Человек с Драконьего Камня

Джон все же нашел выход, и в утреннем небе над Риверраном впервые за два столетия появился черный дракон, который облетел город, дважды дохнув перед собой огнем, оранжевым на фоне серого зимнего неба. - Эй, Король Севера! – крикнул Джон, и его голос, усиленный рупором, разнесся над городом как глас с небес. – Выходи, поговорим! Джон припомнил при этом, как детьми они строили в Винтерфелле снежную крепость – хозяином крепости всегда оставался Робб, будущий лорд Винтерфелла, а Джон возглавлял штурм и заметил поэтому, что Робб слишком честен и прям – стоило вызвать его на поединок, как он тут же покидал крепость, защищавшую его от снежков, и они оба оказывались наравне. Вот и сейчас ворота Риверрана вскоре были подняты и навстречу Джону понесся одинокий всадник, без свиты, без своих лордов-советников и без Кейтилин, с которой Джону объясняться не хотелось. Джон был более надежным королем, всегда осторожным драконьим всадником, осознающим, что могущество ему дает только небо, а на земле он одинок и уязвим. Эйгон не раз рассказывал Джону о случаях, когда на него, чужака и властителя, нападали мятежники и наемные убийцы, Висенья всегда напоминала, что Королевская Гвардия – не жемчужина рыцарства и не украшение королевского двора, а личные телохранители короля, а дедушка Эйнар однажды спел немузыкальную, но реалистичную балладу о короткой шее:       

В Эссосе приучены к засаде: Допустить не должен полубог, Чтоб его подкравшиеся сзади С первого удара сбили с ног.

Вот и сейчас дракон Джона сел в пустом поле далековато от замка, заметно дальше, чем мог бы выстрелить станковый арбалет или катапульта, а на Джоне под полушубком по-прежнему был панцирь и боевые поручи, он привык к ним так же, как к мечу на поясе, без которого лорд не покидает замок. Конечно, в случае Робба эти предосторожности были лишними: Робб радовался и сердился открыто, просто сейчас он не мог решить, радуется он или сердится. - Во времена Ста Королевств короли при мирных переговорах называли друг друга братьями, - сказал Робб, спешиваясь и подходя к Джону. - Здравствуй, брат, - ответил Джон, принимая эту новую игру, и пожал протянутую ему руку. – Я привез тебе мир: Ров Кейлин опять твой. - И Винтерфелл, - подсказал Робб, нахмурившись: он тяжело переживал свою ошибку и предательство Теона. - Это мой подарок. - Я понимаю, что ты сейчас потребуешь взамен, и заранее тебя за это ненавижу. - У нас мирные переговоры, - напомнил Джон. – Я уже подарил тебе то, что взял с боем – когда покинул оба замка. Мои руки теперь пусты, и я ничего не могу требовать. Я могу только попросить: заключи мир с Западом и получи хорошие условия в обмен на Джейме. Мы были в Харренхолле, и Ланнистеры теперь готовы к переговорам. - Я-то думал, что ты попросишь у меня руки моих сестер, - откровенно сказал Робб. - А сейчас пусты твои руки, - улыбнулся в ответ Джон, и только в этот момент Робб начал понимать, что говорит с будущим королем Таргариеном, в котором живет печальная и глубокая мудрость Валирии. – Ты не можешь дать то, чего у тебя нет. И не можешь перестать чувствовать то, что чувствуешь – сердцу не прикажешь, и я это прекрасно знаю по себе. Я хотел бы поделиться с тобой нашей радостью, но увы… - Они твои сестры, Джон, - сердито сказал Робб. – Хорошо, с Сансой вы росли почти как чужие, и я понимаю нашу вину. Пусть так – ты встретил Сансу снова, ты уже знал, что она твоя кузина, она знала, что ты принц Таргариен, и теперь она выходит за тебя замуж, а во мне просто говорит братская ревность. Считай, что я это уже понял. Но Арья – твоя любимая маленькая сестрица… и ваш двойной брак… - Арья всегда была и будет для меня самым близким человеком, - странно сухо отозвался Джон, а Робб удивился тому, каким закрытым стал этот человек, новый принц Таргариен, лицом похожий на отца Робба, но своей внутренней дисциплиной – скорее на Эйгона Завоевателя, который так и остался загадкой и для современников, и для потомков. - Ты остался в Винтерфелле, Робб, а мы все из него ушли, - сказал Джон без обиды или осуждения. – А потом там, во внешнем мире, мы изменились, встретились и изменились еще раз. Одинокий волк погибает, но стая живет. Наша стая выжила вот так. И теперь мы уже не расстанемся. Робб почему-то обернулся на Риверран, словно слова «одинокий волк» относились к нему – с ним действительно давно уже не было ни сестер, ни братьев, только мать. Да, за ним были послушные ему войска, было незнакомое ему до недавнего времени семейство Талли, теперь он даже был женат – а Джон, Арья и Санса пробирались через враждебный мир одни, и их дружная волчья стайка добежала до Драконьего Камня и нашла там чудесные сокровища, словно в сказке – драконов, короны и свою любовь. В конце концов, что Робб обо всем этом знал и как он мог теперь судить? - Бран тоже должен был уйти из Винтерфелла – и ушел, - поделился Робб. – Мейстер Лювин написал мне, что Рикон вернулся, уже когда вы улетели. А Бран приснился мне и во сне сказал, что пришлет мне из-за Стены ворона с красными глазами. Джон некоторое время думал о чем-то или что-то вспоминал, и по его лицу не было видно, встревожен он или обрадован. - Мы найдем его, - пообещал Джон, хотя думал он при этом, что совсем не ко времени молодым драконам сейчас лететь за Стену и что война опять приходит слишком рано. В Риверране снова подняли ворота, и в их с Роббом сторону отправилась группа лордов, в которой наверняка была и Кейтилин. Джону не хотелось встречаться ни с кем из них, он предпочел бы ограничиться тем, что они объяснились с Роббом – но и спешно улететь было бы не королевским поступком. Теперь одиноким волком будет уже Джон, особенно если его станут слишком настойчиво приглашать в город. Балерион, сидевший до тех пор неподвижно, шевельнул крыльями и вытянул шею, прислушиваясь – и теперь и Джон расслышал драконий крик и различил на фоне туч белого и золотого дракона. В нужный момент стая всегда собиралась вместе. Лионель Баратеон, прозванный Смеющимся Вихрем, все же навестил Арью, но не вечером, а утром следующего дня, и сестры, выйдя к завтраку, застали его за столом вместо Джона. - Лионель Смеющийся Вихрь, - браво представился сэр Лионель, похожий на юного короля Роберта, и широким жестом указал на стол. – Садитесь, красавицы, я уже поел. - По-моему, ты еще и выпил, - ответила Арья, истории про Смеющегося Вихря ей нравились, а подвыпившие нахалы не очень-то. - Это я просто ослеплен и опьянен вами, дорогие миледи, - отговорился Смеющийся Вихрь, он действительно, чтобы за столом не щелкать зубами, перед отходом с пажитей небесных и поел, и выпил со своим ненаглядным правнуком Робертом, вместе с которым во Дворец Пламени и Крови прибыла поговорка «мясо без вина едят только собаки». – Это Джон ваш привычный, он такую красоту каждое утро на подушке видит... - Сэр Лионель! – строго сказала Санса, но все равно покраснела на радость Лионелю, который нагло пользовался тем, что призрака невозможно побить: Висенья и Рейнис очень дружно побили его в первый же день в Валгалле, а Эйгон за то же предположение, что у них и здесь одна постель на троих, только назвал свиньей, но вскоре простил – а потом к Лионелю родственники привыкли, а которые не привыкли, те смирились. Санса и Арья с повадками сэра Лионеля смириться не успели, потому что вскоре их начало беспокоить отсутствие Джона, и сэр Лионель завел тот разговор, ради которого он пришел. - Был на мне при жизни грех, что я пошел против вашей семьи, - начал сэр Лионель, - но я расскажу, как дело-то было... - Нашей семье ты ничего дурного пока не сделал, - огрызнулась Арья, она еще к сэру Лионелю не привыкла и не очень-то уже была рада такому родственнику. - Не надо мне лохматить бабушку, юная Таргариен, - ехидно ответил сэр Лионель, которому сверху было видно все, не как драконьему всаднику, конечно, но зато в подробностях. – Я тебе могу даже сказать, для кого был сделан твой кулон с драконом. Я его в Валгалле вижу уже который десяток лет. - Может, тогда надо говорить, что ты против своей же семьи пошел? – попыталась усовестить сэра Лионеля Санса, заметив, что Арья от его ухарства смутилась и застегнула ворот куртки, ей по малолетству еще не приходилось сталкиваться с такими последствиями хождения расхристанной. - И так можно, - согласился сэр Лионель, он был не Роберт и своим родством с Таргариенами гордился, а того, что основатель рода Орис Баратеон был таргариенским бастардом, ничуть не стеснялся. – Я ж озлился почему: потому что Дункан Малый ко мне сам не приехал с повинной головой, не пожелал передо мной отвечать за то, что помолвку разорвал и моей дочке простолюдинку предпочел. Я уж разбирать не стал, струсил он или, наоборот, решил, что не мое дело его судить, мне и то, и то аж в печенку кинулось... Санса подумала, что вполне понимает Дункана Малого: он бы много чего скабрезного мог наслушаться от сэра Лионеля про свою Дженни, - но потом поняла, что лучше уж терпеть грубоватого и не совсем пристойного сэра Лионеля, который уверен, что вы с ним мазаны одним миром, чем быть грешницами перед праведниками, что вскоре предстоит им с сестрой, как от полета в Риверран ни бегай. А вот Арья поняла мораль истории сэра Лионеля еще проще и правильнее. - Мы прятаться не будем, - решительно сказала Арья. – Где там Джон, наконец? Мы сейчас вылетаем в Риверран. - Джон уже вылетел один, почти час назад, - наконец сообщил сэр Лионель, невесты Джона нравились ему чем дальше, тем больше: дружные, решительные и немного резкие. - Тогда мы летим за ним, - отозвалась Санса и встала из-за стола, и сэр Лионель вышел вслед за сестрами, которые призвали своих драконов прямо на двор замка. - Ей-богу, хорошие вы девчонки, аж глазам своим не верю, - весело сказал сэр Лионель. – Вот помню, нагрянут ко мне гости – пока моя жена соберется, да пока прихорошится, чтобы к ним выйти, они уже все пьяные в умат. А вы встали из-за стола и как есть в седло. Молодцы вы, Таргариен! Попутного вам ветра, чтоб дождь не в морду, а за шиворот. Быстрота и решительность имеют свои издержки: Джон отправился к Риверрану, завернувшись в тяжелый зимний плащ, а Санса и Арья выскочили из-за стола как были, и если Арье, всегда ходившей в вареной коже, в полете было просто немного зябко, то Сансу в платье сильно продуло, и она, добежав до Джона, юркнула к нему под плащ. Так они и встретили лордов из Риверрана, как на старой картине, изображавшей Эйгона и его сестер: Арья, почти как Висенья, стояла чуть впереди, положив руку на эфес Иглы, а Санса прильнула к Джону как обольстительная Рейнис. Разум подсказывал Кейтилин, что ей стоит сказать что-то церемонное и учтивое, вроде «Добро пожаловать в Риверран, ваше высочество», а сердце подмывало ее крикнуть «Верни моих дочерей!», а вот Джону что-то подсказало, какие слова сейчас будут достойны будущего короля. - Я привез вам мир, - громко сказал Джон, и молодые драконы у него за спиной, радуясь друг другу и хорошему полету, взметнули в небо языки пламени. Джон поднял руку, и Балерион потушил свое пламя, а вслед за ним притихили Вхагар и Мераксес, словно признавая власть драконьих владык. - Брат, корона, которую тебе привезли с Драконьего Камня – корона Королей Севера, - твердо сказал Джон, обращаясь к Роббу. – Путь на Север открыт. Север ждет своего короля – Винтерфеллу нужен хозяин, Торрхенов Удел и Златотравье просят о защитнике. - Не забудьте о Темнолесье! – выкрикнул лорд Гловер, а Джон подумал, что не очень хороши у Робба дела, если его вассалы обращаются к Джону за заступничеством. - Темнолесье теперь находится под защитой королевского флота, - ответил Джон. – Железные Острова останутся частью Семи Королевств, и скоро придет их черед признать власть Железного Трона или ощутить его гнев. - Кто вернет нам то, что отняла война? – потребовал кто-то из речных лордов, Джон его не узнал и мысленно укорил себя за это. - Часть из потерянного вам вернут мирные переговоры, - ответил Джон. – Ваш противник хочет мира так же, как хочу его я – и как должны стремиться к нему вы. Больше на моей земле не будет войны. Молодым драконам было скучно сидеть смирно, и они стали нехорошо приглядываться к лошадям и их всадникам, понемногу расправляя крылья – так что выехавшим из Риверрана лордам стало неуютно, пока драконьи владыки снова не остановили своих питомцев одним жестом. Но впечатление спрессованной в небольшом пространстве чудовищной силы, способной уничтожать армии, осталось, и выехавшие из Риверрана, хотя и не помнили драконовластных Таргариенов прошлого, начали ощущать то же, что ощущали люди Вестероса пару веков назад. Вернувшиеся Таргариены были теми же, что и раньше – стихией, живущей по своим законам и неподвластной человеческой воле, как мороз или дождь. Они просто были, такие, какие они есть – со своими странными свадьбами, многоженством и близкородственными браками. На этот раз стихия желала мира и была готова благотворить, и это было единственное, что нужно было знать людям.