миллионы касаний

Перчатки. Перчатки, перчатки, перчатки. Везде и на всех. Кожаные, льняные, шёлковые. Длинные или короткие. Без них ты можешь покончить с собой за сутки, если любишь обниматься со всеми подряд. Можно было уверять себя, что сегодня не требуется их надевать, но цена случайного касания слишком высока, перестраховаться было безопаснее. Руки имеют повышенную чувствительность, касания отпечатываются в памяти как фотографии. Любая текстура воспринимается остро: все ворсинки, шероховатости, малейшие неровности не могут остаться незамеченными. Глубокие ощущения при касаниях соулмейта — подарок за постоянное облачение в слой защиты. Трахаться в них совсем неудобно, но выхода не было. Любимая подсобка Артема и Макса находилась где-то в подвале их офиса. Ее стены были пропитаны стонами и мелкой дрожью от регулярно получаемых удовольствий. Это был секс без обязательств. Они друг другу не подходили. Однажды Гаус решил проверить Макса на соулмейта во время очередного полового акта, дотронувшись до него кончиком пальца, после чего весь вечер он провел с ужасной головной болью и ломотой в теле. Артём — зануда и умник, Макс — балагур и затейник. Никаких нежных чувств не было, только удовлетворение от резких проникновений и оргазма. Сложно было скрывать их интимную жизнь на выступлениях, когда сильно хотелось колко пошутить на этот счёт. Сексуальную ориентацию замалчивать получалось плохо, но сами ребята, и коллеги, и зрители привыкли. Напрямую об этом никто не говорил, но шутки и намёки были чересчур очевидны, чтобы их никто не заметил. Парней принимали такими, какие они есть. Время подходило к полуночи. Ребята дописывали вопросы для новых «Контактов», но Максим и Артём как обычно пропали. — Интересно у них есть очередность в позах или идут по протоптанному плану каждый раз… — устало вздыхая вбросил в воздух Горох. — Есть желание резко открыть дверь подсобки и прервать их сношение. — раздраженно ответил Шевелев. — Артём, можно быть чуть блять потише в следующий раз? Хочешь чтобы у нас забрали ключи от этого потрясающего помещения? — Заяц оперся на дверь и ждал пока его партнёр наденет свои несчастные штаны слегка дрожащими руками после достижения пика. Гаус фыркнул и молча искал свою перчатку, которая упала во время процесса. Вскоре он был готов вместе с Максом подниматься наверх к Серёжам. — О, ебать, доброе утро! Горох мы можем вызывать такси, йеху! — с максимальным подъебом воскликнул Шевелев, когда задержавшиеся хулиганы вошли в офис. — Какой процент вычтем из их зарплаты, Серый? — Ой ну хорош. Серёж, вызовешь таксу? — бросил Макс и резко начал собирать вещи. — Все силы из тебя Макс вытрахал? — съязвил Горох и все кроме Гауса засмеялись. — Мне тебя здесь оставить? — сказал Артём кокетливо и демонстративно покрутил ключами от их квартиры на пальце. Ребята разъехались по домам. Шевелев переживал. Он был максимально добр к каждому члену их команды, но к Зайцу относился по-особенному. Парень пробудил в Серёже чувство, что он не бесполезен и не одинок, чего Шевелеву по жизни никогда не хватало. Поддержка и помощь Максима в моменты абсолютного бессилия зажигали искорки где-то внутри и давали топливо для дальнейшего движения. Хотелось ощущать это снова и снова. Шевелев искренне любил Макса, но не хотел признаваться в этом ни себе, ни своему соседу. Будто им по двенадцать лет и говорить о чувствах где-то за зданием школы было страшно до дрожи в коленках: «Он перестанет со мной дружить? А что вся школа подумает?» Оказывается в свои тридцать тоже можно было по-детски бояться искренних эмоций. Шевелев много раз пытался заговорить с Максимом на тему отношений и любви, потому что знал, что с девушкой своей Макс никогда не поженится. Это был один большой обман, как для неё, так и для него. Счастлив Заяц не был, а Шевелеву так хотелось крошечную тёплую поддержку из собственных рук подарить. Сегодняшняя попытка разговора, как и всегда, не увенчалась успехом. — Заяц, ты точно уверен, что такая жизнь тебя устраивает? — вешая свою куртку в шкаф и заламывая руки от волнения, сказал Серёжа. — Серый, сколько раз тебе повторять? Для прикрытия есть Маша, для удовлетворения — Артём, а для чувств — каменное сердце. Все прекрасно складывается. — Макс ушёл в свою комнату, захлопнув дверь. — Ты можешь в упор не видеть выход рядом с тобой. — тихо произнёс Серёжа, понимая, что парень его все равно не услышит. С каждым таким ответом что-то постепенно рушилось внутри и сдавливало надежду, которая старательно пыталась выжить в ситуации полного отчаяния. Шевелев постоянно чувствовал на себе поедающие взгляды Макса, который не хотел упустить ни единого слова Серёжи. Он чертовски желал касаться, даже через перчатки, его рука так и тянулась в сторону брюнета на съемках, что прекрасно видно в выпусках. Скриншотов, где Макс выглядит как самый настоящий влюблённый подросток, сотни и везде он беззащитный, мягкий и светящийся. Так и хотелось в тысячный раз утонуть в его глубоких карих глазах, но Шевелев позволить этого не мог. Он снял перчатки и помыл руки после этого тяжелого рабочего дня. Прикосновения пальцев были очень приятны, когда ты большую часть жизни должен находится в неудобной «броне». Максиму сосед нравился, но он никогда ему в этом не признается. Серёжа достоин счастливой традиционной семьи с девушкой и детьми, а не с жизни с жалким геем. Заяц знал, что Шевелев бисексуален, но был уверен, что подбадривания, комплименты и забота с его стороны— обыкновенные проявления дружбы. У них ничего быть не может, на какой вершине стоит он и где Заяц — сценарии и глупые стендап монологи. Стены крошить хотелось от вскипающей злости, поток самобичевания отзывался в мыслях Макса и бил частыми ударами куда-то в район груди так, что хотелось сгорбиться и мир окружающий не видеть. Распахнув окно и ощутив прохладный сентябрьский воздух, Заяц достал сигарету и в тысячный раз выдыхал в воздух свои навязчивые мысли и проблемы. Получалось плохо, но света в конце тоннеля не было. Только чёрная, густая, вяжущая темнота из которой не выберешься без протянутой руки.