Stay awake and remember (my name)

Баки чувствует себя прекрасно. Он снова в бегах, но теперь все по-другому. На этот раз он уверен, что справится. Станет помогать ему Сэм или нет — неважно. Последние несколько недель за ним постоянно наблюдали. ПЯТНИЦА — в Башне, агенты — на улице. А теперь он свободен. Он рад, что побрился — с бородой он был более заметным. Волосы тоже нужно подстричь. Они ищут бородатого, длинноволосого человека; ему надо хоть немного усложнить им задачу. Впереди он видит небольшую парикмахерскую. Он проходил мимо пару раз, гуляя по Бронксу, ею управляет пожилой еврей. Баки вполне устраивает, что она маленькая, ему нельзя привлекать внимание. Убедившись, что за ним не следят, он заходит внутрь. Старик, подметающий пол, поднимает голову. — Чем могу быть полезен, молодой человек? У него теплые карие глаза и проницательный взгляд. Он смотрит на его темную куртку, на бейсболку и перчатки. — Э-э-э… Мне бы подстричься, — снимая бейсболку, отвечает Баки. Он рад, что успел побриться. Парикмахер, конечно, мог бы ему помочь, но Баки не уверен, что смог бы подпустить к себе кого-нибудь с опасной бритвой в руке. Старик кивает. — Присаживайтесь, — говорит он, указывая на стул перед раковиной. — Хотите что-то конкретное? Баки не знает. Ему нравилась длина, которая была у него в Румынии; за волосами легко было ухаживать, но они были не настолько короткими, чтобы он чувствовал, что все еще в армии. Правда, они и там были подстрижены не по уставу. Им в Ревущих многое прощалось. Он закусывает губу, понимая, что думает слишком долго. — Просто… до ушей? Наверное… Час спустя Баки выходит из парикмахерской, чувствуя себя абсолютно голым. Он держит руки в карманах, иначе продолжил бы расчесывать шею, которая кажется теперь особенно открытой. Но ему понравилось то, что он увидел в зеркале. Кроме того, старик пообещал, что отрастающие волосы не будут смотреться неряшливо. Баки выбрасывает бейсболку и идет по очередному адресу Гидры, где несколько часов наблюдает за офисным зданием. Охранников нет, лишь сигнализация. Сработают ли его старые коды? Набитая оружием сумка почти неподъемна, и Баки задумывается, не угнать ли ему машину. Если бы он был в Калифорнии, то без вопросов, но это Нью-Йорк… Скорее всего, не стоит. Он ждет еще пару часов после того, как все расходятся. Это ничто по сравнению с теми часами, которые он проводил лежа где-нибудь в грязи под проливным дождем. Он обходит здание по кругу в поисках черного хода или чего-нибудь в этом роде. Там, где должен быть вход в подвал, он видит небольшую металлическую дверь с пандусом. Он поднимает стальную пластину, под которой находится клавиатура. На этот раз ему не так везет. После второй неудачной попытки он решает, что с этим надо завязывать. Он берется за дверь и срывает ее с петель. За ней находится гараж со стоящим в нем черным внедорожником. У СТРАЙКа были такие же бронированные машины в Вашингтоне. Поначалу гараж выглядит тупиком. Но Баки знает, что делать. Он светит фонариком под днище машины и видит ржавую металлическую решетку. Минутное дело — сесть за руль, опустить ручной тормоз и откатить машину вперед. Он толкает ее левой рукой, и это все равно непросто. Наконец он может поднять решетку. Он светит фонариком вниз и видит ступени. Он бросает туда пригоршню гравия, опасаясь растяжек или нажимных пластин, но ничего не происходит. Ему надо спуститься туда. Он оказывается в коридоре уровнем ниже, и как только делает шаг, одна за другой до самого конца начинают загораться лампы. Баки замирает. Это инстинкт — выскочить обратно и к чертовой матери убраться отсюда подальше. Но это глупо; он уже начал. Он быстро идет по коридору, понимая, что, возможно, включил какую-то сигнализацию. Когда он доходит до двери в конце коридора и распахивает ее, у него сжимается желудок. У стены стоит шеренга Зимних Солдат. Баки бьется спиной о стену и, пытаясь отойти еще дальше, на ощупь пробирается к двери. Зимние не двигаются. Баки крепко зажмуривается и через несколько секунд снова открывает глаза. Шеренга все еще на месте. Сбоку слышится треск. Баки дергается и резко поворачивается. Часть дверного косяка превратилась в щепки, не выдержав встречи с его пальцами. Черт. Баки смотрит внимательнее и понимает, что это обычные манекены в знакомой коже, кевларе и с пистолетами в кобурах на бедрах. У всех курток отсутствуют левые рукава. На головах у манекенов маски и его старые тактические очки, вот почему он подумал, что они настоящие. Кроме того, сейчас он нервный, как кот. Он возвращается в коридор, решая уйти тем же путем, каким пришел, но через пару шагов останавливается. План состоял в том, чтобы проверить, нет ли поблизости Гидры, чтобы потом уничтожить ее. Все, что у него есть, — это три пистолета и ножи. Ни защитного снаряжения, ничего. Они подготовили эти манекены, потому что думали, что он все еще их инструмент. Не пора ли сообщить им, что они ошибаются? Баки возвращается в гараж, заводит двигатель и выезжает на улицу, тратя несколько секунд на то, чтобы закрыть за собой дверь. База, конечно, выглядит пустой, но кто знает. Может, однажды какой-нибудь агент посмотрит на счет за электричество и сильно удивится тому, что свет включался сам собой. Он останавливается на пустыре и принимается за машину. Ищет и уничтожает маячки и трекеры, задумывается о GPS, но потом все же избавляется от него. Значит, теперь нужно купить или украсть карту. У него в голове целый список координат, которых для начала вполне хватит. Найти дешевый мотель в Бронксе легко. Перед миссией ему обязательно нужно отдохнуть. Возле мотеля находится парковка, и он отгоняет машину в самый темный угол. Даже войдя в комнату, он продолжает сомневаться. Может, лучше поспать в машине? Немного подумав, он решает остаться. В углу комнаты висит телевизор, и он включает его, чтобы узнать, нет ли там чего о нем или о Сэме. Он чистит зубы, прислушиваясь, не упомянут ли в новостях Капитана Америка, Зимнего Солдата или Башню Мстителей. Нет. В центре Манхэттена ничего странного не происходит. Кроме оглашения бесконечного списка Желтых предупреждений. Баки задумывается. Когда происходит какое-нибудь стихийное бедствие, чаще всего страдают дети, они наиболее уязвимы. Он думает о дочери Старка, которой предстоит вырасти без отца, и морщится. Баки просыпается с началом утренних новостей и разочарованно качает головой. Он совсем размяк. Даже в Бухаресте он спал не больше трех часов. Он смотрит на экран — по-прежнему ничего. Ладно, все нормально. У Баки есть план. Он хочет, чтобы Гидра исчезла. Он думал, что это случилось после Трискелиона и уж точно — после уничтожения Таносом половины мира. Но, оказывается, это не так. Нат со Стивом потратили пять лет на тушение мелкомасштабных пожаров, но Гидра слишком хорошо спряталась, к тому же ей помогли все эти одномоментно вернувшиеся люди. Баки не спрашивал Стива о Гидре до того, как тот отправился в прошлое, а когда вернулся… ну… кто знает, что он сейчас помнит? Так что Баки считает, что на этот раз все зависит исключительно от него. Он уничтожит столько агентов, сколько сможет, прежде чем они попытаются убить его. И сделает он это максимально публично, чтобы больше у Гидры не было возможности затаиться где-нибудь в жопе мира. Он вспоминает свои мечты, которым предавался, живя в Ваканде. О том, чтобы прожить жизнь со Стивом, как только они оба станут свободными. Что ж, думает он, подъезжая к первому пункту в списке, воздушные замки, не так ли? Стив быстро вернул его к реальности. База — это очередной офисный блок из стекла и бетона на Манхэттене. Потом ему нужно будет найти способ, не привлекая лишнего внимания, выбраться с острова. Увидев здание, Баки матерится. Либо это больше не Гидра, либо они очень убедительно замаскировались. Охранники не похожи на бойцов спецподразделений, а, скорее, на обычных отцов семейств. Может, это правда хорошая маскировка? Баки решает дождаться темноты. Он останавливается в переулке в нескольких кварталах от предполагаемой базы и начинает перекладывать необходимое оружие в рюкзак. На нем одна из тех однорукавных кевларовых курток, которые были на манекенах. Да, он украл ее. Черт, да они должны ему намного больше. Куртка вызывает шквал не сильно приятных воспоминаний, но, по крайней мере, теперь он защищен. Для левой руки он купил тату-рукав, который планировал снять, попав внутрь. Они должны видеть того, кто за ними пришел. Это один из тех немногих случаев, когда ему жалко свою прежнюю руку. Да, она была блестящей, но он с огромным удовольствием уничтожил бы их оружием, к которому они приговорили его тело. Как только темнеет, он залезает по задней стене и, с легкостью справившись с сигнализацией, проскальзывает в окно. По нескольким лестничным пролетам спускается на первый этаж и, увидев охранника, быстро ныряет за угол. Баки не собирается убивать его, ему просто нужно вывести его из строя. Он замирает, почти переставая дышать. А вдруг здесь ничего нет? Вдруг он окончательно чокнулся? Так, давай, сержант, шевелись. Если это случится, он придумает новый план. Ничего страшного. Он достает из рюкзака пистолеты, гранату и штурмовую винтовку, которые нашел в машине. Для очков слишком темно, но маску он надевает. Глубоко вдыхает и на мгновение закрывает глаза. Так, он сделает это. Он сделает то, что умеет делать лучше всего. — Эй! Кто там? У входа зажигается свет, и Баки своим обычным размеренным шагом подходит к двери, распахивает ее и поднимает винтовку. Испуганный охранник резко одергивает руку, которой начал было расстегивать кобуру. Он выглядит так, будто находится на грани сердечного приступа. — На колени. Охранник тут же падает на пол, и Баки достает наручники. Сковывает ему руки за спиной и тащит к двери. Как только он собирается открыть ее, охранник вскрикивает. — Постой! Сигнализация… здесь через пять минут будут копы! Ну надо же, думает Баки. — Именно поэтому я и хочу это сделать, — говорит он. — Когда явятся копы, сразу иди к ним. Больше ни на кого внимания не обращай. Баки ждет, что охранник начнет возмущаться и говорить, что больше здесь никого нет, но тот молчит. Он в Гидре? — Мне нужна эта работа, сэр. Баки качает головой. Ему жаль его, но… — Ты не понимаешь. Баки разрывается между жалостью и злостью. Вот именно из-за таких, нуждающихся в работе людей, он и провел все эти годы взаперти, закованный как животное в цепи. А как насчет его жизни? Охранник съеживается, и Баки понимает, что слишком сильно сжал металлические пальцы у него на бицепсе. Он вздыхает и вместо того, чтобы ударить человека, кулаком пробивает стеклянную дверь. Через секунду срабатывает сигнализация. Он отталкивает охранника, вскидывает на плечо винтовку и идет к замеченной по пути двери. Он делает всего несколько шагов, когда дверь открывается, и оттуда выбегает группа людей в черном. Вот как. Ну, что ж, это уже похоже на то, о чем он думал. Он бросается к ним, пользуясь обоими кулаками — и живым, и металлическим. Они шокировано замирают, увидев его маску и руку, хотя и не серебристую с красной звездой, но все еще металлическую, и все еще устрашающую. Баки входит в ритм, отмахиваясь от пуль и охранников. Их не так много, — всего семеро. Когда все они оказываются на полу без сознания, Баки думает, что ему было бы проще, если бы он их убивал. Он отмахивается от этой мысли. Он решил избегать этого, столько, сколько сможет. Даже без часов он знает, сколько прошло времени, поэтому вскидывает на плечо винтовку и идет к двери, из-за которой появились люди. Пока ничего не указывает на то, что это Гидра. У охранников на форме нашивок нет. Он идет дальше и вскоре попадает в комнату, сплошь заставленную компьютерами. Сидящие перед ними люди молоды и одеты в обычную гражданскую одежду. Они сидят к нему спинами, поэтому его никто не замечает. — Эй, Гордецки! — кричит светловолосая девушка с длинной косой. — Ты не хочешь отключить эту чертову сигнализацию? У Баки сжимается сердце: должно быть, когда пять лет назад они все стали пылью, она училась в старшей школе. Она поворачивается в офисном кресле, и Баки приходится очень быстро взвесить все возможные варианты развития событий. У девчонки округляются глаза, и она начинает пищать. — Не двигаться, — говорит Баки сквозь маску, и напряжение в комнате возрастает. В комнате десять или пятнадцать детей (мозг продолжает называть их детьми, ведь себя он чувствует древним стариком), которые моментально застывают на месте. Баки надо поторапливаться, потому что копы, должно быть, уже на подходе. Ну и, конечно, именно в этот момент появляется тот, кто решает побыть героем. — Здесь нет денег, — вскидывается бледный пацан с копной рыжих волос. Баки не обращает на него внимания. — Всем повернуться, — приказывает он. — Медленно, — он говорит тихо, но они его прекрасно слышат. Они выглядят испуганными, кроме этого рыжего смельчака. Ему явно страшно, но он уже вошел в модус освободителя. Если кто и решится что-нибудь предпринять, то это будет именно он, думает Баки. Но это не значит, что он из Гидры. Хотя, все они могут оказаться своеобразным живым щитом. Боже, они совсем еще дети… Он направляет винтовку на другую девчонку… — нет, женщину. Сейчас не принято говорить «девчонка». Так ему кажется. Она темнокожая. Значит ли это, что она с большей или меньшей вероятностью окажется в Гидре? Он знает, что они не любят, когда их называют нацистами, но это не значит, что их нет. — Что вы здесь делаете? — спрашивает Баки. Она трясется и едва может говорить. — Тестируем онлайн безопасность. Ищем, что можем взломать, чтобы наши клиенты смогли ликвидировать слабые места в программах, — она замолкает и судорожно вцепляется в подлокотник. Баки смотрит на остальных. Большинство также напуганы. Рыжий сжимает и разжимает кулаки и напрягает ноги, будто готовится к броску. Все ясно, он не из Гидры. Как и все остальные. В их взглядах нет узнавания. Это практически дети. Они смотрят и видят чувака в маске. После краха Трискелиона прошло почти десять лет, и на всех кадрах, которые они могли бы увидеть, была видна серебристая рука с красной звездой. А вот та, что с косой, тоже напугана, но смотрит при этом не на винтовку, а на него. Осознание приходит, как вспышка. Она знает его. Баки снова поворачивается к первой… женщине, и именно в этот момент рыжий решает броситься на него. Баки останавливает его, хватая за джемпер и небрежно отбрасывая в сторону. Для этого Баки даже не нужно использовать левую руку. Женщина кричит, зажимая рот ладонью и умоляюще глядя на него полными слез глазами. — Кто я? — спрашивает Баки. — Зимний Солдат! — шепчет она, и все остальные переводят на нее удивленные взгляды. — Ты должен был умереть! — Ну… как видишь, не умер. Кто еще из Гидры? — Я не… мы не знаем друг друга… Не очень убедительно, думает Баки. У него заканчивается время, но он не может стрелять в детей, даже в ту, что, скорее всего, из Гидры. Может, они заигрались, а может, действительно, поверили в эту чушь про порядок через боль. Он тоскует по тем временам, когда мог с легкостью расправиться с ними, и рад, что на нем маска, скрывающая краску стыда, появившуюся у него на щеках от этих мыслей. — Постой, — говорит темнокожая. — Гидра? Что за… — Баки видит, как ее накрывает осознанием. — Нас всех посадят, — стонет она. — О Боже. Остальные начинают плакать и кричать друг другу, что ничего не знали, а потом обрушиваются на блондинку с косой, которая, видимо, их всех завербовала. Баки слышит звук сирен, но надеется, что это благодаря его суперслуху. Гребаное время закончилось, думает он. — Убирайтесь. Все. Кроме нее, — он направляет винтовку на вербовщицу, и та сжимается в кресле. — Нет! Между ней и Баки встает темнокожая женщина. — Я не позволю тебе убить ее! О, смелая девочка, с тоской думает Баки. Она напоминает ему Стива и его самого. Интересно, сколько времени потребовалось бы Гидре, чтобы сломать ее. — Я и не собирался. Я сдам ее полиции. В тюрьме ей будет лучше. — Иначе они найдут и убьют меня, — вытирая слезы, говорит блондинка. — И вас всех тоже. Им не нужны свидетели. Баки кивает. Он слишком хорошо это помнит. — Там пожарный выход. Уходите. Повторять им не надо. Двое помогают рыжему встать, и тот, пошатываясь, выходит. Баки хочет ухмыльнуться и сказать что-то вроде «крутой парень», но вспоминает про маску. Он перехватывает винтовку поудобнее и идет к выходу. Интересно, как этот ребенок вообще попал в Гидру. Может, агентами являются ее родители, и у нее не было выбора. — Попроси позвать Сэма Уилсона. По крайней мере, в нем ты можешь быть уверена. Он сможет защитить тебя. Последнее, что он видит у нее на лице, — это проблеск надежды. Баки добирается до машины и покидает остров и, в конечном счете, город. Теперь он знал, в чем заключалась его ошибка — в ожидании того, что в городе остались хоть какие-то крупные базы. Нужно было ехать в глушь в поисках безобидных на вид складов, на которых никого не заинтересуют приходящие по ночам люди. Через неделю Баки добирается до пункта назначения — базы под заброшенным торговым центром. Он устраивает импровизированное снайперское гнездо в полумиле от него и несколько дней наблюдает за приходящими и уходящими людьми. Спит он в машине, но ему все еще нужно есть, поэтому он находит кафе на заправке, в котором подают на удивление хорошую еду. А еще там есть телевизор. С выключенным звуком, но с субтитрами. В один из дней Баки видит на экране разговор, происходящий между несколькими политиками и… Сэмом. Боже, это Сэм. В звездах и полосах и очень сердитый. Баки ухмыляется, думая о том, насколько же он, видимо, на него разозлился. Потом он переводит взгляд на слова и морщится. Это плохо. «Нет, он не преступник, и он никому не сделал ничего плохого. Он охотится за гидровцами, и было бы неплохо, если бы кто-нибудь сказал мне, что они все еще существуют…». Один из политиков перебивает его. Чувак, Сэм теперь взбесится. Он ненавидит, когда так делают. «Какими гидровцами? Это просто подростки, пытающиеся найти точки уязвимости в ряде программ. Не стоит верить какой-то, пусть даже очень симпатичной, девушке, рассказывающей нам о тайных нацистах, Капитан». Политик ухмыляется. Камеры тут же переключаются на Сэма, чтобы поймать его реакцию; Баки стонет, когда Сэм прищуривается и сжимает губы. Не поддавайся, мысленно просит Баки. Они порвут тебя на части. «А вот бегающий по улицам и причиняющий материальный ущерб опасный сумасшедший, — это фигура вполне реальная. Кто знает, что еще может прийти ему в голову. А вдруг он решит кого-то уби…». Политик, похоже, думает, что высказывает какой-то неопровержимый факт, но Сэм сжимает зубы, сверлит его яростным взглядом, а потом перебивает. Как только Баки видит, что он говорит, — тут же начинает улыбаться. «Прошу прощения, сэр, но Джеймс Барнс — чертов герой войны и брошенный своей страной бывший военнопленный. Он заслуживает немного больше нашего гребанного уважения». Сэм кивает в подтверждение своих слов, и камера фокусируется на его лице и груди. Отличный Капитан Америка из него вышел, думает Баки. Стив подобрал себе неплохую замену. Баки перестает смотреть на экран и сосредотачивается на еде. Поэтому, когда кто-то включает звук, и комнату заполняет знакомый голос из Смитсоновского института, он дергается и почти вскакивает с места. — Лучшие друзья с детства, Баки Барнс и Стивен Роджерс были неразлучны как на школьном дворе, так и на поле боя… — говорят за кадром, и Баки чуть не давится гамбургером. Но этого мало. Параллельно показывают старые фотографии из армейских архивов и кинохронику, на которой они со Стивом говорят о чем-то и смеются. Баки кажется, что его бьют ножом в живот. Господи, Сэм, думает он, неужели ты настолько ненавидишь меня? Но у Сэма нет другого выхода, ему как-то надо поговорить с Баки. Именно так он просит его вернуться домой и спрашивает, какого черта, по его мнению, он делает. Баки не может. Те политики в студии… у них глаза людей, узнавших, что по улицам бродит опасный сумасшедший. Единственное, что может сделать Баки, это уничтожить как можно больше гидровцев до того, как они его схватят. Он решает поскорее уйти отсюда, взяв бургер с собой. У него еще есть планы и попадаться властям в них совсем не входит. Он встает, просит контейнер и, расплачиваясь в кассе, видит на экране информацию о пропавших детях. Почти все они из приемных семей. Они разных национальностей, разного возраста и пола. Восьмилетний мальчик из Олбани, десятилетняя девочка из Нью-Джерси, двое детей из Гаррисберга. Продолжая думать об этих детях, Баки возвращается в заброшенный торговый центр. Может, ему стоило заняться поиском этих детей. Правда, он понятия не имеет, с чего нужно начинать. О Гидре он знает потому, что когда-то был ее частью, с ней ему проще, с ней все понятно. Следующей ночью Баки решает совершить вылазку. Он несколько дней следил за охранниками, поэтому знает их расписание. Если бы он был у них главным, он заставил бы их каждый раз менять маршрут и время обхода, но, к счастью, он не руководит ими. Он врывается в здание и сразу начинает стрелять. Все вокруг кричат и мечутся в панике, а он под маской ухмыляется. Один пытается сбежать, и Баки хватает его за шиворот и швыряет в металлическую дверь гаража, на которой остается вмятина. Баки взрывает ее гранатой и, держа винтовку наготове, заходит внутрь. Только железный самоконтроль, выработанный им за десятилетия беспрекословного подчинения, помогает ему двигаться дальше. То, что он видит вокруг, — это самая настоящая Гидра. В комнатах ряды клеток с животными, над которыми явно проводятся какие-то эксперименты. Стерильные комнаты со стеклянными стенами, защищающими внешний мир от тестируемых там отравляющих веществ. Баки хочет разбить тут все к чертовой матери, но понимает, что это плохая идея. Один ученый пытается напасть на него, и Баки бьет его кулаком в челюсть. Ученый падает без сознания на пол. — Кто-нибудь еще? — уточняет Баки. Группа лаборантов в ужасе качает головами. Животные в клетках начинают сходить с ума. Баки не может смотреть на них, ему хочется выпустить их… но что, если им вкололи что-то опасное? Баки пристально смотрит на толпу перед собой, сознавая, как ужасно он, должно быть, выглядит, и радуется этому. — У кого-нибудь есть доказательства того, что он не гидровец? Стоящая слева старуха задирает голову. — Мы ни за что не откажемся от Гидры, предатель, и не надейся. Сука, думает Баки, и лежащий на курке палец инстинктивно дергается. Боже, как же он хочет выстрелить в нее. Именно она больше всех похожа на тех, кто все эти годы в Гидре мучали его, не видя в нем человека. Нет, это будет неправильно. Ему удается сдержаться, и он продолжает рассматривать стоящих перед ним людей в белых халатах. Вот этот пацан, пожалуй, подойдет. Баки бросает ему несколько гибких наручников. — Надень на них. Сзади. И поторапливайся. — Или? — старуха смотрит на него с вызовом. Ему так сильно хочется пристрелить ее, но нельзя. Остальные не станут сотрудничать, если решат, что он все равно убьет их. Он смотрит на клетки, и у него появляется идея. — Или я выпущу всех животных и запру вас вместе с ними. Все бледнеют, даже королева сук. — Думаю, они не прочь расквитаться с вами. Несколько обезьян визжат и, скалясь, бьются о стеклянные стены клеток. Если бы Баки выпустил их, было бы неважно, чем именно они заражены — до этого просто бы не дошло, они растерзали бы их на месте. Пацан смотрит на старуху, и та кивает. Все довольно быстро оказываются скованными, и Баки выводит их в коридор. — Что теперь будет? — дрожащим голосом спрашивает пацан, и Баки задумывается, не тянет ли его игра на Оскар; больше никто настолько не испуган. — Подождем копов, — отвечает Баки. — Я уже позвонил им. Когда он снова смотрит на пацана, тот уже не боится, а мерзко ухмыляется и говорит по-русски: — Желание. Ржавый. Семнадцать. Рассвет. Баки не верит своим ушам. Вот же мелкое дерьмо! — Я должен был сразу прострелить тебе коленные чашечки, ты, блядский… — Печь. Девять. Добросердечный. Возвращение на Родину. Один. Грузовой вагон. Ну, ладно, достаточно. Баки подходит к парню и бьет прикладом в живот. Парень скукоживается и оседает на пол. Баки ни за что не признается, но, услышав первые два слова, немного занервничал. Правда, это быстро прошло. У него в голове ничего не осталось. Теперь они испугались по-настоящему. Вот и хорошо. Неужели они думали, что он так и продолжил бы жить с этим дерьмом в голове? Он вспоминает, как слышал эти слова в последний раз. Это было в лаборатории в Ваканде. Когда стало ясно, что он свободен, он расплакался на плече у Шури. У Баки по виску бежит струйка пота, и палец на спусковом крючке напрягается сильнее. Нет. Нельзя. Он не такой, как они. Баки разворачивается и не спеша уходит. Гребаная Гидра. Он садится в машину и уезжает. Ему поскорее нужно оказаться как можно дальше отсюда. Он, не останавливаясь, едет несколько дней, пока не становится ясно, что еще немного, и, несмотря на сыворотку, он разобьется, уснув за рулем. Он находит мотель и остается там на ночь. Пока никто за ним не следит. Похоже, они еще не смогли вычислить его маршрут. Он спит, кажется, целую вечность, но на самом деле — всего десять часов. Утром он смотрит в зеркало и это… шок. Отросшую бороду нужно сбрить. Он выглядит измученным — неудивительно, что девушка за стойкой регистрации вела себя так, будто готова была вызвать полицию. Он бреется, долго моется под душем и после этого снова начинает чувствовать себя человеком. Рука прекрасно ведет себя под водой, и он, в очередной раз, удивляется, насколько же она легче старой, той, что с красной звездой. И почему он так долго отказывал Шури. Может, хотел наказать себя за Старков, за Стива. За всё, что случилось из-за него. После мытья он отправляется на поиски еды. Забегаловки ему надоели, поэтому он идет к машине, торгующей блюдами греко-ливанский кухни. Он так хочет есть, что покупает безумное количество еды, притворяясь, что берет на несколько человек. Он устраивается в номере, обставляется вкусно пахнущими контейнерами и ищет что-нибудь по телевизору. На этот раз ему не везет. Местные новостные агентства совершенно не интересуются происходящим в других штатах. Баки съедает большую часть еды и незаметно для себя засыпает. Будит его голос Сэма. Голос… Сэма? Этого не может быть… Баки сонно моргает, и вот он, Сэм Уилсон, Капитан Америка, как и написано в бегущей строке. На этот раз на нем цивильный костюм, а не форма. Это какое-то ток-шоу, и Сэм находится в окружении дам. Которых, естественно, он уже очаровал. И Баки не винит их. Если бы в семнадцать он не влюбился в Стива… кто знает. Кроме того, если бы он не пытался убить его больше одного раза, возможно, у него и был бы шанс. Баки сосредотачивается на теме обсуждения, и это… он. Опять. Ну же, Сэм. Первый Капитан Америка уже сделал глупость, попытавшись спасти друга детства с промытыми мозгами. Второму совсем необязательно это делать. Баки вздыхает и выключает телевизор. Ему нужно сконцентрироваться. Он разворачивает купленную карту и начинает планировать следующий ход. Они решат, что он продолжит двигаться на запад, поэтому он отправится на юг, надеясь, что этот выбор будет непредсказуемым. Пару недель все идет хорошо. На юге он уничтожает две средних базы Гидры, которые раньше были большими, но после Таноса, похоже, уменьшились. На них тестировали инопланетное оружие, оставшееся после нападения Читаури, причем делали это на всех, у кого был пульс. Испытуемые говорили, что они добровольцы, а Баки хотелось разобрать эти места голыми руками. Третья база… на третьей базе впервые кто-то умирает, и он не может ни предсказать это, ни предотвратить. Он распахивает дверь и своей обычной ленивой походкой, ставшей, возможно, немного дерзкой (как сказал бы Стив, думает Баки, почти физически ощущая по нему тоску), идет по коридору. Застывший перед микроскопом пожилой человек в обычном белом халат, надетом на костюм с нелепым галстуком-бабочкой, кричит «хайль Гидра!» и раскусывает спрятанную во рту ампулу с цианидом. Какого черта? Баки свирепо смотрит на остальных и направляет на них дула обоих автоматов. — Еще кто-нибудь хочет сдохнуть? Гарантирую, что от пули это будет не так больно, как от этого дерьма. Все дружно качают головами, старательно не глядя на тело на полу. Баки, как обычно, выбирает одного, дает ему наручники и, пока он сковывает остальных, внимательно смотрит на старика. Черт! Баки накрывает волной ужаса и ярости — он узнает одного из техников Трискелиона, подручного Пирса. Надеюсь, тебе было больно, козел, думает он, так же, как мне, когда ты сажал меня в это гребаное кресло. Руки у Баки не дрожат, но он на грани. Давай, думает он, возьми себя в руки. Одна из женщин начинает плакать. Какого черта, думает Баки. У нынешних техников Гидры что, слишком тонкая душевная организация? Мрази из прошлого, которые проводили над ним эксперименты, живьем бы сожрали этих нытиков. Он вспоминает, как однажды они решили вскрыть его, чтобы узнать время заживления. Один техник, скорее всего, новенький, предложил вколоть Баки обезболивающее. Баки до сих пор помнит тот презрительный взгляд, которым посмотрела на него их главная ведьма. А еще он помнит, и ему очень жаль, что позже он нашел этого парня и всадил ему пулю в голову. Никаких слабостей. Порядок через боль. Баки возвращается в машину и задумывается о том, что будет дальше. Смерть старика потрясла его. Он не хотел никого убивать; он хотел просто открыть глаза общественности на этих тараканов. Может, пора позвонить Сэму и сдаться? Уничтожение остатков Гидры приносит удовлетворение, но Баки кажется, что это предупреждение, к которому ему необходимо прислушаться. Он больше не может делать это в одиночку. Может, если бы у него был напарник, они бы заметили, что собирался сделать этот мудак, и помешали ему. Ладно, еще одна, думает он, останавливаясь возле очередного мотеля в очередном захолустье. Потом он позвонит Сэму. Позже, вспоминая это, он назовет себя самым большим идиотом на свете. Потому что следующая база, которая должна была стать последней, на самом деле становится последней. Он понимает это, когда видит втрое больше солдат, чем на других объектах. Это ловушка. Он начинает стрелять без остановки, используя все находящееся у него оружие, и пытается отступить, но сзади солдат еще больше. Ему приходится пробиваться с боем, но их, похоже, какой-то нескончаемый поток. Это случается примерно через минуту, и похоже оно на удар в живот. Ему сразу становится нечем дышать, но он не хочет смотреть вниз или трогать живот, потому что знает, что это. Нельзя, чтобы руки стали липкими. От крови. Раньше он уже чувствовал подобное. Раньше у него уже была пуля в кишках. Баки бежит. Бежит по закоулкам и боковым улицам быстрее, чем головорезы Гидры, но… Они все равно догонят его до того, как он доберется до машины. Не надо было выбирать этот город. Что его выдало? Он пытается бежать быстрее, но перед глазами начинают мелькать круги, и шум в ушах становится громче. Когда, наконец, он падает возле мусорного контейнера, ему приходит в голову, что за почти десять лет кто-то должен был научиться использовать алгоритм Золы для каких-нибудь других целей — например, для предсказания места следующего появления раздражающего бывшего Актива. Черт, значит, Золе все-таки удалось убить его. Надо позвонить Сэму, думает он, проверяя автомат. Рассказать о своих подозрениях. Идея отличная, вот только он так и не купил себе новый телефон. Идиот. У него осталось два патрона. Для себя ему нужен один, так чего же ждать? Это глупо. И рискованно. Скоро они найдут его, так что… Прости, Сэм… прощай, Стив… Он больше не попадет к ним в лапы. Ни за что. Когда в переулке тормозит черный внедорожник, Баки думает, что его нашли. А потом узнает машину. Это его… вернее, та, которую он угнал. Кто, черт побери, ведет ее? И почему у него во рту полно крови? Голова падает на грудь. Похоже, с ним покончено. — Вставай! Вставай, идиот! — голос женский, но очень высокий, почти как у… — Какого черта, мелкая, убирайся отсюда! Какого х… черта ты делаешь в моей машине? Сквозь боль и круги перед глазами он видит… девочку лет десяти? Одиннадцати? Ему еле хватает сил держать глаза открытыми, но он различает собранные в хвост длинные рыжие волосы, джинсы и футболку. Не то что Бекка… та любила красивые платья и блестящие туфельки для церкви. Баки снова смотрит на девочку, но видит младшую сестру, которая, улыбаясь, машет ему, провожая на фронт. Он протягивает к ней руку, но она отталкивает ее и начинает его пинать. — Вставай, чертов идиот! Я не подниму тебя… ты слишком тяжелый. — Мне надо отдохнуть, Бекка, скажи маме, что я не пойду, — с трудом произносит Баки, сглатывая скопившуюся во рту кровь. Он слышит над головой прерывистое дыхание, и следующие слова звучат несколько мягче. — Ну, давай, пожалуйста, нам надо убираться отсюда. Маленькая рука тянет его за рукав, и он использует стену позади себя в качестве рычага. Когда он, пошатываясь, встает, у него под мышкой оказывается худое плечо. Он старается не наваливаться на него, иначе раздавит ее, как жука. Он пытается улыбнуться, но девочка отчего-то злится. — Мог бы, по крайней мере, вспомнить меня. Но я помню тебя, молча отвечает он, усаживаясь на место водителя. Живот начинает гореть, но ему нужно вести машину, иначе они оба погибнут. Через несколько секунд Баки приходит в себя. Эта девочка не может быть Беккой. Ему стыдно за слезы, которые щиплют глаза. Это не Бекка. Его младшая сестра постарела и умерла много лет назад. — Ты не моя сестра. — Нет, — шипит девчонка. — Вытащи нас, блядь, отсюда, Джеймс. — Что за… Ого, детка, тебе нельзя так выражаться… постой, а откуда ты знаешь мое имя? Когда Баки поворачивается к пассажирскому сиденью, то видит дуло собственного пистолета и холодное выражение, совершенно не подходящее этому лицу. Черт, он теряет хватку. А еще кровь и, возможно, сознание. Черт, его держит на мушке ребенок. Баки едет медленно, потому ничто так не привлекает внимание, как мчащаяся машина. Он следует указаниям девчонки, а в голове у него все настойчивее бьется одна очень интересная мысль. Но ведь Красной Комнаты давно не существует, она исчезла вместе с Советским Союзом. Он надеется, что кто-нибудь не решился снова воссоздать это дерьмо. Он кашляет, и кровь попадает на руль. Девчонка что-то говорит, но в ушах шумит слишком сильно. — Съезжай на обочину! Все, давай. Мы оторвались, — на этот раз он слышит и подчиняется. Они где-то в пригороде, понимает он. Хорошо, но долго здесь стоять нельзя — слишком открытая местность, думает Баки. Хотя, похоже, это недолго будет его проблемой. — Малыш, — начинает он, потом замолкает и пытается вспомнить, что хотел сказать. — Не знаю, кто ты, но тебе надо уходить. Это плохие люди, очень плохие. Она мотает головой, рыжий хвост бьет ее по щекам. Блеск ее глаз начинает казаться ему подозрительно знакомым. — Слушай, ты, гребаный сукин сын… сейчас ты соберешь свои яйца в кулак и расскажешь мне, что сделал со Стивом Роджерсом. Баки думает, уж не умер ли он в том переулке. У него видения? Его умирающий мозг посылает ему беспорядочные сигналы? Потому что эта девочка, извергающая из себя слова, больше подходящие портовой шлюхе, делает это на идеально-идиоматичном русском языке. Это безумие. Рыжие волосы, зеленые глаза… нет… этого не может быть. Это просто ребенок. Он смотрит на нее, пытаясь сосредоточиться на ее детском личике, а не на ее пистолете… или, скорее, на своем пистолете. У него во рту опять полно крови, внутри все горит огнем, а перед глазами скачут черные пятна, поэтому он больше не может контролировать себя, и начинает смеяться сквозь слезы. Немного успокоившись, он подается вперед и спрашивает: — Романофф, это ты?