Sing me the last lullaby

Третьи сутки. Хосок валялся на своей кровати и смотрел в белый потолок, медленно сходя сума от неведения. Он не видел Юнги с того самого момента, как его увел Джун. Что с ним случилось? Может, его уже прооперировали? А может, в Джине есть хоть капля жалости и он передумает или возьмёт ещё пару дней, чтобы поразмышлять? Не происходило ровным счётом ничего. Время протекало медленно, заставляя накручивать себя ещё больше. Мысли больно скребли в голове, мешая спать, есть и пить. А страх, кажется, перерос в новую тревожность. Парень не мог представить свою жизнь дальше, похоже, он действительно потерял смысл во всем. Все дорогие ему люди страдают. Родителей давно нет рядом, Чимин погиб, Чонгук, скорее всего, не может найти себе места, размышляя о том, куда вновь подевался его старший брат, а Юнги — неизвестно. Хосок сглотнул, закрывая глаза, и задержал дыхание. Вот бы задохнуться прямо сейчас. Его всего трясло, тишина становилась все громче, как вдруг он услышал непонятную возню. Чон продолжает смотреть вверх и прислушиваться. Это всяко лучше, чем гнетущая пустота вокруг. Но через пару минут он вскакивает с кровати, осознав, что возгласы вдали не похожи на диалог пары человек. Это вскрики о помощи и выстрелы, которые доносились по иную сторону. Парень подбегает к стене и вслушивается дальше, пока тело берёт мандраж. Что происходит? Цикады в последнее время проигрывали с обороной, и не удивительно, если кто-то решил напасть на Пусанскую базу, чтобы взять больше территории. Неужели ФЕДРА? А может, другая группировка? Хо пугается того, что могут напасть и на Юнги, если он ещё жив. Никто не будет спрашивать о чужих взглядах: если это действительно нападение, то всех убьют поголовно. Хосок прикусывает губы, сжимаясь, как вдруг начинает слышать знакомый свист. Глаза и рот широко раскрываются. Он касается ладонью белой стены и прикладывает ухо, различая ведомые звуки снова и снова. Не может в это поверить. Сидит, застыв на месте, но после соображает, что ему делать. Хо сует два пальца в рот и начинает свистеть точно так же, как и Серафиты. На мгновение всё прекращается, после чего в ответ раздается новый свист. Хосок подрывается, глубоко вдыхая, и вновь свистит, слыша приближающиеся шаги. — Помогите! Это Чон Хосок! — начинает кричать он и бьётся кулаком в дверь. — Я здесь, помогите! — срывает горло он. — Господин! — раздается возглас по ту сторону. Хосок затаивает дыхание. Шаги за стеной становятся всё громче, а руки трясутся от давящей истерики. Чонгук. Макнэ действительно проломился в базу противников, чтобы найти его? В коридоре, со стороны, где стояло пуленепробиваемое стекло, показывается высокий парень с неизменным чёрным плащом на плечах. Он осматривает всё помещение и разворачивается в сторону, где заключён старший брат. — Хосок! — вскрикивает Чонгук и подбегает к ограде, с яростью выстреливая в неё. — Чонгук! — зовёт в ответ парень, приближаясь к стеклу, которое почти не пустило трещин. — Что происходит? Как ты здесь оказался? — не понимает Хо, быстро рассматривая кроличьи глаза Чона, которые, казалось, вот-вот пустят слёзы. — Тэхен хочет прекратить войну с Цикадами, — быстро отвечает он. — Убить лидера и покончить с группировкой, — в коридор вдруг забегают ещё люди, рассматривая Хосока за стеклом. — Вы знаете, как его освободить? — Да! Нашли ключи, Господин, — проговаривают парни и передают их брюнету, указывая, с какой стороны находится дверь. — Я сейчас, хён, — Гук быстро убегает, а Хосок оказывается у той самой белой стены с дверным проёмом и наблюдает за тем, как вход потихоньку отворяется. Чон сводит брови и ступает за порог, будто бы заново начиная дышать. Он бросается в объятья макнэ, крепко прижимая его тело, и упирается носом в шею. Как же он соскучился по брату. Младший точно так же обнимает хёна одной рукой и печально улыбается, чувствуя, как его дыхание выравнивается. У него получилось достать его из лап врагов. Это главное. Младший берёт лицо Чона в ладони и заглядывает в пустые глаза. Неизвестно, что Цикады с ним делали, но Чонгуку явно не нравится такое состояние хёна. Он слышит выстрелы с улицы, которые становятся всё громче, и дёргается, вспоминая, что не время мешкаться. Его главная задача заключалась в освобождении брата и Мина, но Гук, вертящий голову в разные стороны, никак не мог найти второго. — Где Юнги? — первым спрашивает Чонгук, а Хосок сразу же поднимает голову. Его растерянный взгляд оживляется. — Юнги, — как не в себя проговаривает он. — У тебя есть оружие? Чонгук, пожалуйста! — подрывается хён, понимая, что не имеет права медлить. — Конечно, — парень сразу просит Серафитов передать пистолет и кладёт его в ладонь Хосока, который проверяет магазин и снимает предохранитель, крепко сжимая рукоять. — Намджун убил Марлин. Теперь он Главнокомандующий, — вещает он и следит за тем, как Шрамы перебивают подходящих Цикад с другой стороны коридора. — Юнги во втором корпусе. Возможно, ещё жив, — голос предательски дрогнул. — Чёрт, тогда бежим, — Чонгук хватает старшего за предплечье и начинает выводить из здания, в которое они недавно пробрались. — Цикады действительно ослабли. Мы сейчас держим их в узде, но я не знаю, как всё пойдёт дальше. Если Главнокомандующий опять Джун, — вздох, — пройдём через чёрный выход, — Чонгук машет загипсованной рукой своим людям, чтобы те выбежали вперёд и проверили местность. — Я не знаю, где может быть Намджун. На побоище его никто не замечал, возможно, он находится вместе с Сокджином. Хосок кивает, понимая, что это может быть правдой. Неизвестно, где сейчас Юнги, где Сокджин, но Намджун вполне мог собрать вокруг них лучших людей для того, чтобы защитить. Это не могло не радовать, если бы он не знал, что в итоге Ким всё равно прикончит Мина. — Где Тэхён? — вдруг интересуется Чон, смотря в спину Гука, когда они выбегают по безопасному пути на улицу. Он разворачивается, замечая, как Серафиты и Цикады столкнулись в жестокой бойне, где каждый пытался убить другого быстрее, чтобы остаться в живых. Хо затаивает дыхание, когда замечает, как Шрамы быстро скачут на лошадях по всему периметру базы и обстреливают врагов. Кто-то из лука, с точностью пронзая головы и сердца обидчиков, а кто-то из автоматов, винтовок и пистолетов. Но Цикады не проигрывают в меткости, и каждая их пуля сбрасывает с лошадей всё больше тел в чёрных плащах. — Там, где ему комфортнее всего, — отвечает Гук, подбегая к следующему корпусу. Хён, наконец, замечает Тэхёна, который в окружении своих людей добивает противников и нападает на остальных, перерезая им глотки. Выпускает наружу всю свою ненависть, пока на лицо брызжет вражеская кровь. Если бы Чон не был одержим желанием найти макнэ, то продолжил бы наблюдать за тем, как столкнулись два, по его мнению, сильнейших противника. Цикады, обученные всем приёмам, убивают быстро, метко. И Серафиты, готовые умереть за своего просветителя и никому не уступающие в жестокости. Идут до конца, из-за желания слышать предсмертные вопли своих врагов. Парни оказываются в здании, из которого все успели выбежать на улицу, чтобы сразиться со Шрамами. Хосок напрягает все мышцы в теле от ярости и осматривает подчинённых Гука, выбегающих вперёд. Парень поднимается, оглядываясь по сторонам, хотя понимает, что сейчас на нижних этажах никого не будет. Но он всё равно не расслабляется, готовясь к тому, что его голова может поймать пулю в любую секунду. Чонгук пытался успеть за Хосоком. Он ещё никогда не видел, чтобы его брат так быстро куда-то бежал. Хён и так стал сильнее, но сейчас Гук просто физически не поспевал за ним, выматываясь на широкой лестнице. — Кто вообще придумал ступени? — тянет он, вспоминая, что в Андоне их почти нет. Только маленькие комфортные ханоки. Он совсем забыл о том, что такое обширные базы, куча этажей и спортзалы, в которых Чонгук сам когда-то занимался до потери сознания. А Хосок крепче сжимает в руках пистолет и челюсти от злости. Он убьет всех, если понадобится. Никого не пожалеет. В голове вновь всплывают слова Юнги: «Левое крыло второго корпуса, пятый этаж, пятьсот восьмой кабинет». Он заворачивает в нужном направлении и видит операционную, около которой находилось с десяток Цикад. Они начали. У Хосока перекрывает дыхание, и он застывает, боясь представить, что там происходит. Операция стартовала определенно до нападения, что они успели сделать? — Скорее! — отвлекает Чона макнэ и бежит вперёд, стреляя вместе с остальными Серафитами по мужчинам, что окружали дверь в кабинет. — Убить их! — кричат Цикады своим, но братья успевают увернуться от пуль, пока подчинённые Гука вновь выбегают вперёд, заслоняя их собой, и простреливают головы врагам. По стенам проходится автоматная очередь — и несколько Шрамов падают замертво. Некоторые получают серьезные ранения и истекают кровью, тяжело дыша, но всё равно идут вперёд. Чонгук наблюдает за ними сквозь пелену слез и надеется на то, что остальные люди выживут. Они действительно верили Тэхену. Отдали ему свои души и сердца, до последнего вздоха защищая всех дорогих просветителю людей. До конца. — Бежим, — шепчет Гук, когда оставшиеся враги мешками падают на холодный пол, засыпая мертвым сном вместе с Серафитами. Чоны пробираются к двери, и макнэ быстро стреляет в ручку, ломая ее. Он врывается внутрь, выставляя вперёд пистолет, замечает, что напротив него так же стоит Намджун, держа на мушке. — Чонгук? — пораженно спрашивает он, распахивая глаза, и не может поверить в то, что один из Цикад стал Шрамом. А рядом с ним оказывается Хосок, точно так же выставляя вперёд оружие, и цепляется взглядом за Сокджина и остальных врачей, которые успели замереть ещё после первых залпов на коридоре. Он сводит брови, шумно вдыхая через нос, когда видит Юнги, лежащего на операционном столе. Он бледен, как всегда, не реагирует на звуки, а на лице кислородная маска. — Я забираю его, — проговаривает старший и резко наставляет пистолет на Сокджина, который испуганно закрывает глаза, сжимаясь, а Намджун успевает перенаправить дуло в голову Хо, боясь за Кима. Чон плюёт на то, что он сейчас на мушке, и быстро оказывается рядом с Мином, сводя брови, когда видит его. — Что с ним? — озлобленно спрашивает он, продолжая угрожать Джину. — Он жив. Жив, — на выдохе произносит врач, держа в руке скальпель. — Просто под наркозом. — Хосок, чёрт, не надо, — просит Джун. План обломан, группировка страдает с каждой секундой все больше, треща по швам, и Сокджину угрожают пулей в лоб. Он не мог представить более худшего исхода. В голове крутился вопрос: почему операцию не начали сразу после выявления опухоли? Зачем Джин оттягивал? Только сейчас всё уходит на второй план. Что сделано, то сделано, и нужно разбираться с настоящей ситуацией. — Я его забираю, — повторно произносит Хосок и легко касается кислородной маски на лице макнэ, снимая её. Врачи вдруг подрываются с места, все, кроме Сокджина, и Чон поворачивается, мгновенно простреливая голову мужчине, который был ближе всего. Люди сжимаются, вскрикивая, когда видят, как на стене позади бывшего коллеги распускается кровавый бутон, а его бездыханное тело глухо падает на пол. — Я не ясно пояснил?! — кричит громче Чон, чувствуя, как его охватывает безумие. Он вновь направляет оружие в сторону главврача. Джун понимает, что ничего не может сделать в этой ситуации. Сейчас он на прицеле у более чем пяти Серафитов. И их рука, как и у Хосока, не дрогнет, чтобы пустить пулю в него или в Сокджина. Он наблюдает за тем, как Чон быстро отсоединяет свободной ладонью капельницы, забирая Юнги к себе на руки. — Всё будет хорошо, — жалобно шепчет Хо, чувствуя, как к глазам подступают слезы и как биение сердца успокаивается, стоит ему прижать Мина к себе. — Хорошо, солнце. Он отходит от врачей и оставляет Сокджина в покое. Лишь скалится на Намджуна, когда вспоминает его слова: «Если мне понадобится лишить Юнги жизни, я пойду на это». Хо оказывается рядом с Чонгуком, который не сводит пристального взгляда с Главнокомандующего, и жаждет только одного — его смерти. А у Хосока сводит челюсть. Он смотрит на Джуна всё так же исподлобья, ловя на себе взволнованный взгляд Сокджина. — Хосок, одумайся, — спокойно просит его врач. — Прошу тебя, — он делает маленький шажок в его сторону. Боязливый и неуверенный, но тут же останавливается. — Ему не будет больно. — Нет, — твердо говорит он, прижимая обмякшее тело Юнги крепче к себе. — Вдумайся в то, насколько эгоистично ты поступаешь, — шепчет Джун, медленно опуская свои руки, показывая, что не будет использовать оружие против Чона. — Ты забираешь у миллионов жизней шанс на спасение. Рано или поздно Юнги тоже погибнет. Либо от рук людей, либо от щелкунов. Ты можешь всё изменить, — не может успокоится Ким. — Нет! — вскрикивает Хо, злясь ещё больше. — На этом мы закончим, Намджун. Главврач видит, как Чон начинает оглаживать курок, с желанием сдавить. — Стой, пожалуйста, — шепчет Сокджин. Понимает, что ждёт Намджуна. — Не нужно, — севшим от слез голосом произносит он, потому что осознает, что Кима либо застрелит Хосок, либо убьют Серафиты. Мужчина сам подписал себе смертный приговор, когда избавился от Марлин. И эта ошибка вернулась к нему бумерангом. — Прости, Джин, — отвечает Хо, дрогнув, — он будет искать его. Секунда и брюнет сдавливает курок, пуская пулю в грудь Намджуна, из-за чего он сразу падает на пол, жмурясь от сильнейшей боли. — Нет!!! — кричит Джин и рвётся к мужчине, но коллеги его сдерживают, боясь за жизнь главврача. — Мы победили, — облегчённо проговаривает Гук, рассматривая то, как Ким болезненно выдыхает, стягивая одежду в районе сердца. Он высвистывает, и Серафиты начинают выбегать из помещения, а Хосок, удостоверившись в том, что врачи не смогут помочь раненому Наму, прижимает Юнги ближе к себе и так же стартует на коридор, оставляя все свои страхи позади. Ким в этот момент вырвался из хватки коллег и подбежал к Намджуну, падая рядом с ним на колени. Он громко всхлипнул, обнимая макнэ, который ещё оставался живым. Тот медленно умирал у него на руках, а брюнет ничего не мог поделать. Лишь наблюдал за этим сквозь пелену обжигающих слёз. — Эй, Джунни, — плачет Сокджин, держа голову Кима в своих руках. Понимает — пуля задела сердце. — Все хорошо, — полусевшим голосом отвечал он и смотрел в блестящие глаза Джина, которые так сильно любил. Нам нашёл последние силы, чтобы поднять руку и коснуться его прекрасного лица, по которому успел когда-то вдоволь настрадаться. А потом вновь ненадолго почувствовать счастье. — Тебе просто нужно немного отдохнуть, — шепчет Ким и не знает, кого пытается успокоить: умирающего Джуна или себя. Он оглаживает его чёрные волосы, будто действительно убаюкивает, и легко целует лоб, замечая, как Главнокомандующий тоже проронил последнюю слезу. — Смотри на меня, — Сокджин не может успокоиться. Он ведь знал, что будет ждать Нама. Всячески останавливал, просил одуматься, но в итоге не смог. Уж слишком макнэ любил жить по своим правилам и диктовать их другим. — Если бы ты знал, как я счастлив умирать в твоих объятьях, родной, — на выдохе произносит Джун. Совсем тихо, настолько, что хён его почти не слышит, но всё же разбирает последние слова мужчины. И плачет ещё громче, когда кладёт ладонь поверх его потухшего сердца, понимая: Цикадам и любви всей его жизни пришёл конец. — Посмотри на меня, — задыхаясь, просил Ким, заглядывая в стеклянные глаза, которые уже не реагировали на его слова. Застыли, смотря в бесконечную пустоту, где больше не было надежды на лучшее будущее. — Я люблю тебя, пожалуйста, — Сокджин уже сдался, но на автомате произносил приевшиеся языку слова, будто они могли подействовать, как болеутоляющее. Или пробудить макнэ от вечного сна. — Я люблю тебя, — вновь тихо повторил он, закрывая подушечками пальцев веки на излюбленных драконьих глазах. Все будто застыло в одно мгновение. Сокджин отпускает родное тело, осознавая силу человеческого выбора, желания вернуть родных ему людей и силу отравляющей мести, насилия, которые всегда выходят боком. Он мог бы долго рассуждать на тему того, кто виновен в погибели Кима — возможно, даже он сам, — но врач лишь опускает голову проговаривая последние слова: — Оказавшись там, — шепчет он, будто разговаривает с непоколебимой душой их Главнокомандующего, — в полной тишине… Слушай голоса, — просит Джин, смотря на любимого парня. — Доверься Цикадам. Чонгук выбегает на улицу и быстро седлает первую попавшуюся лошадь, ускакав вместе с половиной своих людей к Тэхёну, чтобы рассказать о том, что они одержали верх, а Хосок с Юнги на руках остаётся окружён Серафитами, которые готовы перегрызть кому угодно горло за их сохранность. Брюнет старается осознать, что сейчас произошло. Опускает голову, смотря в безмятежное лицо макнэ, который продолжал спокойно дышать. Он смог. Он забрал Юнги. Парень всё ещё не может в это поверить, как из мыслей вырывает крик оставшихся в живых Цикад, которые, скорее всего, услышали о том, что их лидер пал. Люди некогда сильной непотопляемой группировки застывают на месте и падают на колени, принимая своё поражение. Лишь некоторые из них пытаются сражаться до конца, но Шрамы быстро пускают в их головы стрелы, добивая, и громко свистят, поздравляя друг друга с победой в этой, как всем казалось, бессмысленной войне. Хосок вдруг падает на колени рядом со стеной и чувствует, как по горячим щекам начинают стекать слёзы. Он задыхается, обнимая Юнги, и видит, как к нему прискакал Чонгук вместе с Тэхёном. Оба спрыгнули со своих жеребцов и широко улыбнулись, понимая, что всё закончилось именно так, как должно было. Ким остаётся на месте, махнув ладонью, как бы отпуская Гука. И макнэ сразу подбегает ближе к брату, наблюдая за тем, как он всхлипывает и крепко прижимает к себе тело спящего Мина. С такой силой, что, похоже, никто не сможет вырвать блондина из его хватки. Чонгук улыбается и приседает перед хёном, коснувшись его плеча. — Теперь все хорошо, Хосокки. Его больше никто и никогда у тебя не отнимет, — шепчет Гук. — Никогда. Хо мимолетно взглянул на брата, поджимая искусанные губы, и опускает заплаканные глаза. Рассматривает Юнги с приоткрытым ртом, проводя кончиками пальцев по его белоснежному лицу, и заводит такие же светлые пряди ему за ухо. Парень приближается, осторожно целуя макнэ в лоб, и утыкается носом в его макушку, закрывая глаза. Юнги с ним. Ладонь оказывается на сердце младшего, чувствуя его биение. Медленное, размеренное. Казалось, он готов просидеть так вечность. Охранять Мина до тех пор, пока он не проснется, и никому не давать в обиду. — Солнце моё, — шепчет Хосок — я всегда буду рядом.

***

Юнги распахивает лисьи глаза, смотря вперёд. На лицо падают лучи яркого солнца, а он даже не щурится. Ведёт кофейной радужкой, вглядываясь в место, где находится, и чувствует знакомый запах, к которому давно успел привыкнуть и в который до беспамятства влюбился. Он продолжает рассматривать невероятный вид, который заставляет вдыхать полной грудью и жить. Нежно голубое небо с ярким золотым диском отражалось в безграничном водном зеркале, нежно омывающем побережье. Мин стоял на деревянной террасе и улыбался, пока ветер запутывал его отросшие чёрные волосы и разгонял по ярко-зелёному полю высокую траву. Последний глоток свежего воздуха, и он делает шаг назад, приоткрывая дверь в дом. Взгляд цепляется за спину Хосока, который моет посуду. Юнги подходит к нему и мягко обнимает хёна за талию со спины. На заднем фоне играет пластинка со старым кантри на патефоне, а за окнами ржут лошади, которые стоят около пристроенного ангара и лакомятся травой вдали от остальных людей. Брюнет закрывает глаза, кладя голову на широкое плечо Чона, и подтанцовывает, наслаждаясь тихим моментом. Его ладонь касается шрамированной руки и места, где когда-то была вытатуирована эмблема Цикад. А Хосок разворачивается и приобнимает Юнги одной рукой, трогая его предплечье, где теперь красуется татуировка, скрывающая укус, как и на ключице. Эти парни смогли осуществить то, о чём так давно мечтали. Ушли на восток Кореи, к морю, где и нашли старый дом в уезде. Территория была под властью Серафитов и теперь они могли жить на нейтральной точке, не подчиняясь ни ФЕДРА, ни остаткам Цикад. Хосок мог иногда видеться с Чонгуком, который подарил им двух гнедых лошадей, и с Тэхёном, который все так же оставался блестящим лидером группировки. Больше никакого запаха пороха по утрам. Хосок впервые за долгие годы чувствовал на душе лёгкость и покой. И смятение, ведь он не исполнил клятву, которую дал Чимину. Парень надеялся на то, что Пак бы его простил и всё понял. Чон обнимает Юнги, прижимая к своей груди, и начинает танцевать так же, как и он, переступая с ноги на ногу. Курносый нос зарывается в черноволосую макушку, и Хо закрывает глаза, резко подхватывая Мина на руки, и думает о том, что не мог бы поступить по-другому. Он мечтал видеть широко улыбающегося Юна, которого не окружала постоянная боль, кошмар, происходящий вокруг них. — Я кое-что притащил сюда, — прошептал Юнги, интригуя, и оказался босыми ногами на полу, ведя хёна в другую комнату. Мин отскакивает от старшего и достаёт из-за дивана акустическую гитару. Хосок удивлённо поднимает брови и подступает ближе, беря её за гриф. Хорошая. Где Юнги смог найти инструмент — загадка. Но у него получилось угодить старшему, который уселся, перебирая железные струны. Длинные пальцы дотянулись до колки, настраивая. — Ты ведь обещал, — ухмыляется макнэ и вплетает пятерню в смоляные волосы хёна. Когда звук становится гармоничным, Чон начинает наигрывать хорошо знакомую мелодию. Мин наблюдает за его пальцами, которые перескакивают на разные лады, беря незнакомые аккорды, а Хо приоткрывает губы, пропев первую строчку. Он закрывает глаза, отдавшись музыке, и чуть радуется внутри себя тому, что у них наконец-то будет гитара. Парень давно хотел проводить время вместе с макнэ по вечерам вот так, играть ему и учить новые песни. А Юнги сидел совсем рядом, обнимая Хосока со спины, и слушал, чувствуя абсолютное счастье, спокойствие и тепло внутри себя. Бархатный голос приятно ласкал уши, заставляя расслабиться ещё больше. Казалось, Мин вот-вот уснет под спокойную мелодию. — I walk beside the still waters and they restore my soul, but I know when I die my soul is damned, — продолжал Чон, пока Юнги, не зная смысла, засыпал, думая о море в золотом мареве закатного солнца и о хене, который стал для него всем. Хосок закончил петь, мягко касаясь струн, чтобы заглушить звук, и улыбнулся, когда черноволосый макнэ начал сопеть на его плече. Отложив гитару, брюнет осторожно обнял Юна за талию и поднял на руки, унося в спальню, на широкую мягкую постель. Парень улёгся и в полудрёме, схватил старшего за ладонь, притянув его к себе, как бы прося лечь рядом. И Чон не возражал, вспоминая, что сейчас они могли позволить себе жить спокойно. Он взял лёгкое одеяло, чтобы укутать их обоих, и притянул к себе Юнги, крепко обнимая. — Я люблю тебя, — шепчет брюнет, переплетая пальцы со сладко улыбающимся Мином. Он слегка хмурит брови, размышляя над тем, как они жили вместе весь год. Чон каждый раз думает о том, что происходило ранее. Что он сделал, чтобы забрать Юнги. И понимает, сколько человек успело погибнуть. Изредка осознание морально давило, заставляя вспоминать о том, что он сотворил с Джином. О словах Джуна. «Убей. Сделаешь это, чтобы оставить Сокджина одного? Будь благосклонен к нему, а не ко мне». Хосок вздыхает, сгребая ладонью одеяло, и боится лишь одного — сойти с ума от навязчивых мыслей, которые могли выходить из-под контроля. Отвлечься помогал только Юнги. Если бы не его любовь и присутствие, а также редкие явки брата, то, кажется, от Чона уже ничего не осталось. Хо понимает, если бы он оказался совсем один, то его личность разрушилась окончательно. Безумие — вот, что ждало парня, поглоти его одиночество. Брюнет закусывает нижнюю губу и чувствует, как тело берёт неприятный мандраж, но на груди оказывается бледная ладонь. Юнги ведёт ею выше, к лицу старшего, и накрывает родные губы своими, после чего крепко прижимает к себе. Младший начинает дышать в унисон с Хосоком, а после этого чувствует, как его биение сердца становится более размеренным. Он расцеловывает карамельную кожу и упирается лбом в лоб. — Заведём сильных лошадей, будем охотиться с луком и стрелами, — начинает Юнги, вспоминая слова, которые они произносили в один из самых лучших моментов их жизни. — А зимой лепить снеговиков, ловить снежинки и ставить ёлку. Приезжать на рождество к Чонгуку и Тэ, или они к нам. — Будем украшать дом и готовить вкусную еду из добычи, морского улова, фруктов и овощей из сада, — продолжает Хосок, выдыхая. — Я буду играть на гитаре и петь. — Весной и летом можно будет плескаться в море, бегать босиком по росе и цветам, а потом засыпать в обнимку под тёплым пуховым одеялом, — шепчет макнэ, заглядывая в глаза, которые были похожи на чёрные угольки с наконец-то потухшим пламенем паники. — Ты в безопасности. Чон вновь переплетает с Мином пальцы, расслаблено выдыхая. Его отпускает, когда Юнги ласково улыбается — нет, гораздо больше, чем ласково. Такую улыбку, полную неиссякаемой ободряющей силы, редко удается встретить. Она, кажется, вбирает в себя всю полноту внешнего мира, потом, словно повинуясь неотвратимому выбору, сосредоточивается на Хосоке. И он чувствует, что его понимают ровно настолько, насколько ему угодно быть понятым, в него верят в той мере, в какой верит он сам, и, безусловно, Юнги видит его именно таким, каким Чон больше всего хотел бы казаться. Внутри становится теплее и спокойней, а после тихого «Чш-ш-ш, любовь моя» в самое ухо, Хо вовсе закрывает глаза. Только Юнги продолжает проговаривать последние слова, перебирая в пальцах чёрные локоны хёна. — Живи настоящим. Пути назад в любом случае нет, — проговаривает он, убаюкивая Хосока своим голосом. — Потому что никакого «пути назад» вообще не существует. Это просто очередная успокоительная сказка из тех, что так хорошо заменяют нам колыбельную.