Седьмая жрица

Редакция 120324

       Тёмные Владения. Это место относилось к ближайшей дикой области вокруг города. Основные пещеры иногда прочёсывали войсковые отряды дроу, но безопасных мест здесь искать не стоило. Множество плотоядной живности со всего окружающего Подземья стягивалось к островам жизни, поддерживающимся за счёт тепла горячих подземных вод. Вокруг источников росли грибы и мхи, которыми питались животные, завершающие пищевую иерархию этой ограниченной природной системы. Многие существа Подземья для защиты были ядовитыми или вредными для всех, кто попробует их на вкус; мертвая плоть тех, кому не повезло, находила себе едоков на всех ступенях здешней жизни. Ни клочка отжившей материи не пропадало даром.       Дроу, как высшие существа в этих местах, встроились во все этапы жизненного процесса, и, привнося в пещерный лабиринт дополнительное разнообразие, привлекали к своим поселениям наибольшее число подземных обитателей.       Многие здешние создания встречались только в Тёмных Владениях, и нигде больше. Бродя в холодных тоннелях вдалеке от тёплых источников, можно было циклами не повстречать никакой живности. Было в пещерах и другое тепло: называемая Кровью Тверди раскалённая магма, кипевшая в разломах; однако ненадёжные своды тех пещер были смертельно опасны, а воздух в них отравлен испарениями глубин.       Послушная обычаям Эглисса всегда жила в черте города и лишний раз не совалась в пещеры за его пределами, но бывала на патрулировании с выпускниками Мили-Магтира, и даже сама водила группы. Это была скорее учебная практика и проверка на деле, чем забота о безопасности города. И трофеи, если попадутся, лишними не будут. Это было давно – но она ещё помнила карты, на которых разные уровни пещер были раскрашены разными цветами. На картах всё было просто, и Эглисса не думала, что однажды будет блуждать тут одна. Большинство пещер связано ходами, образуя густую сеть, но не все они проходимы для дроу.       Ещё несколько членистоногих стрекануло от неё как только – так сразу. Пещера, по которой пришёл драук, за поворотом сузилась и влилась в вытянутую залу, похожую на косую расщелину. Впереди уклон нарастал, переходя в узкую пропасть, и где-то внизу звонко падали капли. Вправо и влево – тьма. Куда же теперь идти? До'Урдены были практичны и не стали бы тащить трупы через весь город. Скорее всего, они использовали одну из ям на южной окраине, поближе к грибной роще. Значит, идти надо влево и вниз: промытые водой ходы ведут на восток, к озеру Донингартен... Но уклон пола там становился таким, что Эглисса не решилась лезть по скользкому крутому склону и выбрала путь вправо.       Расщелина забрала вверх, сузилась, пролегла горизонтально, стало суше и уютнее. Разводы плесени и кустики мхов возле трещин в потолке немного мерцали, позволяя глазам дроу видеть несколько лучше, чем в полной темноте. На полу у стен встречались тонконогие полупрозрачные грибы. И прямо посреди прохода на пути осторожно идущей дроу попалось кое-что другое.       Скопление зеленовато-бурых, влажных, сморщенных шляп на коротких ножках торчало, облепив небольшую продолговатую кучку. Эглисса знала, что это сакаш, трупный гриб. Зрелый гриб при приближении крупного существа источал споры, и, если они попадали в дыхательные пути, существо могло тяжело заболеть. Если это кончалось смертью, грибы прорастали и постепенно покрывали весь труп, а их миазмы отравляли плоть, делая её несъедобной для падальщиков. Получался вот такой грибной холмик, который она видела сейчас перед собой. Споры трупного гриба были и в грязи пещер. Для подобной участи достаточно просто испачкать рану...       Она отдернула руку, непроизвольно касающуюся бинта на ноге и тихо прошла стороной, с ужасом себе представляя, как братская могила блистательных Де'Виров превратится в сплошной лес жуткой грибной массы. И Эглиссе сильно повезло, что этих грибов не было там, в яме, когда её туда бросали. "До'Урден... Что же вы за твари? – сжала зубы Де'Вир. – Твари, сами достойные подобной участи!"       Они называли себя Дармон Н'а'шезбернон. Эглисса даже симпатизировала им за их практичность, целеустремленность без ненужных кичливых выходок... Теперь они – девятые по списку Домов, за один шаг до вхождения в Правящий Совет города. Эглисса ненароком подумала, что даже сейчас не желает им участи стать почвой для сакаша. Она предпочла бы их скормить рыбкам пиримо, которых можно ловить и есть.       Выживший аристократ побеждённого дома может вполне заявить на Дом-агрессор, и его настигнет противоречивое правосудие правящих семей. Но для этого надо быть дочерью или сыном верховной матери или её дочери. Эглисса же, несмотря на то, что Джинафэ возвысила её до Священого круга, была лишена таких прав. Даже если она доберется до дома Бэнр, главного в городе, и дерзнёт высказать обвинения – никто всерьёз её не воспримет. Эглиссу, скорее всего, тихо прикончат, едва пустив за порог. Такую глупость она делать не собиралась. Первое, что ей теперь нужно – новое положение в обществе.       Было тихо. Ход постепенно сужался, слева была промытая щель ручья, над ней вдоль стены горбились причудливые наросты. Ещё несколько мелких пауков-охотников удрало прочь – когда по пещерам разносится запах крови, плотоядные создания собираются на поживу. Следом подтягиваются хищники всех мастей. Видимость ограничивалась плавным поворотом хода и натёчными выступами, но пространства было с запасом. Тут можно вполне нарваться на взрослого хлысторыла или дикого ящера... Но лишь бы не на драука. Вымотанная воин-жрица точно знала, что второго драука она не переживёт – тем более, лоб в лоб. Она тихо ступала по пещере, в чём ей помогали мягкие сапоги жрицы, облегающие её ноги вплоть до колена. Она пыталась одновременно быть бдительной и абстрагироваться от жутких впечатлений недавнего прошлого. Стало светлее: изгибы потолка слегка мерцали мелкими пятнышками лишайников. Плавно пошло вверх: против течения существовавшего в древности водотока. Тут было относительно ровно для ходов Подземья – можно просто идти. В такт своим собственным шагам Эглисса вспомнила слова ещё одной молитвенной песни.       Она слышала немало песен жриц, начиная с Арах-Тинилита. В разных домах пели по-разному. У одних это был меланхолический шёпот, у других – энергичное воззвание. Молитвы Де'Виров – считала Эглисса – были красивыми. Джинафэ сама придумывала, как должны звучать их оды к Паучьей Королеве. Они были таинственно-протяжными, с переходами, отмеченными резкими нотками, тональность плавно поднималась, отыгрывала мелодичную последовательность и спадала. Удивительные одухотворяющие чары получались при этом, своевольные, на первый раз пугающие, настраивающие на уверенность в выбранном пути, укрепляющие способность ради могущества своего рода пойти на всё. Зачастую после молитвы исполненная необычных ощущений Эглисса шла к воинам дома и сплетала узоры взмахами клинков, показывая им, как их ещё можно убить, и как быстрее и изящнее избавиться от врага. Она передавала им своё настроение, пробуждая у них единодушную и непоколебимую решимость. Конечно, у дроу каждый сам за себя. Но и каждый Дом – тоже.       Работать с воинами Эглисса начала раньше, чем стала жрицей. Сначала училась, потом стала учить. Урок, который ей однажды преподали, изменил её жизнь.       Дело было в Мили-Магтире. Полтора десятка учеников младшего курса под надзором Эглиссы отрабатывали приёмы защиты с оружием разной длины, учились удерживать противника на нужном расстоянии от себя. Все работали, устали, вспотели. В зале, слабо подсвеченном круглыми проволочными сетками с особым мерцающим мхом, стоял пар, заставляющий воздух светиться для тепловидящих глаз. – Смотри, как движется твоё тело, – говорила она, – и как идёт удар. Ты сопротивляешься удару, а зря. Прими мой удар, повинуйся ему, смягчай и обтекай, вот так, ты – жидкий, словно тьма. Можно ли ударить тьму? А тьма – ударить может!       Окончив очередные объяснения, сопровождающиеся показом на одном из учеников – без травм, но наглядным, Эглисса Де'Вир обтёрла рукою лоб, поправила обруч, удерживающий её гладкие волосы и заметила около двери его́.       Могучий воин стоял и наблюдал за ними уже некоторое время. Он казался выточенным из обсидиана – благородные скулы, мощные мускулы – высокая, прочная фигура, атлетические достоинства которой не скрывались лёгким кожаным нагрудником. Длинные волосы седой белизны были собраны в хвост. Его звали, вроде бы, Зак. Также доходили слухи, из какого он дома. И о нём звучала слава, как о непревзойденном мастере боя во всём городе дроу, способном потягаться за звание сильнейшего с самим Дантрагом Бэнром. И он тоже здесь кого-то учил, наверное, старшие группы. – Неплохо, – сказал он, – но всё же, кое-чего тут не хватает. Ученики разом повернули головы, Эглисса чуть вскинула нос, приподняла изогнутые светлые брови. – Словами трудно объяснить, – продолжил он. – Только языком тела. Эглисса кивнула, чувствуя любопытство: – Давай... Он взял со стены учебный заменитель простой короткой сабли – немного изогнутую палку: – Возьми свой шест. Зак казался созданным для более тяжелого оружия, под ударом которого в его руке никто не выстоит; а псевдо-сабля выглядела игрушкой.       И понеслось. Это был совсем другой ритм, иная скорость, другие касания... Как будто после вальса заиграли быстрый танец. Ученики все прижались к стенам, чтобы не задели – ведь от этого их никто не предохранял. Она крутила шестом, не давая ему приблизиться для толкового удара, напирала, заставляя защищаться, то и дело пыталась зайти сбоку или обмануть ложным манёвром. Вошла в азарт, тело запылало теплом. Получала удовольствие: ведь одно дело, когда опускаешься до уровня учеников, и совсем другое – достойный соперник. Испытай себя. Она не уступала ему ростом – его преимущество могло быть разве что в силе (да и это требовало проверки)... Его тоже было хорошо видно: он отражал все выпады шеста одной рукой легко и безупречно. Среднего выпускника Эглисса быстро бы вымотала, заставила бы ошибиться...       Она запомнила этот момент: чувствуя себя в безопасности, переходя в следующий каскад атак, она оставила перед собою брешь. Он рванулся вперед, будто его тянули, сближаясь вплотную, погнался за её руками и шестом, толкнул шест дальше, вывел за пределы зоны, где всё решалось. И невооружённый кулак с разгону въехал Эглиссе пониже рёбер. – О-охх!! – вышибло весь дух. Она отлетела назад, врезалась спиной и затылком в стену, перед глазами сверкнуло, учебная сабля обошла выставленный шест и холодом упёрлась в её горячее горло. Распятая так, учительница боя замерла с приоткрытым ртом, сквозь щёлочки глаз глядя на победителя, на его тёмный силуэт против света моховых фонарей. Неспособная вдохнуть.       Обозначив момент, он убрал палку, отстранился. Вдохнуть всё же придётся. Боль душила её, она согнулась, тяжко охнула сквозь зубы. Она была наказана за свою ошибку очень низкой ценой – не смертью. То, что она так долго против него "отработала", было обманным послаблением, призванным спровоцировать её раскрыться. Ложная оценка силы противника, беспечная гибельная авантюра.       Её ждали. Ученики собирались вокруг, стали перешёптываться, кто-то хохотнул. Преодолев себя, учитель разгладила лицо и выпрямилась. – Ну вот, видите... – начала она через силу спокойно, – ...как это бывает. И не поймёшь, что труднее: вытерпеть ещё один удар или не кривиться после первого. Поправила волосы, вернула голосу требовательный тон: – Кто заметил, в чём моя ошибка? Гробовая тишина. Двое преподавателей стояли перед учениками и ждали. Эглисса сложила руки на груди, трижды постучала ногтем по наплечнику лёгкого кожаного доспеха, покрывающего её стан. Какая же должна быть сила, чтобы ударить через плотную кожу так, как будто по голому телу? – Ну что? – настаивала учитель, обходя взглядом лица. – Неужели никто не заметил? Она выследила хохотуна, и тот мигом спрятал глаза. – Вы двигались так быстро... – стал оправдываться за всех самый смелый из учеников, высокий худой парень из дома Фрэт. Некоторое время учитель смотрела на него с интересом, затем отвернулась, вслед бросив: – Ты будешь так же, или умрёшь. Зак кивнул и удалился. – Благодарю тебя, – сказала вслед ему Эглисса (на языке дроу это прозвучало буквально как "довольна тобой"), и вернула внимание к ученикам. Поморщилась от боли в ушибленном затылке. – Что ж, наше время на сегодня вышло. Я объясню вам завтра. Затем снова поймала взгляд смешливого и иронично подмигнула ему. – Вы все свободны... А тебя, Шехир, я попрошу остаться. Также задержатся Вандре и Ллистра.       Смеяться Шехиру больше не хотелось. Он рефлекторно поймал шест, брошенный ему в руки. В руке учительницы боя, откуда ни возьмись, оказалась палка, которой тот высокий воин только что бился с ней самой. Она сделала пару шагов вправо, влево, бесцеремонно присматриваясь к парню. Ловко крутанула "саблей", перехватила в левую руку и после такого же манёвра вернула обратно. Он замер в стойке, нервный и напряженный. – Что ты как палка? – спросила она, недовольно хмурясь. – Уже испугался? Ну что ты за воин? И началось. Не так быстро, как тогда, без "музыки боя"... Но Эглисса решила не делать скидок. А смеяться пусть будут другие.       Не пришлось притворяться и ловить моменты, как Зак. Шехир пропустил удар, смертельный с запасом: позволяющий выбирать, как его убить. И она зарядила ему эфесом так же пониже груди.       Ученик стоял на карачках, сопел и кряхтел. Учительница боя ходила вокруг и разжёвывала его промахи. – Что ты делаешь? Куда ты смотришь? Мы едва начали схватку! – она пылала недовольством. – Ты допустил те промахи, которые мы считали давно пройденными! Окинула взором двоих оставшихся: – Все видели? Что же с тобой делать, Шехир Ханцрин? Она опустила взгляд, задумалась, по привычке постучала ногтем по защите. Ученик за её спиной быстро вскочил на ноги. Палка в её руке была ещё быстрее: с разворота по и́крам – и юный дроу шлёпнулся на спину плашмя о пол. Все краски болезненности падения отобразились на утончённом лице. Возвышаясь над ним, учительница боя добавила яростного металла в голос: – Я разрешала тебе встать?! Мы ещё не закончили! Она развернулась к другим. Те мигом присмурнели, поникли головами. – Ох, Шехир, Шехир... – смягчилась она, выдохнула, уперла руку в бок, палкой в другой похлопала себя по бедру, глядя на смирно лежащего ученика. – Позор. Похоже, Ханцрины мало следят за своими будущими мужчинами. Слишком много внимания уделяют рофам. Почему же так?.. Помимо кротости и послушания мужчина должен быть ещё и эффективен. Иначе на кой ты сдался своему фермерскому Дому? Завтра мы с тобой начнём это исправлять. Встать. Вон отсюда.       Порядком уже уставшая, Эглисса слушала убегающие шаги и снова думала, поглядывая на оставшихся. Вздохнула. – Ллистра. – Да, Учитель. Аккуратная девушка с двумя серебристыми хвостиками смотрела на неё во все глаза. "Вылитая жричка, – подумала Эглисса. – И почему она тут, а не в храме? Говорили, плохо себя вела..." Да, в Арах-Тинилите новеньких учениц, разочаровавших жрицу-наставницу, ждал Мили-Магтир с его лишениями, тумаками и грубым искусством. Исполнять это искусство изящно мог разве только... Зак.       Вандре, простой сын далёкого от главенства Дома, был на голову выше Ллистры и сильнее. А рост тут даёт преимущество. Придётся это компенсировать точностью и быстротой. И силой воли.       Сама Эглисса Де'Вир попала в Мили-Магтир сразу. Она казалась крепче сверстниц, и никто тогда из-за неё не переживал. Никто не озаботился поиском ей жрицы-наставницы и прохождением вступительных проб. Сама она, наслушавшись от кого-то всяких страхов про храм Паучьей Королевы, и не знала толком, куда хочет. Ни туда, ни сюда. – ...Бери шест. Вандре... – подала ему палку. – Кто не справится, будет иметь дело со мной. Отошла в сторонку. Ученики работали в унисон, в защите никто вроде не ошибался. До момента её ошибки не дошли – не та атака. – Стоп. Поменялись. Следующая схватка прошла так же гладко. Эглисса не знала, сговорились ли ученики на языке тела, или просто одинаково старались, – ну, сейчас неважно. – Довольно. Справились оба. Завтра продолжим. Свободны. Ученики поклонились. Подождала их удаления. Что ж, сегодня те, кто вызвал её недовольство, получили ясные намёки. Она устало вздохнула. И последней пошла переодеваться.       Ученики в Академии жили постоянно, но преподаватели имели право выбирать. По пути домой она снова заметила эту высокую фигуру. Он ждал здесь кого-то. Он стоял на её пути и встречал взглядом, в котором сквозил явный интерес. Она расценила этот взгляд как вызов. Вызов мужчины-дроу женщине. Какая дерзость... Принять его сейчас она просто обязана, и никак иначе. – Закнафейн До'Урден, – представился он, по этикету сложил руки в замок перед грудью и наклонил голову. – Эглисса, – мягко отвечала она, чисто по-женски с кивком головы опуская ресницы. – Де'Вир. Какое-то время оба молчали, обмениваясь выжидающими взглядами. – Не думал, что ты Де'Вир. Она чуть склонила голову, подняла уголки покрашенных тёмно-красным губ: – А я знала, что ты До'Урден. Заинтригованная пауза. – Хорошо, – наконец сказал он, жестом приглашая её идти вместе, – хорошо ты работаешь. – Видно, недостаточно, – съязвила она. – Нет предела совершенству. Я гораздо дольше тебя в воинском деле. И вижу, как они слушают тебя. И тумаков не требуется. Умеешь учить. Она улыбнулась. Искренняя похвала в мире дроу – редчайшая редкость, такая же ценная, как, наверное, чистые алмазы в верхнем мире; это в Подземье их предостаточно... – Ну, совсем без тумаков не бывает... Но ты прав: быстрее и лучше, когда они сами смекают, что к чему. И мне нравится с ними заниматься. – В конце года перед Состязанием я проверю, чему ты их научила. – Давай. Помощь учителя более высокого стажа была бы ценна как для учеников, так и для неё. Умение здесь ценность, зачастую эквивалентная жизни.       Он заметил её подход к учёбе давно: эту работу с каждым, эту тщательность, какое-то естественное, материнское отношение. Он видел её не раз, и видел, что с каждым годом она учит всё лучше. Он решил помочь ей быть совершеннее, чтобы такое дарование не погибло однажды безвременно среди теней Мензоберранзана.       Она была значительно его моложе, но вовсе уже не юной; она была стройной и крепкой, и хороша собой. Она двигалась непринуждённо и мягко, без малейшей тени сомнения или притворства, которые он замечал в походке многих дроу, выходивших за пределы домов. Она двигалась, как он.       Он помнил резкие черты лица и сухощавую фигуру Джинафэ, которую изредка видел в городе, но эта Де'Вир была другой. Её простые и правильные черты были мягко скруглены, скрывая под женственной внешностью прочный стержень воли и мощную пружину характера. Сейчас она шла рядом, поглядывая на него своими алыми глазами, и свободные платиново-белые волосы с подстриженной чёлкой колыхались за спиной от движения воздуха. Она слушала о его приходе в Мили-Магтир, о событиях в Мензоберранзане, произошедших, вероятно, ещё до её рождения и методах ведения боя, освоенных им тогда. Он гадал, кому же из Де'Виров она приходится дочерью. Явно не Джинафэ. Вероятно, она такая же простолюдинка, возвышенная в Доме за своё мастерство, как он.       Это была, пожалуй, самая прекрасная встреча за последние... много лет его жизни. В его доме, где женщины тайно заглядывались на него и обсуждали между собой, не было таких встреч. Они, начиная с Мэлис, при каждом его появлении менялись в лице, надевая надменные хладнокровные маски, зачехлялись в практичную бесчувственность. Его так и подмывало преподнести им очередную неожиданность, сбить маски – лишь в такой миг женщины казались ему красивыми... А эта – была хороша здесь и сейчас, каждый миг. Она была настоящей, смотрела смело и честно. Она сама стала для него неожиданностью. И плевать он хотел на мнение тех, кто эксплуатирует его там, дома.       Афишировать эти отношения никто не собирался. Он нашёл пустую комнату в Истмире, арендовал её для частных уроков, и это было полностью их время – только двоих. Через пару недель она уже не допускала таких ошибок в защите. К концу года она оказалась среди лучших преподавателей, уверено нагоняя его. А ещё через год Джинафэ приказала ей оставить всё и усиленно готовиться стать жрицей.       Самым любимым местом во всей тьме для Эглиссы Де'Вир была в то время простецкая квартирка в Истмире. Эглисса брала от своего учителя всё, во всех смыслах и проявлениях, она "пела, как натянутая струна" в его руках – во всём своём спектре, работала на пределе своей гибкой прочности, и тут ей давали максимум, чувствуя его как будто лучше её самой. Зак женщин не жалел и не вёлся на их хитрое поведение, точно определяя их состояние. Она чувствовала его надёжность и знала, что он не допустит ей послабления. Домой Эглисса возвращалась вымотанной, одухотворённой и увереной, что несёт в родную крепость лучшее, что смогла добыть.       Она вспоминала это время с ощущениями сладкой горечи и корила себя за легкомыслие: ведь тогда желанный мужчина был рядом, не было преград, и она могла завести детей. Это добавило бы забот, отняло бы время, но могло хорошо поднять её репутацию в родном доме: дети от первоклассного мастера по оружию... А увести такого воина из другого дома – вообще блеск. Она тогда расцвела, она следила за собой, как никогда, и это, возможно, подтолкнуло Джинафэ выбрать именно её в качестве следующей жрицы.       Эглисса сама себе довольно ухмыльнулась, но тут же утратила это настроение, посчитав, сколько лет было бы её детям в момент падения дома. Они бы выросли, но взрослыми стать бы не успели. Мысль эта кольнула её: найти в той куче трупов своих детей – Эглисса не знала, как выдержала бы ещё это.       Воды в карстовом русле было подозрительно мало: только сырое дно. Пол под ногами был гладко вылизан водой, местами встречались наносы мягкого песка, на который было приятно ступать; когда-то здесь шумела бурная струя. В песке попадались белые косточки разного размера. На одной из таких песчаных подушек Эглисса решила задержаться, заодно прислушаться и поднапрячь чувства. Напрашивался вывод, что водоток где-то выше по течению отведён в одну из рек, которые питают озеро Донингартен. Река – это отличный ориентир, она может вывести к часто патрулируемым тоннелям, которые, в свою очередь, связаны с дорогами Подземья, ведущими ко входам в Мензоберранзан. Стало сухо и темно даже для дроу: мелкие лишайнички на самом потолке едва мерцали, и приходилось полагаться на тёмно-синюю "холодную" картинку тепловой составляющей зрения.       Впереди показалась неровная стенка, и продолжение прохода виднелось выше: ступень водопада. В промытой водопадом яме в окружении валунов горбился остов огромного жука. Его размеры позволили бы дроу сесть и прокатиться верхом... Чёрный гладкий панцирь с несколькими пробоинами был пустым внутри. Жука убили не дроу: панцирные пластины жука весьма ценились, и дроу такой трофей бы здесь не оставили. Приглядевшись, Эглисса заметила тонкие стебельки спороносов мха, выглядывающие из дыр. Смерть здесь даёт начало другой жизни, и та, умирая, даёт начало следующей. И так замыкается круговорот природы. Эглисса задержалась, рассмотрела остов, сама не зная, зачем. "И вот, мои родичи тоже стали частью круговорота. И женщины, и воины, и... дети..." Она сжала зубы, зажмурилась и отрицательно помотала головой.       Гладкая скала выше роста преграждала дальнейший путь. Над скалой был проём, горизонтальная щель: пролезть только ползком... Эглисса постояла немного, размяла пальцы, но способность парить решила поэкономить. С краю было пониже; дроу подскочила, закинула свою глефу наверх, вторым прыжком схватилась за край, и, цепляясь мысками за неровности, попыталась забраться... Ушибла себе колено и сорвалась, шипя проклятие. Слишком гладко...       ...С третьей попытки всё-таки получилось – нащупала щели, зацепилась, пусть и ободрала себе пальцы; и вот уже воин-жрица лежала на краю сухого водопада, разглядывая дальнейший путь. Дальше и впрямь пришлось продвигаться ползком, задевая макушкой свод. Ход постепенно сужался и становился выше. Наконец, стало возможно встать. Подземное русло сделалось высоким и узким, начало извиваться. Стены поднимались вверх вертикально, повторяя все изгибы русла; получался причудливый лентообразный коридор. Не видя вперёд дальше пары десятков шагов, Эглисса ощупывала чувствами каждый поворот, и тешила себя мыслью, что драук здесь не пролезет; однако был риск наткнуться на какую-нибудь другую гадость. Русло вилось и вилось, становилось у́же, оставляя лишь догадываться, что впереди: банальный тупик или новое испытание?       "Испытание? – навострила уши Эглисса. – Джинафэ говорила про испытания – особые испытания для избранных Ллот... Неужели сейчас я нахожусь в разгаре такого испытания?... Джинафэ говорила про роль избранных для всего нашего дома. На собрании всех родичей она перечислила вереницу событий и с замечательной логичностью подвела черту, что Де'Вир – Дом, удостоенный особой чести и должен выдержать то, чего никто ещё не встречал. Произнесла речь, воодушевившую так всех нас. И получалось ведь сколько лет: успешная оборона в самом начале Чёрного Молчания; никто не смел сказать о нас дурного. Но что в итоге? Что получилось? Мы не справились?.. О чём подумала Джинафэ, осознав, что умирает? Чем всё это было? И что дальше? Вызвать её дух и спросить? Нет, я не решусь никогда на такое: потревожить её там, Внизу... Паучья Королева наверняка предусмотрела ей особое место в своих мучительных путах. Все они попали туда. А я... Я осталась. Почему?"       Логика Эглиссы тут дала отказ, смытая потопом хаоса растерянности, в котором потонули все бессмысленные осколки прошлого. Дроу остановилась возле мерцающей грозди тонких полупрозрачных грибов, растущих из влажной трещины в стене, взялась за голову напряжёнными пальцами. Разболелся ушибленный ещё в храме висок, явная шишка вспухла среди волос на затылке. Эглисса бережно потёрла больное место, втянула воздух сквозь сжатые зубы. Повела ухом, тревожно нахмурилась, замерла, не дыша. В темноте позади поскрёбывали коготки. Пауки-охотники бежали по следу? Или глубинные муравьи? Эскорт мелких падальщиков ждал смерти одинокой дроу. Её пробрало мурашками холода, заставило немного опомниться. Она возвела очи ко своду. На выступе висела летучая мышь. "Значит, муравьёв тут нет". Оглянулась: больше ни там, ни тут – ни движения, ни искорки тепла; никого. Мысли все как-то выцвели. Апатичная женщина пошла дальше по изгибам пещеры.       Вдруг её кольнуло мыслью: "Он – должен был убить меня, исполнить замысел Паучьей Королевы. Он – помешал этому. Он проявил жалость. И теперь я заплачу́ за это... За эту связь с маловером, которая усугубила нашу немилость." Сердце захолонуло: это был страх, тот самый, когда постфактум обнаруживаешь серьёзный свой промах, который уже не отозвать, не исправить. Дышать стало тяжелее. Выцветшая и обмершая жрица остановилась в нерешительности, затем продолжила меланхолично перебирать ногами по пещере: лишь бы что-нибудь делать. Теперь она не знала, желает ли спастись: "От немилости Ллот спасения нет".       Вообще-то, граница между волей Паучьей Королевы и её нарушением была довольно размытой, и даже высшие жрицы, верховные матери часто ошибались в трактовках событий и знаков, и попадали в немилость, о которой им сигнализировала собственная резко ослабевшая магия.       Но как понять тот целительный эффект, облегчивший травмы Эглиссы после того, как она сгоряча принесла в жертву своего ужасного врага? Магия работает? "Ллот даровала жизнь проклятой жрице павшего дома? Или она ведёт меня к изощрённой гибели так же, как и мой Дом?.. Впрочем, все наши судьбы в её руках," – сказала себе Эглисса. И легче ей от этого не сделалось.       Эглисса стала соображать бесцветно-логически: "Однозначно, гибель – удел слабых. Ну, мне что остаётся? Выйти на торговую тропу, уходящую из Мензоберранзана? Ни средств, ни припасов. Охрана караванов убьёт меня, твари или голод. Вернуться в город? В лучшем случае попаду в рабство. Так что – есть шансы? Но, не найду дороги – сгину здесь несомненно". Вспомнив множество тривиальных историй из жизни, она осознала, что так, скорее всего, и случится, а надежды – удел романтиков – могут лишь скрасить ей блуждание.       Живое существо сопротивлялось этой логике. Не хотело принимать. Отринуло. И не осталось: ни чувств, ни логики. Зато проявилось ощущение голода и жажды.       Помимо мерзких и опасных грибов в Подземье были съедобные. Были и лекарственные, надо только суметь их найти. Остроглазая дроу принялась осматривать стены. Она бы распознала нужные грибы, даже самые маленькие. Только здесь, близ границы Мензоберранзана, не стоило питать иллюзий: всё более-менее пригодное было вычищено, выскоблено многочисленной ползучей фауной. Бестолковое занятие: ничего полезного не попадалось раньше, не попадётся и сейчас. Отвлёкшись, Эглисса не сразу осознала шум, достигающий чуткого уха: негромкий, но постоянный. Шум потока воды. С нетерпением она устремилась вперёд, чтобы преодолеть эти несколько десятков изгибов.       Наконец. Шум воды заполонил уши, лишая слух защитной функции; глазам предстала большая дыра в полу, куда низвергался полноводный кристально прозрачный ручей, приходящий по продолжению изгибистой пещеры. Мерцание лишайников, полипов и водорослей подсвечивало воду, превращая водопад в искристую феерию, улетающую вниз.       Воин-жрица остановилась в нерешительности. Дыра, квадратная по форме, перекрывала проход полностью. Идти дальше вверх по ручью не было смысла: русло, сужаясь, уходит в холодные глубины Подземья. И по ледяной воде долго не побродишь. Глянула вниз. Потоки водопада отражались от гладких стен без выступов или каких-либо возможностей зацепиться. Высота немалая. Единственный шанс – припасённая левитация... Если получится, второй раз за сегодня.       Бывшая седьмая жрица постояла немного, глядя на улетающие потоки, провожая их глазами. Казалось, шарики воды летят так медленно, что удаётся ими полюбоваться – на их прозрачный блеск, их переливающуюся форму... Затем сняла с себя второй пояс, привязала его концы к древку Глад'н'рили, сделав петлю и повесила оружие себе за спину. Размяла пальцы. Глянула вниз. "Куда падает вода? Не видно..."       Вода шумела. Дроу поняла, что боится. Но не возвращаться же туда, к той сомнительной расщелине, откуда, предположительно, явился драук? Он – падальщик, и его обычные пути должны проходить от ямы к яме. А больше ходов не было. Тянуло холодом вдоль водотока. Хотелось пить и есть. Дроу вдохнула и решилась, в который раз за сегодня. Почувствовала силу вокруг себя – которая вроде как поддерживает. И шагнула в колодец.       Падение пронзило тысячей ледяных игл ужаса ей живот, ноги, всё тело. Расставленными руками она пыталась цепляться за скользкие стены, обдирая пальцы, и заметила, что вода обливает её сверху – падает быстрее, и лишь возле тела сворачивает и повисает шариками вокруг и перед лицом. Колодец расширился, шум усилился, Эглисса отклонилась в сторону от воды и обнаружила себя в большом тёмном пространстве. И было падение – удар пересилил, сложил ноги, тело само перевело его в перекат, Эглиссу приложило крепко о плотное, перевернуло, и она осталась лежать на мокром песке.       Боль пришла первой, как обычно – волной по суставам и мышцам – так, что Эглисса забыла, как выдохнуть, где верх, и где низ. Она выгнулась от этой боли, ослеплённая невидимым светом. Потом пришло понимание, что тело двигается, что кости целы, и голова тоже. Глад'н'риль здесь – нащупала рукой. Шум воды в ушах. Жар испуга и холод усталости. Чёрная тьма. Никого поблизости. Сырость под боком заставила подняться, боль в суставах – скривить лицо. Промокший пивафви неприятно касался кожи.       Дрожа от холода и перенесённых нагрузок, мокрая дроу сбросила плащ, коснулась лбом сложенных рук, успела лишь подумать – и пришло тепло. А боль в надорванных мышцах и ушибленных суставах стала уходить. "О, Ллот! Слава тебе!.."       Твердь под ногами прогоняла дрожь от испуга. Эглисса убрала со щеки намокшие волосы, огляделась. Белым столбом выглядел едва подсвеченный водорослями водопад, вылетающий из дыры в потолке, теперь кажущейся такой маленькой. Высота залы – ростов пять. Непривычно темно. "Холодная картинка" и мелкие пятнышки мхов позволяли догадаться о форме помещения. Неровные рубленые своды: искусственная пещера, копи. Вот почему здесь так темно. Мхи ещё не успели разукрасить эти своды – их разрастание идёт очень медленно в таких местах... Водопад шумел и выбивал пену в промытой чаше, во все стороны летели брызги. Из чаши вода собиралась в тихую речку, что прозрачной лентой струилась по тоннелю. Выход был только в одну сторону.       Поглядев по сторонам, Эглисса обошла чашу и приблизилась, присела к тихой воде. Помыла песком руки, набрала воды в ладони, и, встав поцарапанными коленями в мокрый песок, долго пила, несколько раз набирая. Затем умылась, отскребла от своей мягкой и упругой кожи присохшую кровь и снова огляделась. Ни движения. Усилием воли сотворила шарик белого света и повесила его над речкой. В воде стало видно её колышущееся отражение: тревожные глаза – как два провала с точками отблесков, обрамление прилипших белых волос – словно намазанных белилами кистью, разводы грязи на щеках – как боевая раскраска безумца. Рваное алое платье в тёмных пятнах засохшей крови ещё пыталось облегать округло-стройный стан сильной женщины дроу. Поглядев подольше, седьмая жрица Де'Вир пришла к выводу, что она выглядит матёрой дикаркой из Браэрина или заблудшим созданием, обезумевшим в тоннелях Тёмных владений от голода и дикости – какие иногда являются к вратам города, чтобы умереть на пиках стражи. И у неё нет ни малейшего понятия, по каким таким причинам городской страже не изрешетить бы её стрелами, а то и вовсе – пропустить внутрь. Впрочем, думать об этом пока ещё слишком рано: добраться бы, сохранив рассудок. Огонёк над речкой ослабел и погас. Пробрало холодом. Дроу отряхнула холодный пивафви от мокрого песка, завернулась, и, отрешённо поднявшись, пошла вдоль потока.       Искусственный тоннель был прямым и тёмным. Пол устилало каменное крошево, глина и песок. Чьих-либо следов не наблюдалось. Река извивалась, несколько раз пришлось пересекать её, прыгая по камням, пару раз с потолка улетала спугнутая летучая мышь и с писком металась под сводами. Коридор был длинным и не спешил заканчиваться. Дроу отвлеклась от тёмных мыслей и отогрелась ходьбой.       На глаза попалась новая деталь подземного пейзажа: белёсые тяжи спутанной старой паутины – они свисали со стен, и чуть дальше валялись грязными мочалками на полу. Эглисса остановилась. "Вот оно что... Здесь пауки. Вот почему на пути не встречается живности" . Впрочем, эта паутина была старой.       Чуткая и настороженная дроу пошла медленнее, внимательно глядя на стены. Мягкие сапоги жрицы помогали ей ступать бесшумно. Паутины встречалось всё больше: её тяжи висели гирляндами вдоль стен. Тонкая, потолще, кое-где сохраняющая натяжение. Эглиссе это очень не понравилось. Впереди показалась пустота – расширение. Дроу аккуратно выглянула из-за угла, охватывая глазами картину, от которой у неё дыхание спёрло и сердце провалилось куда-то вниз.       Высокие и толстые, грубо вырубленные колонны, заполняющие огромное помещение, и широкие проёмы между ними были сплошь затянуты пеленами паутины, сетями и хаотическими тяжами, пересекающими пространство во всех направлениях. Тут было темно, как, наверное, в Бездне, но монотонная "холодная картинка" не позволяла обмануться. Эглисса явилась прямо в гнездо восьминогих, царство священных животных Ллот, против которых нельзя поднимать руку. Кое-кто даже не позволял называть их животными...