***
Она сдержала данное себе обещание. Они отыграли на ура, а по стеночке Лера сползла уже в спортзале. Но, теряя сознание, Новикова всё ещё удерживала в голове выражение лица Зеленовой И, к своему ужасу, не могла припомнить ни разочарования, ни досады от успешного выступления. Наверное, только её воспалённый мозг мог найти в этом взгляде что-то подозрительно похожее на… Восхищение?***
С сексуальным напряжением, которое вызывала Зеленова, Лера уже смирилась. В конце концов, телу не прикажешь, да и Зеленова — не первая девушка, к которой она испытывает влечение. Но блядский Чехов перевернул всё с ног на голову. Блядский Чехов и грёбаный сериал, ради которого эта блондинистая курица навязалась в труппу. Новикова не хотела знать, чёрт возьми, никогда не хотела знать, что Зеленова не просто хорошо играет, но проживает свою роль, выворачивается наизнанку, так, что хочется взвыть от достоверности её эмоций; не желала знать, как она радуется простой похвале — разве что в ладоши не хлопает, как ребёнок, который слишком редко слышит доброе слово. Гораздо проще было думать, что Полина не способна ни на что, кроме рекламы ебучих сырков и приторных стразиков. Удобнее было видеть в ней ледяную королеву, которая настолько уверена в себе, что не нуждается ни в чьём одобрении. Блядский, блядский Чехов. И девушка, которую Лера очень хочет, но, кажется, больше не сможет ненавидеть. Девушка, которую внезапно захотелось защищать — и от нападок Семёнова (этому-то козлу что с ней делить), и от той неведомой боли, о которой Лера не желала знать, но которая плескалась в зелёных глазах и мучительно разрывала Новиковой подреберье. Безнадёжность. Холодная необратимая безнадёжность. Хана тебе, Новикова. Отчаянно и бесперспективно запасть на девчонку, которая никогда с тобой не будет. Лера не знала, кой чёрт её дёрнул подойти к неприступной королеве. Ноги двигались как будто сами собой. — Зеленова, — голос Новиковой предательски охрип. Ну хоть не сорвался на фальцет, и на том спасибо. — Чего тебе, Новикова? — Полина сосредоточенно рылась в сумке. — Полин, ты очень круто играешь, правда. Зеленова подняла голову и удивлённо посмотрела на собеседницу. — Новикова, ты головой, часом, не ударилась? Или там температура у тебя? — Полина протянула руку и дотронулась до лба Леры. — Хм, странно, жара вроде нет… — При чём здесь жар? — Потому что только высокая температура могла заставить тебя добровольно отвесить мне комплимент. — Но ты правда здорово играешь, — почему-то Лере не хотелось отвечать шпилькой на шпильку, наверное, чтобы увидеть улыбку, на краткий миг отразившуюся в зелёных глазах. — Спасибо. Ты тоже… Делаешь успехи, — Зеленова с ещё большим рвением принялась потрошить сумку. — Тебе бы только… Чуть глубже проживать, понимаешь? Роль проживать. Роль и мгновения разрывающего взаимодействия, обречённо подумала Лера, а вслух сказала: — Да какая из меня актриса? Если бы Борзова не заставила, я бы к кружку и близко не подошла. — Ну да, я в курсе… и близко бы не подошла, — обронив эту непонятную Новиковой фразу, Полина подхватила с подоконника сумку, из которой так ничего и не вытащила, и покинула актовый зал. Хана тебе, Новикова, трындец, как он есть. *** Следующая репетиция, и снова Зеленова. Хотя, справедливости ради, сегодня скорее Семёнов. Слышь, Зеленова? Когда Миша заговорил, Новикова внутренне подобралась. Вот дебил! Опять ведь скажет какую-нибудь гадость. — Ну? — флегматично отозвалась девушка. — А как же ты это, без гонорара играть согласилась? Придётся нам всей параллелью тебе на сырки сбрасываться. Или сериал всё покроет? Ну там спонсоры какие-нибудь крутые… Полина, видимо, приготовилась в очередной раз дать отпор, но Лера её опередила. — Слушай, Семёнов, чё тебе, придурок, неймётся? Ты не поверишь, но чья-то игра стоит больше, чем убогий трояк по литературе. — Лерка, ты чего? — А что, Лерка? Лерка — ничего. Напоминаю, ребят, каждый из здесь присутствующих чем-то… кхм, грамотно промотивирован. Кто-то настолько туп, что даже тройку по литре самостоятельно заработать не может. Кого-то затащили бабы, которые не могут его поделить. А кто-то усиленно доказывает своей вроде как девушке, что пытается её не стесняться. Наши Ранетки в полураспаде, сами знаете, промотивированы лично Борзовой. Но тыкаем в недобровольность и «фу такой быть» почему-то только Зеленову. Двойные стандарты — они такие двойные. — Что ты несёшь, Лер? — вскинулась Наташа. — Правду в массы. — Новикова, ты переходишь границы! — возмутился Платонов, внезапно переставший обнимать за плечи Женю. — Платонов, границы переходят нелегальные мигранты. Правда глаза колет, или ты всё-таки перестал стесняться Алёхиной? — Новикова, иди к чёрту. — Значит, не перестал. Женька, я бы на твоём месте его всё-таки послала. Ну, кто ещё желает высказаться? — Да, ребят, Лерка права, херню творим, — веско отозвалась Лена. Дальнейшим возражениям помешала Копейкина, вошедшая в зал. Педсовет закончился, а с ним и время для перепалок. Последствиями репетиции стали бойкот от всех, кроме Лены и Зеленовой. Последняя наградила Леру быстрой, слегка удивлённой и благодарной улыбкой. И нет, Новикова не собиралась вести им счёт, улыбкам этим, но не отметить, что ей адресована уже вторая, не могла. Самое паршивое, что Зеленова в школьных коридорах и Зеленова на репетициях были как будто двумя разными людьми. Последнюю хотелось называть по имени, защищать и заботиться. Первая не вызывала ничего, кроме желания придушить. Лере казалось, что вариантов всего два — либо у неё, Новиковой, глюки, либо Зеленова страдает биполярным расстройством. И девушка не знала, какой ответ потенциально нерешаемой задачи предпочтительнее. Но факт оставался фактом. В урочное время Зеленова продолжала высмеивать «Ранеток» и Леру в частности, строить из себя мегазвезду, плеваться холодным ядом на дальние дистанции. А в актовом зале происходила чёртова метаморфоза. Ледяная корка шла трещинами, и снежная королева превращалась в хрупкую уязвимую девочку, за улыбками которой Лера охотилась как маньяк. И да, на её счету было уже три.***
Зеленова встречается с Матвеем. Почему Лера не удивлена? И какого чёрта её так бесит этот факт? Может, потому что парень нравится Леркиной подруге? Наверное, повторяется история с Антоном, но теперь на позиции «разлучницы» Зеленова, а пострадавшая сторона — Аня. Блядский бумеранг, который так выводит из себя Новикову. Она же всегда была борцом за справедливость, правда? К тому же нельзя упускать случай высказать Зеленовой, что Лера о ней думает. Тем более, что украденная тетрадка со стихами касается всей их группы. — Эй, Зеленова! — Лера выловила блондинку у входа в столовую. — «Эй» как альтернатива «Привет, Полина, приятного аппетита», — фыркнула Лужина. — Не с тобой разговариваю. — Хамка трамвайная, — констатировала Рита, пожимая плечами. — Так чего ты от меня хотела? — Я вот не пойму, Зеленова, это у тебя хобби такое — подбирать всё, что плохо лежит? — Объяснись, бешеная. — Сначала Матвей, который, между прочим, Аньке нравится, потом — стихи наших песен. Что следующее, жертва прогрессирующей клептомании? Давай, сразу списочек составишь, чтобы мы знали, за чем глаз да глаз нужен. — Новикова, не твоё дело. Или, может, ты сама на Матвея заглядываешься? — Пф-ф, я, в отличие от тебя, чужих парней не увожу. — Надеюсь, ты не собираешься на юридический или по стопам отца в школу милиции? — В смысле? — У тебя проблема с установлением причинно-следственных связей. Сначала Прокопьева рассталась со столь видным парнем, а уже после — он обратил внимание на меня, потому что я, в отличие от Прокопьевой, постоянна в своих симпатиях и точно знаю, кто и что мне нужно. Теперь разницу сечёшь? — Всё равно это низко. — Девочка моя, если бы все расценивали построение отношений с чьим-нибудь бывшим как подлость, мир был бы полон одиночек. Моя маленькая идеалистка. Слово «маленькая» послужило для быка красной тряпкой. Лера приблизилась к Полине на шаг и прошипела ей в ухо. — Ну, не все же такие опытные, как ты, когда дело касается чужих парней и мер, которые следует принимать, чтобы человечество не вымерло. Зеленова дёрнулась как от пощёчины, но через секунду взяла себя в руки. — А что, Новикова, взрослые байкеры перевелись и нарабатывать… кхм, полезные навыки больше не с кем? Или в тираж преждевременно выходишь ввиду интенсивной эксплуатации? — Иди к чёрту, кукла крашеная! — Лера подняла голову и зашагала прочь от столовой. Есть больше не хотелось. То ли слова Зеленовой её ранили, то ли жуткое осознание, что в попытке задеть блондинку Новикова перешла какую-то ломкую стеклянную границу. Но просить прощения она не будет. В правильности своего решения и правомочности нападок на Полину девушка честно убеждала себя до конца уроков. Но, видя, как Зеленова выходит за ворота школы, поняла — или сейчас, или никогда, не потому что не решится, а потому что, если подождёт хотя бы до завтра, никогда себе этого не простит. — Зеленова, подожди! Девушка ускорила шаг. — Зеленова, да постой! Никакой реакции. — Полин, пожалуйста! Зеленова замерла и медленно обернулась на оклик. — Господи, Лер, ну что ещё? — в голосе Полины слышалась бесконечная усталость и что-то ещё, чему Лера не находила объяснения. — Я сегодня крайне мерзко с тобой говорила. Я не должна вмешиваться в твои отношения с Матвеем и тем более отпускать в твой адрес пошлые намёки. Извини, пожалуйста. — Ничего, в конце концов, твои представления обо мне не далеки от истины, — Новикова могла бы поклясться, что видит, как стягивает лицо собеседницы привычная маска. Лера быстро замотала головой. — Нет, Полин, я не верю. И когда несла ту чушь, тоже не верила. — Зря. *** Лера волновалась перед спектаклем. Из неё такая актриса. Вроде и школьная постановка, но залажаться и подвести Копейкину не хотелось. Новикова была уверена, из них всех не волнуется только один человек — Зеленова. И можно было бы успокоить себя отговоркой об актёрских курсах, но Лера понимала — дело в другом, в том, что Полина — единственная из труппы вкладывает в монологи всю душу. Но если бы Лера внимательнее пригляделась к той, в ком была так уверенна, то увидела бы, как дрожат у Полины руки. Волнение подтверждал и диалог Зеленовой с Леной. — Зеленова, после спектакля мне нужно будет твоё платье. — Что? — Полина, включись. Платье, говорю, после спектакля. — Господи, Кулёмина, вот после спектакля — хоть луну с неба! А сейчас не мешай мне повторять текст. Если бы Лера сама не переживала так сильно, то непременно бы вклинилась в разговор, чтобы отметить его двусмысленность. Но сейчас задача Новиковой — не забыть собственный текст и не сдохнуть, в очередной раз рассыпавшись на осколки от игры Полины. Спектакль она пережила, а вот рявк Кулёминой, утягивающей Зеленову за собой в спортзал «Полина, я тебя сейчас прямо здесь раздену», оказался больнее пощёчины. Лена ведь ничего такого не имела в виду? Правда же? Какое счастье, что Степнов забыл принести табурет, на котором она сидела за установкой. Именно этим Лера оправдывала свою «погоню» за одноклассницами. И чёрт, она не хотела, не хотела, блять, видеть, как ловко Лена расшнуровывает на Полине корсет, как спускает с плеч это блядское платье. — Простите, что помешала. Кулёмина, у нас выступление, не успеешь, если ты, конечно, не скорострел, — Лера подхватила табурет и вылетела из зала, уже не слыша кулёминского ошарашенного: — Чё это с ней? *** Полине было адски стыдно. Дурацкая затея с прокопьевскими стихами, которые она выдала за свои. И дело было не в том, что Полина не умела писать, просто показывать Матвею что-то своё совсем не хотелось. Конечно, она желала отношений с ним. Может же и у неё быть что-то… Нормальное? А с ним — не больно, с ним без доверия и привязанности, а потому не болит. А ещё он кажется безопасным. Но показать ему свои стихи или прозу… На этот уровень они не перейдут никогда. Вряд ли Полина вообще с кем-нибудь достигнет такого доверия. Стыдно ей было не из-за плагиата. И даже не перед Матвеем. Совесть в ней, сама того не зная, пробудила Аня. Неудобно было настолько, что Полина пожертвовала редким выходным, чтобы прийти на дурацкий пикник и попытаться принести извинения Прокопьевой, которая, как на зло, отсутствовала. Она пришла, даже несмотря на то что знала — на празднике жизни Ранеток-табуреток её никто не ждёт, что ей будет адски некомфортно в присутствии дебилов одноклассников и… Новиковой. Чёртова Новикова. Насколько всё было бы проще, если бы не она. Разгон от «ты круто играешь, Полин» до «Прости», а после до «Простите, что помешала» выбивал почву из-под ног. Поэтому на блядский пикник она шла как на собственную Голгофу, и одноклассники не разочаровали. — А она что здесь делает? — Маркин вытаращился на Полину в изумлении. — Ну, так-то в спектакле мы играли все вместе, — Лена кивнула Зеленовой в знак приветствия. Не было ничего удивительного в том, что, когда все разбились на небольшие группки и разбрелись по лесу, Полина осталась сидеть у мангала с Рассказовым. Последний, впрочем, тоже быстро ушёл, чтобы отнести Витеньке нож да там и остаться. Полину весьма забавляли их недоотношения, которые вряд ли когда-нибудь перешагнут грань передружбы, — слишком уж Степнов зашоренный, а Рассказов нерешительный. Интересно, то, что между ними происходит, видит только она? От размышлений девушку отвлекло тихое рычание. Полина подняла голову, чтобы столкнуться взглядом с огромным оскалившимся сенбернаром. Ну почему собака? И почему, чёрт возьми, именно сейчас? Полина боялась собак, с тех пор как ей исполнилось пять. Они с мамой гуляли в парке, когда на них кинулся чей-то злобный бультерьер. Полине наложили три шва, Илоне — восемь. Бультерьер оставил им одиннадцать швов на двоих. Полину наградил ещё и фобией. Девушка даже не дёрнулась, когда пёс утащил пакет с мясом. В конце концов, лучше лишиться шашлыка, чем остаться без руки. Потому что со своим страхом бороться она не готова. Здесь никто не разделит с ней швы. Теперь уже нигде никто не разделит. — Зеленова, ты чё, собаку отогнать не могла? — Семёнов, видимо, очень мечтал о шашлыке, поэтому был зол. — Семёнов, ты дебил? Несколько кило мяса уволокла явно не такса. Я бы на тебя посмотрела, — Новикова метала глазами молнии. — Полин, ты не сильно испугалась? — Сильно, там был здоровый сенбернар, — Зеленова задрожала и прижалась к Лере, которая стояла совсем близко. — Полин, всё хорошо. Здесь его нет, а мы обойдёмся овощами, — Новикова гладила одноклассницу по спине. — Ты, Лерка, может, овощами и обойдёшься, а я в вегетарианцы не записывался. — Слушай, Платонов, если ты куда-то там не записывался, найди собаку и отбери мясо, добытчик хренов, — Лера рычала. — Лерка, пожалуйста, не нужно, это действительно мой косяк, — в голосе Полины слышалась вина и что-то неопределяемое. — Это не твой косяк. Ты вообще не должна была оставаться одна у мангала. Игорь Ильич, где вас носило? — Ну, действительно моя вина… Мы с Виктором Михайловичем заболтались… — Всем привет, — на поляне показалась неуверенно улыбающаяся Аня. — Девчонки и ты, Антон. Я хочу попросить прощения. За то, как мне досталась роль, и за гадости, которые наговорила. Особенно, Лер, прости меня ты, потому что пассаж про маму был гнусным, низким и вообще, я заслужила по лицу. Собственно, если сейчас меня ударишь, будешь права. — Твой вброс про мать был прежде всего нелогичным. Отсутствие матери я бы скорее компенсировала взрослыми женщинами, вероятнее, феминными, но никак не папочками старше себя. Но это действительно было очень гнусно. — Я так вовсе не думаю… — в глазах Прокопьевой заблестели слёзы. — О господи, только не реви, — Лера отстранилась от Зеленовой и обняла Аню. — Ты это сморозила, потому что уже тогда понимала, что виновата, именно об этом надрывалась твоя совесть. А поскольку ты у нас не можешь не слушать совесть, то глушила её глас мерзостями погромче и позлее. Это тебя не оправдывает, но объясняет. И я со своей стороны готова тебя простить, — Новикова обняла подругу крепче. Никто, кроме Полины, всё ещё стоявшей неподалёку, не расслышал её тихого шёпота: — В конце концов, ты не так уж и не права, хотя контекст и не тот, что ты думаешь. — Ну, если даже Лерка тебя простила, то нам артачиться как-то мелочно, — вздохнула Наташа. — Забыли, — резюмировала Женя. Кулёмина ограничилась кивком и лёгким объятьем. Когда табуреточные страсти улеглись, Семёнов снова завёл скорбную песнь по утраченному мясу. — Наше мясо утащила собака? Тогда мы идём к вам. С сардельками, — Прокопьева озорно улыбнулась и вытащила из сумки полный пакет колбасных изделий. Все её прегрешения тут же были прощены и забыты, особенно Семёновым, который не имел к ним никакого отношения. Когда все поели, Полина, наконец, решилась. — Ань, можно тебя? — Можно, конечно, только я без тетрадки сегодня, — Прокопьева подошла к бывшей почти подруге. — Ну да, заслужила, — Зеленова потянула девушку в сторону от их импровизированного лагеря. — Что, Полин? — Ань, я… Прошу прощения за свою глупую некрасивую выходку. Это было в высшей степени по-дурацки и очень непорядочно по отношению к тебе. — Почему? Почему ты просишь прощения? — Потому, Ань, что… Сейчас выслушай меня, ладно? Не перебивай, пожалуйста. Прокопьева кивнула. — Я прошу прощения, потому что, когда я начинала с тобой общаться, всё дело было только в твоих стихах и в том, что ты знаешь Матвея, знаешь, что ему нравится и как произвести впечатление. Но потом случился… Спектакль, которому предшествовали репетиции. И я не смогла игнорировать то, какая ты. Ты очень искренняя, добрая, ты защищаешь слабых и умеешь признавать свои проёбы. И… И я поняла, что Матвей там или не Матвей, но я бы хотела, чтобы у меня был такой друг, как ты. В общем, вот. — Ну, Полин, не мне как бы камнями в тебя бросаться. Сама, видишь, пришла с повинной. Но… С одной стороны, твой поступок — не более чем глупость, а с другой — я не знаю, при каких обстоятельствах ты поступишься мной в угоду своим интересам и как сильно это ударит по мне. — Это справедливо. Но… Понимаешь, Анька, говорить тебе «Я никогда», «Я больше так не буду» — это детский сад. Тут всё зависит от того, рискнёшь ты дать мне шанс или нет. Тебя, конечно, мой пепел в волосах ни к чему не обязывает. Тут исключительно твоя добрая воля. В любом случае, я просто хотела извиниться и сказать то, что сказала. Теперь, думаю, можно вернуться к остальным. — Давай прогуляемся, — Прокопьева искренне улыбнулась. — Если что, у меня нормально с ориентированием, не заблудимся. Слушай, а Рита-то против не будет, что я к вам на хвост упаду? — Всё-таки упадёшь? — губ Полины коснулась смущённая полуулыбка. — Ну… В какой-то степени. Я, видимо, буду вашим с остальными Ранетками канатиком. Уже предвкушаю битвы в грязи за одну меня. — Нет, Рита не против. Мы с ней обсуждали этот вариант. Она сказала, что ты… Э-э-э… Не стадная. — Ну, это комплимент, — Аня остановилась и обняла Зеленову. Полина не сдержала очередной улыбки и ответила на объятье. — Слушай, Полинка, чего ты так цепляешься за Матвея? Не, ты не подумай, он мне… До сиреневой звезды. Тут Лерка, скорее, громы и молнии мечет. Думает, что… Хм-м… Мои симпатии распределяются между Антоном и Матвеем. А я пока не спешу её разубеждать. — Но тебе же нравился Матвей. — Полин, он мне нравился, но… Разочаровал. — Чем же? — Понимаешь, он… Он очень… Правильный, что ли? Нет, не то чтобы все хорошие мальчики нагоняли на меня тоску. Но Матвей… Это вот тот вариант, когда знаешь, «Будешь себя плохо вести — у тебя будет скучный-скучный мужик». Зеленова рассмеялась. — Вот Матвей — ярчайший пример наказания за плохое поведение. — А тебе, значит, нравятся хулиганы? — Нет, не обязательно. Мне нравятся люди, которые… Не боятся чувствовать и ошибаться. А Матвей не даёт права на ошибку ни себе, ни другим. Ну то есть ты когда рядом с ним, где-то прокалываешься, и он, вроде, терпеливо разбирает с тобой ошибку, объясняет, чем поступок коряв, потом раскладывает по полочкам, как правильно… Ну, с его точки зрения, которая, как правило, аксиома, — Аня показала в воздухе кавычки. — Звучит удручающе. — Это и правда так. Сначала тебе всё нравится, потому что «Вау, он такой взрослый, умный, спокойный, рассудительный…» и далее по тексту. А потом, через, может, месяц и три-четыре «ужасных» прокола ты понимаешь, что этот мальчик действует как автомат, автомат с программой, без права на ошибку и мыслепреступление. — Ну да, — Зеленова кивнула, — и к моим ошибкам он… Снисходит, в том числе и с тетрадкой. А цепляюсь я за него, потому что… Вот именно, что хочу чувствовать. — Что чувствовать? — Свои семнадцать. Аня внимательно посмотрела на собеседницу. — Хочешь кусочек нормального подросткового детства? — Уж хоть какого, нормального или ненормального. — Тогда тебе точно не к Матвею. Он будет снисходить к тебе как к маленькой, но требовать решений взрослых. Знаешь, как Аслан в «Хрониках Нарнии»? «Вы дети, поэтому будете решать взрослые проблемы, а потом нахуй пошли — за ненадобностью и потому что уже слишком взрослые». — Я тоже вижу эту историю именно так, — горько усмехнулась Полина. — И Сьюзен, Господи… Как же они мерзко… — Не напоминай, блять! — Просто во мне всё ещё болит. Они оставили её одну, совсем одну. Они оказались в своей стране вечных каникул, а Сьюзен пришлось узнать о крушении поезда, ждать, найдут их тела или нет, и заниматься похоронами всех членов семьи разом, пока эти выблядки в райских кущах говорили о том, что «Королева Сьюзен предала Нарнию, и она нам больше не друг». — Знаешь, я в детстве очень любила эту книжку. С мамой читали. Но седьмая… Она всё перечёркивает. А ты, значит, к Матвею давно отгорела? — без перехода спросила Зеленова. — Да я к нему и не горела. Ну то есть он милый, меня впечатлил, но, уж прости, я им вышибала… Би-панику? — О как, — Полина приподняла бровь. — Ну да. — И… Хм-м, будет бестактностью уточнить, кто объект твоих би-панических симпатий? — Ну, Маркин, что очевидно, хотя даже тут я уже сомневаюсь, потому что он ходил, вздыхал-вздыхал, но я так и осталась его блоковской незнакомкой. А страусовые перья — это, блять, не про меня. Я, скорее, акмеист. — Да, акмеисты круты. А у символистов понятно через слово. «Ты написал много букв». — Ещё одну я ниасилил, — подхватила Аня, и девушки рассмеялись. — Мне нравится, что теперь наши литературные баталии мы можем вынести за границы урока Копейкиной. — А мне — что не нужно стесняться в выражениях, потому что от «Блять, не про меня» и «ниасилил» Елизавету Матвеевну хватил бы удар. — Это точно. Так вернёмся к твоим разнополым баранам. Девочка-то из наших? — А из каких же? — Предположу, что это не Алёхина. У вас так и не срослось после её акта конформизма а-ля «И в третий раз говорю вам, я не знаю его». — Вот это ты загнула. — Я просто недавно мюзикл пересматривала. — Конечно, не Алёхина. Ещё есть варианты? — Ну, если бы не одно «но», я бы, наверное, запала на Кулёмину, но типаж всё-таки не совсем мой. Да и вы с ней почти не пересекаетесь. — Нет, не Кулёмина и не твоё большое блондинистое и темноглазое «но». Полина покраснела. — О Господи, я даже не буду спрашивать, с чего ты взяла. — Ну, это заметно. Лерка — оверпротектив. Ты ей улыбаешься. И вообще, между вами нереализованное напряжение, которое не заметить может только такой дебил, как Семёнов. — Остаётся Липатова, — вздохнула Полина, понимая, что обезоружена. — Но Боже, Ань, она же… Кхм, чрезмерно… Импульсивная? — Как элегантно ты подобрала эвфемизм к определению «истеричка». — Сути дела это не меняет. — Напоминаю, Новикова не менее импульсивна. — Нет, в корне не согласна. Новикова более спокойна в реакциях, хотя в действиях… Разрушительнее? — Полина, это трындец, мы вкрашены в истеричек, — флегматично подытожила Аня. Уединение уравновешенных девушек, любящих литературу, нарушила… Конечно же, это была Новикова, причём Ане почему-то сразу захотелось, как в плохом анекдоте, сказать «Это не то что ты подумала». Лера смерила Прокопьеву тяжёлым взглядом. — Болтаете? — Да, мы тут разрулили ситуацию с тетрадкой, сошлись на том, что Матвей — мудак, а теперь обсуждаем вечное противостояние акмеистов и символистов, — быстро отрапортовала Аня. — Акмеисты рулят. Чё тут обсуждать? — пожала плечами Новикова. — Вот и мы о том. Присоединяйся, у нас сходятся вкусы в поэзии, — Лере была адресована четвёртая улыбка. — Анька, там твой Маркин объявил, что в мореходку отъезжает. — Ну, Маркин — не мой, но могу обеспечить ему скипидар. — Зачем? — дуэт удивлённых голосов усладил слух Прокопьевой. — А чтобы, как тот мужик из анекдота: «Ты осла в стойло поставь, а я ещё пару кругов наверну». Для скорости в смысле. — А-а-а, — реплика снова была синхронной. — Анька, а как же вот это твоё: «Ах, Антон, мне пятнадцать, а я ещё не целована ни разу»? — хихикнула Лера. — Мне уже шестнадцать, — Прокопьева толкнула подругу плечом. — Но таки не целована. Что же я сделаю, если Маркин не мычал, не телился? — Подожди, а Матвей? — Полина удивлённо посмотрела на одноклассницу. — А Матвей только в щёчку и опосля свадьбы. — Как скучно, — фыркнула Новикова. — Слушай, Анька, это не дело. Хочешь, в порядке эксперимента помогу тебе опыта набраться? — Это как? — А это… Кхм… Вот так, — Лера быстро приблизилась к подруге и затянула её в чувственный поцелуй. — Хороший опыт, — примерно через полминуты выдохнула Аня. — Хотя решение и неожиданное. — Почему неожиданное? — Ну, я, видишь ли, была при впечатлении, что тебе нравятся блондинки. — Да? А мне вот, Ань, и брюнетки тоже нравятся, — мурлыкнула Зеленова. — Это когда вот так? — на сей раз инициатором поцелуя стала Прокопьева, а её партнёршей — Полина. Если поцелуй Леры был озорным и дразнящим, то с Зеленовой Аня не могла бы подобрать определений более точных, чем основательность и деликатность. — Хм-м, примерно так, девочка моя, — Полина всё ещё бессовестно пользовалась преимуществом низких нот. — Понятия не имею, что это было, но мне понравилось, — Аня облизала нижнюю губу. — Солнышко, это был всего лишь поцелуй, — Лера стрельнула глазами. — Но нам тоже понравилось, — прошептала Зеленова у самого уха девушки. Аня повернула голову к уху Полины и тихо произнесла: — Ты же понимаешь, что вы только что использовали меня как буфер? — Прости… — Я не против, просто факт — забавный. Ответной реплики не последовало. Уютную тишину разорвал чей-то болезненный крик. — Что-то с мальчишками, — Лера среагировала первая и бросилась на шум. На поляне, невдалеке от места пикника, девушки увидели Платонова, лежащего на земле. Парень поскуливал, болезненно морщась. Его ногу отдавливал тяжёлый ствол. — Коля, Коленька, что с тобой? — причитала Алёхина. Полина уткнулась Лере в плечо. Сама Новикова смотрела на покалеченного одноклассника как загипнотизированная. Её рука обвивала плечи Зеленовой. С другой стороны к месту происшествия неслись Кулёмина, Степнов и Рассказов. Увидев случившееся, историк застыл на месте. — Дерево не трогаем, — деловито приказал учитель физкультуры. — Платонов, ты ногу чувствуешь? — Не знаю, — простонал Коля. — Кулёмина, посмотри, мобильник ловит? — Глухо как в танке, — мрачно буркнула девушка. — Слушай, тогда ноги в руки и беги с Маркиным из лесу. Не заблудитесь? Вызывайте МЧС-ников и встречайте их на въезде. Задача ясна? — Да. — Бегом. Сняться с места в карьер ребята не успели. Платонов внезапно перестал стонать, обвёл компанию хитрым взглядом и громко расхохотался. — Болевой шок? — ни к кому не обращаясь, произнесла Наташа. — Шутка-минутка, Липатова, а вы и поверили, — продолжая хихикать, парень отодвинул «упавшее» деревце и поднялся на ноги. Ткнув Семёнова в бок, он заржал ещё громче. — Ну чего вы? Весело, правда, Женька? Вместо ответа, Алёхина отвесила «шутнику» звонкую пощёчину, развернулась и ушла. — Платонов, ты дебил, — констатировала факт Новикова, которую остальные поддержали нестройным одобрительным гулом. Пикник удался. И в некотором смысле даже буквально.