Идеальная жертва (5)

Договорились, что я и дальше буду приходить читать. На всякий случай зашёл к Норнбергу, спросил его мнения об этом — чтобы всё официально, я действую по просьбе пациента, а не по своей сомнительной инициативе. Доктор расспросил о деталях визита — вспомнил ли меня Ру, как реагировал, — покивал, что-то записал в блокнот и одобрил идею с чтением. А я и рад, будет официальный повод приходить, ведь кровь я больше не сдаю. Даже хорошо, что не сдаю: как говорится, Маргарита с возу, кобыле легче. То есть жеребцу. Недавно видел её в коридоре, и почему-то всплыла мысль, что я не смог бы её поцеловать — после того, как она заглядывала мне в зубы, будто диковинной зверушке. Вот Ру не боялся моих зубов и не разглядывал. Просто поцеловал да и всё, без всяких этих выделываний. Значит, теперь я смогу сразу приходить к нему в палату, не тратя время на лабораторию. Конечно, не каждый день, всё-таки я серьёзный и занятой человек, не могу все вечера читать книжки «просто сослуживцу». Но раз в три дня — вроде нормально. Даже Ру, когда наконец-то всё вспомнит, не сможет предъявить, что я его «компрометировал» телячьими нежностями. Вот только каждый раз, как я выхожу из дверей больницы в тёплый майский вечер, тоска рвёт внутренности, тянет обратно в его палату. Дотерпеть бы до следующего раза. Кажется, уже знаю в лицо всех сотрудников больницы, вплоть до техников. И они со мной здороваются, говорят что-то. Это смущает. Я давно не испытывал желания быть менее заметным, но сейчас оно вернулось. Ру не здоровается. И не помнит. Каждый раз спрашивает, кто я такой. Я отвечаю, что читаю ему книгу про «Мальтийского сокола» — такой ответ его радует. Неужели эта история ему настолько понравилась? Или он просто воспринимает её как что-то знакомое? Думаю, он не только меня не запоминает, но и текст тоже: иногда я сбиваюсь и только на середине страницы понимаю, что уже читал её, но Ру молчит, не поправляет. Поэтому, когда я дошёл до конца, начал снова читать с начала. Я уже и забыл, как ощущаются его прикосновения. И как вообще было с ним — на работе и дома. Только эти вечера, когда я говорю и говорю, а он лежит молча и смотрит в тёмное окно. Кажется, что без моей крови выздоровление совсем застопорилось, но Норнберг сказал, что его телу пора рассчитывать на собственные резервы. Несмотря на это, я думал предложить Ру по старинке выпить прямо из моей руки, хотя бы раз, но не решился: во-первых, мне гарантированно сорвёт крышу, а во-вторых, он начнёт чувствовать меня лучше, а этого мне не нужно. Морду кирпичом я ещё могу сделать, но унять мысли — нет. Лучше буду читать вслух и всё. Но всё же выглядит Ру теперь гораздо лучше. Вместо бинтов и фиксаторов — зелёная больничная пижама. А то сначала, после всех операций, вообще на мумию был похож. Теперь прям нормальный — значит, не зря это всё было, мой забег по Альфе и прочее. Я успел. Помог. Даже если он меня не помнит. И в мыслях у него уже появились слова — чем дальше, тем больше, — хотя не всегда подходящие к ситуации. Иногда я вообще не понимаю, что Ру хочет сказать, тогда он злится и снова переходит на образы. Я в основном прихожу по вечерам, после работы, в это время Ру уже только лежит или иногда сидит. Как-то в субботу зашёл днём — а его нет. Меня аж паникой бухнуло, но оказалось, что днём у него всякие занятия — те самые, которые я оплачиваю. Какая-то там логопсихотерапия, компенсаторная физкультура, «обнимашки»… Серьёзно, мне медсестра так и сказала. Норнберг потом уточнил, что это вообще-то называется «зоотерапия», занятия с участием животных, и я успокоился, а то поначалу не понял — за что я тут деньги плачу, если пообнимать Ру я и сам могу, бесплатно. После занятий с котами настроение у Ру бывает получше, но после физкультуры — можно и не пытаться с ним разговаривать. Его бесит, что он так быстро устаёт, бесит, что руки дрожат, правая плохо слушается, а ещё не получается ходить — только если держась за стену, потому что иначе он теряет равновесие и падает. Это я в его голове подсмотрел. Думал, если я буду в курсе его чувств, то смогу придумать, как поддержать и чем порадовать. Впрочем, пока я не надумал ничего лучше, чем предложить ему завести кота и дома — потом, после больницы. В первый момент он вроде обрадовался, но потом закрылся от меня и задумался о чём-то. Это ткнуло меня неожиданно больно. Я уж думал, что хуже быть не может, а оказывается, есть ещё куда расти. Кхм, то есть наоборот — падать. Например, в мысли о том, что Ру не только не вспомнит меня, но и вообще отстранится. И не будет больше этого чувства, что мы с ним похожи, что в любой ситуации мы вместе. Я раньше всегда разговаривал с ним свободно, был уверен, что он поймёт правильно, а теперь — страшно сказать что-нибудь не так, расстроить его или задеть что-то болезненное внутри, даже не знаю, что именно. И так каждый раз. Нужно следить внимательно — вдруг он обидится и не захочет больше меня видеть. У меня хреново с такими всякими тонкостями, но навязываться я не собираюсь. Хотя пока в этом трудно разобраться: он каждый раз смотрит настороженно, почти с неприязнью — надеюсь, только потому что не узнаёт. Незнакомцев Эйруин не любит. Ладно, моё дело ждать. Всё равно больше вариантов нет. *** Подхожу к палате 547, по привычке повторяя про себя краткую речь для знакомства, однако, как только открываю дверь, Ру встречает меня образами книги и чтения вслух. Останавливаюсь недоверчиво, не могу удержаться — ощупываю его мысленно, переспрашиваю. Ру улыбается, впервые за всё это время, и с гордостью показывает воспоминание: я сижу рядом с его койкой, читаю и задумчиво ковыряю ногтем нитки на колене. Так вот откуда дыра на штанах взялась! Утром пришлось бежать за новой униформой, я уж думал, что в шкафу мыши завелись. Хм, а в его восприятии я ничего такой… Только несу какую-то чушь — по ходу, заело на одной строчке, и я несколько раз её перечитывал. Ну да, красивый и тупой, хех. Я фыркаю, и Ру снова улыбается в ответ. «Читать?» «Да!» На этот раз я стараюсь быть внимательнее, и действительно, вскоре ловлю себя на том, что возвращаюсь к той же строчке, которую только что прочёл. Может, это потому, что я уже читал их все по сто раз. Но ладно, я готов читать ещё раз двести, если это помогает. Вот он уже что-то помнит, меня помнит — пусть и только сейчас, а не в прошлом. Прям подарок мне на вчерашний день рождения. Ру вдруг перебивает: «Где я буду жить? Потом. После этого». Чтобы потянуть время и собраться с мыслями, я наливаю себе воды. — Эм. Мы снимаем квартиру. На двоих. Тороплюсь показать ему образ: две комнаты. Просто коллеги. Норнберг говорил, что нужно разговаривать вслух, чтобы у Ру был стимул тоже отвечать вслух. Однако Эйруин упорно отказывается разговаривать — мне кажется, что боится ошибиться со словами, он всё-таки в них путается. Мысленно говорить проще. Ощущение недоверия. «Деньги? Я в больнице». — Какие-то запасы есть, — я было хочу сказать, что буду сам всё оплачивать, но решаю, что это звучит сомнительно. — Не знаю точную сумму, но деньги вы откладывали. К тому же положена компенсация, за травму на службе. Сможете жить без проблем, восстанавливаться. Он молчит. Подождав, я было склоняюсь над экраном с текстом, однако Ру продолжает, вперемешку словами и образами: «Нельзя тратить на квартиру. Дорого. Не могу работать. Нужны деньги на еду. На лекарства». Ощущение вопроса, но я не понимаю, о чём конкретно он спрашивает. — Ну, можно снова жить в части… Ощущение злости и раздражения на мою непонятливость. «Не могу работать. Меня не пустят туда». — Так что вы предлагаете? «Врач говорит, сейчас весна. Тепло. Можно жить на улице. Квартира — дорого». От возмущения выпаливаю на повышенных тонах: — Ты не будешь жить на улице! И думать тут нечего! — только тут до меня доходит, что под влиянием эмоций я сказал «ты». — То есть… Вам положена компенсация, есть профсоюз, да и вообще, мы своих не бросаем! Так не делается, что на задании человека чуть не убили, а потом он бомжует под мостом, чтобы сэкономить деньги на таблетки. Ру как-то презрительно хмыкает, и я спрашиваю: «Что?». Он кривится: «Красивые слова. Враньё. Всем плевать. Только идиоты верят таким словам». Прохожусь по его лицу изучающим взглядом — так-то стараюсь не пялиться лишний раз, чтобы не смущать, — и Ру тут же отводит глаза, склоняет голову, как будто виновато. Свет заката из окна рельефно очерчивает шрамы на его лице, шее, ключице. Похудел, осунулся, скулы стали резче, и эти синяки под глазами... — У меня, конечно, есть недостатки, но лицемерие к их числу не относится. Если я сказал, что вы не будете жить на улице, — так и будет. Этот вариант не рассматривается. Он косится на меня исподлобья. Молчит. — У меня есть ещё десять минут до автобуса. Начнём новую главу или остановимся на этом? «Новую». Я киваю и перелистываю страницу. Значит, завтра нужно будет пополнить его счёт. Переведу туда все запасы. Только анонимно. Если вдруг заметит — скажу, что это компенсацию перевели или пособие от штаба.