Редакция 260923
Это было похоже на огромный камень, падающий на голову. Повинуясь чувству опасности, тёмная эльфийка инстинктивно попятилась от алтаря, прикрываясь руками, и заметила, как другие жрицы, женщины с серой кожей, белыми волосами и в алых платьях – тоже отпрянули. Ни одна из них не ожидала ничего подобного. Зеленоватое изваяние паука с головой красивой эльфийской женщины раскололось и с тяжким грохотом лопнуло, ударная волна с осколками камня поразила всех находящихся в круглом помещении храма, раскидав их вокруг. Эглиссу, чьё место было с краю, швырнуло в сторону колонн, стоящих вдоль стены, провезло по каменному полу. Вскрики посечённых осколками, ошеломлённых женщин наполнили темноту. В голове гудело, как после удара в гигантский гонг, в глазах играли цветные пятна, ошеломляющая боль разгоралась в голове, колене и локте. Эглисса скрючилась на боку, подтянула ноги, приподнялась, опираясь на руку, слизнула кровь с рассечённой губы и заметила движение у входа. Кроме жриц Дома Де'Вир в храме был кто-то ещё. Стражник?.. Нет. Это чужой – солдат Дома-агрессора, неведомо как попавший сюда. Он тихо вошел в зал, высокий и мощный, даже слишком для тёмного эльфа дроу. Его лицо было скрыто капюшоном и чёрной маской. Но Эглисса слишком хорошо знала эту осанку, эту фигуру, хищно-мягкую манеру двигаться. Знала давно и при других обстоятельствах. Он был из десятого Дома, был одним из лучших мастеров боя в городе – и пришёл сюда убивать. Да. На четвёртый Дом в городе дроу напал более низкий по положению, десятый Дом. Чтобы продвинуться. Она знала его имя – и не хотела произносить даже в мыслях. Имя ему теперь – Убийца, и никакое больше. Он бросил что-то перед собой, замахнулся хлыстом – и Эглисса резко отвернулась. Хлопнуло и ослепило даже сквозь сжатые веки – всё окрасилось жгуче-розовым, напрочь лишив дроу способности видеть во тьме. Эглисса скривилась, зажимая ладонью свои чувствительные глаза. "Он должен был ослепить и себя!.." – запротестовала её логика. Но слух Эглиссы оставался по-прежнему тонким, что свойственно для тёмных эльфов. В какофонии криков дезориентированных, растерянных женщин она услышала резкий спазматический вздох, судорожный хрип умирающей с пробитыми лёгкими. Почти сразу оборванный вскрик – так погибла старшая дочь, высшая жрица, цвет красоты и силы семейства Де'Вир. И послышался голос Верховной матери Джинафэ – тихие от скорби и ярости слова быстрого отбрасывающего заклятия, которое находит цель вслепую. Но свистнуло – и третье слово она не успела. Хлёсткий удар, и её выдох превратился в громкий мучительный крик. Затем Джинафэ осеклась, на вдохе нанизанная на лезвие – был слышен мокрый режущий звук, и затихающее хрипение в горле Верховной матери Де'Вир. Убийца задержал движение, явно наслаждаясь своим делом. Эглисса скорчилась на боку у колонны и замерла, притворяясь мёртвой. Её голова была направлена в сторону противника, но глаза давали картину мерцающей тьмы с неясными очертаниями – никакой возможности ориентироваться. Она зажмурилась, заставила себя вспомнить окружающий молельный зал, и вдруг стала видеть – "чувствами", как это иногда у неё получалось. Убийца вытащил из груди Верховной матери Де'Вир свой меч – теперь уцелевшая жрица видела это отчётливо, пусть и в монотонно тёмном виде. Увенчанное тиарой с декоративными рожками грациозное тело бессильно свалилось ему под ноги. Младшая дочь сидела и корчилась, держась за разбитую голову, и тягучая струйка крови стекала со лба по руке и свисающим растрёпанным волосам. Её напряжённый стон привлёк внимание смерти. Широкий взмах – и голова тёмной эльфийки упала отдельно от обильно истекающего кровью тела. Эглисса забыла про свои травмы; внутри у неё всё сжалось, скрутило желудок, её пробрало тошнотворным холодом. Она всегда предпочитала плохую правду хорошим иллюзиям, но это было уже слишком; теперь она жалела, что может видеть всё это. Она считала себя бесстрашной, да и многие другие так думали; до сегодняшнего дня. Захлебывающийся крик пятой жрицы, той, с которой они час назад обсуждали положение Дома, напомнил ей об одной вещи. Пока враг выдёргивал меч из тела, она тихо отползла дальше меж колонн, за которыми перед молитвой оставила кое-что. Шестая по счёту, молодая девушка с тремя пышными хвостами белых волос, облачённая в частично прикрывающий лаконичные формы алый паучий шёлк, тем временем встала на ноги и шагнула в сторону, видимо, желая сбежать из места этой бойни, но, судя по неуверенности движений, ничего не видела. Он преградил ей отход так, что она наткнулась на него, резко отпрянула, затем натолкнулась спиной на колонну, стала робко щупать руками. Он полюбовался ею сперва, а затем без замаха проткнул в живот. Она коротко ахнула, отшатнулась со сдавленным стоном к колонне, сползла по ней спиной, села на колени перед своим убийцей, словно перед изваянием богини, затем завалилась набок и скрючилась у его ног, теша мрачное самолюбие дроу. Конвульсивные содрогания тела затихли через несколько ударов сердца, стучащего у Эглиссы в ушах. Стало тихо. Седьмая – она. Лёжа, она вытянула руку между колонн и стала осторожно щупать, так, чтобы себя не выдать. Убийца пошёл по залу, осматривая тела зрением дроу, подкрашивающим предметы в зависимости от их температуры. Тела ещё не успели начать остывать – живые и мёртвые пока не слишком различимы. Он испачкал ступни в лужах крови, и теперь оставлял кровавые следы. Под его подошвами хрустели осколки кристаллического изваяния богини Ллот, размётанного магическим взрывом. Эглисса замерла в напряжении, словно бы кожей ощущая его скользящий взгляд. Всё живое естество в ней противилось происходящему. Губитель наткнулся на восьмую – павшую первой от совместного удара жриц вражеского Дома – самую юную и чувствительную жрицу. Скупым движением полоснул ей по шее, на всякий случай. Она лучше всех пела – помнила Эглисса. И сегодня её голос оборвался первым, в миг магической атаки. Убийца постоял чуть, слушая тишину и убеждаясь, что никто не шевелится, не стонет. "Беспомощных убивать легко... И воина недостойно!" – украдкой шевельнулась мятежная мысль. Последняя жрица пристально следила за врагом. Протянула руку чуть дальше, почувствовала кожей твёрдую преграду, сильнее вытянула руку, сжала пальцами прочное древко. Мелкая дрожь в теле притихла. "А что ты скажешь вот об этом, проклятый демон?" – подумала она, втягивая холодящий воздух сквозь стиснутые зубы в затаённом ожидании. Сто двадцать лет назад Эглиссе Де'Вир повезло родиться рослой и сильной, и теперь её тренированное тело было готово взвиться в атаку, как отпущенная стальная пружина. – Ну, иди же ко мне..." Снизу донеслись приглушённые звуки боя, здесь, внутри здания, где-то на этажах ниже. "Битва уже здесь, – с холодной отрешённостью подумала седьмая жрица. – Наша песнь спета... Ну же, подходи, ещё успеем сплясать!" Убийца ещё раз осмотрел зал, развернулся и пошёл прочь. "Нет! – её кольнуло, словно разрядом магии. – Куда ты?! Не может быть, чтобы ты меня проглядел. Ради чего такое исключение? Оставишь на позорное растерзание рабам? Не смог убить меня своей рукой?! Слабак!.." Она тихо встала, уже не таясь. Зрение ещё не пришло в норму, показывая лишь свет в проходе и высокий чёрный силуэт на его фоне. Такой страшный и такой желанный: цель. Очаги боли от ушибов притихли достаточно, чтоб их игнорировать. Эглисса Де'Вир стремительно двинулась вдогонку – занося свою двойную глефу Глад'н'риль – лучшее из оружия, которое когда-либо держала. Мать Джинафэ строго чтила традиции: ни света, ни оружия – вообще никаких посторонних предметов в молельный зал не допускалось, как и участие в молитвах в доспехах или чём-то не предназначенном. "Твоё оружие – твоя воля", – говорила Мать Джинафэ. Но Эглисса прошла воинскую школу раньше, чем стала жрицей, и тихо имела на этот счёт своё мнение. За пределами круга из восьми колонн – уже не молельня. Мать Джинафэ распылялась на мелочи, и потеряла самое главное... Жизнь. Фигуру Убийцы седьмая жрица чувствовала плохо, но хорошо – его оружие: длинный хлыст и широкий меч, отлично подходящий для отсекания конечностей. Молча ускорилась, сознавая, что решимости в ней на несколько шагов. Он вроде не замечал её – она знала, что это не так. Учитывая длину глефы со свой рост, прицелилась уколом пониже лопаток. На противнике была чешуйчатая кираса, и очевидно, её так просто не пробить. Нанося этот удар как обманный – вполсилы, Эглисса приготовилась ударить вторым лезвием туда, куда скорее пойдёт голова при уклонении. От первого выпада он увернулся влево, молниеносно выкинутый меч задержал глефу на втором, несмотря на силу замаха. Убийца повернулся, и хлыст рванул жрицу за бок, практически не прикрытый тонкой алой тканью. Вскрик – превратив в клич, она ударила сверху и сразу же на полуобороте вторым лезвием сбоку – осыпала его атаками с разных сторон и потеснила, заставила уйти в оборону, отступить. Хлыстом не очень-то отразишь клинок... Но меч успевал везде. – Я заберу тебя с собой!! – яростно выкрикнула она, ощущая боевой раж. Чешуйчатый хлыст охватил её жилистое, изящно-сильное бедро, противник рванул на себя, обдирая кожу. Женщина сморщилась и зарычала от боли, сдвинулась с места, но удержала равновесие, и умудрилась поймать его клинок выступом на древке, выполняющим роль гарды, и, повернувшись, резанула другим лезвием натянутый хлыст. Лопнуло, ослабший конец свалился с окровавленной ноги. Издав яростно-торжествующий вопль, Эглисса бросила в атаку своё гибкое тело, ударила наотмашь снизу вверх и сразу навстречу, провела за колющим рубящий, перескочила труп жрицы, преследуя противника и, подстрекаемая жгучей болью в ноге, обрушила на Убийцу шквал неистовых атак, чтобы отрезать его от выхода. Сталь торжественно звенела о сталь, едва не оглушая чувствительные уши дроу. Он уступил, куда-то ушёл из-под её догоняющего выпада. Седьмая жрица подалась вперёд с широким взмахом, прогнула спину, готовая отразить обходной удар сзади, вывернула шею в поиске противника и... Вспышкой поражённая в затылок, провалилась во тьму. Первой была боль в голове. Тупая и гулкая, вдавливающая в землю. Вторым было осознание лежачего положения. Тьма в поле зрения. Пробирающий холод. Солоноватый привкус крови во рту. Тошнотворное сочетание запахов чужих тел и стынущей крови со смрадом давно сгнившей плоти. Сверху лежит что-то тяжёлое и придавливает к неровной скользкой массе. Холод пронизывает затёкшие конечности. Лицо уткнулось в шёлк чьей-то одежды, во рту чьи-то длинные волосы. Усилие, чтобы приподнять голову, потребовало напрячься изо всех сил. Кругом тьма. Призрачный свет где-то в стороне. Выплюнув собственные волосы и ожидая привыкания глаз, дроу догадалась, где находится. Ломящая боль в шее и затылке заставила её уронить голову на то, что было под ней: мёртвые тела семейства Де'Вир. Она поняла это по прикосновению. Это была трупная яма, то есть, братская могила за пределами города дроу. Донёсся тихий звук – цокот коготков по камню. Первая подземская тварь пришла на поживу: огромный муравей, а может, хлысторыл... Скоро их будет больше: падальщикам не требуется особого приглашения. Почти триста тел тёмных эльфов, воинов и жриц, слуг и рабов Дома Де'Вир обеспечат долгий пир всем разновидностям плотоядных созданий Подземья – от насекомых до драуков. И скоро последняя жрица – Эглисса – отправится к Паучьей Королеве, послужив им живой закуской, деликатесным дополнением к главному блюду. Из трупных ям выход лишь в небытиё. Эглисса лежала, погружаясь в боли тела и отчаяние разума. Не было сил, всё тело казалось изломанным, тяжесть лишала воли. Тишина. Шорохи поодаль. Кольнуло неприятным чувством опасности. Напрягшись, она высвободила свои руки из влажной, медленно остывающей массы тел, выпуталась из чьей-то одежды, выбралась из-под мёртвой жрицы, откинув изящную, ещё мягкую руку – немного времени прошло от её смерти. Глаза уловили слабое мерцание, источаемое плесенью на потолке, и едва заметный другой свет, шедший из пещеры сверху. Отплевавшись от крови, женщина дроу сидела на вершине громадной скользкой кучи мёртвых сородичей. Слабый свет шёл через толстую решётку над высоким, в три роста, карнизом, откуда сбрасывали тела. Это был свет от города Мензоберранзан. Но туда не забраться, и решётку руками не открыть. Она нащупала сквозь волосы очаг резкой боли на своём затылке и скривилась. Это был не второй ментальный удар жриц Дома врагов, а эфес меча. Её оставили в живых намеренно – чтобы оттянуть момент кончины, чтобы яростнее других сопротивлявшаяся Де'Вир полнее прочувствовала боль своего поражения, а затем медленно умерла, раздираемая заживо жвалами трупоедов. Чтобы страданиями своими потешила тёмную богиню Ллот здесь и в вечных муках воссоединилась с Матерью Джинафэ и её дочерьми там, в Демонической Паутине. "Проклятая Джинафэ!" – вспыхнула мысль. Эглисса не знала, выкинули ли её сюда, или повесили, например, над воротами разорённых пяти колонн... Эглисса проклинала Джинафэ за небдительность, за упрямство, за фанатическую слепоту, привёдшую её род в яму для трупов. Это поражение Джинафэ, это её кара, а не Эглиссы; та же преданно служила Дому, пресекая малейшие слабости, латая любые дыры, и твёрдо верила, что грех беглянки Виконии тоже можно было искупить. Не смогла отдать Ллот своего сына – отдала за неё другая. Мужчина убил верховную мать – и его страшно покарали. Но об этом узнали за пределами дома – непонятно, как... Виконию искали и не нашли, хотя крупные средства были потрачены на поиски. Вот что есть слабость и грех – неспособность удержать ситуацию под контролем или в тайне... Столкнувшись с Чёрным молчанием Ллот, Джинафэ забыла обо всём, пытаясь отмолить эту беду. Не слушала ничьих советов об укреплении Дома, двойной осторожности, в том числе от самой Эглиссы – пусть жрицы не самого высокого уровня, но тренировавшей воинов, и знающей об обороноспособности больше других жриц. Невольно распустила страх и панику среди стражей. И теперь, по заслугам Джинафэ, верной Дому Эглиссе выпало ждать кончины на мокрой куче трупов. Но что значит верность для богини, которой безразлично понятие чести? Понятие, дающее аристократке удержаться на расстоянии от грязи, от бесхребетной черни и животной дикости? Медленная смерть станет жрице Де'Вир наградой за вышколенную внутреннюю силу и живучесть... И карой за лишние идеалы. Эглисса сидела, повесив голову в тёмном отчаянии, и непроизвольно ощупывала своё разодранное бедро. Её мутило и пробирало холодом, и эти резкие ощущения из действительности не давали списать всё на кошмарный сон. Глаза постепенно возвращали свою чувствительность после ослепления и давали всё более подробную картину окружающей обстановки. Тёмная эльфийка узнала взрезанных мечом Убийцы коллег по молельне вокруг себя, грязных и извалянных в крови, а также некоторых воинов. Тёмные глаза, открытые в пустоту. Вражеские рабы, тащившие их сюда, оборвали с них часть одежды и украшения, доспехи и оружие. Кое-где среди мёртвых дроу виднелись рабы-гномы и гоблины, но их тут было гораздо меньше, чем должно. В среднем около трети бойцов проигрывающего Дома предавали прямо в битве или сдавались в плен, предпочитая рабство. Особенно рабы – им без разницы, тот Дом или этот... Темновое зрение – смесь теплового со световым, плод тренировки дроу – подкрашивало всё это сиянием тепла на фоне пещеры. Блеск холодного металла привлёк взгляд седьмой жрицы. Короткий, широкий клинок с изящным изгибом одной стороны лезвия и зубчиками на другой, соединённый с древком, утопающим в куче. Глаза её распахнулись: "Глад'н'риль? Не может быть..." Одна из самых верных вещей в окружавшем её мире. Это точно не случайность – кто будет такое выбрасывать? Это бросил сюда он – для неё. Выпрямила спину, откинула свои спутанные волосы за плечи, уже по-иному глядя на мир; наткнулась на свёрток у себя на поясе. Приглядевшись, различила вышитый знак – паука, держащего во всех восьми лапах различное оружие: герб Дома До'Урден. Это он – прицепил ей свой перевязочный набор. Открыла. Там был флакончик со снадобьем, бритва и моток особого мха, плотного, волокнистого, которым удобно затыкать и бинтовать раны. Сердце забилось. Он помнил её. Не хотел убивать, несмотря на прямой приказ и риск для его дома. Он помешал ей умереть быстро, бросил сюда живой и опозоренной, лишённой самого главного – положения в обществе. Эглисса Де'Вир сползла с вязкой кучи тел, выдернула оружие, обтерла чьим-то алым плащом. Держа в руках свою Глад'н'риль, она наконец встала на ноги и, превозмогая головокружение, выпрямилась, отошла от мёртвых тел к стене пещеры. Древко глефы внушало успокаивающую твёрдость; вес звал руку вперёд, обещая придать мощь её ударам. Глядя на оружие, дроу растянула губы в ухмылке. Конечно, Эглисса отправится ко Ллот. Но не сейчас. Для жриц, постигших владение оружием в превосходной степени, в языке дроу существовал особый термин – yath'sargtrin, "воин-жрица". Эглисса особенно гордилась собой за это. Немного оправившись, подземная эльфийка присела на одно колено, раскрыла свёрток, плеснула терпко пахнущей жидкостью себе на пальцы, на бинт и принялась заматывать бедро, на котором хлыст Убийцы изодрал кожу в клочья. Отчаянно защипало. Отлично... Дыша сквозь зубы, осмотрела себя дальше, смочила средством ссадины. Больше ран не нашлось, кровь, измазавшая алое платье средней длины из паучьего шёлка – чужая. Ощупав горящую ушибами голову, нашла в волосах уцелевший золотой обруч, удерживающий их; рабы не полностью обобрали седьмую жрицу – кто-то им помешал. Подняла глаза на отдалённый шорох. Мелкие твари копошились где-то за горой мёртвых и на виду не показывались. И вдруг она увидела маленькую руку, торчавшую меж двух тел воинов. Краешек расшитой детской рубашки нежно-бирюзового цвета в кровавых пятнах. Ручка остывала, как и все трупы, тёмные рубцы от кнута пересекали её. Глаза женщины расширились. "Дети!" – Эглисса вскочила на ноги, стиснула зубы до скрипа, чувствуя внутри и холод, и огонь. Маленькие дети, неважно, какого происхождения, не могли обвинить напавший Дом перед Советом восьми правящих Домов, и были совершенно неопасны. Зачастую их просто забирали, проверяли здоровье – и брали к себе: больных на жертвенник, а из тех, кто посильнее, воспитывали рядовых воинов, ремесленников, жриц... Погибнуть в Подземье очень просто и для дроу, а дети рождаются у них не так уж часто. Напрасное убийство детей было омерзительной расточительностью. По мнению Эглиссы, это откровенный перегиб даже в угоду Ллот, нарушающий её завет "усиливай свой род". И это стало последней каплей. "Что за чудовища эти До'Урден? – простонала седьмая жрица в голос. – Что за чёрный, проклятый народ здесь побеждает?!" И вздрогнула, услышав отдалённое царапание. Во тьме за поворотом кралось что-то крупное. Эглисса отступила к холодной, влажной стене, сжимая глефу. Казалось, её собственное сердце стучит всё чаще и громче – ритмичными ударами барабана войны. Существо затаилось. Напрягши чувства, бывшая жрица увидела его. Крупная туша с восемью ногами, в которую врощено – противоестественной колдовской силой всажено изувеченное тело дроу. Драук. Такой же чуждый даже для природы Подземья монстр был создан из мятежного брата Виконии, Валаса Де'Вира. При этом дроу теряет всякий разум, который заменяется инстинктами хищника и падальщика, с пришпиленной к нему страдающей душой пещерного эльфа. Такие твари не были редкостью за околицей традиционных городов приверженцев Ллот, учитывая слухи о случаях наказания, которому подвергали чаще всего мужчин дроу. Эглисса всегда с омерзением к этому относилась, считая подобное недостойным тёмного эльфа, какое бы преступление он ни совершил. Но были же жрицы, проделывавшие это по многу раз... Викония не смогла убить сына, а Эглисса поняла, что ни за что не стала бы делать драука. Она стиснула свою Глад'н'риль. Избавить дроу от этого ужасного существования, отправив в объятия Ллот, казалось ей правильным делом. Пещера через полсотни шагов сужалась и резко заворачивала влево. Враг был совсем рядом за поворотом. Эглисса затаилась, готовая к бою. Но против неё был драук – самый крупный хищник околиц подземных городов. Она знала, на что они способны, не раз побывав свидетельницей выпускных зрелищ для воинов Мили-Магтира, в те годы, когда была там преподавателем. Отряд из четырёх-пяти подготовленных рабов не-дроу вооружали топорами, глефами, копьями и выпускали в яму, подобную этой. Их задачей было убить тварь, которая там обитает. За победу обещали свободу. И множество глаз сверху наблюдало, как вроде бы слаженный отряд гибнет под ударами подобных мечам острых передних ног с когтями-крюками, почти не нанося урона в ответ. Драук был не глуп: он точно определял лидера в отряде, и проникающим выпадом зацеплял его, вытаскивал из строя и рвал когтями, словно тряпку. А дальше начиналось избиение... Иногда чудовище гоняло вопящих жертв по яме, играя с ними. Это зрелище всегда вызывало большой ажиотаж у молодёжи и бурные обсуждения. Многие рвались показать, мол, они-то лучше гоблиноидов, да только на словах... Как с драуками бороться, в Мили-Магтире не учили. Осознание непобедимой силы за пределами общественного порядка удержит дроу в границах повиновения; и это усиливалось слухами, что в казематах Дома Бэнр содержат нескольких послушных драуков, ничуть не слабее дикого. Однако, зрелище не боя – расправы – задавало им вопрос: что нужно, чтобы быть лучше? Эглисса много думала над этим вопросом. Как быть лучше тех гоблиноидов? Для борьбы с таким противником нужна особая тактика. Тут не поможет ни стена щитов, ни лес копий. Отряды зачистки Подземья использовали тяжёлые стрелы, метательные копья и сильную магию – и всё это в режиме шквального огня. А сейчас что делать?.. Присмотрев неподалёку груду камней, которую образовали упавшие когда-то с потолка глыбы, воин-жрица тихо пошла вперёд и заняла позицию между стеной и этой грудой. Под ногами хрустели кости. Они были разбросаны повсюду, источенные зубами падальщиков и тленом, хрупкие, покалывающие ступни сквозь подошвы сапог жрицы. Черепа смотрели на неё из разных положений пустотами глазниц. Некоторое время пришлось подождать, наблюдая угрожающий, и оттого, кажется, сильнее сгущающийся мрак в конце тоннеля. И вдруг там тихо появилось существо. Огромный ворсистый паук, в которого вместо головы был вживлен голый торс мужчины-дроу. Хладнокровная тварь – тело было лишь чуть теплее окружающей среды. Неестественно разросшееся, оно выглядело уродливо непропорциональным, а его морщинистое лицо (если это так назвать) расширялось не в меру большим ртом, полным неровных зубов, и из-за них не до конца закрывающимся. Из костлявых плеч тянулись длинные руки, длинные пальцы заканчивались когтями. Голова была увенчана бесформенным пучком седых волос на макушке. Дроу-паук двигался плавно и хищно, перебирая восемью ногами, взгляд белесых глаз, в которых толком не разглядеть зрачков, уцепился за стоящую у стенки женскую фигуру. Он был выше её настолько, что сочленение двух тел находилось на уровне её груди. Эглиссу пробрало мелкой дрожью на границе с оторопью, и потребовалось напряжение всей силы воли, чтобы не шелохнуться. Она стояла, ровная и недвижная, с глефой в руках, словно статуя стража, и ждала, что драук станет делать. Не надеясь, на самом деле, что такое существо отступит или даст ей уйти. Драук приблизился на двадцать шагов, остановился, вытянул вперед шею. Лицо его двигалось в подобии полоумной мимики, отражающей непонятно какой ход мыслей. Он пожевал, промямлил что-то неразборчивое. Он заинтригован? Эглисса держалась изо всех сил, понимая, что те кончаются. Глядя на ужимки уродливых черт, встречая белёсый взгляд, она так хотела крадучись убежать, броситься прочь, залезть на стену или спрятаться в узкой щели, если бы такая нашлась тут... В груди мелко дрожало и падало куда-то вниз, и Глад'н'риль, сжатая вспотевшими руками, не очень-то помогала. Но нельзя бежать или шуметь: хищник ждёт такого поведения как сигнала к нападению. Руки существа соединились в замок возле груди – гротескный жест приветствия дроу, и разошлись, и между пальцев засверкало – драуки бывают способны к магии. Воин-жрица, не дожидаясь, выставила глефу перед собой вертикально и прищурилась. Серия ярких вспышек, в древко стрельнуло несколько молний, тут же разрядившихся из нижнего клинка в камень. Глад'н'риль имела в древке особые волокна, отводящие магию и уберегающие владельца, и Эглиссу лишь пару раз укололо. На миг ослеплённая, она пропустила момент, как драук приблизился вплотную. О первом ударе длинной паучьей ноги ей подсказали скорее чувства. Это была проба – хищник хотел лишь зацепить добычу когтем, и получил отвод лезвием глефы. Звук был похож на соударение металла с металлом – из чего сделаны ноги этого создания мрака? Эглисса чуть не пропустила молниеносный второй удар на поражение, и тут же третий, и следующий – едва хватило скорости рефлексов. "Так не пойдёт, – смекнула она, отступая. Улучив мгновение, ткнула пальцем в голову врага, и вокруг неё возникла сфера кромешной тьмы. Драук гротескно вякнул, и сфера исчезла. Защита. Эглисса тем временем попыталась перебежать к каменным глыбам. Новые удары обрушились на неё с такой силой, что заставляли то присесть, то отшатнуться. Тварь поднялась на четыре задних ноги и напирала, пустив в бой четыре передних. Одновременные выпады отводить уже не получится – отразила одну ногу, едва увернулась от второй, и коготь третьей диранул ей по спине. Ахнула, бросилась в сторону, перекатилась кувырком к препятствию, услышала два удара по тому месту, где была только что. Драук воспринял её голос как сигнал и приблизился. Он возвышался над эльфийкой, ноги его были слишком длинными, чтобы достать тело даже глефой, и не было ни малейшей возможности открыться, что неизбежно при колющей атаке. Эглисса спряталась за камни, достаточно большие, чтобы разделить противников. Создание тьмы забормотало и прыгнуло к камням, пытаясь двумя ногами достать свою добычу. Дроу отпрянула и по ту сторону встретилась с двумя другими ногами, которые едва удалось отразить. Тут камни мешали чудовищу видеть, оно действовало на ощупь. Вокруг камней началась жуткая игра в прятки со смертью, с сюрпризами в виде клинообразных ног то слева, то справа. Страшные глаза и перекошенная рожа показывались то и дело над камнями, высматривая жертву, вынужденную метаться между камнями и стеной. Ещё раз задело, ободрав плечо. Воин-жрица поняла, что долго так не протянет: она уже начала уставать; движения становятся не столь быстры, смоченное кровью платье прилипло к коже по всей спине. И скоро не помогут ей чувства, подсказывающие, с какой стороны следующая атака. Чудовищу это тоже вроде бы надоело: оно попыталось влезть на глыбу, но сползло обратно. Эглисса затаилась под грудой, напряжённо следя за врагом. Драук бормотал что-то, сопел, покачиваясь на восьми ногах, немного даже отступил назад. И выжившая Де'Вир поняла, что этим замешательством надо воспользоваться. Она полезла на груду камней (глефа при этом мешала), забралась на самый верх, встала в рост и оказалась выше головы чудища. То смотрело на неё с интересом. Теперь настал черёд ещё одной способности дроу. Она вытянула вниз левую руку, растопырила пальцы, примерилась и прыгнула, фокусируя сознание на полёте. Почувствовала, что может лететь выше и дальше, и управлять затяжным прыжком. Перехватило дух – как же редко она использовала врождённую способность благородных дроу парить под сводами Подземья... Пролетев над удивлённо запрокинутой седой головой, воин-жрица приземлилась прямо на паучье туловище и вонзила Глад'н'риль в него всем весом падения. Тварь подскочила и рванулась назад. Эглиссу шмякнуло о спину тела дроу, затем швырнуло обратно на колюче-щетинистое паучье брюхо, всаживая ей в ногу выше сапога ломкие щетинки. Она отчаянно держалась за глефу, как за вбитый кол, расширяя рану (только бы опасно пружинящее лезвие не сломалось). Ноги паука мелко и бестолково задёргались, тело шмякнулось оземь и замерло, казалось бы, убитое. Только часть дроу вывернулась назад, пуча глазищи, забасила невнятно на всю пещеру, протянула узловатые руки, пытаясь схватить пещерную эльфийку. Та отстранилась, оседлала верхом паучье брюхо, невзирая на боль от заноз, выдернула глефу, отмахнулась от рук и броском вперёд вогнала лезвие в спину тела дроу, перебивая позвоночник. Тварь испустила старчески-хриплый клокочущий вопль, пугающий звук, который ни один нормальный дроу не смог бы издать, и, прогнувшись назад сильнее, за пределы гибкости спины, сомкнула неестественно длинные пальцы на талии жрицы. Больно стиснув, одним рывком сорвала её с себя и подняла в воздух. Эглисса попыталась ударить по рукам и промахнулась, не имея опоры, затем почувствовала, что свободно падает в неизвестность, закричала в ужасе и грянулась с высоты в кучу мёртвых тел Де'Виров. Второй раз тела сородичей спасли её от перспектив переломать кости; но всё равно это оказалось демонски больно. Рядом с ней в тела врезалась, глубоко вонзилась паучья нога. Женщина извивалась, оторопело пытаясь уползти и убежать, соскальзывая по мокрой массе, и поняла, что попытка безнадёжна. Драук клокотал и ворчал прямо над ней, и она заметила, что на каждом выдохе разбавляет эти звуки своими надсадными стонами. И вновь эти длани схватили её за ляжку и плечо, и потащили вверх, к нависающей всклокоченной голове с безумно вытаращенными глазами. Одной рукой держа эльфийку за ногу, драук охватил второй её голову, пальцами в лицо, и стал крутить, пытаясь свернуть шею. Широкая пасть, полная кривых зубов, раскрылась, приблизилась... Рыча и выворачиваясь в надрывных усилиях, Эглисса почувствовала две точки опоры. Используя их, полоснула несколько раз куда получилось, по пальцам, локтям, ткнула чудищу в подмышку. Брызжущий слюнями визг, руки чудовища бросили её, и эльфийка снова впечаталась в тела сородичей, теперь спиною вниз. Лишившись воздуха в лёгких, она изо всех отчаянных сил толкнулась от этой опоры – и всадила глефу в тушу, куда-то в сочленение дроу и паука. Теперь тонко заверещало, и тварь надвинулась на неё, хлестнула располосованными руками, брызгая кровью, глубже насаживаясь на Глад'н'риль. Глефа глубоко вошла в кучу тел, утопив гарду. Оттолкнувшись от древка, Эглисса скатилась с кучи вбок от драука и кувырком вскочила на ноги; развернулась, наблюдая, как нанизанная тварь дёргается и визжит, пытаясь двинуть вперёд своё жуткое паучье тело, и словно не понимая, что мешает... Воин-жрица Де'Вир, кривясь от боли в надорванной спине, мысленно попрощалась с верным оружием. Что дальше делать – у неё не оказалось даже кинжала, чтобы продолжить бой. Она стояла, хватая ртом смрадный воздух, и смотрела. Тело дроу бестолково болталось, словно жуткая кукла. Драук получил как минимум три ранения, очевидно смертельных для любого нормального существа. Странное впечатление, будто две сущности драука разделились, никак не желая расставаться с жизнью, и неясно, кто из них тут больше преуспел. А Эглисса, оказывается, ещё способна была удивляться... Бросив потуги задавить противницу, драук отполз назад, волоча за собой глефу и оставляя кровавую полосу. Надрезанные руки цеплялись за древко, не в состоянии ухватить. Большой рот шепелявил, бессвязно что-то бормотал. Драук явно ослаб. – Давай, я тебе помогу! – вдруг крикнула дроу, кинулась вперёд и, на пробеге схватив, вырвала упругую глефу из плоти. Тварь завизжала, хватанув пустоту перед собой, и осела паучьим брюхом, в попытках зажать свои раны изрезанными руками. Тёмная кровь потоками лила из под пальцев. Эглисса развернулась и, используя всю длину своего оружия, размашисто полоснула по шее и плечу существа, но позвоночника так и не достала. Выйдя из взмаха, на том же разгоне всадила клинок примерно туда, где у дроу находится сердце. – Сдохни же, наконец!!! – надсадно выкрикнула воин-жрица. Булькающий хрип через рану стал ей ответом. Собственные боли, как фон ко всему происходящему, давали о себе знать, понижая пределы силы мышц. Вспышка ярости приливом затопила их, приглушила... Эглисса надавила, толкая ещё пытающееся держаться вертикально тело дроу на спину паука. Монстр дёргался в кашле, захлёбывался своей же кровью. – Сдохни же, сдохни!.. – самой дыхания не хватало. – Бездна ждёт тебя!! Сознание мутнело, жар глушил разум и чувства, лишь ярость становилась всё сильнее. Напряжение давало боль, оно же от неё отвлекало. В неистовом порыве дроу вырвала глефу и вонзила снова, рядом: – Прими же!.. Снова вырвала, вонзила ниже: – О, Паучья Королева!.. И ещё раз на себя, и удар: – Исчадие твоё!! – эхо разнесло по пещере это стонущее восклицание. Опьянённая избытком ощущений, теряющая силы воин-жрица выдернула оружие, шагнула назад в поисках места для нового удара. – Во имя!.. – прозвучало тише и менее решительно. Облитое тёмной кровью, блестящее в тусклом свете от недостижимого Мензоберранзана тело драука безвольно нагнулось и массивно шлёпнулось в кровавую грязь лицом. – Во имя... – жрица потеряла слова, оглушённая смесью чувств в наступившей тишине. Вдруг её кольнуло: ухо поймало шорох за спиной. Мгновенно реагируя, Эглисса одним ударом смела большого блестящего жука, и отбросила далеко назад. И увидела дальше личинку хлысторыла, подземного хищника, который ловит добычу длинным "хлыстом" из паутины. Затем существо подтягивает её к себе и пожирает, раздирая сильными клешнями. Личинка, ещё небольшая, длиной всего с руку, как раз драла лицо воина Де'Виров, выедая, что помягче. Молниеносный прыжок, и мародёрствующая тварь разлетелась пополам. Два крупных, с локоть длиной, подземских таракана испуганно побежали прочь и по стенам вверх. "Выпустившая пар" дроу под гнётом наваливающейся тяжести развернулась к распластанному драуку. Учащённое дыхание отдавало болью в надорванном прессе, холодный воздух жёг в груди, жар исходил от тела, подкрашивая собственные руки и воздух вокруг, отчего жрице казалось, будто она овеяна божественной аурой... Она рухнула на колени, положила Глад'н'риль на пол пещеры, сложила привычным жестом липкие от крови ладони, коснулась их лбом и хрипло выдохнула: – Во имя жизни в этом мире... Таком, который ты хотела! Восемь ударов – число паучьих ног. Сакральное число. Сильная жертва. Вожделенная тишина. Боевой раж отпускал Эглиссу, и реальность проявлялась целым оркестром болевых ощущений. Пришлось отказаться от мысли обтереть лицо ещё более грязной рукой, пощупать пострадавший нос. Всё сильнее саднила кожа ног, в которой торчало множество щетинок драука, впившихся под углом; болела и кровоточила рваная рана на спине от плеча и до талии. Алое платье жрицы, ещё недавно красивое, превратилось в несколько окровавленных тряпок, кое-как висящих на теле. По своей воле дроу никогда не вышла бы из дома в такой никчёмной одежде – не то, чтобы за пределы города. Другое дело – кольчуга с тёплым поддоспешником... Это сейчас жарко, а дальше в Подземье будет холодно: в таком виде тут долго не продержишься, просто замёрзнешь. Братская могила Де'Виров в темновом зрении дроу тлела багровым изнутри – остаточным теплом, словно огромная куча углей. Эглисса пошла вокруг, присматривая, что могло бы сгодиться, что враги проглядели... Снова использовала разодранный плащ для очистки; потратила последнюю жидкость, протёрла тем мхом самые крупные из ран и ссадин, что покрывали буквально каждую пядь серой кожи дроу. Со вздохом недовольства присела на камень и стала выдёргивать щетинки-занозы из ног, помогая себе бритвой. Ранки уже зудели и чесались – эта гадость просто так не пройдёт – если мер не принять, воспаление обеспечено. Те, что обломились внутри, доставала, разрезая кожу. Вытащив большинство заноз, жрица вылила последние капли на больные места, растёрла, завязала свёрток на поясе и закрыла глаза. Вспомнила молитву. Теперь, быть может, Ллот всё-таки ответит ей и наделит хоть немного силой? Она стала вполголоса выводить одну из песен Джинафэ, повторяя интонации и рифмы на особом священном языке дроу. А может, Ллот принципиально не внемлет песням погибшей матери Дома, и надо молиться по-своему? Решив пока продолжить, Эглисса возблагодарила богиню за свою победу и за сохранённую жизнь вопреки своему горю. Она выделила и очистила свои противоречивые чувства, словно терпкое зелье, и вложила в свою молитву. Ощутила то самое, рождающееся где-то в груди, будоражащее и вдохновляющее ощущение, такое же, как в общем хоре, тогда, когда впервые она была удостоена чести войти в круг восьми. Лёгкая дрожь возникла, давая ощущение внутреннего тепла, и болевой фон стал слабеть. Эглисса закончила, смолкла, провела руками вдоль тела, изгоняя боль, зуд и дрожь. Чувствуя себя намного лучше – прилив сил и веры в себя – жрица раскрыла глаза, поднялась. Пройдя вокруг груды тел, вытащила более-менее уцелевший тёмный плащ-пивафви какого-то воина, встряхнула, завернулась. Ткань пивафви изолировала тепло, скрывая дроу от темнового зрения, и являлась, пусть слабым, но средством от холода. Кровавая сырость – ничего, высохнет. Взяла также ещё один пояс и выдернула из чужих одежд несколько ремешков – пригодятся. Эглисса Де'Вир в последний раз окинула взором умертвлённых сородичей. Они, несмотря даже на собственную смерть, несколько раз помогли ей выжить. Разве мог это быть слабый Дом? Со смешанными чувствами скорби и гордости, печали и веры, седьмая жрица из погибшего круга и последняя по счёту Убийцы, перехватила поудобнее Глад'н'риль и отправилась в глубины Подземья.Атмосфера: Hans Zimmer – Tia Dalma