку шестнадцать лет. С точки зрения юридической, быть вместе они могут. Особенно, если отношения не зайдут дальше «погулять за ручку». Тодороки даже думать об этом не хочет, нет-нет-нет. Мидория тоже вряд ли имеет в виду что-то другое. Ему наверняка просто хочется немного любви, внимания и заботы. Чтобы кто-то интересовался им, его жизнью, чтобы кто-нибудь писал, провожал до дома и дарил что-нибудь на праздники. Далеко не все подростки готовы перепихиваться с кем-то в шестнадцать. С точки же зрения общества, Шото никто по голове не погладит. Слухи нехорошие пойдут, что он какой-то извращенец, со школьниками гуляет. Так ещё и учителем работает! Так-то разница в возрасте не очень большая, Тодороки выглядит молодым, а по внешности мало кто умеет определять возраст, но… его профессия всё решает за него. Какие отношения! Увольнение! И это только в лучшем случае… Однако, вчера Мидория звучал очень убедительно. Он был взволнован, был сильно обеспокоен и, кажется, сильно переживал, что Шото застал его в самом худшем прикиде, в одежде для выбрасывания мусора. Но звучал убедительно. Изуку, хотя Тодороки того не хотел, перевел его извинения в другой разговор. Начал разворачивать эту ситуацию и расспрашивать, почему Шото его отверг. Мидория злился из-за того, что альфа только извинялся и повторял, что быть вместе они не могут, он пытался вывести Тодороки на эмоции, на чувства. Но Шото уже слишком давно ничего не чувствовал. Он не знал, что сказать. Но зачем-то сказал. Омега начал волноваться; альфа почувствовал это. Он начал нервно переминаться с ноги на ногу, одергивать свою одежду, дрожать, его глаза стремительно краснели и наполнялись слезами. Тодороки испугался, что Мидория сейчас разревется. Он не знал, что должен делать, когда кто-то плачет. Поэтому быстро-быстро начал говорить, что всё не так плохо, что Изуку нет причин расстраиваться. Зачем-то наляпал, что Мидория жутко красивый, милый, чудесный, что все были бы рады с ним встречаться. И Изуку не заплакал. Он удивленно поднял свои большие глаза, удивленно посмотрел на Шото, закусил губу и не менее удивленно улыбнулся. Тихо переспросил, правда ли Тодороки так считает. И тот подтвердил! Идиот. Мидория заулыбался глупо, по-идиотски, чуть ли не хихикая. Он сразу стал ужасно счастливым и радостным, ужасно. И весело продолжил расспрашивать, что ещё Шото думает. Тот растерялся. Наверное, стоило держать язык за зубами и быть осторожнее. Наверное, надо было правильнее подбирать слова. Он ведь просто хотел его успокоить, не более! А в итоге вышло так, что Изуку подумал чего-то не того. Закончился их разговор тем, что Тодороки глупо ляпнул, что Мидория ему даже нравится. Нет, он ни в коем случае не имел в виду что-то романтическое, ни в коем случае не пытался на что-то намекнуть, нет. Никогда в жизни. Он ляпнул это по дурости. Он сказал это, не подумав, чтобы Изуку не плакал, надо было что-то ответить на его горячие расспросы, хоть что-то. Но что там в итоге решил Мидория, понять было невозможно. Шото опасался, что понял омега что-то не то. Напоследок Изуку странно ему улыбнулся и даже махнул рукой, убегая к себе в подъезд. Тодороки решил, что это дурной сон. В каком-то трансе он ужинал, готовил обед на завтра, чистил зубы и ложился спать. Задавал себе один простой вопрос, но ответа на него найти не мог. Зачем он столько всего наговорил?! Больше всего Шото переживал, что теперь Мидория решит, что их чувства взаимны, а Тодороки отказывает ему только потому, что они учитель и ученик. Решит так и придумает какую-нибудь ерунду. Урока со 2-А альфа ожидал со страхом. Он, вопреки обыкновению, надеялся, что Изуку не придет. Что продолжит болеть, что родители его не отпустят, что он поленится идти в школу. Ожидания никогда не оправдываются. Шото, увидев, как знакомая фигура вперевалочку поднимается по лестнице, решил, что это какая-то нехорошая шутка. Судьба над ним явно издевается и ничуть этого не стесняется. Тодороки убежал в инвентарную и даже закрыл за собой дверь, понадеявшись, как в детстве, что всё решится само собой. Ну, мало ли, Мидория спрячется в раздевалке, а Шото будет умным и не станет его искать… Прозвенел звонок. Дети гурьбой повалили в зал, альфа медленно вышел к ним, окинул всех взглядом, его сердце чуть не остановилось. Изуку не только пришел, он ещё и пришел в форме и смотрел на него своими взволнованно-счастливыми глазами. Тодороки сглотнул. Он провел перекличку и отправил всех разминаться, прекрасно зная, что без этого подростки обязательно себе что-нибудь потянут. Они же такие, будто пенсионеры. У них постоянно что-нибудь болит, что-нибудь отваливается. Сам же присел на лавку, имитируя бурную деятельность. Альфа уткнулся в журнал, пытаясь незаметно пронаблюдать за Мидорией и угадать, что собирается он делать дальше. Шото хотелось верить, что омега выбросил свои глупости из головы, но что-то подсказывало ему, что это совсем не так. Хотелось бы ещё надеяться, что Изуку решил просто замять всю ситуацию, но, будучи почти отличником, вряд ли он являлся тем, кто легко сдавался. Урок проходил тихо, никто, на удивление, не пытался его сорвать, не шумел. Тодороки предложил поиграть, но большинство отказалось, поэтому они продолжили заниматься гимнастикой. Шото самостоятельно показывал упражнения, а после ходил и проверял, чтобы дети выполняли их правильно. Он заметил, что Мидория тянется совсем не так усердно, как требуется, и его ноги сведены слишком сильно, но предпочел сделать вид, что ничего не видит. Подходить к нему, как последний идиот, альфа боялся. А ещё больше боялся сказать «разведи ноги шире», искренне убежденный в том, что его поднимут на смех. За время урока Тодороки успел зачем-то отметить про себя, что Изуку всё же не кажется ребенком, нет, со спины ему можно было дать куда больше настоящего возраста, базируясь исключительно на фигуре. А ещё Шото зачем-то подумал, что его грудь, ткань одежды на которой во время выполнения некоторых упражнений натягивалась слишком – хотя альфа усердно старался не обращать на это внимания – сильно, должна быть очень-очень мягкой. Почему-то ему захотелось её потрогать, в этот же момент в паху стало жарко, а он стремительно отогнал от себя это неслыханное по дурости желание. Прозвенел звонок, но облегченным Тодороки он не показался. Напротив, Шото вздрогнул и быстро начал со всеми прощаться, торопясь спрятаться в инвентарной. Он ужасно боялся, что сейчас что-нибудь может произойти. Ученики один за другим начали покидать зал, Тодороки быстро убедился, что никто не собирается повеситься на канате, и поспешил в инвентарную, искренне надеясь, что она укроет его от всех бед. Там можно будет и прилечь на матах. В зале стремительно стало тихо. Шото отчетливо услышал шаги человека, следующего за ним по пятам. Он сглотнул. – Так-так, надо ещё к охране успеть, – быстро-быстро начал бормотать себе под нос Тодороки, пытаясь сделать вид, что он сильно занят. Шаги прекратились. Но человек не ушел, нет, просто остановился. – М… у вас найдется минуточка? – послышался взволнованный голос за спиной; Шото почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Но разочарования он не испытал. Тодороки вдруг с удивлением осознал, что только этого и ждал. Он обернулся. – Видимо… – альфа непроизвольно улыбнулся, – найдется. Мидория застенчиво отвел глаза и сделал к нему несколько шагов, вынуждая Шото отступить в инвентарную. Изуку вошел вслед за ним и невзначай задел дверь плечом так, что она закрылась. Или вовсе не невзначай… – М… я… – омега взволнованно вздохнул и начал быстро-быстро тереть свои ладони. Тодороки мог бы думать, что омега повредил руку и теперь та ужасно болит, но он знал, что причина просто в том, что Мидория сильно нервничает. – Ну… хотел поговорить, – тихо сказал Изуку. Шото кивнул, чуть прищурившись. Всем своим видом пытался показать, что между ними всё ещё существует незримая грань, что они стоят по разные стороны, что даже думать о разговоре на личные темы они не могут. Но Тодороки знал, что никакой грани уже не существует. – Я слушаю, – как можно безэмоциональнее сказал он и слегка приподнял брови. Мидория ощутимо вздрогнул. Шото почему-то стало его ужасно жаль. Он подумал вдруг, что с его стороны это по меньшей мере низко. Сначала говорить всякое, а после делать вид, что ничего не было. Он сам виноват, что наговорил глупостей. – Ну… это… – Изуку смутился, – вчера, – он шумно вздохнул и сделал к альфе пару шагов, – я… то есть… вы столько всего говорили, – протянул Мидория нерешительно. Чувствовалось, что он хочет много чего сказать, но боится. Или просто забыл всё то, о чем думал. – О чем ты? – Тодороки нахмурился. Омега удивленно на него посмотрел. Что-то внутри у альфы екнуло, он стремительно отвернулся, чувствуя, что очередная волна необоснованной грубости с его стороны не станет решением проблемы. – Ну… вы… вы говорили вчера… – Изуку подошел очень близко, между ними осталось лишь полметра. – Вы сказали… что… что… что… ну… – Эм, – Шото поморщился и решил, что ему срочно нужно брать ситуацию в свои руки, иначе, когда Мидория всё уже скажет, обратить всё вспять не получится. – Прости, пожалуйста, я многое наговорил вчера сгоряча. Прошу, не подумай ничего лишнего! – он исподлобья посмотрел на омегу. Тот дрогнул и съежился, опуская глаза. Тодороки вдруг подумалось, что он подбирает какие-то неправильные слова. – Но… то есть… я и не думаю ничего лишнего… – пробурчал Изуку обиженно. – Вы же… назвали меня красивым вчера, – он взволнованно подбежал к Шото и чуть ли не схватил его за руку, остановив себя в последний момент. – Э… э… исключительно… в самых… э… невинных целях, – поспешил отречься альфа и отступил на шаг назад. Мидория удивленно на него посмотрел. – А я вас в подхалимстве не обвинял, – тихо заметил он и качнул головой, шумно вздыхая. – Просто… если вы правда так считаете… правда ведь? – омега взволнованно на него посмотрел. Тодороки замялся. Вчера, говоря все эти слова, он ни разу не почувствовал, что врет. Нет, каждое слово было чистой правдой, глубоко задумавшись, Шото мог бы только вздохнуть и подписаться под каждой своей фразой. Изуку правда был красивым, правда очень милым на вид и, казалось, очень подходящим для отношений человеком. И сейчас альфе не хотелось врать. – Правда, – хрипло подтвердил он. – Ну, – Мидория улыбнулся; его щеки начали пунцоветь. – Ну да, – он переступил с ноги на ногу. – И вы сказали… что… ну… что я вам даже нравлюсь, – омега взволнованно вздохнул. Альфа сглотнул. Изуку говорил именно то, чего он больше всего боялся. – Э… да… но я имел в виду… э… э… как человек… и… точнее… как ученик… да… я же твой преподаватель, – Тодороки издал нервный смешок. Мидория явственно погрустнел, его лицо озарила печаль. Он вздохнул. – Вы… наврали вчера, да? – шепотом спросил он. – Зачем? – А… нет! Ты прекрасный! – поспешил выпалить Шото и тут же осекся. – Но… не для меня… в смысле… ты ведь можешь встречаться со сверстниками, не так ли? – хихикнул он. Изуку отвел глаза, вздохнул. – Мне… вы нравились, – шепотом признался он, покусывая губы. Повисло молчание. Что делать в таких ситуациях, Тодороки не знал. – Ну… возможно… после понравится кто-нибудь другой. – После? А… а сейчас что делать? Мучаться, что ли? – Мидория тихо всхлипнул. Шото вздрогнул, только осознав, что Изуку опять готов заплакать. Кажется, для него это было так же просто и естественно, как для других заговорить. – Нет… не надо мучаться! – А что надо? Что мне делать? – омега поднял голову, его веснушчатое лицо вытянулось, а меж бровей залегла складочка. Он сделал к альфе шаг, постарался взять его за руку, а тот, поглощенный его глазами, не смог сопротивляться. – Я ведь… ну… вы мне… очень давно понравились, – тихо начал признаваться Мидория, стремительно краснея, – с первого дня учебы… вы такой красивый… вы внимательный к ученикам… но я… но я старался этого всего не замечать, я старался… ну… просто… ну… это было не так… как сейчас… А после недавнего случая, я… – Что? – Тодороки сглотнул. – Всё изменилось, – Изуку посмотрел на него со всей страстью и трепетом. – Всё… вы… я… я не знаю, как это произошло, честно, это… просто случайность, – он облизнул губы, нервно вздыхая. – Но… теперь… когда вы стоите рядом… моё сердце стучит так быстро! Я так взволнован, я… вы… вы мне так нравитесь, я… я не знаю, что делать с этим чувством, – Мидория задрожал, не в состоянии справиться с переизбытком эмоций. Шото смотрел на него шокировано. Он сам никогда толком ничего не испытывал, его чувства будто были заглушены, спрятаны где-то глубоко, докуда никто не мог достать, никто не мог дотянуться. А Изуку… – Я… это… извини, – Тодороки попытался отступить назад, но омега до боли сжал его пальцы, не отпуская. – Прости, что так вышло, я и не думал, что ты… подумаешь что-то не то! Я же твой преподаватель… я просто хотел быть внимательным и… – альфа понадеялся, что правда поможет ему. – Я вам не нравлюсь? – шепотом спросил омега. Не помогла. – Нравишься, – хрипло отозвался Шото, удивляясь правдивости этих слов. Мидория вспыхнул и дернул его за грудки к себе, губами прижавшись к губам.