Небезопасно было в тебя влюбляться

Шото, полный негодования, оглядел класс. Шел девятый день после их «ссоры» с Мидорией, но ещё ни разу альфе не удалось с ним пересечься. Первые пару дней он просто выискивал его в коридорах, ждал на своих уроках, но Изуку нигде обнаружен не был. От Айзавы Тодороки узнал, что омега опять на больничном. Одноклассники будто и не замечали, что Мидории в школе нет, кроме разве что Ируки, что последнее время казалось более взволнованной, чем обычно. Наблюдая за ее переживаниями и рассеянностью, Шото часто думал над тем, почему Изуку не хочет встречаться с ровесниками. Его пыл и гнев утихли буквально за день, почти сразу же Тодороки начал чувствовать себя виноватым и думал, что поступил ужасно неправильно. Он пытался столкнуться с Мидорией где-нибудь, чтобы поговорить, извиниться и ещё раз обсудить ситуацию, объясниться, на сей раз без злости и раздражения, но Изуку, очевидно, видеть его не хотел. Шото был искренне убежден, что в школе омега не появляется из-за него. Он так и не понял, насколько Мидория был серьезен в своих словах, возможно, ему просто очень хочется любви, и он решил, что может получить её от Тодороки. Но Изуку в школу не приходил, и альфа сделал из этого простой вывод, что омега не хочет в нее ходить. Причины могли быть разными, начиная от стеснения и гнева и заканчивая настоящими душевными переживаниями. Если Мидория правда влюбился так сильно, как говорил, если всё так, то слова Шото должны были разбить его. Тодороки боялся представлять, как Изуку без сил лежит где-нибудь на своей кровати и тихонько плачет, прижавшись носом к подушке. Альфа пытался убедить себя, что в него никто не мог влюбиться так сильно, но упускать такую возможность было нельзя. Шото суетился, волновался, даже коллеги это замечали. Каждый день Тодороки не ленился и приходил к кабинету 2-А, чтобы удостовериться, что Мидории в школе нет. Айзава, с которым он временами сталкивался, смотрел на него удивленно и отчего-то ужасно недовольно, но ничего никогда не спрашивал. Вот и сегодня ситуация была совершенно аналогичной. Шото разъедало недовольство из-за произошедшего, но он не знал, куда себя деть. Если бы кто-то дал ему второй шанс, он бы наговорил совершенно других слов, был бы мягче и осторожнее, но жизнь характерна тем, что второго шанса никогда не дает. – Давайте для разминки десяток кругом, – крикнул Тодороки и отошел в сторонку, поглаживая пальцами шершавую бумагу журнала. Подростки заворчали и побежали, бурча что-то о том, что это не разминка, а способ попасть на тот свет, на что Шото лишь усмехнулся уголками губ. Он никогда не чувствовал себя более больным и немощным, чем в подростковые годы, поэтому он мог их понять. Но норматив в два километра никто не отменял, если уж когда и бегать, то на уроках физкультуры. Его взгляд заскользил по темноволосым макушкам, он вздохнул. В классе Изуку очень много… откровенных придурков. Тодороки никогда бы не сказал об этом вслух, но и он, и все остальные это прекрасно понимали. Даже удивительно, как им удалось удержаться в нынешнем классе, но факт оставался фактом, дураков было много. И их нельзя было назвать глупыми, нет, возможно, они даже хорошо учились, но в голове у них гулял ветер, а ни о каком самосознании речи просто не шло. Шото мог понять нежелание Мидории иметь дело с кем-то из них. Но в его классе были и милые светлые ребятки, которые могли бы ему понравиться. Неужто каждый из них его задирает? Или Изуку просто считает себя умнее ровесников? Это распространено среди молодежи… Тодороки вздохнул. Если бы Мидория знал, какими глазами Ирука на него смотрит, он бы вряд ли стал признаваться в любви кому-то другому. А, может, он знает, но по каким-то причинам она ему не нравится? – Переходите к разминке, – крикнул Шото и поднялся, решив в кои-то веки провести её сам. Прежде он всегда проводил разминку сам и следил за тем, чтобы никто не отлынивал, но после понял, что некоторые ученики в таком случае не успевают добирать оценки. Приходилось вызывать их, чтобы не было проблем с аттестацией. Но сейчас Тодороки нужно немного отвлечься. Урок прошел быстро, альфа не заметил, как успел со всеми распрощаться. Его посетило странное чувство, что преследовало его и вчера. То ли одиночество, то ли печаль. Какая-то непонятная тоска и бессмысленность существования. Шото никак не мог дать объяснение этому ощущению. Ему в какой-то момент даже подумалось, что причина в отсутствии Изуку, но это звучало слишком наигранно. Две недели Тодороки ждал, когда же Мидория объявится в школе. Но омега не спешил, всерьез решив никогда не появляться на уроках. Шото даже думал, что с ним что-то случилось, Айзава на его расспросы только разводил руками и пожимал плечами, мол, понятия он не имеет. Но в другую школу Изуку переходить не собирался: его родители не забирали документы. Это радовало. С каждым днем нетерпение и волнение в Тодороки нарастало всё сильнее, он чувствовал, что больше не может терпеть. Слишком всё это было невыносимо, слишком сложно и тяжело. Чувство вины распалялось и не утихало никогда, чем бы он ни занимался. В какой-то момент Шото понял, что дальше так продолжать просто не может. За окном была уже ночь, альфа лежал на кровати и смотрел в потолок, рассеянно поглаживая себя по животу. Вдруг ему в голову пришла одна очень идиотская мысль; Тодороки почувствовал себя подростком. Чем-то подобным стоило заниматься в средней школе, а не после выпуска из вуза. Шото сел, сам себе нервно усмехаясь. Ему хотелось пойти к дому Изуку и ждать, пока тот не выйдет. Просто сидеть и ждать, надеясь на глупую удачу. От такого плана Тодороки отказался сразу, решив, что это совсем уж глупо. Но мысль самому прийти и поговорить казалась слишком заманчивой. Надо было только придумать, как попасть в подъезд и узнать нужную квартиру. Впрочем, это не сложно, можно обзвонить все, пока он не дойдет до нужной. Но это может вызвать подозрения. Следующим же днем после школы Шото решительно направился к дому Мидории. Тот был совсем рядом с его собственным, всегда Тодороки мог бы просто сказать, что проходил мимо. Но он не собирался отнекиваться, решительно нацеленный сразу во всем сознаться и объясниться. Вряд ли Изуку станет с ним говорить. Пока альфа шел, он всё думал над тем, что же Мидория в нем нашел. Ведь особо красивым Шото никогда не был. Он спортивный, но очень немногим людям это нравится. А вот лицом совсем не вышел. Разве подростки не падки на внешность? А чем ещё Тодороки мог его зацепить? В голове от подобных мыслей всплыли слова Изуку о том, какой он добрый, какой внимательный, тогда альфа вновь подумал, что просто был слишком неосторожным. Сам виноват, что Мидория им увлекся. Подростки слишком любят романтизировать всё и вся, буквально каждое действие, отчаянно нуждаясь в любви. И почему Шото не подумал об этом раньше? Встречаясь с людьми в любых других местах, будь то какое-то мероприятие, театр или просто магазин, Тодороки порой допускал мысли обо внешности людей, о том, могли бы они познакомиться или сходить на свидание. По виду определять возраст людей он не умел, часто давал всем на пять-десять меньше, чем было на самом деле, поэтому на свои ощущения не ориентировался. Если бы они с Изуку столкнулись где-нибудь в другом месте. Если бы… Если бы у Шото с самого начала не было установки, что Мидория – ученик, ему шестнадцать, в его сторону больше секунды смотреть нельзя, возможно… чисто теоретически… Тодороки споткнулся и, не удержав равновесия, упал. Он тяжело вздохнул, поднимаясь и отряхиваясь. От глупых мыслей он стал таким рассеянным. Шото и так всегда очень скептически относился к отношениям с большой разницей в возрасте. Его приводили в недоумения такие пары. Он мог допустить мысль, что все их участники там по полному обоюдному согласию, что это искренняя любовь, но чаще думал, что в головах у этих людей всякая дурь. Охота за статусом, деньгами… кто их разберет. А пары, где кто-то из участников ещё не достиг совершеннолетия, заставляли его передергиваться. Тодороки мог представить, как два глупых подростка, смотрящие на мир через призму розовых или черных очков, вдруг решили начать встречаться. Внутри разгорается пожар, хочется огня, хочется любви и разнообразия. И ничего против Шото не имел. Но, когда он ставился с парами, где кто-то уже входит в категорию «взрослых», а кто-то ещё нет, ему становилось дурно. И не ему одному. Многие с большим подозрением смотрят на подобные «связи», несколько лет назад кто-то из политиков даже хотел запретить их на законодательном уровне, но далеко этот проект так и не пошел. В случае чего очень легко сесть за статью по растлению несовершеннолетних или отхватить по голове от родственничков этого несовершеннолетнего. Как люди в здравом уме на это идут? Или они все сплошь психи? Ну, если не психи, то, как минимум, извращенцы. Педофилами призваны лишь те, кто занимается растлением малолетних, то есть, детей до двенадцати лет. Все остальные же просто озабоченные уроды, сидящие по менее тяжким статьям, но всё ещё длительно, на срок до двадцати лет. Тодороки никогда сильно об этом не задумывался, искренне убежденный, что его эта тема никогда и ни за что не коснется. Он далек от отношений, тем более, с несовершеннолетними. А тут… Шото не заметил, как дошел до дома Изуку. Он так и не смог придумать, как ему попасть в подъезд, решил разобраться по ситуации. Примерно в это время все возвращались с работы, Тодороки мог бы встретиться с родителями Мидории, которых он запомнил в лицо, в двух словах объяснить им ситуацию. Что-то подсказывало ему, что ничем хорошим такая затея не кончится: можно получить и в нос, и по работе, если им придет в голову жаловаться на него в школу, мол, с детьми заигрывает. От одних мыслей об этом альфа скривился. Да что он такого сделал, чтобы попадать в такую ситуацию! Ни с кем не заигрывал, глазки никому не строил и уж тем более не намекал, не смея даже надеяться. Что же произошло! Он присел на лавку, тяжело вздохнул. Ему стоило проветрить голову и немного освежиться. Перед глазами встало обиженное лицо Изуку, когда Шото на него кричал, Тодороки не мог избавиться от этих воспоминаний уже который день. Глаза Мидории на его памяти были такие грустные, такие перепуганные и разочарованные, что сердце альфы болезненно ныло, практически зудело. Увидеть такое в жизни ещё хоть раз он бы ни за что не решился. Альфа вздохнул. Вдруг ему подумалось, что Изуку очень красивый. Он внимательный и явно очень умный, раз так хорошо учится. Если бы Шото не был его учителем, он бы смотрел на эту ситуацию под совершенно другим углом. От этой мысли Тодороки дернулся и подскочил, испуганно оглядываясь по сторонам, будто кто-то мог услышать его мысли. Альфа сморщился и подумал, что так рассуждать права он не имеет. – Если бы, если бы, – он потер переносицу, вздыхая. – Отталкиваться надо от фактов, – сказал себе Шото, а проходящий мимо старичок странно на него посмотрел, покачав недовольно головой. Тодороки не обратил на это никакого внимания, не прекращая агрессивно думать над этим. Ему уже начало казаться, что, если он будет делать много допущений и представлять, что было бы, то рискует рано или поздно прийти к выводу, что с Мидорией они могут быть вместе, что совершенно противоестественно и ненормально! На периферии зрения Шото увидел, как входная дверь подъезда открылась, а на улицу вышла невысокая фигура с какими-то большими пакетами. Странное ощущение появилось в груди; Тодороки обернулся и прикусил себе от удивления язык. – Мидория-кун! – вырвалось у него. – Вы?! – Изуку поднял на него глаза и шмыгнул носом, быстро-быстро моргая. – Вы-вы… – кажется, он хотел возмутиться, но очень быстро передумал и резко отвернулся, стремительно начав краснеть. Шото в недоумении за этим пронаблюдал, быстро нахмурившись. Он почему-то ожидал, что омега, как только увидит его, огреет пакетом с мусором по голове, ударит в промежность с ноги и куда-нибудь убежит. Но Мидорию хватило только на один озлобленный крик, а после он вдруг смутился и поспешил заткнуться. Тодороки растерянно его осмотрел. Изуку был на половину в домашней одежде, видимо, поленился переодеваться просто для того, чтобы выкинуть мусор, с растрепанными волосами и заспанным лицом: на его щеке остался след от подушки. Шото почему-то подумалось, что это очень мило. – Мидория-кун, – Тодороки тяжело вздохнул и постарался улыбнуться, странно взмахнув руками. Омега отшатнулся от него, весь вздрогнув, и спрятал мусор за спину, снизу вверх на него глядя. У него было такое смешное, глупое и одновременно настороженное выражение лица, что Шото еле сдержал смешок. Все фразы, что он подготовил заранее, чтобы не наляпать опять глупостей, вылетели из головы, альфа лишь растерянно улыбнулся шире. – Вы… – Мидория шумно вздохнул и опустил скорее глаза; его щеки вновь залил густой румянец. Шото с волнением предположил, что Изуку подумал чего-то не того, из-за чего так сильно смущается. – Вы чего тут? – тихо спросил омега. Тодороки медленно вздохнул, пытаясь скрыть своё волнение, и осторожно проговорил: – Я тут. И только потом понял, что сказал что-то не то. Мидория удивленно посмотрел на него и тихо хихикнул. Шото вдруг почувствовал, что начинает смущаться. Он отвернулся. Зачем-то обратил внимание на то, что Изуку необычно одет. На нем была зажеванная белая футболка, что казалось при тусклом освещении совершенно серой, наверное, потому что была сильно старая, и растянутые на коленках зеленые треники. Омега натянул их на талию, где очень туго затянул резинкой, видимо, в противном случае они спадали. Это придавало ему очень необычного вида, делало ноги длиннее, а его самого выше, будто на пару-тройку лет старше. Тодороки встряхнул головой. И откуда такие мысли? – М… – Мидория нервно вздохнул, – а… что вы тут делаете? – тихо спросил он. – Ваш дом в другой стороне. – Да, я знаю, – Шото кивнул и почувствовал, что снова сморозил глупость. Изуку странно на него посмотрел. – В смысле… я тут специально, – поморщился Тодороки. – Ну… – омега вздрогнул, – понятное… дело… странно оказываться где-то случайно, – тихонько сказал он. Альфа нелепо хихикнул и снова кивнул, не понимая, что с ним происходит. Откуда вся эта тревога, переживание, волнение? Ладони будто бы начали потеть, а в горле скопился жар. – Это… это верно… – Шото почесал затылок. – Я хотел… точнее… я… я… э… – он нахмурился, пытаясь собраться с мыслями, – я хочу… то есть… хочу тебя… э… – Что? – Мидория вздрогнул. – В смысле, – Тодороки затряс головой, – я хочу перед тобой, – поправился он, – извиниться, – выдохнул наконец. Изуку удивлено приподнял брови, выражение его лица стало каким-то разочарованным. Наверное, он ожидал услышать что-то другое, вот только что, Шото даже предполагать боялся. – М… за что? – сипло уточнил Мидория; было видно, как он погрустнел. – Ну… – Тодороки дернул плечами. – За… ну… – он нахмурился, вдруг почувствовав себя ужасно глупо. А должен ли он вообще извиняться? Зачем сюда пришел? Изуку странно на него посмотрел, переступил с ноги на ногу и опустил глаза, о чем-то задумавшись. Вид у него был грустный, но явно не больной. Раз вышел выкидывать мусор, значит, здоровенький. Чего же тогда в школу не ходит? Шото захотелось об этом спросить, но он решил, что это далеко не лучшее, что он может сказать. Да и вряд ли Мидория скажет ему хоть что-то. – Так… мне… надо выкинуть мусор, – тихо вдруг сказал омега и решил обойти его кругом. В эту секунду Тодороки вдруг почувствовал, что Изуку он больше совсем не нужен. Словно прежде Мидория готов был рвать и метать, чтобы доказать свои чувства, он был настроен решительно, воинственно, он был готов к сопротивлению и повторению одного и того же множество раз, чтобы его услышали. Его изумрудные глаза горели, он бесконечно хотел, рвался. Шото не подумал тогда об этом, но ему это ужасно польстило. А сегодня омега был другим. Он казался уставшим и выжатым, как лимон. Будто бы признавался Тодороки в любви миллион раз, а тот множество раз его отшивал в самой грубой форме. Изуку не был похож на человека, который так быстро сдается. Шото вдруг подумалось, что Мидория вовсе ничего к нему не чувствует, просто пытает удачу со всяким, надеясь получить хоть какую-нибудь ответную реакцию, получить капельку любви. Одна мысль об этом ужасно его огорчила. Тодороки моргнул и сделал шаг вслед за омегой, нахмурившись. – Давай я помогу, – взволнованно сказал он, не в силах перейти к главному. – А? – омега удивленно на него посмотрел, – нет, – он поежился, – это мусор, – странным голосом заметил он. – Не нужно. Ничего не нужно. Шото вздрогнул. Показалось, что отшили уже его. Он растерялся. – А… что ж… хорошо, – альфа кивнул, вздыхая. – Э… дело в том… э… то есть… Мидория-кун, у меня к тебе серьезный разговор, – решил начать так. Изуку искоса удивленно на него посмотрел. – Не люблю серьезные разговоры, – тихо сказал он. – Э… – Тодороки нахмурился, – это важно. – Поэтому и не люблю. Потому что всегда всё слишком важное-важное, – омега поморщился. Шото чувствовал резкость в его голосе и никак не мог понять, специально ли Мидория говорит так или просто сильно обижается. – Эм… тем не менее, – Тодороки поджал губы, – насчет того, что произошло недавно. Ну… как недавно… две недели назад. – Мм, – Изуку остановился, Шото от неожиданности чуть не врезался в его спину. Мидория привстал на носочки и с отвращением на лице закинул в бак мусорные пакеты. – И… что вы хотите сказать? – тихо спросил он. – Э… – альфа нахмурился. – Только не надо, пожалуйста, – омега его перебил, – опять говорить, что это всё неправильно и… и что я дурак, – пробубнил он с обидой в голосе. Тодороки виновато на него посмотрел. – Э… – он кивнул, – конечно. Об этом больше не заикаюсь. – Хорошо, – Изуку чуть мягче на него посмотрел, – я вас слушаю, – взволнованно проговорил он. Чувствовалось, что эта тема, их разговор и происходящее ужасно волнуют его, но виду он старался не подавать, то ли жутко стесняясь своих чувств, то ли не желая обременять ими Шото. – Я… – альфа тяжело вздохнул, – хотел извиниться за свои слова перед тобой, – проговорил он тихо и низко склонил голову. – А… о… – Мидория поежился, – вы о чем? – Ну, – Тодороки поморщился, поняв, что ему придется всё это повторять. – Прости, что назвал тебя ребенком… и… за то, что накричал… я… не имел права так делать. – Мм, вот вы о чем, – Изуку грустно вздохнул. Шото подумалось, что он сказал что-то не то. – Что ж… я… извини меня, я, – он шумно вздохнул, не зная, как должен себя вести. Прежде ему никогда не приходилось перед кем-то всерьез извиняться. – Это… и я не хотел обесценивать твои чувства… ни в коем случае… и… ну… я… Я зря был так резок, я не должен был, это… вышло случайно, прошу у тебя прощения… эм… всё же я учитель, ты ученик, ты же… ты же понимаешь, что между нами ничего не может быть и всё такое? – Тодороки поморщился, понимая, что опять говорит вовсе не так красиво, как хочет. – Мм… – Мидория чуть недовольно на него посмотрел. – Вы опять об этом, – тихо сказал он. – В смысле? – Зачем повторяете «учитель, учитель», – Изуку скривился, – ну и что. Вы сами-то что думаете? По-настоящему? – он с волнением на него посмотрел. – Зачем вы так! – А… – Шото опешил. – А что надо говорить? – растерялся он. – Что чувствуете, – застенчиво пояснил омега.