Кровь и кайф

Джинкс считала: она знает, что такое истинный кайф. Это слышать, как щёлкает затвор, как срабатывает взрывчатка, как разлетается даже крохотная бомбочка, превращая некогда цельное строение или человека в обломки, в ошмётки. Кайф – это когда мёртвые голоса не раздаются в голове, когда не слышно собственных мыслей, когда ты, будто под толщей воды, одновременно в тишине и белом шуме, заполняющем всё существо. Шуме без призраков. Кайф, это когда даже живые не нудят над ухом. Когда всё идёт по исключительно твоему плану – даже с учётом его отсутствия. Когда ты правишь бал. В конце концов кайф – это когда единственный человек, что не оставил, не предавал и заботился о тебе, несмотря на все твои ошибки, создаваемые проблемы и прочее-прочее, приветливо и гостеприимно раскидывает руки в стороны и позволяет прыгнуть в объятия, чтобы согреться от холода Зауна, чтобы спрятаться от призраков за спиной. Кайф – это вдохнуть полной грудью запах табака, дорогих тканей и чужой, уже такой знакомой кожи. Кайф – это слышать, что твоё и его сердце всё ещё живы и бьются, гоняя кровь по венам, по телу. Кайф – это быть Джинкс здесь и сейчас – и ничто иное! Так Джинкс считала до стычки с живыми призраками прошлого на мосту. До того, как Экко, некогда друг и соперник в детских играх, воспользовался преимуществом, доступным лишь ему, и едва не превратил её лицо в сплошное кровавое месиво. До того, как она подорвала сама себя, лишь бы этот проклятый, но такой нужный её Силко кристалл не достался Миротворцам, девчонке Кейтлин, и той девчонке, что упорно пытается выставить себя Вай. (Вай умерла! Исчезла, будто не было, когда тяжёлый кулак почти сломал нос. Когда грузные шаги по мокрой земле смешались с треском пламени и рыданиями тогда ещё Паудер.) Джинкс считала, что знает кайф, до того, как почти умерла и Синджед провёл операцию, накачав её такой дозой мерцания, что превратила бы в неконтролируемого монстра даже какого-нибудь громилу из Ямы. У Джинкс, с виду хрупкой и худощавой, выстоять против дурмана мерцания не было и шанса. Стоило галлюцинациям исчезнуть из глаз, а картинке восстановиться – бессознательно она с несколько минут окидывала новым взглядом тёмное убежище Синджеда, слушала опять же по-новому всплески воды и звон омываемого металла, скальпелей, выискивала согласно пробудившемуся, или усиленному, ведь она – проклятье, инстинкту жертву. И нашла в её лице едва ли шевелящегося на стуле в стороне Силко. Джинкс глубоко вдохнула скорее по инерции, чем осознанно, и даже прикованная к койке почувствовала, как от её Силко доносится смешанный с такими привычными ароматами сигар и кожи, запах какого-то химиката. Внутри всё перевернулось и сжалось от осознания – его накачали. Чем-то мерзким, чем-то, что лишало сознания и заволакивало глаза непроглядной пеленой. И Джинкс было абсолютно плевать, с какой целью, - даже если ради неё и Силко, - Синджед обколол его этой непонятной и дурно пахнущей дрянью. Джинкс не нравилось. Она кривилась и дёргалась. Её Силко не мог пахнуть этим. Он мог пахнуть свежим воздухом Пилтовера после редких встреч с информаторами или шерифом миротворцев на его территории. Мог пахнуть мылом – тем самым редким веществом, что в Зауне видели и знали только состоятельные люди и им подобные существа. От него могло даже нести химозным запахом её маркеров и мелков, краски или грима, которым он закрывал повреждённую часть лица. Но от него не могло пахнуть бессознательностью и слабостью. Когда застонали надрывающиеся ремни, более не способные удерживать взбесившуюся девчонку, Синджед отвлёкся от чистки инструментов. Он резко обернулся и, хоть в первое мгновение любопытство учёного ума зашептало на ухо обождать и взглянуть, что будет, инстинкт самосохранения всё же сработал быстрее, и доктор замер в тёмном углу. Будто так пробудившийся монстр его не заметит, не почует. А Джинкс продолжала рваться на волю. Ремни лопнули с оглушительным звуком, будто разлетелись на куски лампы, за ними – загремел и едва не перевернулся лабораторный стол. Джинкс соскочила с него настолько резко и быстро, что предмет интерьера покатился на огромной скорости в противоположную прыжку сторону и наконец врезался в стену с не меньшим грохотом. Синджед не двинулся, даже когда Джинкс приземлилась аккурат напротив бессознательного Силко, а в следующее мгновение – вновь прыгнула, на этот раз на него. Свалила не сопротивляющегося мужчину на пол вместе со стулом и вцепилась в него так, будто от этого зависела не только её жизнь. В действительности – она рычала и сверкала глазами, сжимала в пальцах плащ, края жилета, хватала за шею и прижимала к себе голову в попытках заглушить, перебить противный ей запах собственным. Всё ещё находясь под действием препарата, Силко не реагировал ни на излишне крепкие объятия, из-за которых останутся в лучшем случае синяки, в худшем – трещины в костях, ни на шипение Джинкс. Будто монстр из её собственных кошмаров Джинкс выла, жаждала вернуть своё, привычное. Готова была невольно, не заботясь о последствиях, даже не задумываясь чем всё может обернуться, разодрать Силко на кусочки, чтобы вытащить из каждой клеточки его тела этот запах препарата Синджеда. Искоренить, чтоб больше не воняло, чтоб больше не подавляло сознание Силко, её единственного успокоения и единственной семьи. Кажется, Синджед наконец понял, что дело пахнет керосином, когда Джинкс одним движением надорвала воротник Силко и впилась в его шею зубами, ставшими после мерцания особо острыми. Впилась, почувствовала, как из-под порванной кожи и повреждённой артерии полилась в рот, а затем – в глотку кровь, и поняла, что такое настоящий кайф… Настоящий кайф для пробудившегося монстра с ярко-розовыми глазами мерцания – это пить горячую кровь Силко и чувствовать, будто тем самым он, его запах, его объятия – всё, что он только мог ей дать, проникают в неё и навсегда растворяются в её теле. В какой-то момент Джинкс могла даже поклясться, что слышит в своей голове его голос. Хотя это могли быть и попытки Синджеда закричать, оттащить – да только тщетно, слишком слабо, а иглы – доктор это понимал – с новой дозой препарата могли сделать только хуже. Лишнее движение, неверный толчок или рывок – Джинкс порвёт Силко глотку, и уже ничто не сможет его спасти. Даже грёбаное мерцание… - Джинкс… Джинкс! – сперва кажущиеся очередным всплеском галлюцинации слова обрели смысл, раздались над самым ухом, а на плечо легла знакомая тёплая ладонь. Сдавила крепко, но не агрессивно. Силко очнулся, когда большая часть препарата ушла из его тела вместе с кровью, открыл глаза и на удивление сразу понял, что происходит. Признал в напавшей Джинкс и, задыхаясь от её зубов в своём горле, непонятного чувства эйфории от этих самых зубов и первобытной радости, что Джинкс всё-таки выжила, попытался позвать её. Вцепился ответными объятиями, игнорируя здравый смысл и вопящий об опасности инстинкт самосохранения, в свою девочку и сдавленно засмеялся. Только смех его превратился в хрип и прокатился волной боли, слабости от головы до кончиков пальцев. - Джинкс… - прохрипел уже с некоторым испугом. Не за себя, за неё, что девчонке может стать плохо от его крови, некогда отравленной химикатами. – Джинкс… Джинкс, хватит. – и решив, что подрывательница не слышит его вновь из-за голосов мертвецов в своей голове, спешно добавил: - Это я, Джинкс! Сработало. Джинкс замерла. Перестала глотать и медленно отстранилась, с чавкающим звуком изъяв клыки из мужской шеи. Аккуратные ранки от зубов будто не собирались кровоточить – или в венах не осталось того давления, что заставило бы живительную плазму пульсирующими струями продолжить вырываться из хозяина. На светлой коже остались тёмные пятна, повторяющие прикус зубов Джинкс, а она нависла над мужчиной и уставилась немигающим розовым взглядом на тяжело дышащего Короля Зауна. Растрёпанный, одновременно напуганный, довольный и уставший, он смотрел на неё в ответ и уже протягивал слегка дрожащую руку к её лицу. Чтобы утереть с её губ и подбородка его кровь. - Джинкс… Всё хорошо, Джинкс. – хрипел Силко, а сам чувствовал, что ему с каждой секундой всё труднее сосредотачивать взгляд на растерянном личике подрывательницы, держать руку, говорить и дышать в конце концов от вроде бы небольшого веса на нём. Шея, лишённая зубов, лишилась следом и эйфории, наполняющей тело и блокирующей болевые ощущения, а потому стоило мужчине попытаться шевельнуться – боль с новой силой заставила его зайтись в неконтролируемом крике. Джинкс вздрогнула и отпрянула. То, как Силко внезапно задёргался в попытках перевернуться, сжаться, как завопил – он никогда не вопил так, ему никогда не было так больно на её памяти, даже после самых мучительных инъекций мерцания, - вселило в Джинкс ужас, и она, медленно отползая назад, вжала голову в плечи. - Си… Силко? – она редко звала его по имени, ей это было не нужно, он и так всё понимал, но в тот момент Джинкс просто не знала, что ещё она может и имеет право сказать или сделать. Во рту ещё теплился вкус крови Силко, руки ещё чувствовали тепло его тела, а внутри разливалась приятная сытость на ровне с удовлетворением от успешно совершённого открытия. Того самого, что не поддалось лучшим умам как Зауна, так и Пилтовера. А только ей… Синджед оказался рядом с Силко почти сразу, как Джинкс оставила его в покое. Склонился над дрожащим человеком, схватил одной рукой за голову, другой – надавливал на плечо, вынуждая лежать смирно, и принялся осматривать место укуса. В какой-то момент обернулся на Джинкс. Взгляд искалеченных глаз, (пугавших её ещё с первой встречи – не таких, как у Силко…травмы Силко её не пугали…травмы Силко она считала красивыми, завораживающими, в частности – тёмный глаз с расползающимся зрачком, напоминающим скопление звёзд над Пилтовером в те редкие вылазки по ночам), - впился в неё то ли с осуждением, то ли с восторгом исследователя, то ли со страхом. А может – со всем сразу. Не в привычке Синджеда считать любой расклад эксперимента и наблюдений провалом. Любой эффект – это прорыв, и такого от внеплановой спешной операции с полумёртвой девчушкой и мерцанием он точно не ожидал. Ни один из его подопытных или принимающих мерцание не превращался в кровопийц. Обычно таковые или валялись в приступе кайфа в грязи, или наслаждались мерцанием в чужой компании под крышей располагающих к таким встречам заведений, или обращались в агрессивное пушечное мясо, громящее и рвущее всё на своём пути, в частности – миротворцев или неугодных Королю Зауна предателей, нарушителей и тем подобных. Синджед оценивающим взглядом окидывал притихшую Джинкс, пока Силко снова не застонал от боли, и доктор не был вынужден вернуться к спасению из лап смерти теперь уже мужчины, а не его девчонки. Идентифицировать отношения, что были между этими двумя, Синджед не мог и по сей день. С одной стороны – всё просто, как стальной болт, ведь Силко вырастил Джинкс из мелкой вездесущей и куда более проблемной пигалицы. Столько лет был рядом, заботясь и наблюдая за её взрослением. Казалось бы, всё очевидно. Да только девчонка к нему явно относилась иначе, откровенней, считала его ближе. И Силко, видимо, поддаваясь ей невольно, становился ведомым, тоже уже не зная, кто они друг для друга. Семья… А в каких статусах – не имело значения. Да и Синджеду недосуг разгребать это дерьмо. Не его дело. Вместо этого доктор просунул одну руку под спину Силко, а его руку закинул себе на плечи, и с трудом, но поднял с пола. Слегка встряхнул. - Эй, глаза открой. Открой и не закрывай, говорю! – чуть повысил такой же хриплый голос Синджед, и Силко пришлось подчиниться. Сил сопротивляться вдруг снова не осталось, как после ощущения иглы с препаратом. - Что… Что случилось? – мотая головой, шептал Силко и глазами выискивал Джинкс. Лишь бы не сбежала, лишь бы не пропала. В том её взгляде он увидел взгляд Паудер, тот самый, осознающий вину, опасающийся последствий. Тот взгляд, после которого девчонка впадала в истерики, в панику, забивалась в самый тёмный угол и закрывала голову руками, плача, умоляя голоса перестать обвинять её во всём творящемся в мире дерьме. Силко попытался рвануться из хватки Синджеда в ту сторону, где, как думал, осталась Джинкс. Он должен был снова обнять её и успокоить. Отогнать призраков до того, как они возьмут девчонку в плотное кольцо и в очередной раз сведут с ума, подводя к обрыву, последней границе хоть какого-то сознания. Но доктор, даже будучи таким хилым и долговязым держал крепко. Или просто Силко не мог вырываться слишком сильно. Синджед дотащил его до другого, не перевёрнутого стула, и сбросил ношу. Силко покосился, и рука доктора заставила его прижаться к спинке. - Джинкс… - пробубнил Силко вновь, и в размытых картинках лаборатории заметил на полу Джинкс. Её глаза перестали ярко гореть, но до сих пор выделялись в полумраке помещения. И Силко видел даже в силуэте, как дрожат плечи её девочки. Как она готова подорваться, убежать, чувствуя на себе вину за всё и сразу. Но собственных сил встать и подойти не было, и Силко осталось только натянуть на лицо улыбку, ту, на которую хватило упрямости. – Не плачь, всё хорошо, Джинкс. Её всхлип прозвучал оглушительно громко для его ушей, а Синджед уже вернулся с новыми препаратами и материалами для перевязки. - Смирно сиди, пока обрабатываю. А ты, - доктор на секунду обернулся к девчонке, - ты тоже. Не вздумай снова бросаться. Это не яд. Это заживляющее и таблетки для восстановления крови. – добавил Синджед, считая своим долгом и дополнительной мерой предосторожности пояснить чудовищу, что именно он собирается сделать. Подсознательно доктор догадывался, что именно спровоцировало Джинкс на такое поведение с укусами, но вслух пока озвучивать свои предположения не стал. О том, что ещё чуть-чуть и Джинкс могла бы опустошить Силко полностью, действительно того убив по неосмотрительности, Синджед тоже предпочёл смолчать. Пусть сначала чудовище успокоится, а Силко перестанет почти каждые несколько минут балансировать на краю сознания. Тогда и поговорят, тогда и состроят новый план. А Синджеду было, что планировать, особенно с новыми побочными эффектами от применения мерцания в медицинских целях.