Пятно на тёмно-зелёном платье

Как-то так сложилось, что время утекало сквозь пальцы со скоростью солнечных лучей, что обволакивают стены ярким летним днём на даче. Работа, нет, карьера, карьера, ремонт, собака, работа… Адовый круговорот, который не позволяет остановиться на месте, прочувствовать каждую клетку своего тела, ощутить как ветер обдувает лицо, принося с собой запах осенних листьев, просто постоять, блять. Нельзя просто постоять и почувствовать что ты стоишь, что у тебя есть тело, цели, главное, достигнутые цели! Нет, этого не видно. Видно лишь яркое пятнышко в конце тоннеля. Вот тогда то, через 42 перевёрнутых календарных листа станет хорошо. Хо-ро-шо. Женя увязла в обыденности (пусть даже отчасти любимой, яркой, но не прочувствовать этого). Любой путь кажется неверным, и… Просто, иногда легче позлиться на себя, чем действительно признать, что тебе плохо. Улыбнулась, и пошла дальше, давай, побежала! Беги быстрее, а то кто-то другой обгонит. У тебя пятно на платье. И волосы неухоженные. А ещё маникюру месяц. Ты ночью не спишь из-за работы? Нет, ты выдумала, просто лучше старайся днём, давай! Ну давай же! Тебе ещё обои в гостиную подобрать завтра надо! Не те гадкие, темно-зелёные. Ищи лучше. Даже в магазин не съездишь, не посмотришь в живую. Работай быстрее, ты как в магазин завтра поедешь? Уже 4:32 на часах. Заснёшь там. Ну давай же! *** Женя застирывает пятно на платье. В горле ком. Хочется ударить. Кого? Смотрит в зеркало и опускает глаза. Надо собираться за обоями. Гостиная у неё красивая будет. Положи шоколадку. Ты слишком много сладкого ешь. Евгения ушла с кухни, в голове вертятся мысли о том, что завтрак — плохая идея. Ноутбук на прикроватной тумбочке раздражает так, что хочется его опрокинуть. Вместе с работой, что в нём, да вместе с жизнью чертовой. Красные шторы стекают по стене, тонкие пальчики проводят по плотной ткани, сжимают её и отпускают. Шершавая, с узорами. Проводит ногтями. Может такие же к себе в квартиру? В зал. И люстру чёрную, навесную. Ночь носит с собой в сумке маленькие блёсточки, и, если есть настроение, рассыпает их на небо. Этой ночью, видно, не было настроения. Женя надевает зелёное платье. Того же мерзкого цвета, что те обои, от которых она отказалась, уже заказав. Тянет задравшуюся юбку вниз и поворачивается боком. Ткань развевается. Смотрит на солёную рыбу. Так есть хочется. На съёмках ужасно задолбалась. Что? Что?! Ты два часа в кадре сидела. У тебя ещё люстры и заказ готовый на половину. Трясущейся ручкой открывает дверь чёрной машины. «Я знаю, конечно, что, если плохо себя чувствуешь, надо идти ко врачу. Моральные проблемы, это всё. Но сейчас как-то… не время. Не время, наверное. Не знаю, я просто плохо себя чувствую, наверное, надо побольше поработать. Я так буду чувствовать себя более стоящей, это точно. Закончу ремонт, и, может, появится время на врача, я не знаю.» Она захлопнула тёмно-розовый блокнот и убрала его в ящик под столом. Голубые глаза зажмурились очень-очень сильно, когда свет, включённый посреди ночи их потревожил. Ухо болит. Капли, лежавшие уже с вон той Лидиной болезни идут в ход. На съёмках предложили грушу. Женя любит груши. Зелёные особенно. Она согласилась, и была такая счастливая эти две минуты. Груша оказалась сочная, вкусная, сладкая. Груша оказалась очень нужная и живая. На улице пальто завязывается тонкими пальчиками. Струи ветра трогают везде. Холодно. Ай, ухо. Она хмурится и опять проверяет через сколько приедет такси. 15 минут, что за напасть! Убирает руки в карманы и опускает голову. Как-то слишком больно. Опять сводит брови вверх и прислоняется ладошкой к уху. Сзади надевают шапку. Убирают руку осторожно, складывая в свою. И разворачивают. — Не нужно, спасибо, — тихонькое, тянется снять кусочек шерсти со своей головы. — Нужно, нужно, — её прижимают к тёплому телу. *** Опять это зелёное платье. Чёртово. Зачем она его надела? Сидит красивая на диванчике, ни жива, ни мертва. Пытается шутить. Час, второй, третий… На четвёртом все, к счастью, кончается. Она берёт в руки телефон и ждёт пока все немножечко разойдутся. Он уронил взгляд. Как и нужно, все немножечко подразошлись. Женя опускает голову в руки и начинает плакать. Нет, начинает рыдать. Вася садится рядом и приобнимает подругу. Она мотает головой. Он лишь целует её куда-то в висок. — поехали домой. Я тебе чай с ромашкой заварю. Чай с ромашкой помог. Но лишь на вечер. Женя ничего не сказала. За всё время было произнесено только «спасибо». Но душевное спокойствие присутствовало намного больше, чем сидя одной с компьютером любым другим вечером. А потом Вася ушёл. Ушёл и оставил только свой шарф. Забыл, дурак. Специально что ли забыл! Чтобы я смотрела? Или чтобы искать со мной встречи?! Дурак… Надует же ему… нужно вернуть побыстрее, горлышко у него очень часто болит в такой сезон. Женя спала сегодня лучше. После чая с ромашкой, и с подушкой соседней, обёрнутой чем-то серым…