Примерно пять столетий назад
— Отец. Выдавленное приветствие, призванное просто обозначить мое присутствие в тронном зале, прозвучало сухо. Напряженный и нервный Дьявол заламывал пальцы, сидя на троне и ожидая меня. Даже забавно, что моего возвращения он ждал больше других. — Ну что? Пришла пора сообщить ему то немногое, что я успел понять, не раскрывая при этом все карты. Пренебрежительно дёрнув плечами, я подошёл ближе к трону, гордо удерживая подбородок. Несмотря на его жестокость и попытки всеми силами выбить это из меня, у папочки так ничего и не вышло. — Ее убью я. Нездоровая улыбка исказила его лицо, хотя во взгляде сквозило и недовольство. Казалось, что он рад решению проблемы, но возмущён тем, что этим решением стал я. То ли сомневается во мне, то ли за этим кроется что-то другое. — Ты уверен? — дождавшись утвердительного кивка с моей стороны, он немного расслабился, — Хорошо. Пары часов тебе хватит, не затягивай. Он торопил меня. Да, пророчество подгоняло, ведь с каждым земным днём, его свершение все приближалось, но Сатана явно спешил не поэтому. Прищурившись в подозрении, я сдержанно кивнул и направился к выходу из зала. Уже на пороге меня достиг его окрик: — Надеюсь, ты помнишь, что ждёт тебя за невыполнение. Мир будет уничтожен. Я замер у самых дверей, не оборачиваясь на отца, но напрягшись всем телом. Не от страха перед физической расправой, нет. Этого я не боялся уже давно. Скорее от удивления. Мы говорим об одном и том же? С чего он вообще взял, что я могу не выполнить предназначение? Чушь! Ведь так? Взяв себя в руки, я наконец отправился на Землю, вершить своё правосудие и спасать (как смешно) от верной гибели все миры. Мир смертных встретил меня непривычно хмурой погодой. Тусклые серые облака низко свисали над жалкими разваливающимися лачугами. Перекошенные дома скрипели отсыревшей древесиной от каждого резкого дуновения ветра. Смертные прятались под всевозможными укрытиями, стараясь не намокнуть под проливным дождем. Создавалось стойкое ощущение, что сама природа противится тому, что я собираюсь сделать, но когда меня волновало подобное? Порывистый ветер уносил грязь и мусор, запахи гнили и разложения не раздражали нос как прежде, но за этим флером с трудом ощущалась энергия смертной. В этот раз мне пришлось искать ее, буквально вынюхивая аромат нежной энергии. Она была дома в окружении семьи. Наблюдая через неприкрытое окно за тихим семейным ужином, я погрузился в тяжёлые размышления о своей собственной семье. Мать я не знал. Отец использовал демониц для вынашивания потомства, но ни одна из них не выживала в итоге. Настигала ли их смерть в процессе деторождения, или причиной становился сам Сатана, мне неизвестно, но факт оставался фактом, ни я, ни мои братья и сёстры не знали материнской любви. Не знали любви в принципе. Я был знаком с двумя братьями и одной сестрой, и все они погибли задолго до того, как я сам стал представлять из себя хоть что-то. Никто из них не пережил рубеж в десять земных лет. А сколько их было до моего рождения я никогда не интересовался. Помню, как Азазель — старший из всех, кого я застал, играл со мной в детстве. Обычные прятки. Я как раз замер за тяжелой портьерой, сжимаясь в крошечный ком и всеми силами сдерживая энергию, чтобы он меня не нашёл, когда услышал резкий, полный боли крик. Разгневанный неизвестно чем отец голыми руками вспорол его грудь, вытаскивая наружу подрагивающее последними ударами сердце. В те долгие секунды, пока сознание оставалось при нем, Азазель нашёл меня взглядом — перепуганного мальчика, в страхе выглядывающего из-за темно-багровой, цвета пролитой крови шторы. Не знаю, что он пытался мне сказать, но этот взгляд отпечатался в памяти на всю жизнь. Сатана же, отшвырнув замершее окончательно сердце, обернулся на меня. Кожистые крылья были широко раскрыты, а на лице замерла озлобленная улыбка. Он ничего не сказал, просто ушел, продолжая ухмыляться, а я кинулся к бездыханному телу единственного существа, которое проявляло ко мне хоть каплю любви и заботы. Это был последний раз, когда я позволил себе плакать. Из-за чего в итоге он погиб? Не от того ли, что был слишком мягок в понимании отца? Сглотнув подобравшийся к горлу ком, я, раздраженный и злой, вернулся взглядом к картине за окном. Отчего-то так нестерпимо захотелось оказаться там, в этой пусть и бедной, но очень домашней и уютной атмосфере. Наплевав на все предосторожности, я подошёл к входной двери и постучал, отрезая себе все пути к отступлению. Внутри все затихло ненадолго, а после послышались торопливые шаги. Дверь открыл отец семейства, измученный жизнью, заметно уставший мужик, иначе и не скажешь. Осунувшиеся плечи, седые волосы с заметной залысиной, но приветливо улыбающееся лицо. И кого же он увидел? Меня, в моем истинном обличии, сырого насквозь от проливного дождя, с прилипшей к телу одеждой и стекающими каплями с волос. Какой реакции я ждал? Зачем вообще решил постучать? Не знаю. Что-то внутри требовало поступить именно так, а я не привык не доверять своей интуиции. — Ох, что же это?! Вы совсем промокли! Заходите скорее, не стойте под дождем! Он засуетился, практически втаскивая меня внутрь маленького скромного жилища, продолжая причитать на тему моей потенциальной простуды. Его супруга, не менее потрёпанная тяжелой жизнью простых людей, уже выставляла на стол надколотую тарелку и накладывала остатки еды, намереваясь как можно скорее усадить меня за стол. Моя же смертная приветливо улыбнулась, подавая какие-то тряпки, чтобы я мог хоть немного подсушить волосы и одежду. И маленький мальчик прятался за юбкой ее платья, смущенно глядя на меня. Почему-то именно здесь я чувствовал себя вполне комфортно. Еда, которой угостили меня хозяева дома, заставила прикрыть глаза от удовольствия. Не столько вкусом, сколько разливающимся в полости рта странным ощущением. То, что я испытал, не поддаётся описанию, и лишь много позже я понял, что именно так ощущается во рту горячая еда. Просто нахождение девушки рядом давало мне возможность чувствовать то, что я не испытывал никогда прежде. За столом велись спокойные разговоры. Они пытались узнать у меня кто я, и как оказался на этой улочке с полуразрушенными домами, но наткнувшись на односложные, ничего не значащие ответы, быстро сменили тему, обсуждая забавные истории, которые произошли с ними за прожитый день. Я слушал и наблюдал, уделяя особое внимание ей. Девушка больше всех суетилась, ухаживая за домочадцами и за мной. А когда с едой было покончено, именно она первой поднялась из-за стола в стремлении скорее навести порядок. Ливень за окном постепенно сходил на нет, и когда уже на смену ему пришёл мелкий моросящий дождик, я направился к двери. — Вы проводите меня? Вздернутый подбородок и направленный точно мне в глаза взгляд. Так же, как и тогда у реки. Девушка вытерла руки специально приготовленной тряпкой и накинула на плечи потёртый плащ. — Конечно, я помогу вам выйти к церкви, а от неё вы уже без проблем найдёте нужный вам путь. Только сейчас, на пороге их дома я понял, что они все мне представились, когда приглашали к столу, но ни ее имя, ни имена всех ее родственников так и не отложились в моей голове, что было совершенно на меня не похоже. Я привык уделять большое внимание деталям, ведь за ними, как правило, стоит качество выполненной работы. Мы вышли под мелкие капли, от которых меня неожиданно пробрал озноб. Неприятные мурашки прошлись по спине, колко пробегая по вдоль позвоночника и вызывая неконтролируемую дрожь. Влажная одежда липла к телу, а на лице сеткой осела прохладная морось. Девушка рядом со мной плотнее закуталась в плащ, кидая на меня редкие внимательные взгляды. Я же пребывал в какой-то невнятной растерянности, все происходящее выбивало из колеи. Новые ощущения заполнили сознание, и я не мог взять себя в руки. — Пойдёмте быстрее, вы совсем замёрзли. Мелодичный голос прорезал тишину пустынной улицы, вырывая меня из размышлений. Я несколько раз моргнул, возвращаясь мыслями к тому, что должно сейчас произойти. Ее жизнь прервётся от моей руки через считанные мгновения, а я впервые не могу решиться на необходимые действия. Церковь показалась впереди и откладывать больше не было времени. Я обхватил ее запястье, снова поражаясь до боли приятному ощущению от соприкосновения с ее кожей. Словно яркие вспышки пробегали от места касания прямо в грудную клетку, расплываясь там мягким, уютным клубком. Я увел ее в тёмный тупиковый переулок. Она вздрогнула от неожиданности, после глянув на меня открытым, спокойным взглядом. В нем сквозило полное доверие, и черт возьми, как же зря. Я прижал ее спиной к дому, левой рукой сжимая тонкую шею, поражаясь нежности кожи и своим пронизывающим сознание ощущениям. Вся ее жизнь сейчас была в моих руках, и это чувство, такое неправильное, завораживало. Только в этот момент в ее глазах проявилось то, что должно было быть с самого начала — страх. Создавалось впечатление, что в мире, полном опасности, начиная от природных катаклизмов и заканчивая болезнями, дикими животными и жестокими людьми, она знала — ей все это не угрожает. Но сейчас она ощущала угрозу и понимала, что именно случится. Голубые глаза не наполнились слезами, в них была надежда, совершенно бесполезная и никому не нужная. — Пожалуйста, не надо… Сквозь все сильнее сжимающие горло пальцы, хрипло и надтреснуто выдавила мольбу о пощаде. И я дрогнул. В тот самый миг, когда ее жизнь оказалась в моих руках, я засомневался снова. Мне впервые не хотелось убивать. Впервые я чувствовал, что совершаю ошибку. — Так надо. Прости. Я зажмурился, призывая клинок в свободную руку, и сделал то единственное, что было правильным и нужным. В тот момент, когда острое лезвие пронзило тяжело вздымающуюся грудь, прорезая все то, чем природа так предусмотрительно защитила трепещущие человеческие сердца, я снова посмотрел в ее глаза. Все длилось мгновения, но мне казалось прошла целая вечность. Она не кричала, лишь хрипло выдохнула, когда острие наконец пронзило стучащее сердце. По рукояти клинка и моим пальцам струилась горячая кровь, пачкая рукава и липко стекая до самых локтей, вызывая злость и отвращение, и впервые они были направлены не на жертву, а на самого себя. Когда ее глаза безвольно закатились, прикрываясь подрагивающими веками, все вдруг померкло. То, что прежде отвлекало от задачи, перестало ощущаться. Колючие мурашки разгладились, а кровь на руках перестала согревать. Я отпустил ее, наблюдая за тем, как медленно она упала к моим ногам, больше так ни разу и не вздохнув. Ее чистое платье запятналось, грязь прилипла к щеке, а багровое пятно растекалось по земле рядом с безжизненным телом. Приоткрытые глаза больше не следили за каждым моим действием, теперь в них была лишь стеклянная пустота. А я терялся между желанием разрушить здесь все и прижать мертвую девушку к груди. Но в итоге просто ушел, как и подобает палачу. Забытый в ее груди клинок остался напоминанием о том, что я все же выполнил предназначение.***
Наши дни
Резко приняв сидячее положение на кровати, я тыльной стороной ладони стёр со лба крупные капли пота. Все тело было липким и неприятным, а дыхание не хотело возвращаться в норму. Картинки прошлого снова стали врываться в мои сны, разжигая и без того огромный костёр сомнений в душе. Поднявшись и смыв с кожи последствия сна, я быстро оделся и направился к Пэймону. Не важно, что сейчас ночь. Врываясь в его покои без стука, я почему-то не ожидал застать подобную картину, хотя в любое другое время она бы меня нисколько не удивила. Демон возлежал на широкой кровати полностью обнаженный, в объятиях такого же голого паренька, и покрывал его тело яркими засосами и следами укусов. Кажется, я не вовремя. Хотя плевать. — Закругляйся. Надо поговорить. Я швырнул в парочку какую-то поднятую с пола тряпку, что оказалась чёрной рубашкой новой пассии моего друга. К слову, демоненок перепуганно прижимал кусок ткани к себе, прикрывая голое тело и явно не зная куда себя деть. Пэймон же в это время расслабленно откинулся на подушки, игриво глядя на меня. — Эй, Люц, может присоединишься? — Не ерничай, ты прекрасно знаешь, что я не разделяю твои увлечения. Подойдя к кровати, я ухватился за дрожащее крыло перепуганного паренька, выволок его из постели и выставил за дверь, не заботясь о том, что кроме мятой рубашки, у него ничего больше не было. Пэй беззаботно закинул руки за голову и следил за моими передвижениями по его комнате. — Если ты решил отказаться от секса, это не значит, что меня тоже нужно его лишать. — О чем ты? Взъерошив и без того растрепанные волосы, он довольно оскалился. О предпочтениях друга я знал всегда. Он не особо заботился о том, кого валить в койку, девушки, парни, все это не имело значения, если в итоге он получал удовольствие. — Ости рвёт и мечет. Она явно не довольна тем, что ты отстранил ее от царского тела. Отсутствие секса, знаешь ли, неблагоприятно сказывается на ее настроении. И не только ее. Я скривился. Плевать хотел на Ости и ее обиды. Пусть хоть в лавовые реки сбросится, если так расстроена, меня это не волнует. А очередной намек на то, что я прервал друга на самом интересном, предпочел пропустить мимо ушей. — Оденься. И я хочу выпить. Пока Пэй копошился в шкафу, выуживая из его недр хоть какую-то одежду, я по хозяйски открыл бар и вытащил бутылку глифта. Нестерпимо хотелось напиться и забыться. С бокалами не заморачивался, так что к тому моменту, как демон оказался в соседнем кресле, я уже приложил горлышко к губам и делал жадные глотки. — Ты ради этого вытащил меня из постели? Недовольство и неудовлетворённость друга ощущалась в воздухе, он пристально следил за моими действиями и почему-то до сих пор не врезал мне от души. Понимание, что я не пришёл бы просто так, останавливало его от того, чтобы вернуть демоненка в свою кровать, предварительно пинком выставив меня за дверь. — Мне приснилось первое убийство. Он хмыкнул и посмотрел на огонь камина. Не было необходимости объяснять, что речь идёт не о первой казнённой грешной душе, а о первом убийстве ее. Ведь только это воспоминание могло выбить меня из колеи. Пэймон нервозно потёр лицо ладонью и тяжело вздохнул. Ему не нравилось, что я переживаю это так, но сделать с этим он ничего не мог. — Люцифер, ее необходимо убить. Уже скоро Сатана отправит тебя на ее поиски и будет ждать результат. И он убьёт тебя, если ты оплошаешь. — Успеет ли? Мы все погибнем, но по большому счёту, это кажется все более заманчивой затеей. Он забрал у меня бутылку и так же приложился к горлышку. Содержимое стремительно заканчивалось, но нам определенно было мало. — Ставишь крест на всем? Думаешь, в уничтожении миров спасение? — А ты считаешь иначе? Не надоело вот это все? Не устал ли ты выискивать очередных жертв ради его прихоти? Мы замолчали, обдумывая мои слова. Каждый рассуждал по-своему, но уверен, мы оба приходили к одному выводу, необходимо что-то менять. Все недовольства правлением отца, что копились сотни и тысячи лет, не давали покоя, и скоро сдерживать ярость на Дьявола не будет сил. — Я верю тебе, Люцифер, и пойду за тобой. Но надеюсь, что ты не совершишь ошибок, потому что не уверен, что мне хватит сил вытащить твою задницу из беды. Не в этот раз. Выуженная из бара очередная бутылка открылась с громким хлопком. Мы снова замолчали, передавая друг другу алкоголь и заливая крутящиеся в головах мысли. Я был уверен, что Пэймон останется на моей стороне при любом раскладе и даже при угрозе смерти. Как и всегда, он верно следовал за мной несмотря ни на что. Резкая боль пронзила голову, заставляя выронить стеклянную бутылку из рук. Со звоном прокатившись по полу, она жалобно булькнула остатками разливающегося глифта, а сам я сжал разрывающуюся черепную коробку руками. Пэй подскочил ко мне, обдавая собственной энергией мое тело, силясь понять, что произошло. Но ответ у меня был. — Отец вызывает.