Home

— Папа Вандер! — Паудер взлетает по лестнице и подскакивает на барный стул. Вандер отвлекается от натирания стаканов и улыбается: — Что такое, малышка? Паудер застенчиво качается на стуле и тискает в руках игрушку-кусаку: — А как ты понял, что любишь папу Силко? Мимо ко входу как-то крадучись проскальзывает Экко, и Вандер мысленно отмечает поговорить с Бензо: дети маленькие ещё для таких серьёзных тем, надо потихоньку присматривать. Это Вай не интересует ничего, кроме драматично-боевых мыслей, а Паудер девочка романтичнее. Вандер осознает вопрос и хмыкает опираясь руками о стойку, мысленно выбирая, какую из старых баек рассказать. С первым поцелуем или с отчаянной погоней, когда они поняли, что либо будут сотрудничать, либо погибнут оба? Вандер подумал, что любит Силко с первой встречи, но первую честно не помнил, так давно это было. Наверное, встретил его — в юности тощего и тонкого, как тростник — на улице, и не смог пройти мимо. Он любил его большую часть своей жизни, а потому историй было много. О том, как они спасали друг друга, начинали тянуться, как два идеально сходящихся пазла, пробивались сквозь страхи и травмы друг друга. Или была ещё одна история — как они поссорились настолько сильно, что Вандер был уверен, что убьет Силко. Он иногда думал, что бы было, если бы он попытался утопить его тогда, а не просто толкнул в секундной ярости в воду и тут же кинулся вылавливать? Если бы любил меньше? Если бы чувствовал, что Силко правда может причинить ему вред? Вандер расскажет эту историю когда-нибудь позже, когда Паудер сможет понять, что в страшном шраме на лице папы Силко виноват папа Вандер. Что иногда любимым причиняют боль — и жалеют об этом столь долго, что кажется будут жалеть до самой смерти. А пока Паудер хочет знать о любви — он расскажет ей о любви. — А как его не любить? Однажды мы очень сильно насолили миротворцам, и нас искали несколько дней, и на неделю мы спрятались в маленькую тайную комнатку в подвале лавки Бензо. Мы разговаривали, чтобы заглушить страх и голод, но когда мы наконец вышли, мы знали друг о друге очень много, будто провели вместе всю жизнь. И тогда я понял, что не хочу, чтобы обо мне знал столько хоть кто-то, кроме него. Он был… идеальным и он был моим, родным и невероятно близким… Силко спускается ближе к концу истории, а узнав ее, закатывает глаза и звонко стучит по барной стойке ногтями, привлекая внимание. Вандер выставляет на стойку кружку и наливает ему крепкий черный чай. Паудер улыбается, когда сказка прерывается. Родители шепчутся о чем-то взрослом, непонятном, и, судя по выражению лица папы Силко, важном. Вандер хмурится, и кивает на стул, беззвучно предлагая сесть. Они часто общаются так — жестами, взглядами. Паудер кажется, что это магия, а Вай фыркает и кривится — это, говорит, любовь. Силко садится рядом, и его рука забирается в волосы Паудер, чуть нервно перебирая. Он постепенно успокаивается, пока Вандер продолжает рассказывать историю про них, будто и не было страшного разговора со словами «смерть» и «миротворцы». Его руки становятся ласковее, и Паудер почти засыпает, когда они снова переключаются на дела. Она сонно щурится, когда Силко убирает руку и разговоры затихают, потому что звуков шагов по лестнице нет, а потом быстро зажмуривается. Целуются. Папе Силко приходится чуть приподняться на локтях, а папе Вандеру — тянуться навстречу. Паудер слышит, как тихо и мягко фырчит папа Силко, так он говорит только с ними, когда Паудер снятся кошмары, или когда Вай сильно ранится в драках, а папа Силко обрабатывает ей ранки. Паудер закатывает глаза: или с папой Вандером, когда они милуются и не замечают никого вокруг, кроме друг друга. Папа Силко наконец отстраняется от стойки и поправляет волосы, поднимаясь по лестнице вверх. Паудер пододвигает ближе к папе Вандеру пустой стакан, а потом просит ещё один для Вай и уходит в их подвал. Вай звонко выдыхает, избивая грушу, и благодарно кивает, принимая стакан: — Ты долго. — Папа Вандер рассказывал, что такое любовь, — важно кивает Паудер. Вай фыркает: — Дай угадаю — это папа Силко? — Это папа Силко, — соглашается Паудер.