Небезопасно было в тебя влюбляться

Несколько дней после неприятного инцидента прошли для Тодороки, как в тумане. Он на автомате просыпался по утрам, умывался, готовил завтрак, одевался, спешил на работу, проводил положенные уроки и отправлялся домой. С Изуку они больше не виделись. Школьники перешептывались часто на его уроках, но Шото демонстративно делал вид, что не замечает, и вскоре это принесло свои плоды: многие уверились в абсурдности слуха и прекратили о нем сплетничать. Администрация следила за ним строже, чем прежде, альфа буквально на каждой перемене чувствовал их незримый контроль, но виду не подавал, искусно притворяясь. Мидория так и не ответил на его сообщения. Первое время Тодороки волновался, переживал и не находил себе места, пытаясь убедить себя, что у омеги есть обоснованная причина вести себя так, но вскоре решил, что Изуку он просто не нужен. Быть может, Мидории просто хотелось приключений, просто хотелось внимания, любви, отношений. Многие подростки начинают встречаться безо всякой влюбленности, а лишь из легкой симпатии, надеясь, что это перерастет во что-то большее. А кто-то и не надеется, просто хочет скрасить свою серую жизнь. Шото плохо спал. Его мучила тревога, а естество отказывалось верить, что нужного омеги больше нет рядом. Но Тодороки усердно не замечал этого, заставляя организм выполнять все требующиеся от него функции. Его каждый день одолевало невероятно сильно желание побежать к классу Изуку, ворваться в кабинет, сжать его в объятиях и узнать, почему он не отвечает. Да, у Мидории были причины обижаться, Шото не смеет спорить, а подростки вовсе любят раздувать из мухи слона. Но это же не повод не отвечать неделями! Тодороки порывался, но одергивал себя. После окончания рабочего дня он всегда сильно спешил домой, надеясь отвлечься на рутину, но его глаза, вне воли хозяина, выискивали в толпе учеников кудрявую макушку. Шото не отдавал себе отчета в том, что делает, но, где бы он ни находился, всюду пытался найти фигуру Изуку или услышать отголоски его высокого голоса. Перед сном – это уже вошло в обязательный вечерний ритуал, – альфа мучал себя мыслями о том, что с Мидорией им вместе не быть никогда. Это с самого начала было ошибкой, с самого начала! И Тодороки прекрасно об этом знал. Встречаться с учениками просто аморально, да и слишком опасно для его работы. Где-то внутри Шото сразу же появлялась глупая мысль, что он бы предпочел найти другую школу, лишь бы возобновить их прогулки с Изуку. Но это было невозможно. С каждым днем слухов становилось всё меньше, а на уроках со 2-А Тодороки вел себя максимально холодно, что уже ни у кого не осталось сомнений, что между ними ничего нет. Мидория прилежно ходил на все занятия: он больше и не думал пропускать. Получалось у него откровенно плохо, но Шото не придирался, боясь с ним даже разговаривать. Он втайне надеялся поймать взгляд его изумрудных глаз, но Изуку словно нарочно на него не смотрел, совсем не замечал. Тогда Тодороки и решил, что Мидория его ничуть не любит. Разгоревшееся пламя в своей груди он пытался потушить, но всё было тщетно. Вначале в Шото взыграл гнев. Злость обуяла его, он с раздражением думал, что Изуку просто использовал его, чтобы повеселиться, развлечься, развеяться. После негодование отступило, его окутала вселенская тоска. Тодороки вскоре понял, что готов простить Мидории его глупый обман, лишь бы снова держать его холодную ладонь в своей, лишь бы снова видеть его смеющиеся глаза. Но омеге он был уже не нужен. Прошел почти месяц, но Шото узнал об этом, только когда приложение в телефоне напомнило ему о приближение гона. Тодороки нахмурился и в шоке обернулся на календарь. Дни смешались в одно общее серое пятно, всё стерлось, он не смог бы сказать, что делал вчера, позавчера, прежде… Альфа взял с собой блокаторы и отправился в школу. Погода стояла ещё жарче, чем прежде, Шото с грустью подумал, что сейчас было бы особенно приятно гулять с Изуку: Мидория признавался, что совсем не любит холод. Тодороки мысленно издевался над собой, думая, что его первое желание сбылось. Он ведь в начале года хотел, чтобы Изуку, как все ученики, просто ходил на физкультуру и не создавал ему проблем. Желание сбылось. Мидория ходит, шум не поднимает, он тихий и серый, как мышка. Жаль, поздно желание сбылось. Шото уже успел влюбиться в него по уши. Он с усмешкой вспоминал, как месяца два с половиной назад впервые внутри него что-то зашевелилось, затрепетало при виде Изуку, как ему стало не по себе, а от звучания его голоса сердце забилось быстрее. Он, дурак, так долго не мог понять, что же это может значить, не придавал этому никакого значения, пока не свихнулся на Мидории окончательно. Может, он этого и добивался? Может, у него такое хобби? Тодороки порой думал об этом, не смея отрицать тот факт, что Изуку симпатичный и умный, ему хватило бы всего-всего, чтобы вскружить голову половине окружающих. Вот только Шото знает, что он слишком робкий для этого… – Я рад вам сообщить! – весело проговорил директор, – что слухи прекратили расползаться по школе, – он хлопнул в ладоши, хитро обернувшись на Тодороки. Тот равнодушно кивнул. – Приятно слышать, – отозвался сухо. – Видимо, вы были правы, это лишь глупые подростковые шутки, – протянул бета, и Шото почувствовал, что он вовсе так не считает. – Ну да-да, – захихикал директор, – с моей стороны было бы совершенно глупо считать, что вы можете быть с учеником! – Разумеется. – За исключением того… – он качнул головой, – что вы молод, красив, а в силу вашего предмета ссоры с учениками у вас бывают редко. Это могло бы вскружить кому-то голову, – заметил бета. Тодороки слегка прищурился. Он знал, что коллеги не доверяют ему, но не думал, что и директор будет озвучивать свои подозрения вслух. Ему захотелось грубо одернуть его, но Шото промолчал, сделав вид, что не заметил. Совесть не позволила ему ругаться. Ведь их подозрения, как оказалось, не были беспочвенными. Тодороки не влюблялся в учеников, не потому что у него была особенная выдержка, не потому что он видел в них детей и даже не потому что он вовсе не может любить, а просто из-за того, что прежде Шото не сталкивался с Изуку. У него не было и шанса устоять перед ним, ни единого. И вряд ли у кого-то в целом мире есть силы сопротивляться обаянию Мидории. – Сомневаюсь, что детям я кажусь молодым, – усмехнулся без эмоций Тодороки. – Для них год разницы в возрасте подобен целой жизни, – заметил он. Директор посмотрел на него недовольно, шумно втянул носом. Шото вдруг подумалось, что бета легко бы уволил его, если бы у слухов было хоть какое-то подтверждение. Ни один из учеников не приходил жаловаться, ни у кого не было доказательств, директор мог лишь скрипеть зубами и криво улыбаться. Тодороки от этого становилось тошно. – Тем не менее, – бета покачал головой. – В общем, я очень рад. Искренне надеюсь, – он с некоторым ядом посмотрел на преподавателя, – что подобных инцидентов больше не будет. Шото спокойно кивнул. Больше уж точно нет. Ему подумалось, что для директора изначально было очень странным брать на работу альфу, а после с таким недовольством к нему относиться. Или у него нет других развлечений? Наверное, просто хотел показать себя толерантным перед высшим руководством… Тодороки вышел из кабинета и быстрыми шагами направился на выход. Настроение было настолько паршивое, что хотелось бросить всё и сбежать из этой школы в любое другое место. Он никогда не любил перемены, поэтому мысль о смене места работы всегда доставляла ему дискомфорт, но сейчас это показалось таким логичным решением. Шото замешкался у турникета, выискивая свой пропуск. На периферии зрения он увидел знакомую фигуру; внутри всё до боли сжалось. Альфа медленно глянул в ту сторону и сглотнул. Мидория сидел на лавке и завязывал шнурки на обуви. Делал он это медленно и невнимательно, ерзая на месте. Он смотрел на Тодороки. На секунду их взгляды встретились, Шото стало дурно, невыносимо тяжело и больно. Захотелось подбежать, схватить Изуку за руки, прижать к себе, но от отбросил глупые мысли и крепче сжал зубы. В изумрудных глаза отразилось столько переживаний, что альфа впервые засомневался, что Мидории он так уж и не нужен. Тодороки сорвался с места и выскочил на улицу, быстрыми шагами направляясь в сторону своего дома. Пламя, что он так усердно тушил на дне своей души, снова начало разгораться, волновать его. Шото почувствовал себя таким уязвимым и слабым перед Изуку, ему стало противно от самого себя, он ускорил шаг. Пытайся не пытайся, с Мидорией он будет пересекаться постоянно, огонь в его сердце так легко не утихнет. Весь вечер альфа не мог найти себе места, волновался, ходил кругами, даже не стал ужинать, так голодным и лег спать, но уснул только через треть ночи. Утром в школе у него так раскалывалась голова, что Тодороки с трудом мог говорить. Его гон вступил в полные права, Шото пришлось принять блокаторы, жалкие остатки физических сил покинули его. На третьем уроке он чуть не уснул. А на шестом альфа вдруг обнаружил, что Изуку на уроке нет. От его одноклассников он выяснил, что Мидории вовсе нет в школе, а кто-то ещё сказал, что вчера он был очень вялый и плохо себя чувствовал, а после сделал вывод, что у Изуку, должно быть, течка. Тодороки эта весть обрадовала. Он решил, что ему будет полезно не встречаться с Мидорией лишний раз, а знание того факта, что он не болен, успокаивало его волнующееся сердце. Шото ужасно это не нравилось, но он знал, что беспокоился бы, если бы Изуку пропал без причины. Весь урок альфа ловил на себе недовольные взгляды хулигана, но демонстративно не обращал на него внимания, чувствуя, как парня это стремительно выводит из себя. Ещё одного повода жаловаться на него Тодороки давать ему не собирался. Через три дня гон Шото прошел, а вместе с этим и Мидория вернулся в школу. В этот раз он сидел на лавочке, чему альфа очень удивился, но даже спрашивать его не стал, в чем дело: оценок Изуку набрал себе уже достаточно, а, если у него правда была течка, то пусть сидит. Тодороки старался обыкновенно проводить урок и следить за тем, чтобы никто не выпрыгнул в окно – от подростков можно ожидать чего угодно, – но он чувствовал, что что-то по-другому. Прежде Мидория не смотрел на него нарочно, будто вовсе не замечал. А сегодня Шото трижды ловил его внимательные взгляды на себе. Его это озадачило, но он заставил себя не думать об этом, не питать никаких ложных надежд, а просто забыть, чтобы лишний раз не травмировать нежное волнующее обо всем сердце. Когда прозвенел звонок, Изуку вскочил с лавки и тихонько направился к двери. Вместе с ним направился и весь класс, что один за другим быстро-быстро его обогнали. Тодороки тоже собирался выходить, спуститься к кулеру: ему захотелось пить. Он замешкался и на секунду поравнялся с Мидорией. – Сегодня в пять, в нашей беседке, – тихо выпалил омега. Альфа нахмурился и резко обернулся на него, но Изуку поспешил убежать в раздевалку. Шото глупо открыл рот, не понимая, что услышал только что, но скорее встряхнул головой и вернул себе прежнее расположение духа, боясь, что кто-то мог видеть эту странную сцену. Он медленно двинулся по лестнице к кулеру, прокручивая услышанное в голове. Что Мидория имел в виду?! Тодороки знает, что за беседка, они часто прогуливались мимо, когда ходили по скверу, она расположена в отдалении от их домов. Но… Шото налил себе стакан воды, его брови вне его воли съехались к переносице. Изуку назначил время и место встречи? Иначе что это может значить! Но… зачем?! И… Альфа сглотнул. Вдруг ему подумалось, что это всё одна большая сплошная шутка. Быть может, Мидория ненавидит его за то, что Тодороки заставил его ходить на физкультуру, быть может, всё это было одним большим его хитроумным планом. Сначала наигранная влюбленность, гуляния, потом слух, так быстро облетевший всю школу, а теперь он назначил встречу, чтобы подговорить кого-нибудь всё это снять на видео и отослать директору. Тогда его точно уволят! Весь остаток учебного дня Шото пребывал в раздумьях. Он не заметил, как прошли уроки, и не смог бы вспомнить, кому какие оценки поставил. Растерянно альфа возвращался домой. Первым его желанием было бросить всё и сорваться на указанное место, чтобы ждать и глупо надеяться, что Изуку придет. Но сразу же после него его охватило чувство отвращения и неприязни к самому себе. Ему подумалось, что правильнее всего будет никуда не ходить. Тодороки всё для себя решил: он – учитель, Мидория – ученик, им не светит ничего в ближайшие два года, а, значит, и никогда. Он может лишиться работы, если будет недостаточно осторожен, а Изуку будут дразнить ещё больше. Да и Мидория явно его не любит! Ничуть, он не ответил ни на одно из сообщений, он считает нормальным пропадать и появляться, когда захочет. Так быть не должно… Но уже дома к Шото подступила тоска, он решил приготовить свою любимую собу, чтобы немного развлечься. Тодороки всё давно решил. Они с Изуку не пара! Но как объяснить это непоседливому сердцу, что екает каждый раз, когда этот омега оказывается рядом… Никак. Альфа тоскливо жевал вермишель, не чувствуя её вкуса. Он смотрел на стрелки часов, что двигались медленно, но равномерно, твердо намереваясь дойти до пяти. Что-то внутри него сжималось всё сильнее и сильнее. Шото раздирали многие противоречивые чувства. И обида на Мидорию, хотя он знал, что где-то внутри вовсе не обижается, и злость на него, и страх, что всё это лишь игра, обманка, чтобы уволить его и поглумиться. Подростки бывают ужасно жестоки… Но и любовь, что теплилась в нем, продолжала гнуть свою линию, Тодороки задыхался, думая, что, оставшись дома, может упустить шанс всей его жизни. До момента встречи оставалось пятнадцать минут. Чем ближе он становился, тем неумолимее Шото казалась его участь. Он медленно мыл тарелку, не сводя с воды глаз. Медленно закрыл кран, тяжело вздохнул. Лишь на секунду Тодороки позволил себе представить, что, возможно, их чувства всё же взаимны, что какие-то обстоятельства не позволили Изуку ответить, что, быть может, они останутся в итоге вместе… Все тормоза сорвало, Шото издал тихий вздох и кинулся в свою комнату, скорее одеваясь. Он выбежал из дома, когда до пяти было ещё несколько минут. Но ему нужно было вдвое больше, чтобы успеть, Тодороки побежал. Его сердце стучало быстро-быстро, и альфа знал, что это вовсе не от бега. Он не мог унять волнения, он и не пытался, позволяя предвкушению захлестнуть себя с головой. Внутри всё екало, переворачивалось и тряслось, когда он думал, что вот-вот и увидит Мидорию. Если уж они не будут вместе, то, возможно, омега объяснит ему, что же происходит. Шото добежал и ворвался в беседку, плюхнувшись на лавку. Никого не было здесь. Он отдышался и полез за телефоном, проверяя, который час. Ровно пять. Тодороки решил подождать. Всё же, Изуку был не самым пунктуальным из его знакомых. Альфа прождал минуту, две, пять. Тревога с каждой секундой всё сильнее охватывала его. Сначала он предположил, что услышал что-то неверно, возможно, Мидория имел в виду другое место или другое время, или вовсе другой день! Но чем больше времени проходило, тем сильнее Шото убеждался, что Изуку просто не хотел приходить, даже не собирался. Тодороки прождал до шести. Свежий воздух трепал его волосы, альфа уже не смотрел по сторонам, а сидел, понуро опустив голову, и смотрел себе под ноги, редко моргая. Его глаза болели, но яркий солнечный свет был тут совсем ни при чем. Глаза безбожно щипало, но Шото этого не замечал. Его мозг будто продумывал самое жуткое, представлял, измываясь над его изнывающим от разочарования сердцем. Тодороки тихо вздыхал и думал, что Мидория, наверное, нарочно. Может, это его месть? А, может, это глупый рок. Прошло ещё полчаса, Шото встал. Он огляделся по сторонам и решил прогуляться по скверу, не замечая ничего вокруг. Подсознательно надеялся столкнуться с невысокой щуплой фигурой, но отгонял эти мысли, зная, что такого произойти никак не может. В семь Тодороки двинулся домой. Тогда он и решил, что Изуку, что бы он там не затевал, не любит его. И это правильно! Шото практически вслух повторял, что они не пара, что так даже лучше, пытаясь убедить сопротивляющийся организм, но не мог. В этом не было никакого толка. Альфа принял душ и лег спать. Квартира вновь показалась ему пустой и холодной. Полностью истощенный, Тодороки мгновенно уснул. Следующим днем в школе единственное, чего ему хотелось, – принести в кабинет директора заявление об увольнении. Стены любимого здания начали казаться удушающими, давящими на него, Шото почувствовал, что задыхается в них. У него больше не было сил сопротивляться злости коллег, не обращать внимания на их цоканья языками и закатывания глаз, не было сил вести уроки во 2-А и сталкиваться с Мидорией. Тодороки так бесконечно сильно хотелось увидеть его, прижаться носом к его пушистым волосам и забыть обо всем на свете, но он больше не допускал и мыслей об этом, уверившись, что такого никогда не произойдет. День тянулся мучительно медленно, каждую секунду свободного времени альфа размышлял о том, как хочет взять отпуск и уехать, повидать родителей. Он не сильно скучал, но смена обстановки пошла бы ему на пользу. Так, по крайней мере, он полагал. Шото чуть ли не застонал от боли в голос, когда в расписании увидел урок со 2-А. Вселенная будто нарочно издевалась над ним, заставляя мучаться и лишний раз страдать. Что-то внутри желало увидеть Изуку, услышать его голос, когда на перекличке он скажет: «Здесь», но альфа запрещал себе надеяться на это, душил эти глупые ощущения и надеялся, что Мидория не придет. Но омега пришел. Сердце Тодороки ухнуло вниз, подскочило до горла и будто бы замерло, когда Шото увидел его. Изуку не смотрел на него, его голова была опущена сильно вниз, и альфа убедил себя, что ему вовсе не интересна причина такого поведения. Он начал урок. Сегодня Мидория был в форме, но Тодороки не обратил на это внимания, стараясь на него не смотреть. Лишь на секунду, когда он потерял контроль над своим телом, их взгляды встретились; всё внутри Шото замерло. Глаза Изуку были жутко красными и опухшими, будто бы он проревел всю ночь. Тодороки ни на секунду не засомневался, что это так. Мидория был именно тем человеком, который мог проплакать и ночь, и две. Шото стало не по себе. Омега плотно сжимал губы, будто боялся заплакать вновь. Альфа пытался не думать об этом, но унять подступившего волнения он не смог. В голове сразу же появился вопрос. Почему? И ответ на него Тодороки желал получить срочно. Внутри появилась слабая надежда, что вчера Изуку хотел прийти, но… почему-то не смог. Она начала стремительно тлеть, когда Шото подумал, что Мидория всегда мог бы написать, если бы что-то случилось. Но он этого не сделал, видимо, просто не хотел. Прозвенел звонок, Тодороки отпустил класс и быстрыми шагами направился к кулеру, чувствуя, что в горле опять пересохло. Наверное, от глупого волнения. Кто-то последовал за ним, почему-то не отправляясь в раздевалку. – В пять там же, – услышал он тихое позади себя. Не оборачиваясь, Шото ответил: – Я занят. – Дай… дайте мне шанс, – послышалось виноватое; Изуку быстро налил себе воды и убежал.