Я смогу

Не сказать, что его так называемая семейная жизнь была настолько уж счастливой. Здесь находилось место и ссорам, чаще всего инициатором которых, являлся сам Хаято, и бурным примирениям, заканчивающимися в постели, и долгим дням и бессонным ночам, проведенным в ожидании вестей с далеких миссий. Жизнь оказалась до такой степени насыщенной, что он больше не мог чувствовать себя одиноким, как раньше. И в этом — по истечении такого срока, можно уже, наверное, признаться, хотя бы самому себе — имелась заслуга и бейсбольного придурка. Его личного, неповторимого и, если уж на то пошло, любимого бейсбольного придурка. Гокудера размышлял над этим, стоя у окна на кухне и попивая свой любимый экспрессо. Электронные часы показывали полтретьего ночи, слабо разгоняя темноту вокруг циферблата. Свет он не включал специально, чтобы с улицы не было заметно. Незачем Ямамото знать, что он тут как верная жена дожидается его с очередной раздельной миссии. За окном остановилось такси и хлопнула дверь салона, из которого вышел высокий японец и направился к багажнику, весело переговариваясь с таксистом. Хаято, обжигая горло и язык, залпом допил кофе, направляясь быстрым шагом в спальню, и чуть не упал посреди коридора, согнувшись от резкой боли в животе. Кое-как доковыляв до кровати, он свернулся на ней, поджав к груди колени и зажимая выпрыгивающий желудок руками. "Чертова Бьянки, не стоило сегодня с ней встречаться! Может, запоздалая реакция?" Боль прошла одновременно со звякнувшим в замочной скважине ключом, Гокудера быстро накинул на себя одеяло, делая вид, что спит, и внимательно вслушиваясь в шаги, раздающиеся в тишине квартиры. Вот Ямамото кинул дорожную сумку в гостиной, тихо, наверное, на носочках, пробрался в ванную, плотно закрыв за собой дверь, чтобы звуки воды не разбудили сожителя. Провозившись там минут пятнадцать, он так же тихо прошел в спальню. Кровать позади Гокудеры прогнулась, и он почувствовал, как сильные руки притянули его к горячей после душа груди. Ямамото уткнулся носом ему в затылок, с наслаждением вдохнув полной грудью, немного повозился и практически сразу отрубился. Почувствовав ровное сердцебиение и размеренное дыхание, Хаято позволил себе перевернуться в кольце тяжелых рук и внимательно рассмотреть своего придурка, снова пообещав убить оного, как только тот проснется. На плече недавно затянувшаяся рваная рана — осторожно проводит кончиком пальца по краешку запеченной коркой крови — вроде не глубокая, руки и грудь усыпаны мелкими порезами, видимо, опять уходил через окно, на лице тоже небольшой порез - легонько коснулся щеки - хотя это уже не боевое, опять неудачно побрился. Сколько бы Гокудера не просил, тот ни за что не хотел приобретать обычный станок. Такеши, в принципе, любил пафосные вещи, как то: выпрыгивание в окно из-под обстрела, после которого приходилась покупать очередной дизайнерский костюм; черный Harley-Davidson Dyna Glide, тщательно лелеемый и оберегаемый от поползновений Джанини; опасная бритва, которой он так и не научился пользоваться и часто демонстрировал свеженькие порезы на лице и куски недобритой щетины. Ну, и своего пафосного бой-френда он тоже, наверное, любил, иначе не стискивал бы его так сильно, даже во сне. Хаято расслабленно выдохнул. И плевать, что он придурок и фанатик что меча, что биты, и ума ни на грош не прибавилось со времен средней школы, зато с ним было тепло и уютно, а еще как-то безопасно и спокойно. Несмотря на все, Ямамото оставался Ямамото, все тем же успокаивающим Дождем с доброй, все еще наивной, улыбкой, ласковым смехом и теплыми ладонями. Гокудера аккуратно, чтобы не разбудить, ткнулся носом в смуглую шею и быстро чмокнул — пока спит, можно себе позволить, а потом опять стать привычным раздражительным Хаято — и снова отвернулся, проваливаясь в первый спокойный сон за несколько недель.