Stay awake and remember (my name)

Баки нельзя спрашивать. Он это знает. Когда будут готовы, тогда и скажут. Просить нельзя. За просьбой всегда следует боль. Он облизывает губы. Черт. Этого ему тоже нельзя делать. Хотя почему бы не спросить? Ему уже больно, намного больнее не станет. Нет, это глупо. Всегда может быть больнее. Баки рискует быстро осмотреться, пытаясь сориентироваться. Так… похоже, это пригород. Континентальная часть США… дневное время? Хорошо. Он в бронированном внедорожнике, на водительском сиденье, хотя в него стреляли. Потому что… потому что он со Вдовой. Черт, черт, черт. Его не обманывает ее детская внешность или розовый телефон, по которому она говорит, выглядя при этом обычным подростком. Он уже проходил это. Проходил? Ему нужно вспомнить, он многое знает. Может, Вдова здесь, чтобы ликвидировать его. Девчонка замолкает и смотрит на него холодным взглядом зеленых, похожих на кусочки нефрита, глаз. Ладно, он сможет это сделать. Пуля — это ерунда. — Какова цель миссии? — похоже, он давно не говорил по-русски. Слова ощущаются так, будто во рту полно гравия. Девчонка вздыхает и поджимает губы. — Нет никакой миссии, Джеймс. Ты что, совсем ничего не помнишь? Из телефона, который она держит в руке, доносится недовольный голос: — Не называй его Джеймсом! Какого черта? Я уже почти поверил, что ты Наташа, но, видимо, ошибся! Наташа? Звучит знакомо. У Баки в голове начинает что-то проясняться — его левая рука черная с золотом, а не серебристая. Вдова, или Наташа, продолжает говорить. — В тот день, когда я использую это дурацкое прозвище, можешь отправить меня в дом престарелых к человеку, которого называешь Стивом Роджерсом, — шипит она. — Хорошо, тогда поднеси телефон к его уху! И ты вполне можешь называть его Баки. Если я зову, значит, и ты можешь! К уху прижимается прохладная трубка. — Привет, Баки! Это Сэм! Да ладно, чувак, не говори, что все забыл… этого не может быть! Мы уже в пути — с медиками и всем прочим. И ты ненавидишь, когда тебя зовут Джеймсом, это ты точно должен помнить! Баки откидывается на спинку сиденья и тихо стонет. — Джеймсом меня звали, когда у меня возникали проблемы, — выдавливает он. — Конечно, ты всегда можешь звать меня Бьюкененом, — продолжает он и смотрит на девчонку. Выражение отвращения у нее на лице выглядит довольно забавно. — Слава тебе, Господи, — раздается голос в ухе. — Что случилось, чувак? Баки хмыкает. — Когда именно? Сэм терпеть не может, когда Баки говорит так, поэтому тот делает это максимально часто. — Ненавижу тебя, — слышит он голос Сэма, звучащий подозрительно хрипло. Нет, думает Баки, Сэму нельзя плакать. Но если Баки скажет ему об этом, тот пошлет за ним свою робо-птичку. — Меня подстрелили, — говорит Баки и слышит, как Сэм скрипит зубами. — Нарвался на засаду, сбежал, а потом мини-Романофф спасла мою задницу. Наташа драматично закатывает глаза. — Ты же понимаешь, что это я? — говорит она. — Просто застряла в этом теле. — Эй, это как в том фильме с Томом Крузом! — хмыкает Сэм. Баки еле сдерживает улыбку. — Я не вампир, — сквозь зубы цедит Наташа. — А как ты вообще понял, что это она? — спрашивает Сэм. — Она назвала меня хуесосом, Сэм. По-русски, — притворно шокировано отвечает Баки. Наташа закрывает лицо руками, и это хорошо, потому что от подобных выражений в присутствии ребенка у Баки волосы на затылке встают дыбом. Он радуется, что всё это отвлекает его от раны в животе, а потом слышит звуки сирены. — Э-э-э… Сэм, где ты сейчас? — В чем дело? — Наташа вытаскивает пистолет, который прятала на коленях под рюкзаком. Он розовый. Рюкзак, не пистолет. — Господи, помилуй, убери это, — стонет Баки. — Это копы. Будут здесь через десять. Секунд, не минут. — Так, — слышит он голос Сэма. — Только не дергайтесь. Черт, Баки, почему с тобой всё так сложно. Прости, что меня подстрелили, хочет ответить Баки, но мышцы живота сводит судорогой. Становится тяжело думать. Сидящий рядом ребенок, в котором он должен видеть Романофф, трехэтажно матерится по-русски. — Я тебе рот с мылом вымою, — бормочет Баки, удивляясь, когда это успел превратиться в своего отца. Он впивается пальцами правой руки в бедро, и, пока эта боль отвлекает от резей в животе, ему удается сесть прямо. Пока он возится, внедорожник окружают полицейские машины. За стеклом копы, с направленными на него винтовками, и сержант с мегафоном. Ее слова совершенно не оригинальны и вполне ожидаемы. — Выбросьте оружие в окно! Выйдите из машины! Сейчас же! А потом случается чудо. Сержант стучит пальцем по наушнику, потом что-то настойчиво говорит в микрофон, а потом смотрит в небо. Как только она кричит «всем отойти и опустить оружие!» на своих чумовых крыльях с неба пикирует Сэм. Приземляется на две ноги — Баки слышал, как однажды над ним издевались из-за отсутствия супергеройского приземления, а потом всем пришлось целый час слушать его монолог о людях, не являющихся суперсолдатами и не имеющих суперпрочных коленных чашечек — со щитом в одной руке и поднятой другой. Так он показывает, что у него нет оружия. Во всяком случае, направленного на копов. Сэм отводит сержанта в сторону, а Баки хочет расслабиться и отвлечься, но не может. Романофф это или нет, но сидящая рядом девчонка — совсем еще ребенок. Который может запросто убить его прежде, чем он успеет моргнуть, но все же. Сэм долго объясняет что-то копам, которые в итоге погружаются в машины и уезжают. Через несколько секунд на их место садится мигающий огнями джет Ваканды. Баки перекладывают на каталку и быстро везут к джету. Сэм говорит, что прилетит, как только освободится. Видимо, ему еще нужно объясниться с копами. Последнее, что чувствует Баки, — это укол в вену и разливающееся тепло, прогоняющее из тела боль. Он открывает глаза уже в Башне. Отмечает отсутствие запасного выхода в комнате, застекленную наружную стену и хромированную фурнитуру. О, и присутствие сердитого Капитан Америка, сидящего возле кровати с мини-Черной Вдовой. — Мы знаем, что ты очнулся, Джеймс. Ты совершенно не умеешь притворяться. — Ты даже не представляешь, насколько странно это звучит от ребенка, — жалуется Сэм, и Баки молча соглашается с ним. Наташа, — если это Наташа — закатывает глаза. — Ты все еще не веришь, что это я? — Ну… а ты бы поверила? Баки решает вмешаться. — Слушай, Стив сказал, что Бартон тоже был в Вормире. Может, надо сравнить их рассказы… — Нет! Это ни к чему, — мотает головой Наташа. — Ведь это, — добавляет она, указывая на себя обеими руками, — не навсегда. Правда, изменить всё быстро не получится. Скорее всего, это тело будет расти с нормальной скоростью. А у Клинта и так трое детей, четвертый ему совершенно не нужен. А мне не нужен отец. Мне нужны… друзья… — заканчивает она совсем тихо и опускает ресницы. Баки видит, что Сэма это не убеждает. Девчонка, похоже, тоже понимает это, поэтому начинает грызть ноготь. — Я как-то рассказала Стиву то, что больше никому не рассказывала, — неуверенно начинает она. Сэм качает головой. — Если не веришь мне, можешь спросить у Джеймса, — вздыхает он. — Стив прожил жизнь, и я понятия не имею, что именно он помнит. К тому же, не уверен, что он сможет пережить шок, увидев тебя… такой. Это неожиданно, думает Баки. Стив не сможет пережить шок? Стив что, болеет? Какого черта? Ему нужно срочно увидеться с ним. Баки задумчиво трет лоб. Интересно, почему он до сих пор под капельницей, ведь сейчас он чувствует себя даже лучше, чем тогда, в Берлине, после того, как Стиву пришлось сбросить его в вертолете в реку. — Романофф, — говорит он, перебивая их с Сэмом, — а ты не помнишь, куда именно ударила меня в Берлине, в живот или в голову? Наташа тяжело вздыхает. — Я врезала тебе по яйцам. А потом взяла удавку и… Баки закатывает глаза. — Ты всегда пытаешься это сделать. И у тебя никогда не выходит, — он смотрит на Сэма. — Это она. Этого больше никто не знал. Сэм идет к девчонке, и Баки начинает немного переживать, но потом перестает, потому что Сэм сгибается пополам и обнимает крошечную Наташу, пытаясь спрятать слезы у нее на плече. Она несколько секунд мужественно терпит, а потом нетерпеливо хлопает его по спине. — Давай, солдат, возьми себя в руки. Привыкнуть ко взрослым словам Романофф, сказанных детским голосом — легко. Сложнее представить, что будет дальше. Им что, придется отправлять ее в школу? — Итак, — говорит Баки, чтобы дать возможность Сэму вытереть глаза и немного прийти в себя, — может, расскажешь, что с тобой произошло. Баки понимает, что все те два года после Сибири Сэм с Романофф и Стивом были командой. Вместе скрывались от правительства, вместе жили и сражались. Потом отправились на битву со слетевшим с катушек сиреневым инопланетянином, а пять секунд спустя Сэм очнулся и оказался без Нат, а потом и без Стива. Романофф вздыхает и начинает рассказывать о путешествии за Камнем Души. Когда она говорит, что обманула Клинта, чтобы спрыгнуть со скалы самой, Сэм начинает выглядеть так, будто вот-вот снова заплачет. — Ну… я помню, как упала, — продолжает Нат, — как ударилась о землю и… умерла, — она прищуривается, как будто все еще помнит ту боль. Ее слегка потряхивает. — А потом очнулась на обочине какой-то дороги. В теле ребенка. Понятия не имею, как… почему… — она замолкает, и крошечное девичье личико морщится от подступающих слез. Баки вздыхает. Снова пережить прелести пубертата? Нет уж, спасибо большое. — На мне были кожаные штаны, которые стали вдруг сильно велики. Я зашла в первый попавшийся город и нашла магазин одежды. Сэм восхищенно улыбается. Баки вполне разделяет эти чувства. — А потом отправилась в полицию — решила, что не стоит жить ребенком на улице. Они связались с социальной службой, и те нашли мне приемную семью. Всё, что мне нужно было делать, это рыдать всякий раз, когда они спрашивали о родителях. — А почему ты не пришла ко мне? — немного обижено спрашивает Сэм. Романофф закатывает глаза и начинает выглядеть настолько похожей на себя, насколько это возможно в теле десятилетки. — Я не знала, что ты здесь. А даже если б знала… Ты понятия не имеешь, каково это, когда тебе никто не верит. — О, конечно, именно я этого не знаю… — Сэм прищуривается. — Прости, — бурчит Романофф и пожимает плечами. — Я решила подождать и попыталась снова стать ребенком. В интернете была информация о новом Капитане Америка, а о Стиве Роджерсе — ничего. Поэтому я решила, что он погиб. Баки пытается разжать кулак, чтобы не рвать еще одно одеяло. Не выходит. — Затем в новостях сказали о Зимнем Солдате, и я решила найти его, — она пристально смотрит на Баки. — Это было просто. — Ага, конечно, — тянет Баки. — Тебе ведь, небось, и компьютер к этому розовому телефону подарили. Наташа яростно сверкает глазами и шипит что-то по-русски. Баки нужен словарь, чтобы понять, как именно его обозвали. — Ничего мне не дарили! Я жила в этой семье только для того, чтобы отстала опека, а они занимались этим исключительно из-за денег. Все, что мне было нужно, я, как в старые добрые времена, украла. Сэм смотрит то на нее, то на Баки, как на теннисном матче, и Баки не знает, хочет ли, чтобы Сэм услышал то, что он собирался сказать. А потом Баки думает «да пошло оно все к черту». — Слушай, а почему ты ведешь себя так, будто мы знакомы? Сначала в Берлине, теперь здесь. Наташа поднимает бровь. — Что ты подумал обо мне в машине? — Что ты Вдова… о-о… Откуда он мог знать? Какого черта? Брови Сэма взлетают вверх. — Постойте… вы что, знали друг друга? Романофф вздыхает. — Однажды к нам направили нового тренера. Обращение со снайперской винтовкой, рукопашный бой, работа с ножами, английский без акцента. Ну, без русского акцента. — Это был ты? — спрашивает Сэм. Баки пожимает плечами. — Я не помню. Я знал, что она Вдова, но не понимал, откуда. Я решил, что ее послали убрать меня. Романофф открывает рот, чтобы ответить, но вместо этого зевает, как сонный котенок. Это выводит ее из себя. Похоже, в детском теле она не такая сильная и выносливая. — Только не смейте говорить «отправляйся к себе в комнату». — Ну же… Наташа. Ты еще не привыкла к этому телу. Пары месяцев недостаточно. Тебе надо отдохнуть, а потом мы продолжим. — Я хотела увидеть Стива, — тихо говорит она. — Но ты прав. Она встает и следом за собирающимся проводить ее Сэмом уходит в свои комнаты. Как только за ними закрывается дверь, появляется медсестра из Ваканды. Баки удается убедить ее вытащить катетер. Однако ему сообщают по-английски, что, если по дороге в туалет он упадет, ему не только вернут катетер, но еще и свяжут. — Мы вытащили из тебя пулю, Ингкука! — говорит сестра и грозит ему пальцем. — Может, тебе стоит вернуться на козью ферму? Баки ухмыляется. — Я узнал тебя по голосу. Тандека? — Ага, — смеется девушка. Это хриплое хихиканье он слышал всякий раз, когда, устав сидеть в четырех стенах, шел в Бирнин Зана. В ресторане «Коса» она обычно сидела у окна и, помешивая изофо, рассматривала что-то в своем крутом планшете. Однажды ее мать — владелица заведения — чуть не застукала ее, и Баки пришлось спрятать планшет под куртку. Он краснеет, вспомнив, что она только что вытащила трубку из его члена, но она так тепло улыбается, что он перестает смущаться. — Тебе нужно отдыхать; да, рана зажила быстро… быстрее, чем мы успевали с ней работать, но ты потерял много крови, а до этого, похоже, совсем мало ел, — она строго смотрит на него и качает головой. У Баки сами собой начинают закрываться глаза, — она как будто околдовала его. Но ему нельзя засыпать; ему еще нужно поговорить с Сэмом, потому что, если Стив болеет, он не знает, что тогда будет делать. Что ж, это очередное вранье, говорит ему саркастичный внутренний голос. Ты точно знаешь, что будешь делать — прими это, как всегда. К счастью, Сэм появляется раньше, чем Баки успевает свести себя с ума. — А теперь, друг мой, скажи, о чем ты, черт побери, думал? — поза сложившего руки на груди и расставившего ноги Сэма очень похожа на позу Капитана Америка. Баки ухмыляется. — Когда именно? — Чувак, тебе повезло, что я безоружен… Когда ты чуть не сдох, чертов придурок, вот когда. Зачем ты полез туда один? Да и вообще, может, тебе надо было просто залечь на дно? Баки пожимает плечами. — Устал лежать на дне. Хотел… — он отвлекается. — Слушай, а как вышло, что осталось так много гидровцев? Я почти уверен, что собрал лишь по верхам. — Думаю, эти пять лет были для отморозков сплошным бесконечным праздником, — отвечает Сэм. — Но теперь, после твоих выходок, правительство считает, что с ними нужно что-то делать — слишком уж много их развелось. Наверное, это хорошо, думает Баки. Как раз вовремя. Он хочет спросить о Стиве, но не решается. Сэм вздыхает и садится рядом с койкой. — Значит так. Две недели назад у Стива был инсульт, — у Сэма добрый голос, и говорит он медленно и достаточно громко, чтобы Баки услышал, ведь он почти глохнет от внезапного шума в голове. — Мы попросили доктора Чо и невролога из Ваканды взглянуть на него. Они не поняли, от старости это или из-за путешествий во времени, но с ним всё… не очень хорошо. Баки кивает. Он хочет что-нибудь сказать, но не может. Ему кажется, что ему вскрыли грудь, и теперь он лежит с зияющей дырой, в которой виднеются треснувшие ребра. — Он сказал, что хотел бы увидеть тебя. Я ответил, что передам, но… Баки отбрасывает одеяло и резким движением выдергивает из вены иглу капельницы. — Где моя одежда? Сэм вскакивает. — Чувак, это не обязательно делать сейчас! Баки вскидывается. — Конечно, обязательно! Думаешь, я не знаю, насколько быстро после инсульта могут перестать соображать старики? Стив как мой дедушка, а у него тоже был инсульт, я… И прежде чем Баки успевает хоть что-то сообразить, он оказывается сидящим на полу. — Почему, Сэм? Как он мог? Почему он бросил меня? Раздается жуткий вой, и Баки понимает, что это рыдает человек. Рыдает он. Господи, Барнс, парни из Сибири пустили бы тебе пулю в лоб, если бы застали за чем-то подобным. Правда в Сибири он никогда такого не делал. Сидя в своей дерьмовой квартире он часто думал о том, почему в Вашингтоне все так быстро развалилось, ведь он десятилетиями жил в России, не делая ни одного неверного шага. Он приходит в себя и понимает, что лежит головой на чем-то теплом и мягком. Когда ему удается сфокусироваться, он видит перед собой большую белую звезду. Баки стонет. — Ты ведь мне это припомнишь, да, Уилсон? Баки слышит улыбку в голосе Сэма. — Это, конечно, отличный повод для шантажа, но я выше этого. Баки закатывает глаза, потом шмыгает носом и откашливается. — Значит, этого никогда не было? — Никогда, — ухмыляется Сэм. Баки встает с пола, чувствуя себя идиотом, — он ведь только что чуть было не отправился на улицу без штанов. Одежда сейчас, конечно, интересная, но не до такой степени. К тому же, сейчас около трех утра, и у него полно времени, чтобы принять душ, побриться и привести себя в порядок. — Слушай, у меня вопрос. Может, тебе удастся прояснить ситуацию, — начинает Сэм, не скрывая того, что этим пытается помешать Баки пойти посверкать голым задом. — Почему я должен был позвонить в чертову Бруклинскую епархию и найти священника, который сможет исповедовать и соборовать Стива на латыни? — А что, католики больше не молятся на латыни? Что случилось? Церковь настолько изменилась? Его отец, должно быть, в гробу переворачивается. — «С шестьдесят пятого — нет, сынок», вот что я услышал, после того, как сказал «конечно, Стив! Я найду тебе священника, который молится на латыни!». Баки попытался не улыбаться, ведь Сэм явно наслаждался каждой чертовой минутой. За месяц знакомства Баки понял одну вещь: Сэм любил проекты. — И с каких это пор Стив католик? — С рождения? Или с крещения? — удивленно отвечает Баки, а потом понимает, что имеет в виду Сэм. — Ты про жетоны? Голос Сэма просто сочится терпением. — Да, Джеймс, я про жетоны Стива. И про твои. Если только буква «П» на них не была просто для красоты. (протестант, видимо, — прим.пер.) — Ты же знаешь, что это копия… в Смитсоновском институте, я хочу сказать. Мои же были на мне, когда я упал. Сэм смотрит на него с такой теплотой, что Баки чувствует это кожей. Ему этого не хватало. — В те времена католики были… не сильно популярны. «Капитан Америка, католик?! Нет, сэр, ни в коем случае». Стив сказал, что какое-то время мучился из-за этого, а потом поговорил со священником, и тот сказал, чтобы он рассматривал это как жертву. Он помнит этот разговор так, будто это было вчера, что, вообще-то, довольно странно, учитывая то, что он вообще мало что помнит. — Я не имел такого уж большого значения, — Баки пожимает плечами. — Черт, музей даже перепутал дату, когда я упал с поезда, так что… На виске Сэма бьется жилка, но на этот раз он не злится на него. Баки хочет что-то сказать, но… он никогда не имел значения, он прекрасно это знает. Позднее, после восхода солнца, отличного душа и вкусной еды, Баки все еще думает о Стиве и священнике. Стив хочет исповедаться? Ну… Баки его понимает. Еженедельные походы в церковь редко для кого проходили даром. И самым важным во всем этом было успеть перед смертью очистить душу. Последние обряды — всё и вся для любого католика. И прийти к ним вы должны были в состоянии Благодати. Баки невесело хмыкает. Давненько он не находился в состоянии Благодати. Баки всегда был менее набожным, чем Стив. Поэтому, как только ушел на фронт, сразу оставил все это позади. Проверять, посещал ли он мессу и ходил ли на исповедь, было некому. Его вера в любящего и всепрощающего Бога умерла вместе с первым погибшим у него на глазах солдатом. Всё остальное подчистил Зола. Они приезжают в дом престарелых, напоминающий Баки английский особняк в английской деревне, который он когда-то видел в кино. Как только они заходят, все начинают улыбаться и здороваться с Сэмом. Баки рад за него. Им говорят, что Стив в саду, и они идут в сад. Стив там, сидит в инвалидном кресле и смотрит на заросшую травой и цветами лужайку перед озером. Сегодня прекрасный солнечный день, и Баки жалеет, что не может оказаться где-нибудь подальше. С чего он решил, что ему нужно увидеть Стива? Увидеть… таким? Сэм останавливается рядом с врачами, а Баки подходит к Стиву. Тот разворачивается… и перед Баки незнакомец. — Баки? — говорит человек и улыбается. И вот тогда… это он, его друг. — Ты выглядишь… ты подстригся… Так же, как было дома, — устало говорит Стив. Глаза все те же, хотя лицо другое. — Ага, — кивает Баки. — Не хотел тебя пугать, старина. Стив снова улыбается. — А вот и мой Баки, — шепчет он. — Где же ты был, дружище? Баки опускается на землю у его ног. Он вдруг как-то разом… обессилел. Ну, это и понятно. Вчера в него стреляли, и он почти не спал. Он прижимается щекой к колену Стива, и на глаза наворачиваются слезы, когда он чувствует, что его гладят по голове. — Да так, — неопределенно отвечает он. Баки ничего не может рассказать, потому что Стив еле выдерживает обычный разговор. Все, что Баки может сделать, это провести с ним время. То, которое ему осталось. Но Баки не хочет слышать о другой прекрасной жизни Стива, о жене Стива, о детях Стива… Он не желает ничего знать. Вскоре рука у него в волосах замирает, и Баки понимает, что Стив уснул. Он вытирает лицо и велит этим дурацким слезам перестать литься. Отец выпорол бы его, увидев такое. Правда сейчас это, вроде, в порядке вещей. Ха. Все хотят поделиться своими чувствами и выплескивают их друг на друга, как будто это может хоть что-то изменить. Баки встает и берется за ручки кресла, чтобы отвезти Стива в дом, но появляется сиделка и занимает его место. Вернувшись к главному зданию, Баки видит возле входа Наташу с Сэмом. Баки качает головой и даже на таком расстоянии видит разочарование на маленьком личике. Да, думает он, нам не всё дано успеть. Когда он решил остаться в Ваканде — сбежать, говорит его предательский мозг, — он думал, что у них со Стивом полно времени. Да, тогда в Бруклине, до войны, Стив отказал ему, но теперь они остались вдвоем, поэтому Баки решил, а чем черт не шутит… Он представлял, как они поговорят и даже планировал, что именно скажет, ведь, в конце концов, он был здесь, и они оба были живы. Но у мирозданья появляются свои планы, а у чокнутых инопланетян — свои, и не успевает Баки опомниться, как проходит целых пять лет. Однажды прекрасным утром в Ваканде Баки видит, как его руки превращаются в ничто, и снова падает. А когда приходит в себя, уткнувшись лицом в прелые листья, думает, что прошло совсем немного времени. Хотя в глубине души знает, что это не так. Еще до того, как парень, похожий на фокусника, говорит ему правду, он чувствует это. Тот Стив, который обнял его на прощание, был даже более чужим, чем этот старик, уснувший во время разговора. Что за эти пять лет случилось со Стивом? — Это сложно, — говорит Сэм. Они сидят в кофейне на полпути к Башне. Баки с Наташей одинаково подавлены — Сэм, кажется, думает, что может поднять им настроение при помощи сахара. Хотя Баки действительно чувствует себя немного лучше, когда леди сообщает им с Сэмом, что у них прекрасная дочь. Даже Наташа ухмыляется, а потом высоким голосом просит у Сэма еще одну булочку, называя при этом папочкой. — Я когда-нибудь говорил, что ненавижу вас? — стонет Сэм, закрывая лицо ладонями. — Ты нас любишь, — хмыкает Баки. — Давай, расскажи нам, что случилось со Стивом. Но говорить начинает Наташа. — Возможно, у меня есть что добавить, ребята, — вздыхает она, отщипывая кусочек булки. — Думаю, мы отдалились друг от друга. Мы, конечно, жили в комплексе, я и Стив, но виделись редко. Я поддерживала связь с Дэнверс, Роуди и другими, тушила пожары, а Стив… Стив руководил группой поддержки; я никогда не ходила на их собрания. Может, надо было. Может, тогда я поняла бы, что он задумал. — Мне кажется, — перебивает ее Сэм, — что потеря всего… всех… стала для него чем-то невыносимым. Ему нужно было вернуться туда, где он смог бы почувствовать себя в безопасности, где все было бы в порядке, где у него могла быть семья и дети… Короче, вся эта фигня с белым штакетником. Но мы вернулись, хочет закричать Баки, мы все вернулись. Сэм жив, Ванда жива, половина планеты жива, и да — я тоже здесь, черт побери. Вместо этого он откашливается. — Стив никогда не хотел ничего… такого. Раньше. Сэм пожимает плечами. — Думаю, что для него все это стало последней каплей. С тех пор, как его нашли, он только и делал, что терял. Мы все исчезли. Семья, которую он создал, испарилась. Это было слишком. И, думаю, не имело значения, что потом мы вернулись. Он жил с этим пять долбаных лет, ему необходимо было выстроить некий барьер между собой и всей этой болью. Да, переноситься в идеализированное прошлое было не очень здравым решением, но для него это оказалось тем единственным, что не причиняло боли. Не причиняло боли? Баки чувствует, как его металлические пальцы оставляют вмятины на пластиковой столешнице. А ему причиняло. Причиняли. Он не помнит все пытки, но то, что помнит, достаточно ужасно. Он помнит, как его били, жгли, замораживали; помнит, как топили, оживляли, выкачивая из легких воду, а потом снова топили. Он вспоминает момент, когда впервые забыл мамино имя и лица сестер и радость на лице Золы, которому наконец-то удалось это сделать. Он помнит… Маленькая рука гладит его по плечу, и он смотрит в понимающие зеленые глаза. Баки измученно улыбается. — Ты практиковал эту речь со своей группой поддержки? — спрашивает Наташа. — А ведь сначала я не поверил, что это ты, — закатывая глаза, отвечает Сэм. Баки хмыкает. Ему начинает нравиться эта динамика. На следующий день он снова идет к Стиву и захватывает игральные карты. Интересно, помнит ли Стив те вечера, когда они играли с Ревущими, думает Баки, и поначалу даже не хочет показывать ему колоду. Но как только Стив видит ее, у него загораются глаза, и его «приступим» звучит совсем, как раньше. Тем временем дела в Башне Ваканды продвигаются. Баки называет ее так, несмотря на то, что это ужасно злит Фьюри. Но его реакции, когда он встречает мини-Романофф, достаточно, чтобы Баки проникся к нему симпатией. Он мог бы поклясться, что видел у него в глазах слезы, и что рука, которую он протягивал, чтобы положить на плечо Наташи, дрожала. Они выделяют Нат отдельную квартиру; сначала было предложено (Баки не может вспомнить, кем), чтобы она поселилась с Вандой, но один ледяной взгляд зеленых глаз исправил положение. Фьюри делает так, что у нее снова появляется доступ к ее банковским счетам, а также избавляет от органов опеки, делая ее крайне эмансипированной несовершеннолетней. Через неделю Наташа идет в приют для бездомных животных и берет двух котят. — Слушай, — говорит она, — меня же в ближайшее время не отправят на миссию? Фьюри так мотает головой, что Баки начинает переживать за его шею. Наташа раздраженно поджимает губы. — Между прочим, в этом возрасте я уже во всю выполняла задания Красной Комнаты. — Тем более! — высоким голосом кричит Фьюри, и сидящий на полу Баки прячет улыбку, продолжая гладить котят. — С этими дамами у тебя и так будет забот полон рот! — добавляет он. Нат садится рядом с Баки на пол, и оба котенка бросаются к ней. Она одинока, понимает Баки. Всем ее друзьям неловко рядом с ней, потому что она выглядит и говорит, как ребенок. Ее лучший друг не помнит ее, а самый старый друг… ну. Баки нужно попробовать уговорить ее встретиться с Бартоном. Тот, наверняка, захотел бы узнать, что она жива. — Ты уже придумала им имена? — спрашивает Фьюри, и в его голосе проскальзывают интересные нотки. Он любит кошек? У великого мастера шпионажа и манипулятора всех времен и народов есть слабости? — Блин и Сушка, — раздается тоненький голос, и Баки фыркает. — Блин и Сушка? Серьезно? Блин лежит у Наташи на коленях, и она гладит ее пальцем по лбу. — Они такие милые, — пожимает плечами Наташа. — К тому же, раз уж так вышло, хочу делать то, чего не могла раньше. Я никогда не путешествовала просто так, — всегда с целью кого-нибудь убить, так что, наверное, стать обычным туристом было бы неплохо. И я всегда хотела кошку. А теперь у меня целых две, — восторженно добавляет она, и Баки улыбается. — Эй, чувак, а твое лицо предназначено для этого? — спрашивает Сэм, и Баки, не глядя на него, поднимает средний палец. — Только не при детях! — в притворном ужасе ахает Наташа и прикрывает Сушке глаза. — Так, я купила им кучу игрушек и кошачью мебель, и теперь мне нужна помощь со сборкой. Поможете мне, большие сильные мужчины? — Наташа томно смотрит на них и несколько раз взмахивает ресницами. Фьюри вздыхает. — Прекрати. Сэму тоже не смешно, но он относится к этому иначе — просто не обращает внимания. На следующий день Баки дают добро на участие в миссии вместе с Сэмом и этим новым парнем, агентом США. После похорон Старка Росс весь следующий месяц собирал доказательства участия Баки в устроенном Стивом освобождении Сэма и всех остальных из обожаемого Россом Рафта. — И как тебе удалось отогнать от меня этого мудака? — спрашивает Баки по пути на совещание по планированию миссии. — Ты сам мне помог, — отвечает Сэм. — Никто и не подозревал, что Гидра все еще на плаву, пока ты не начал уничтожать ее агентов. И боссы решили, что будет странно, если мы будем участвовать в других операциях, тогда как на территории США действует самая что ни на есть террористическая организация. Кроме того, не знаю, видел ли ты мою пресс-конференцию, но… — Видел, — улыбается Баки. — Ты их наповал сразил своим очарованием. Не знал, что ты относишься ко мне так, Сэм. Сэм закатывает глаза. — Чувак, отъебись. Баки прищуривается, подражая своей маме. — Матершинник! А еще в звездно-полосатом! — качает головой он. — Я благодарен, ты ведь это понимаешь? Сэм округляет глаза. — Не-а, братан, ты снова все забыл. Никаких эмоций. В этом веке они запрещены. — А мне казалось, что вы, современные парни, постоянно думаете о чувствах, — хмыкает Баки. Они заходят в конференц-зал первыми, и Баки начинает казаться, что вот-вот распахнутся двери и, как в Бухаресте, сюда ворвутся вооруженные люди. Сэм замечает, что он сканирует периметр, но ничего не говорит. А вот это интересно, думает Баки. Похоже, Сэм не слишком доверяет своему новому руководству. Чуть позже к ним присоединяются Уокер, Шэрон Картер, Лэнг, Хоуп Ван Дайн, Роудс и еще несколько незнакомых Баки людей. Росса нет, и Баки очень этому рад. — Эй, а где Паукообразный? — спрашивает Сэм, и ему отвечают «еще в школе». — По-моему, у нас и так достаточно насекомых, — сквозь зубы цедит Уокер, и Баки дергает плечом. Он невзлюбил его с первой же секунды. Уокер светлокожий, голубоглазый блондин, сложенный как кирпичный сортир, поэтому Баки не удивлен, что из него захотели сделать нового Кэпа. Остальные от него тоже, похоже, не в восторге. Натянутая улыбка Хоуп Ван Дайн является этому отличным доказательством. И Баки почти уверен, что Лэнга просто распирает от желания сказать, что паук — не насекомое. Но, может, Баки ошибается. Может, у Уокера просто отсутствует чувство юмора. Таким людям вполне можно доверять руководство командой. — Итак, сегодня к нам присоединился новый член команды… — Уокер делает вид, что читает лежащий перед ним лист бумаги с текстом, — …Зимний Солдат? Сэм качает головой и сочувственно смотрит на Баки. Ха. Чтобы вывести его из себя, понадобится нечто большее, чем просто сопливый мальчишка. Баки зубасто улыбается и принимается за калибровку пластин. Вообще-то, ему больше не нужно этого делать, но он не может устоять — ему чертовски нравится эффект. Баки встречается с Уокером взглядом. — Был. Теперь я просто Барнс. — Но тебе нужен позывной, — настаивает Уокер, и Баки задумывается, уж не самоубийца ли он. Баки откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди, внимательно следя за тем, чтобы свет в комнате по максимуму отражался от его руки. Не зря же он почти пять минут выбирал себе место. — В Ваканде меня звали Волком. — Почему? Ты сожрал их овец? Сэм открывает рот, чтобы ответить что-то резкое, но его опережает Ван Дайн. — Нихера себе! Сегодня что, день измерения членов? — ухмыляется она и оглядывается по сторонам. — Скотт, мать твою! Мог бы меня предупредить. Не важно, сколько времени Баки проживет в этом столетии, он никогда не привыкнет к тому, что нынешние девушки ругаются, как матросы. Он задумывается, хотела бы его мама иметь возможность выругаться без шокированных взглядов окружающих и последующего визита отца О’Шонесси. Наверное, хотела бы. И ей понравилась бы эта леди Оса. Очень понравилась бы. — Так, ладно, теперь у Бак… у Барнса есть позывной, — спасая положение, говорит Сэм. Хорошая реакция, думает Баки. Уокер был бы сильно впечатлен, если бы услышал, что Капитан Америка зовет его «Баки». — Можем продолжать. На случай, если вам будет лень читать его досье, сообщаю: на сегодняшний день он лучший снайпер в мире. Еще он мастер рукопашного боя, ему нет равных в деле тайных проникновений, и, когда мы встретились в первый раз, он разбил мою машину и оторвал мне крыло. Хоуп хихикает, Скотт пытается не улыбаться, а Баки стонет. — Я же попросил прощения! И вообще, ты же занимался консультированием, как насчет капельки сострадания? Этот спектакль у них с Сэмом доведен до совершенства. Сигналом к старту всегда служит упоминание Сэмом машины на мосту Рузвельта. Шэрон переводит взгляд с одного на другого и прищуривается. Потом сама себе кивает и удовлетворенно откидывается назад. Единственный, кто не видит их насквозь, — это Уокер, и это хорошо. Уокер продолжает рассказ о деталях миссии, и Баки, который, естественно, может одновременно и слушать, и думать, начинает анализировать произошедшее. Да, все вышло неидеально. Он, конечно, не ждал, что его встретят с распростертыми объятиями, но и открытой враждебности тоже не ожидал. Не является ли все это приманкой для того, чтобы вынудить его сделать что-то радикальное, а потом спокойно выгнать из команды… Надо будет обсудить это с Сэмом. Но времени на разговоры у них не остается, потому что Сэм часами сидит на собраниях, а миссия начинается в четыре часа на следующий день. Баки стоит перед сшитой на заказ формой. Она черная, но не кожаная, и без всех этих сводящих с ума ремней. У куртки два рукава. Скотт тоже здесь — нервно переминается с ноги на ногу. На нем скафандр, но шлема нет. — Никто не знал, почему у твоей куртки был один рукав, и Уокер испугался, что рука будет бликовать. Баки кивает. Он слышит шаги, чувствует запах одеколона Сэма и закатывает глаза. Ему придется научить чувака основным принципам маскировки. — Пластины моей старой руки цеплялись за ткань. Не думаю, что эти тоже будут, но впредь на дневных миссиях я хотел бы, чтобы левого рукава не было. Я так привык. Они летят в недавно отремонтированном квинджете, и Баки смотрит на членов команды. Картер занята проверкой оружия, Оса почти спит, а Лэнг практикуется в карточных фокусах. Сэм с Уокером — за штурвалами. Форма Уокера — очевидная попытка воспроизвести форму Стива… нет, Сэма. Единственная разница в том, что полосы на ней не вертикальные, а горизонтальные. Ну, и у Сэма еще очки и чертовы крылья. Баки говорят, чтобы он нашел себе гнездо, и он находит. Сегодня они уничтожают агентов AIM. Баки понятия не имеет, кто это, но они явно плохие парни. У него отличная снайперская винтовка, в которую он постепенно влюбляется. Ее перекрестие зафиксировано на одном из выходов. Идея состоит в том, чтобы дождаться, пока Сэм с Уокером подойдут ближе, а потом убивать тех, кто будет на них нападать. Дверь открывается и оттуда появляется группа вооруженных людей. Поначалу Баки смущают желтые комбинезоны, но как только они начинают стрелять из какого-то лазерного оружия и на волосок промахиваются по Картер, Баки перестает сомневаться и с пугающей эффективностью начинает уничтожать одного за другим. Момент, когда врагам удастся проследить траекторию его выстрелов, не за горами. Через пару секунд после того, как Сэм кричит «Волк, они рядом!», перед Баки уже толпятся желтые комбинезоны, с которыми надо сражаться. Баки в восторге. Он обожает рукопашную. Когда в небе мелькают до боли знакомые крылья, Баки уже стоит в окружении тел разной степени изувеченности. Некоторые еще дышат. Сэм приземляется рядом и складывает крылья. Баки фыркает. — Ты в этих очках что-нибудь видишь? Сэм раздраженно хмурится. — Это прибор ночного видения, — огрызается он. — О, здорово. Если у плохих парней будет светошумовая граната, ты ослепнешь. — Они подстраиваются. Это очевидно. — Достаточно быстро, чтобы ты не потерял зрение даже на пару секунд? Баки знает, что Сэму нравятся очки, но их нельзя использовать днем. Он хочет спросить, кто, черт побери, отвечает тут за экипировку, но, как новичок, не решается. А потом смотрит на свой разорванный в клочья левый рукав и вздыхает. Кто бы ни отвечал тут за снаряжение, он явно не подумал, что существовала веская причина на то, чтобы этот самый рукав на его прежних куртках отсутствовал. Сэм открывает рот и снова закрывает. — Постой, но… у тебя тоже были очки. — Не ночного видения, — качает головой Баки. — Несколько секунд могут иметь решающее значение. — Ты прав. Мне неприятно это признавать, но ты прав. В этот момент их наушники с треском оживают. — Возвращайтесь на базу, Кэп, Волк. Баки с Сэмом переглядываются. Разговор явно не окончен, но им придется его перенести. Кто же все-таки отвечает тут за снаряжение? Баки очень хочется это знать. Следующие несколько дней будут заняты совещаниями по итогам прошедшей миссии, на которых они будут решать, использовать Баки или отправить на свалку, поэтому он пользуется возможностью и навещает Стива. Тот, в основном, чувствует себя неплохо, хотя цвет его лица Баки не нравится. Через несколько дней Стив становится каким-то задумчивым. Он не хочет играть в карты, а смотрит на Баки так, будто ему нужно поговорить. — Давай, Стив, — вздыхает Баки. — Я здесь, и я слушаю. Движение головы и улыбка настолько знакомы, что Баки кажется, будто его сердце сжимает гигантская рука. — Ты слишком хорошо меня знаешь, Бак. Прошлой ночью мне приснился сон. В нем всё было… по-другому. Не так, как во снах. Я снова оказался на Вормире; постой, ты знал об этом? Баки кивает и бормочет что-то типа «Камень Души» и «Романофф». Стив пристально смотрит на него, но продолжает. — Я возвращал Камень Души. Там был Красный Череп. Мне рассказывали о нем, но увидеть его вживую было… странно. Хотя он больше не был тем заносчивым ублюдком — как-то потускнел. Стив замолкает и откидывается на спинку инвалидного кресла. Баки хочет поторопить его, но знает, что это невозможно. Тогда Стив просто упрётся из вредности. Стив вздыхает. — Я попытался поторговаться с ним. Сказал, что хочу вернуть Нат. Что отдаю за это Камень. Душу за душу. Он ответил, что так не получится. Нужно еще отказаться от того, что я люблю. У Баки начинают слезиться глаза. Что такое? Что это еще за слезы? — Просто скажи уже, Стив. — Это был ты. Я отказался от тебя. А еще от Сэма, Ванды, всех… От всей той жизни, которую создал. Я отказался от всего, кроме… — Кроме Картер. Баки кажется, что ему в сердце втыкают нож. — Да, кроме Пегги. Камень Души был последним их тех, что я возвращал. И я оказался перед домом Пегги в сорок восьмом. Когда я увидел свою фотографию у нее на столе в семидесятых, я подумал… может быть. И… Стив замолкает. Баки поднимает взгляд и замирает. У Стива перекошено лицо, а правый глаз смотрит в сторону. Баки вскакивает, хватает хрупкое тело, закидывает на плечо и несется к дому. В холле он передает Стива дежурной медицинской бригаде. Они действуют быстро и эффективно, но Баки ничего не говорят. Он молча сидит, сложив руки на коленях, до тех пор, пока не появляются Сэм с Наташей. — Эй, чувак… дружище, — испуганный Сэм заглядывает ему в глаза. — Это… Что это было… — Инсульт, — отвечает Баки, и в конце у него срывается голос. Он трет глаза кулаками. Почему, почему это так больно? Он знал, что когда-нибудь это случится. Знал с того самого дня у озера. Сэм хочет что-то добавить, но к ним подходит медсестра. Она из Доминиканы. Ее зовут Пурификасьон, но она просит звать ее Пури. — Мистер Барнс, — начинает она. Этого не может быть, думает Баки. И это действительно не оно. — Отец Джейк и Стив хотят вас видеть. Баки сглатывает. — Стив… Пури сочувственно смотрит на него. Должно быть, он выглядит жалко. — Он в сознании, но не стоит ждать слишком многого. — Давай, чувак, иди, — говорит Сэм, и Наташа кивает. Когда Баки заходит в комнату, он видит, что священник уже подготовил все для последнего обряда. Баки начинает подташнивать. Как этот человек может быть Стивом? Баки стоит и смотрит на него. Стив просит его подойти, и Баки садится рядом, как делал это тысячу раз. — Мне нужно попросить прощения, Бак. У Бога… и у тебя. Баки переводит взгляд на священника, тот вздыхает. — Это, конечно, необычно… Но я позволю мистеру Барнсу… выслушать вашу исповедь, потому что у вас нет сил делать это дважды. Баки помогает Стиву перекреститься, придерживая за руку, как ребенка. Священник читает молитву, и Стив начинает говорить. Он говорит и говорит. Хриплый голос не смолкает, хотя Стив, кажется, слабеет с каждой секундой. Баки хочется выбежать из комнаты, но Стив крепко держит его за руку. Баки кажется, что вся сила этого иссохшего тела ушла сейчас в руку, вцепившуюся в Баки, и в голос. — Боже, мне так жаль, Бак, прости, прости меня, пожалуйста. Пожалуйста, Бак… — Стив начинает волноваться, и успокаивающий шепот Баки ему не помогает. Баки смотрит на отца Джейка, тот кивает. Баки наклоняется к Стиву. — Я прощаю тебя, Стиви. Я люблю тебя и прощаю. Стив обессиленно выдыхает, и отец Джейк берет управление в свои руки. Баки благодарен ему. Они все вместе читают оставшийся набор молитв, и хотя священник дает Баки молитвослов, знакомые слова на латыни возвращаются, как будто это было вчера. Баки произносит текст и думает, существует ли особый ад для тех, кто притворяется раскаивающимся. Может, надо попросить у священника отпущения грехов, думает он. — Ego te absolvo… Dominus noster Jesus Christus te absolvat… После слов о прощении Стив расслабляется. Священник хочет продолжить соборование, поэтому, когда заканчивается отпущение грехов, Баки спрашивает, можно ли ему позвать Сэма. Отец Джейк кивает, и Баки чувствует себя свободным. О том, что говорил Стив, он подумает потом. Когда он выходит в вестибюль, то видит, как рыдает маленькая Наташа, а Сэм неловко гладит ее по плечу. Увидев Баки, они испуганно вскидываются. Баки машет им рукой, сообщая, что пока нет. — Он… его соборуют. Он не очень хорошо выглядит. Они идут в комнату Стива. Священник произносит последнее благословение. Баки кажется, что раньше это было дольше, но, похоже, сейчас изменилось практически всё. Стив просил молебен на латыни, потому что тосковал по ощущению дома, думает Баки. Он рассеянно присоединяется к произнесенному Стивом «аминь» и видит, какой радостью загорается его взгляд при виде Сэма. Потом Стив видит Наташу и… Священник с любопытством смотрит на них, а потом прощается и уходит. Стив рассматривает Наташу так, словно видит насквозь. Она подходит ближе и что-то шепчет ему на ухо. — Господи, Наташа… — хрипит Стив. — Что… что я с тобой сделал? Наташа мотает головой и гладит его по волосам. — Ты меня спас, Стив. Да, я снова ребенок, но, крайней мере, живой! — она ослепительно улыбается, и Стив слабо улыбается в ответ. К нему подходит Сэм, и Баки отворачивается. Они разговаривают без слов, а потом у Стива закрываются глаза. Сэм смотрит на Баки, но тот качает головой. Он уже попрощался. Хотя этот человек и был его Стивом, на самом деле его Стивом он не был. Пока они едут домой, Баки думает, станет ли рассказывать им о том, что случилось на Вормире. Поможет им это или сделает все только хуже? На следующий день звонит Пури и сообщает, что Стив впал в кому. Согласно его просьбе для его спасения не следует предпринимать никаких усилий. Когда следующим утром во время встречи с Уокером у Сэма звонит телефон, Баки уже знает. Он сжимает кулаки и слушает его разговор. Когда Сэм оборачивается, у него пепельно-серое лицо. — Он… его нет, — говорит он и морщится, вспоминая, как однажды Баки рассказал ему о своей ненависти к эвфемизмам. — Умер полчаса назад. У Баки внутри становится пусто. Окружающие звуки доносятся будто через слой ваты. Ему кажется, что он опять в Сибири или в банковском хранилище, ждет, когда через него начнут пускать ток. Он почти хочет этого. Раздается жалобный скрип, и Баки понимает, что это он сжимает пластиковую столешницу. Он по одному отгибает пальцы и, подняв голову, встречает заинтересованный взгляд Уокера. Все правильно — ему любопытно. Он смотрит на него, будто в микроскоп. Баки практически читает его мысли: он собирается слететь с катушек? Смогу я справиться с ним? Ха, думает Баки, как бы не так. Он несколько раз моргает и растягивает губы в ухмылке. Потом встает, и он уже совершенно спокоен. Теперь минутка нужна Сэму. Который прячет взгляд и с трудом сдерживает слезы. По дороге домой Сэм сообщает, что Стив заранее договорился о похоронах — что-нибудь простое в церкви Блаженного Посещения в Ред-Хоук. Баки улыбается. Это их старый приход. Через столько лет все еще действует. Сэм продолжает говорить, но Баки почти ничего не слышит. В себя он приходит, когда Сэм начинает жаловаться, что Стив не отдал никаких распоряжений насчет надгробных речей. — Это католическая месса, Сэм, — никаких речей. И поскольку он, видимо, не хотел государственных похорон, — никакого салюта. — Знаешь, я никогда не думал, что Стив такой… — Набожный? — снова улыбается Баки. — Это церковь, Сэм. Ты можешь сбежать, но она все равно настигнет тебя. Они слишком хорошо обучали нас. Сэм вздыхает. В день похорон на Баки костюм. Он поправляет галстук, глядя на себя в зеркало, и еле сдерживается, чтобы не ударить по стеклу кулаком. Нет, не сейчас. Сейчас не время разваливаться на части. Это выбор Стива, и Баки должен держать себя в руках. В интересах прихожан месса служится на английском, и, как и просил Стив, церемония совсем простая. Один священник и проповедь, в которой отец Джейк рассказывает о силе жертвоприношения. Когда приходит время нести Стива к катафалку, Баки встает с одной стороны, Сэм — с другой. Гроб накрыт Звездами и Полосами, и это единственный намек на то, что покойный был не совсем обычным человеком. Когда они осторожно опускают гроб на платформу, на цветочную композицию с подбородка Баки капает слеза. Он смотрит на опускающийся гроб и чувствует, как ему в руку суют носовой платок. Он берет его и вытирает лицо. Ну же, Барнс, не раскисать. После этого все собираются в Башню на поминки. Баки не знает, как все это пережить, хотя так до сих пор и не понимает, почему Стив решил так с ним поступить. На плечо опускается ладонь, и Баки почти подпрыгивает. Вот насколько все плохо, думает он, глядя на Сэма. Его пространственное восприятие, похоже, помахало ему ручкой. — Давай, дружище, — пытается поддержать его Сэм. Он всегда говорит или делает что-нибудь утешающее, когда Баки чувствует себя раздавленным. Баки не так уж много знает о Сэме. У него есть мама и сестра, а вот есть ли у него дама сердца или… парень, Баки не знает. Ему все это продолжает казаться странным, хотя все вокруг говорят, что это нормально. Что чувства, из-за которых он мучился всю жизнь, перестали быть запретными. Баки шмыгает носом, трет глаза и хлопает Сэма по плечу. — Да, пойдем. Слушай, Сэм, — спрашивает он, когда они подходят к машине, — у тебя есть девушка? Или парень? Сэм спотыкается о выступающий камень. — Не вынуждай меня материться на кладбище! С чего это вдруг такой вопрос? Баки пожимает плечами. — Просто интересно. Сэм вздыхает. — Не так-то легко встретить кого-то, являясь Капитаном Америка. Хотя в «Старбаксе» рядом с Башней есть одна бариста… она всегда наливает мне дополнительные сливки. И прямо на стакане пишет мое имя. Баки закатывает глаза. — А что насчет… — начинает он, но потом замолкает. Черт, он знает, как это бывает. — Ты про Нат? — вздыхает Сэм. — Когда я ее встретил, да и потом — в бегах… был шанс, и не один, но она была привязана к Бартону, у которого была семья. А потом случился Танос. А сейчас… — А сейчас она ребенок. Так что, ты теперь отправишься лет на десять-пятнадцать вперед, чтобы у тебя снова появился этот самый шанс? — Да пошел ты, чувак. Не хочу плохо говорить о мертвых, но это было неправильно. — Ага, — кивает Баки. Ты еще и половины не знаешь, думает он. На псевдо ирландских поминках, которые устроил Сэм, Баки старательно избегает… всех. Поминки ужасны. Не хватает выпивки, пения старых песен… и ни одного «Мальчика Дэнни»*. Должно быть, он произносит это вслух, потому что ПЯТНИЦА тут же предлагает помощь и говорит, что если надо, то она готова. Один за другим люди расходятся, пока не остается лишь ограниченный круг: Скотт Лэнг, но без Хоуп — Баки недостаточно хорошо ее знает, Шэрон Картер, Брюс, Т’Чалла, Шури и Окойе. Полковника Роудса тоже нет. Он всегда был другом Старка, не Стива. И конечно, Наташа. Лежит со своими кошками на диване и молчит. Баки пытается придумать, как подоходчивее рассказать им о том, что он хочет сделать, но его мысли прерывает слишком проницательный Т’Чалла. — Итак, друг мой, для чего ты собрал нас? Все переводят взгляды на Баки. Сэм вертит в руках стакан с виски и пристально смотрит на него. Остальные выглядят несколько озадаченными. Баки лучше поторопиться. — Когда Стив вернулся в прошлое, он не завершил цикл. Он начал другую временную линию. Беннер кивает так, будто знал это, и, скорее всего, так оно и было. — Я им то же самое сказал. — Подожди секунду, — хмурится Сэм, — но он вернулся к нам не на платформе. — Может, он использовал браслет, — говорит Нат, но Скотт качает головой. — Браслет — это всего лишь GPS-навигатор времени. Стиву нужен был квантовый портал на платформе, чтобы вернуться в нашу временную шкалу. Баки закатывает глаза. Самое ужасное в умниках то, с какой легкостью они увязают во всем этом дерьме. — Это не имеет значения. Я вам потом объясню. Важно то, что он изменил временную шкалу, а это значит, что Стива из того времени в две тысячи двенадцатом так и не нашли. Он все еще там, подо льдом. И мне нужно его найти.