***
Три недели до решающего вечера Петя сидит, как на пиках точёных, а хотелось… впрочем, неважно. На концерт с Громом они всё-таки забиваются, но цена успеха оказывается слишком велика. В прямом и переносном смысле. Петя все нервы истрепал, пытаясь раздобыть билеты в ВИП-ложу на злоебучие Порнофильмы. То, что за всё время в порнофильме не снялся он сам, иначе, как чудом, не назовёшь. Перекупщики все, как один, разводили руками и сетовали, что фаны снесли сайт, поэтому несчастные барыги и те остались не у дел. Петя грёбаные две недели, каждый день по несколько раз, мониторил тематические группы в ожидании манны небесной. И, надо сказать, дождался. Когда два билета во вторую ложу появились в продаже по какой-то невъебенно космической цене, Петя чуть от радости прямо на паре не заорал. Сразу черканул продавцу, договорился о встрече и тем же вечером ехал домой, довольно поглядывая в сторону бардачка. Уговорить Игоря оказывается неожиданно легко. Заметив Петю, этот груздь давит усталую улыбку, спрашивает про конспекты и, получив ответ, намеревается свалить в курилку. Петя увязывается следом. Его план прост, как пять копеек, но между тем действенен и всегда актуален. Благодарность за помощь. В их случае — благодарность Грому за лекции до конца семестра для Пети. Отказываться будет неприлично, верно? В крайнем случае, Хазин планирует драматизировать: скажет, что чувствует себя обязанным отплатить. В идеале, отплатить концертом. Типа такой же фанат ищет компанию на вечер и спать с грузом долга на душе не может. Правдоподобно? Правдоподобно. Игорь всё равно его толком не знает. — Чё ломаемся, дядь? Завтра могу не предложить, — усмехается Петя, а сам внутренне дрожит, словно голым на улицу выставили. — Да это как-то… слишком, что ли, я не знаю… — Говорю же, дружбан подогнал, он со своей девушкой в Турцию по горячей путёвке улетает, чего билетам пропадать? — небрежно поясняет Петя, методически затягиваясь. Исподволь смотрит на раздумывающего Грома. Будущий мент, он и в Африке мент. Чует подвох. — Интересная у тебя благодарность за конспекты. — Блять, Игорь, заебал, — Петя впервые обращается к нему по имени и смотрит со всей усталостью мира, — ты фанат? Фанат. Я тоже. В чём проблема сходить по халявным билетам? — Нет проблем, просто я тоже караулил ВИПку, хотел первый раз сходить так, но нигде, зараза, не попадалась, и тут ты мне предлагаешь, — Игорь отправляет бычок в полёт до урны и суёт руки в карманы куртки. От него приятно пахнет неизменным одеколоном, дымом и дождём. Петя глубоко дышит, неосознанно выступая вперёд. Игорь не отстраняется. — Так, Гром, отключить подозрительность. Не вещдоки ищешь, — шутливо велит Петя. Наградой ему служит короткая, но искренняя улыбка. Игорь забирает из замёрзших рук билет, мимолётно погладив пальцы. Настолько мимолётно, что Пете кажется, будто ему показалось. — Встретимся сразу у клуба? Хазин кивает, умалчивая о своих коварных планах после концерта затащить Грома в бар. Он будет расслаблен и взбудоражен любимыми музыкантами, обязательно согласится и, может быть, обозначит, готов ли после всего нырнуть в омут страсти. В любом случае остаётся надеяться, что старания (и бабки) не пройдут даром. В назначенную дату Петя переживает, словно не на концерт собирается, а, как минимум, приносить присягу королеве. Долго вертится перед зеркалом, подбирая уместный прикид; мучается над укладкой вечно растрёпанных в творческом беспорядке волос и, словно кощей, чахнет над цацками, решая, чем дополнить образ. Он честно не помнит, чтобы хоть раз в жизни с подобным усердием собирался на свиданки. Наверное потому, что с другими всё было предначертано заранее — Пете дадут. Будь он в рубашке от Луи Витон, да хоть в картофельном мешке. Пунктуальный Гром подходит к клубу минута в минуту. На удивление, не хмурый, но как всегда серьёзный и собранный. Оглядывается, задирает рукав куртки и смотрит на часы, сверяясь со временем. Снова осматривается, не горя желанием лезть в столпотворение фанатов. Усмехнувшись, Петя мимолётно глядит в салонное зеркало и, придя к выводу, что выглядит он без лишней скромности потрясающе, подмигивает отражению. Выходит из тачки. Он решил, что, перепив, лучше заберёт машину ранним утром, чем будет морозить задницу в ожидании открытия дверей. Пусть ВИПов и пообещали запустить на тридцать минут раньше, но в случае непредвиденных задержек им с Игорем будет, где погреться. — Привет! — Петя подкрадывается со спины и, встав на носки, хлопает по плечам. Гром, не ожидавший подобной коварности, мелко вздрагивает и разворачивается. — Здорова, — протягивает руку, в которой Хазинская тонет, как горошина в пуховом одеяле. У Игоря горячая шершавая ладонь, Петя вцепляется крепко, сжимает и не сразу выпускает. Несвоевременно думает, что эти ручища буквально создавались для того, чтобы мять и раздвигать его небольшие ягодицы, а пальцы… должно быть, для того, чтобы растягивать и трахать. ВИПов приглашают и проводят до мест спустя десять минут. Небольшое пространство с общим столиком и двумя диванчиками рассчитано на четырёх человек, но, судя по всему, их соседи не шибко торопятся на концерт. Петя и Игорь разваливаются в одиночестве и заказывают по коктейлю. Хазин выбирает странную тёмно-зелёную смесь с абсентом, имеющую не менее странное название «Топи», и вздёргивает бровь, когда его спутник останавливается на классическом безалкогольном мохито. Видать, Игорь не большой любитель экспериментов. — Не скучно тебе будет с этим лимонадом? — Нет, — заявляет, как отрезал, — я не пью. — Вообще? Почему? — поражённо спрашивает Петя, переживая, как бы его план с баром не ушёл в молоко. — Не люблю терять контроль над ситуацией. Сознание всегда должно оставаться ясным. Петя поджимает губы, стараясь не слишком открыто демонстрировать проскользнувшее разочарование. Он не надеялся, что будет легко и Гром сходу раздвинет ноги, но без алкоголя Пете сложновато на полную катушку врубить очарование и заинтересовать другого человека. Не бухать же волком-одиночкой! Он придерживается мнения, что ничем достойным, кроме смазливой мордашки и чувства юмора, его сука-жизнь не одарила, а значит, задача понравиться Игорю по-прежнему остаётся пиздец тяжело выполнимой. Оказалось бы очень хорошо, если бы Гром его банально хотел, но пока что Петя не чувствует на себе желания от слова совсем. Блять, не приведи бог они с Костяном ошиблись и не стоило даже продолжать пытаться. — Какие песни тебе нравятся? Без запинки Петя перечисляет несколько треков из последнего альбома. Он не верил, что Гром реально спросит, но всё равно на всякий случай подготовился и прослушал несколько композиций, чтобы в общем и целом уловить репертуар группы. Очень удивился, когда осознал оппозиционный подтекст. У будущего мента Грома, оказывается, душа болит за коррупционную Россию. Петя подозревает, что если Игорь подробно узнает о спорной (мягко говоря) репутации Хазина-старшего, то Петя не удостоится даже его взгляда. — Ты как будто только последний альбом слушал, — попивая мохито, в лоб заявляет Игорь, — больше никакие, что ли, не любишь? — Люблю! Просто в последнем у них самые крутые, — если бы Петя играл главную роль в дешёвой комедии, она бы непременно носила название «Рассказы бывалого пиздабола». К огромному облегчению, Игорь лишь улыбается уголками губ и переключается на следующую тему: — Клёво, что они не боятся петь о проблемах нашей страны. Не у всех яиц хватает. Жаль только, что полицейские у них сволочи последние, как будто нет хороших и честных. — А они есть? — сардонически ухмыляется Петя, волей-неволей вспоминая о главном «примере для подражания» в своей жизни. Юрий Хазин говорит, что быть сволочью — нормально, что он не знает ни одного добропорядочного человека при власти. — Есть! — Игорь вздёргивает подбородок. — Мой отец и его лучший друг – Прокопенко Фёдор Иванович. — Не слышал о таких, — Петя неплохо осведомлён о подноготной московской полиции. — Мы из Питера. Отца временно перевели, дали служебную хату лет на пять. Я должен был дома поступать, но решил держаться поближе к нему. Опешивший от количества новой информации, Петя утыкается в коктейль, осмысливая услышанное. Сегодня он узнал о Громе даже больше, чем планировал. Намного больше. — И как тебе Москва? — Плохо, — отчеканивает Игорь, — здесь все помешаны на бабках. Из одногруппников только Димка и Сашка адекватные, остальное большинство думает, что брать взятки и пользоваться служебным положением – нормально. Типа по-другому на зарплату не выживешь. — А что такого? — искреннее недоумение вырывается раньше, чем Петя успевает прогнать слова через фильтр в мозгу. Он закусывает внутреннюю сторону щеки, ощущая на себе тяжёлый неприятный взгляд. Игорь сжимает кулаки: — Ты такой же, как они. Не веришь, что можно работать честно и на совесть. Почему вы все так думаете? — едва не рычит, сверкая похолодевшими яркими глазами. Одной фразой прохерив всё, что только можно и нельзя, Петя откидывается на спинку дивана, забрасывает ногу на ногу и невероятно утомлённо смотрит глаза в глаза. Одним махом приканчивает коктейль, как будто стопку водки, и облизывает губы. Если Игорю хочется знать, он расскажет. Переступит через себя и надежду нравиться, и расскажет. — Кто бы только знал, Гром, что ты у нас такой романтик, — невесело смеётся Петя, жалея, что не может закурить, — уверен, что отец тебе всё-всё рассказал? Мой, знаешь, тоже не последний человек, и он говорил, что хер бы дальше лейтенанта дослужился, строй из себя паиньку-лапушку. В полиции либо сволочью последней надо быть, либо меж булок язык по самый желудок совать. Вашей семейке, видать, нравится второй вариант. Петю заносит беспощадно, кончено и без тормозов, но затыкаться вовремя он сроду не умеет. Хочется стащить с Грома розовые очки, погнуть оправу и разбить стёкла. Чтобы понял — в органах либо вертишь ты, либо вертят тебя. Отец всегда так говорил, объясняя двенадцатилетнему Пете, почему в школе не стыдно подставлять одноклассников и оставаться на хорошем счету у учителей. Главное, проворачивать аккуратно и без лишних подозрений. Его растили мразью, но благодаря этому Петя реально смотрит на вещи и знает, как жить эту жизнь и не остаться у обочины, глотая пыль. Гром на его слова сжимает челюсти и тоже облокачивается на спинку дивана. Пытается, небось, не прописать Пете здесь и сейчас. Держит себя в руках, заглушая злость прерывистым дыханием и методичным постукиванием по колену. Думает, наверное, какая редкостная тварь попалась. Пете почти не стыдно. Он и так знает, что мало походит на хорошего честного человека, но такие, как правило, потом остаются ни с чем и кусают локти, ненавидя свою совесть. Петя хочет жить на полную катушку и больше никогда не брать бабки отца. Ради этого он пойдёт на жертвы и дослужится до любых высот. — Ты неправ, — наконец выносит вердикт Игорь. Теперь он смотрит с отпечатком унизительной жалости. — Вот и узнаем через несколько годков, кто из нас чего добьётся, — остро улыбается Петя. У Грома-старшего наверняка есть связи в полиции, но честный Игорь вряд ли согласится ими пользоваться. В отличие от Пети. Его даже спрашивать не будут. Отец в начале учёбы сразу обозначил, что присунет сыночка в московский наркоотдел. Там как раз к Петиному выпуску освободится вакантное местечко. — Мне жаль, что тебя таким сделали, — Игорь наклоняется, упирается локтями в стеклянную поверхность стола и смотрит прямо, глазами привязывает к себе, — я хочу, чтобы ты изменил своё мнение. — Дядь, ты охуел? Не много на себя берёшь? — Достаточно, но трудности меня не пугают, — Игорь скупо усмехается, нажимая на кнопку вызова. Петя молчит. Они ждут официанта, чтобы заказать второе мохито и секс на пляже. Молчит, пока бармен за стойкой делает коктейли, а группа приветствует зрителей и готовится к выступлению. Раздаются первые удары, барабанщик немилостиво молотит по котлам. Гром к сцене не поворачивается, продолжая изучать Петю с головы до ног. — Зачем тебе пытаться изменить меня? — Я не прощу себя, если не смогу помешать рождению очередной мрази, которая будет сажать невиновных и печься только о своей заднице. Петя отворачивается, в защитном жесте складывая руки на груди. Да уж, Гром правдоподобно описал его будущее, не вякнуть даже. Так, скорее всего, и произойдёт лет через шесть-восемь. Вся жизнь Петра Хазина с восьмого класса разложена, как по нотам. В ней нет места честности, доблестной службе и верности присяге. Как бы сильно Игорю Грому из Санкт-Петербурга ни хотелось обратного. Концерт набирает обороты, постепенно оба оттаивают и покачивают головами в такт музыке. Игорь энергично притоптывает, на губах у него играет лёгкая довольная улыбка, словно и не было тяжёлого для них обоих диалога. На припевах он приглушённо подпевает вместе с солистом и оголтелой толпой. Петя плохо разбирает слова, но мотив цепляет, поэтому он решает, что дома попытается проникнуться нормально, а не как первый раз было — торопливо и между делом. Теперь Порнофильмы плотно ассоциируются с Игорем и странными разговорами в полупустой ложе. Как удачно или нет не пришли их соседи. — Слушай, может, спустимся вниз? — ни с того ни с сего предлагает Игорь. — Хочешь погреметь вместе со всеми? — Петя допивает коктейль. Ему не прельщает скакать среди потных рокерских тел, но и оставаться в одиночестве на концерте – полный отстой. В итоге идёт на попятную. Внизу ожидаемо творится лютое безумие. Пете жарко до взмокшей спины, его со всех сторон подпирают влажные высоченные телеса, а в рот и нос лезут концы длинных волос какого-то бухого байкера. И чего, спрашивается, Грому в ВИПке не сиделось? Игорь, к слову, отрывается как в последний раз: горланит песни, трясёт башкой и выглядит (не)прилично счастливым. Петя, так и быть, сменяет гнев на милость. Безумно занимательно видеть в Игоре не хмурое каменное изваяние, а обычного сумасшедшего фаната. Они как будто становятся ближе. Когда в процессе бесовской пляски Петю толкают в бок и отбрасывают в сторону, Игорь вдруг оттесняет соседей широкими плечами и встаёт у него за спиной. Прижимается вплотную, образуя крохотное свободное пространство. Петя оборачивается, посылая благодарную улыбку. Так спокойней, да и жар Игоря ощущается намного приятней, чем чужие интенсивные притирания. Он приподнимается на носках, пытаясь немножко рассмотреть сцену, но предсказуемо ничегошеньки не видит. Аудитория тут, конечно, как на подбор: все от метр восьмидесяти, крепкие, широкие. Брутальные мужики за тридцать мешаются с парнями и девушками, увешанными рокерской бижутерией. Игорь в чёрной футболке и стильной дырявой рубашке вписывается идеально, а вот Петя не очень. Он даже краешек площадки не видит. — Сядешь мне на плечи? — орёт в ухо Игорь. Ехидно поглядывает, дразнится, типа Хазин зассыт и не согласится. Не на того нарвался. Петя ему заодно и на лицо бы сел. — Не боишься в нос получить? Так только с девушками делают, — ехидничает он. — Не-а, не боюсь! — Игорь похуистично расчищает пространство локтями и опускается на корточки. Раньше Пете не доводилось зависать ни на чьих плечах, воспоминаний с детства тоже не осталось (скорее всего, их и не было). Он аккуратно перекидывает ногу, садится и обнимает за крепкую шею. Невольно вскрикивает, когда Гром обхватывает за лодыжки, придерживая, и уверенно поднимается в полный рост. На незнакомой высоте у Пети перехватывает дыхание и немного теряется координация, хочется заверещать от восторга. Он прекрасно видит сцену и отплясывающую группу, горланящую последние в сегодняшней программе песни. Петя выпутывает пальцы из коротких колючих волос и достаёт телефон. Надо хоть немножко записать для Игоря, а то такой обзор даже с ложи не открывается! Он резко понимает, что многое потерял, когда всю жизнь отдавал предпочтение исключительно иностранным исполнителям. Улыбаясь, Петя настраивает фокус и подпевает. «Доброе сердце». Эту песню он слушал, жаль, содержание к нему совершенно не относится. «Нетрудно лаять и кусать в ответ Сложней прожить и не утратить свет» Точно, но у Игоря должно получиться. Почему-то, увидев его заполненные принципиальностью голубые глаза, Петя почти уверен, а потому немного завидует. У него самого нет ни внутреннего света, ни доброго сердца, ни щемящей надежды. Ничего хорошего в нём нет. Прямо как в отце. Игорю он не пара. Игорю нужен тот, с кем можно стать созвучным в доброте, или как там поётся… Петя уже не помнит. Он вздрагивает от неожиданности. На последней композиции про звёздочку Грому в голову бьёт безалкогольный мохито — он задирает зауженные джинсы и касается лодыжек горячими шершавыми пальцами, аккуратно поглаживая тонкие косточки. Пете моментально кажется, что вся его восприимчивость собирается в ногах, а стопы вдруг становятся новой эрогенной зоной. Подобной чувствительности на невинные касания он от себя не ожидал. Игорь склоняется, будто хочет коснуться ноги губами, дышит опаляюще, прожигая через джинсу до мышц и костей. Порозовевший Петя смущённо ёрзает на плечах, пытаясь найти ответ на главный вопрос: в какой момент жизни в Громе проснулось неподдельное желание не к самому Хазину, а к его, сука блять, ногам? Из образовавшейся давки, крепко сцапав за запястье, Петю вытаскивает Игорь. Вообще, сиди на ложе, ушли бы заранее, но сейчас они простые люди, а потому по-простому толкаются со всеми, пытаясь добраться до верхней одежды. Пете отдавливают ногу, а Игорю заряжают в живот. Страшно представить, сколькими синяками они обзавелись за этот вечер. Но это того стоило. Однозначно. На свежем воздухе Петя переводит дыхание и прислушивается к своим ощущениям. С двух коктейлей он предсказуемо толком не опьянел, а значит, более чем способен сесть за руль. Осталось только понять, хочется Грому домой или на продолжение банкета. После посиделок на плечах Петя ни в чём не уверен и ждёт всякого подвоха, вплоть до предложения спонтанного секса. В глубине души он до сих пор надеется, что одна ночь в положении сверху вернёт мозги на место и позволит выкинуть Игоря Грома из головы и жизни. — Ну, есть идеи? — спрашивает Игорь. Петя пожимает плечами: — Погнали в калик? — язвительно добавляет: — Если, конечно, у тебя с этим не такие же отношения, как с алкашкой. — Нормально у меня всё, — Гром на провокацию не ведётся. Добираться приходится на такси. По-нормальному, на тачке, Игорь не соглашается, упираясь, что есть силы: «Ты чё, охуел бухим за руль?» «Ссыкло, ничего не будет, я трезвый как стёклышко» «А если стопанут?» «И? Если бы ты знал, как мне похер, ты бы…» «А мне похер на твоего батю, понял? Таксу вызывай, золотой мальчик». — Расскажи про своего отца, — выдохнув пар, неожиданно для самого себя просит Петя. Слова обратно не забирает, тему не переводит. Наверное потому, что искренне интересно узнать о человеке, вырастившем Игоря таким, какой он есть сейчас. — Зачем тебе? — Хочется. Жалко тебе? — Не надо, я же не пчёлка, — не меняясь в лице, отбивает удар Игорь. До Хазина шутка доходит с опозданием, зато когда доходит, он искренне смеётся, кашляя паром. Гром тоже улыбается, и глаза такие… странные-странные, будто тёплые. — Значит, не расскажешь? — щурится Петя, пододвигая коктейль. Игорь посмотрел очень осуждающе, когда он решил не ограничиваться кальяном и сделал заказ по пятничной акции: три напитка по цене двух. Сочетание дыма с холодком и пина колады рвёт башню. Сейчас Пете очень хорошо. — Чего это? Что-то да расскажу. Батя у Игоря, конечно, обалденный! Петя слушает внимательно, челюсть едва успевает подбирать, когда Игорь красочно рассказывает, как Гром-старший в девяностые крутился, умудряясь оставаться добропорядочным милиционером («Милиционером, не ментом, Петь»). Никого не подставлял, в сфабрикованных делах не марался, сам пробивался, задания пиздецовые брал, лишь бы на плаву оставаться и жену содержать (Игоря в планах тогда не было). Удивительно, как только не откинулся в какой-нибудь лютой перестрелке с мафией? Почему не прирезали в подворотне за излишнюю преданность закону? Игорь говорит эмоционально, много жестикулирует, а глаза горят, как два заледеневших озерца. Отец для него — главный кумир и пример для подражания. Идеал полицейского в сегодняшних реалиях. Петя невольно проводит параллель со своим. Хазин-старший о героических случаях на работе, способных посоревноваться с киношными сюжетами, никогда не рассказывал. Только смутные жестокие наставления давал, типа шагай по головам, на прошлое не осматривайся, думай о себе и семье, остальные — мусор, пешки в игре. Говорил, как важно финансовое благополучие, что на службе настоящих друзей не бывает — только неприятели, за спиной и в глаза ждущие твоей ошибки, чтобы нанести удар. — Охуеть, и чё, накрыли? — с волнением спрашивает Петя, вцепившись в бокал. Кальян они давно скурили, теперь только пили: Игорь целый графин с безалкогольным мохито взял. Петя, размеренно пьянея, умилился его любви к мяте. Он-то успешно повторил заказ и, полностью погрузившись в милицейские будни девяностых, чувствовал себя расчудесно. — Спрашиваешь! Там, прикинь, целая лаборатория оказалась. Наркоши крокодил гнали. Один мужик вообще полуразложился на диване, ему дружбаны в ноги кололи. Они почти отсохли. — Фу, мерзость какая, — кривится Петя, живо представляя описанную картину. — Наркоманы, — разводит руками Гром, — один раз попробовал и всё, считай, жизнь под откос пустил. Хазин опускает голову, задумывается и, мысленно поспорив сам с собой, решает признаться. У него и без наркотиков в восемнадцать жизнь «под откос»: — Я тоже пару раз торчал, — от Игоря скрывать не хочется. Пусть знает побольше, а потом уже «менять» пытается. Тем более идея казаться лучше, чем есть на самом деле, потеряла смысл, когда Петя искренне подивился размышлениям о честных неподкупных стражах порядка. — Ты… как? Зачем?! — В семнадцать мутил с таким же двадцатипятилетним мажориком, он плотно употреблял и мне предлагал, а я… не всегда отказывался, — на Игоря не смотрит, опасаясь не увидеть ничего, кроме тотального разочарования. Вот заодно и проверит, как он относится к связи между мужиками и их членами. — Ничтожество, — отчеканивает Гром. Петя вжимает голову в плечи. Да, он такой. — Сам дохнет и малолетку подсадил! Сука! — Не надо, Гром. — Вы до сих пор типа вместе? Чем хоть ебашитесь? Презрение в хриплом красивом голосе добивает Петю окончательно. От количества выпитого ему и так не очень хорошо, а когда Гром ненавидит — и подавно. Блять, в какой момент они переключились с темы его клёвого отца на Петины унылые перспективы торчка? — Давно не вместе. Он под арестом за закладки, — прохладно докладывает Хазин. — Ебашились коксом. И мне, если хочешь знать, очень нравилось. Особенно сексом заниматься. Думаю повторить. Игорь дышит тяжело, будто пробежал километровку, и откидывает голову, упираясь нечитаемым взглядом в потолок. Молчит громко и напряжённо. Думает о чём-то, взвешивает. Вот и всё. Финита ля комедия. Пусть Петя его не трахнул, зато отвадил от своей персоны окончательно и бесповоротно. Так ему и надо. Игорь Гром — охуенный не только внешне, но и внутренне. От него больно получать осуждение и, наверняка, ещё больнее — разочарование. Петя не хочет, ему такого от родителей с лихвой хватает. — Его ведь неспроста засадить хотят. Зачем богатенькому мальчику работать курой? Отец прознал про вас? Догадывается всё-таки. Понимает, как оно работает. Умная сволочь. Петя не удивлён. — Прознал. Нам порошок какой-то странный попался. Размотало… пиздец, короче. Чё-то в голову ёбнуло, поехали в три ночи, обдолбанные, по Москве. Ограничения по скорости, светофоры… естественно, нахуй. Как не сбили никого – непонятно. ДПС стопанула, отец тогда еле замял всё, — Петя хмурится и перебирает пальцы. Воспоминания о той ночи даются тяжело. — Сам представь: твоего семнадцатилетнего пиздюка под наркотой ловят с каким-то мужиком. Я ещё орал, типа оставьте моего ёбыря в покое. Отец знатно охерел. Первый раз руку поднял. Я потом еле выбил право жить отдельно, а не с ними. Пообещал за это быть мальчиком-зайчиком, хорошо учиться и не позориться. А Влад… а похер на Влада. Его родители в Европе работают и нихера в Москве сделать не могут. Отец захотел его засадить — он засадит. Закончив на выдохе, Петя устало трёт глаза и сглатывает вязкую слюну. В планы не входило настолько разоткровенничаться, но сука… ситуация располагала, да и ничего уже не попишешь. Что сказано, то сказано. Сейчас он просто вызовет такси, дома проблюётся и завалится спать, а наутро будет мучиться от похмелья, стыда и боли в районе сердца. Хотя последнее вроде уже… Вот по что он у себя такой пиздабол? Лучше бы к мозгоправу сходил и там душу излил, ей-богу. — Я хочу домой, — не дожидаясь ответа, Петя торопливо вызывает машину. Игорь репейником цепляется с ним, беспрекословно заявив, что проконтролирует путь до дома. Петя противится, нервничает, психует даже и срывается, выплёскивая скопившееся за вечер напряжение, но Грома не переубедить — поеду провожать и всё тут, отъебись, Хазин. В машине Петю укачивает, тошнота горьким комком подкатывает к горлу. Верный признак — перепил и перекурил, утром будет даже херовей, чем думал. Горло наверняка от калика заболит. Ладно. Пофиг. Не впервой. На повороте сонного Петю клонит в бок. Он упускает момент, когда Игорь привлекает его к себе и аккуратно укладывает на плечо. Петя закрывает глаза, причмокивает и ёрзает лицом по шуршащей ткани куртки, устраиваясь с комфортом. Игорь бормочет водителю про перепившего друга, приобнимает за плечи и укладывается щекой на его голову, носом утыкаясь в волосы на макушке. Они дремлют вплоть до въезда в жилой комплекс и оклика таксиста. На автопилоте вываливаются из машины. Игорь очухивается первым. С интересом разглядывает своды многоэтажек и комфортабельную спортивную площадку с тренажёрами. — Ну, показывай, куда идти. — Прям до хаты проводишь? — Петя делает шаг и, споткнувшись о собственную ногу, едва не падает на колени. Почему-то вместо того, чтобы протрезветь, он только сильнее окосел. — Прям до хаты, мало ли чего с таким бедовым приключится, — Игорь берёт его под локоть, удерживая в вертикальном положении и помогая ориентироваться в пространстве. В молчании отыскивают нужный подъезд, заходят в дом и едут в лифте до двенадцатого этажа. Петя на надёжной крепкой руке повисает тряпичной куклой, цепляется пальцами и не отпускает. Спасибо, хотя бы тошнить перестаёт, только спать очень хочется. Он широко зевает и потирает слезящиеся глаза. Краем уха улавливает, как сверху приглушённо угорают. Недовольно пихается в бок, мол, заткнись, и смотрит на Игоря в расфокусе. Тот ухмыляется и щёлкает по носу. Ему-то легко, он-то трезвый. Забрав ключи, Гром самостоятельно открывает дверь, затаскивает Петю в квартиру и помогает избавиться от верхней одежды. Не так Хазин представлял обстоятельства, при которых Игорь будет его раздевать, далеко не так… — Эй, Петь. Усевшись на диван, Петя поднимает тяжёлую голову, которую безнадёжно подпирал, и выжидающе смотрит в ответ. — Хочу сказать, что всё было клёво. Спасибо. И кстати, я не забираю свои слова назад, — придерживая за плечи, он наклоняется и на доли мгновения прижимается к его губам. Мажет поцелуем до обидного быстро и непонятно. Петя прийти в себя не успевает, не говоря уже о том, чтобы нормально ответить и углубить. Только глаза закрывает и стонет еле слышно от неожиданности. Хочет податься за ускользающим теплом и нежностью, но Игорь уже отстраняется и делает шаг назад, напоследок погладив по голове. Петя тщетно пытается заглушить раздосадованный вздох. Кроме колючей щетины и горячего дыхания он ничего толком не осознал, и это самое досадное. — Сам справишься? — уже в коридоре спрашивает Гром, натягивая куртку. Дожидается утвердительного ответа, набрасывает на голову капюшон и ускользает в свете этажа. Петя щёлкает замком, хлопает себя по щекам, немного приходя в сознание, и молча уходит в ванную комнату, где суёт голову под ледяную струю. Очень хочется драматично сползти по стеночке, закрыть лицо руками и от души заорать, чтобы Игорь даже в лифте услышал и понял — надо вернуться.***
За следующий месяц Петя Хазин переживает, как минимум, два нервных срыва: Игоря Грома, первый раз пригласившего их с Костей составить компанию в столовой, и сообщение о том, что стал папой. За столом, само собой, сидит птенчик (ой, в смысле, Дима Дубин). Черкает что-то в своём скетчбуке, на подошедших смотрит заинтересованно, улыбается и кивает на свободные стулья. У Пети сердце как бешеное колотится, когда Игорь устраивается по правую руку, ведёт себя как обычно — хмуро и отстранённо — и не подаёт ровным счётом никаких признаков того, что между ними, вообще-то, происходит нечто непонятное. Будто и не он тащил Петю до дома, раздевал и целовал, будто не он хотел кого-то там менять. Хазин уже на следующее утро осознаёт — работает, блять, обещание. Он реально загоняется после рассказов о Громовском бате и задаётся вопросом, а сможет ли жить так, как планировал? Словно глаза открываются, какой паскудой предстоит стать. Петя внезапно понимает, и это понимание пугает до жути. Ломать жизни не хочется, но отец говорил, что либо он, либо его. Петя не уверен, как лучше. Одно развлекает: Цветков, оказавшись в непривычной близости к дорогому Дубину, забывает, как складывать буквы в слова, а слова в предложения, поэтому до конца обеденного перерыва сидит ни живой ни мёртвый. Дима, небось, думает — ну, умственно-отсталый. Сначала пытается нормально заговорить, но первый раз Костя давится чаем, что тот идёт носом, а во второй ляпает несусветную чушь, от которой даже Игорь удивлённо вздёргивает бровь и смотрит как на ненормального. Так и начинают регулярно обедать вместе. Только в пятницу не получается: у первокурсников в расписании стоит всего две пары. День без компании Грома Петя пережить способен, но не больше! Вторым потрясением становится сообщение с пробирающим до костей содержанием: «Ты станешь папой!!!». Петю в эту же секунду бросает сначала в жар, потом в холод. Перспектива возможного отцовства окончательно выбивает почву из-под ног. Номер незнакомый, но это не мешает восстановить всю хронологию интимной жизни за последние несколько месяцев. Подозрения падают на девятнадцатилетнюю девчулю из клуба. Дело было в конце августа и Хазин точно помнит — они предохранялись. По-другому и быть не может, он же не долбаёб. Хотя теперь… кто знает. Петя резко перестаёт быть уверенным во всём на свете, а в своей адекватности и подавно. Не откладывая пиздец в долгий ящик, Петя перезванивает. Трубку берут сразу. Резко уверовав в божественную помощь, Петя сходу спрашивает самое главное и сходу получает неутешительный ответ: — Да-да, в клубе. Я Нина, помнишь? Мы потом к тебе поехали, — взволновано щебечет девушка. — Пиздец, — лаконично выражается Петя. У него остаётся всего один вопрос: — А ещё позже ты сказать не могла? — В смысле, позже? Мы месяц назад потрахались! — В смысле, месяц? — Октябрь. Питер. Фейм, — отчеканивает Нина. — Погоди-погоди, я в Питере с весны не был! Повисает молчание, нарушаемое лишь шипением телефонной линии. — Андрей? — Почти. Только Пётр. — Какой, к чёрту, Пётр?! — вскрикивает собеседница. — Первый, блять! — он бросает трубку. Сложно придумать более нелепую ситуацию. Пете весело так же сильно, как десять минут назад было страшно. Он выходит на балкон и, нервно посмеиваясь, выкуривает сразу три, пока не становится дурно. Незнакомой Нине он искренне сочувствует: видать, на пьяную голову неверно вбила номер, бедняжка. Теперь либо аборт, либо воспитывать в одиночестве, никогда так и не увидев незадачливого отца. О том, что с ним приключилось, Петя рассказывает на следующий день. Цветков ржёт оглушительно, столовые приборы жалобно позвякивают. Дима смеётся искренне, но куда скромнее — прикрывшись ладонью. Игорь поначалу не вдупляет, сидит со сложным лицом, осмысляя, и только потом широко улыбается, хлопает по плечу тяжеленной ладонью и веселится со всеми, подкалывая Петю, как умеет. Сам Хазин шутливо фыркает, закатывает глаза и демонстрирует всем средний палец. Его пронесло, понятно? Про-не-сло. Так что никаких детишек. По крайней мере, в восемнадцать. Отца бы точно удар хватил от перспективы стать дедом. Вообще, всё неплохо. Особенно, когда Игорь покупает два стаканчика кофе и они, болтая, прогуливаются по парку, неподалёку от универа. Им всегда есть, что обсудить, поэтому Петя не скучает. Ему нравится слушать размышления Игоря о долге полицейского, путях добычи сведений (не всегда по уставу, кстати) и том, как не погрязнуть во тьме беззакония. Со временем и со многим Петя соглашается. А когда червячок сомнений грызёт изнутри и ехидно смеётся, типа прогнулся, Хазин шлёт его нахер. Мнение Игоря нравится намного больше, чем установки отца, поэтому Петя искренне старается понять, разделить и поддержать. Пусть пока только мысленно. Да, всё неплохо. До того момента, пока на учёбу не возвращается Саша Филипенко — третьекурсница и, как выяснилось, близкая подруга Игоря с Димой. Почему она и дальше не могла прозябать на больничном, Петя не понимает. Саша бесит до сжатых кулаков и зубного скрежета. Она мелкая, приставучая, импульсивная и влюблённая в Грома. В последнем пункте, очевидно, и кроется главная проблема. Петя на говно исходит, когда из другого конца коридора видит её, повисшую на Громовой шее. У Саши выжженные краской розовые волосы, серёжки с щупальцами, сладкие цветочные духи и вечная полуулыбка-полуусмешка. Ехидная хохотушка-пацанка. Вот она кто. Бесит! Больше — разве что наставническое отношение Грома. Будто и не он на год младше. Пете безумно хочется предъявить свои права на Игоря, наглядно показать, что не надо к нему лезть, не надо трогать. Понимает — нельзя, не может, не имеет права. Они не пара и, наверное, даже не друзья. Просто обедают вместе и периодически гуляют. С того злополучного вечера Игорь его больше не целует и не намекает, что хочется. А Петя… Петя ждёт, вдруг всё произойдёт само собой. Дождался. Скоро у Игоря появится девушка, а он благополучно останется у разбитого корыта и с таким же разбитым сердцем. Нашёл, блять, в кого влюбиться первый раз в жизни! Повезло, так повезло. Филипенко перехватывает, когда Петя в одиночестве возвращается с курилки: Цветков упорхнул с Дубиным, будто библиотека ему в самом деле интересна, а Игорь… фиг знает, на самом деле. Петя его со вчерашнего дня не видел. Они с Сашей нелепо замирают друг напротив друга. Вроде и знакомы, а вроде и не говорили толком никогда. Петя хмурится, задерживаясь взглядом на её заплетённых кислотно-розовых волосах. Неужели Грому такое нравится? Может, и ему зелёный ебануть? — Короче, тут такая тема, — звонко начинает Филипенко, игнорируя возникший дискомфорт, — ты же знаешь, что скоро новогодний бал? — Впервые слышу, — Петю мало волнуют университетские развлечения. — Реально? Это такие праздничные танцульки. К ним заранее готовятся, там репетиции, всё такое, — она абстрактно взмахивает рукой. — Я это к чему. Не хочешь принять участие? Ты понравился моей подруге, а у неё как раз нет партнёра. Прямолинейно, как и всегда. Петя складывает руки на груди. Он без понятия, в какой момент успел кому-то там понравиться. Сейчас волнует другое: — Ты тоже пойдёшь? — Конечно. Репетиции звучат так себе, понимаю, но на самом деле это весело! — С Громом? — Еле уговорила его! В том году не получилось, может, хоть в этом… — она игриво закусывает нижнюю губу. Петя сразу улавливает подтекст. Ему не нравится. Настолько сильно, что Игорю врезать хочется, чтобы не смотрел на всяких неформалок гиперактивных. Чтобы только на Петю смотрел и с ним танцевал. Хоть на новогоднем балу, хоть в пустой комнате с перегоревшей лампочкой. — Ну, что думаешь? Пойдёшь? Я вас познакомлю. — Не пойду, — Петя напускает всё высокомерие, на которое способен: — и тебе не советую. — Это почему, интересно? — искренне недоумевает Саша. — У нас девчонки симпатичные учатся, и ты такая, — Петя язвительно улыбается, — доска – два соска. Ещё и одеваешься… очень не очень. Как пугало. Страшно представить, что на балу будет. Филипенко не орёт, не хлопает ресницами и не начинает плакать, размазывая сдержанно нанесённую тушь. Смотрит исподлобья, поднимает руку и, хорошенько замахнувшись, отвешивает затрещину. Не девчачью пощёчину. Затрещину. Хлопок стоит на весь этаж. Петю аж отбрасывает, приходится плечом об стену долбануться. Рука у Саши, что надо — тяжёлая, прям как у мужика. Одно, что ладошка небольшая. Петя смотрит нечитаемым взглядом, горящей щеки принципиально не касается. — Бесись сколько хочешь, это не отменяет того факта, что ты некрасивая и… — Петя облизывает пересохшие губы, — и Грому не подходишь. — Идиот. И в душе у тебя всё прогнило! — прежде чем отвернуться и скрыться на лестнице, уязвленно сплёвывает Саша. Петя возвращается в курилку. Мёрзнет и травится никотином с приумноженным усердием. Холод остужает голову и успокаивает след от удара. Под унылые завывания ветра и шоколад хорошо раздумывается, чего он наболтал и как жить дальше. Ещё летом Петю бы мало волновало произошедшее: подумаешь, оскорбил девчонку. Теперь всё изменилось. У него есть подобие товарищей и влюблённость в Грома, чью хорошую подругу он окрестил уродиной. Безусловно, Петя придерживается кардинально противоположной позиции. Саша — хорошенькая, со своей изюминкой, как булочка. У неё миловидное игривое личико, забавные толстовки и украшения, всегда сочетавшиеся между собой. Энергичная смешливая девчонка, как бы сильно Пете ни хотелось обратного, идеально подходит нерасторопному громиле Игорю. О такой хочется заботиться, такую хочется защищать. Интересно, настучит? Огорчённый очередным осознанием собственного уродства (правильно она про сгнившую душу сказала), Петя докуривает и возвращается на пару. Опаздывает безбожно, выслушивает недовольства препода и, кое-как дождавшись окончания учебного дня, вылетает на улицу. Торопится скорее уехать домой, чтобы занять себя делами и отвлечься от мыслей, что надо бы, по-хорошему, извиниться. Петя уже забыл, когда последний раз просил прощение и признавался, что был неправ. Открыв машину, он замирает одной ногой в салоне. На горизонте объявляется Игорь. Останавливается, осматривает парковку и, заприметив белую иномарку, решительно двигается навстречу. Одолеваемый дурным предчувствием, Петя с неохотой вылезает и пищит сигнализацией. — Хазин, что за херня? Что тебе Сашка сделала? — наезжает без предисловий Игорь. Настучала-таки. — Ты не охренел, Гром? Я уже право на мнение не имею? — бодается Петя. — Это не мнение! Ты оскорбил её! — он наступает, вжимая поясницей в капот. Петя упирается ладонями в холодный металл и вздёргивает подбородок, выражение лица сохраняет воинствующее и решительное. А нечего было целоваться лезть! Там, может, Петя и оставил бы всё, как есть, и не грубил никому, и не ревновал, и не страдал. — Уймись, а, сам такую выбрал. — Это какую, интересно? — с деланным интересом вопрошает Игорь. — Умную, весёлую и милую? — Страшную, болтливую и плоскую в добавок ко всему, — живо подхватывает Петя. Понимает, какую херню несёт, но блять… задевает, что Гром выбрал не его. Каждый раз словно ножом по сердцу. Игорь наклоняется близко, смотрит со злым прищуром и властно отчеканивает: — Машину. Открыл. Быстро. — Нахуя? — Петя невольно вжимает голову в плечи. Игорь сейчас, прямо как отец, давит и подчиняет. Языкастый Петя теряется и слушается, не в силах противостоять с детства знакомому давлению. Как псина зашуганная. Гром хватает за плечо, неласково дёргает на себя и, запустив руку в карман, достаёт ключ. Открыв автомобиль, вталкивает Петю в салон на заднее сидение, обходит по дуге и усаживается рядом. Здесь не намного теплее, чем на улице, печку-то никто не включал. От замкнутого пространства и чужой близости Петю мутит. Зато ему не врезали. Громовский кулак — не Сашина ладошка. Пол-лица запросто сомнёт. — Начнём с начала. Что тебе сделала Саша? Для чего надо было над ней смеяться? — Над ней жизнь посмеялась, — отвернувшись, защищается Петя. — Хазин, твою мать, тебе бы пустырника попить, совсем озверел, — Игорь качает головой. Злость в нём резко сходит на нет, как ветром сдувает. — Петь, я тебя очень прошу, давай нормально поговорим, ну? Чего ты на Сашку взъелся? Петя мысленно считает до десяти, пытается успокоиться, вернуть самообладание и не пороть горячку. Не сраться с Игорем окончательно. — Как ты меня затрахал со своей Сашкой, честное слово, — злобно смотрит из-под чёлки, — почему она, можешь ответить? — В каком плане? Почему я с ней дружу? Или почему ты навыдумывал чёрт знает чего? — Навыдумывал? Навыдумывал?! — Петю от ярости натурально колотит. Бешено сверкая глазами, он оборачивается и вцепляется замёрзшими пальцами в сидение, лишь бы ненароком не накинуться на спокойного как удав Грома. — Да она на тебе виснет постоянно! Прижимается! За руку берёт! И на балу вы вместе танцуете! Заебись у меня фантазия, да? Игорь на вспышку праведного гнева реагирует достойно. Улыбается даже, снимает шапку и, положив её на колени, спрашивает с искренним интересом: — Петь, у людей для чего язык существует? — пододвигается и дружелюбно накрывает его руку своей, согревая ледяные пальцы: — Ты мог спросить, что я об этом думаю. — А то не ясно! Чё тебе против быть? — Я и не против. Глаза разуй, Сашка с каждым встречным-поперечным обжимается. Если для тебя обнять значит чуть ли не в любви признаться, то для неё это обычное дело. Тактильный человек, — Гром громко щёлкает пальцами перед его носом, — слышал про такое? Ты хоть на кого-то помимо меня смотришь? Петя подвисает. Сам он тактильным не является от слова совсем. Трахаться и то предпочитает без лишнего слюнообмена, а обнять… с подросткового возраста Петя никого толком не обнимал. Да и его тоже. Только мама иногда за плечи к себе притягивала, но назвать это полноценными объятиями язык не поворачивается. Петя не привык обхватывать другого человека руками и прижиматься к нему всем телом, не привык, что его прижимают к себе. — Саша в меня не влюблена, как и я в неё, — обьясняет Игорь. — А бал… да я как-то сам сморозил, что танцевать люблю, вот она и вцепилась. В том году кое-как открестился, а в этом уже не получилось. — Ко мне она никогда не лезла со своими этими обнимашками, — вставляет ремарку Петя. Сомневается-таки в правдивости услышанного. С Филипенко они пересекаются исключительно на обеде, и на большее, чем стандартное приветствие, девушку никогда не хватает. — Ещё бы, — весело фыркает Игорь, — ты рожу свою видел? Как будто кто-то помер. — Да у тебя самого такая! У-у, всех убью! — состроив грозную мину, пародирует Хазин. — Точно. Поэтому Саша ко мне не сразу подступилась, а к тебе и подавно страшно. Ты даже на рукопожатия нормально не отвечаешь. — Не понял. — Ты пальчиками еле-еле касаешься, будто запачкаться боишься. Вот так, — Игорь берёт его за руку и слегка сжимает кончики пальцев, тут же выпуская. — Димон меня спрашивал, со всеми ты так или только с ним. Переживал, что ты из-за чего-то злишься. Петя ошалело захлопывает рот, не зная, что возразить. С удовольствием он отвечает только на одни рукопожатия — Игоря. Приятно, когда ладонь и пальцы обволакивает тепло, можно коснуться и погладить шершавую грубую кожу. Петя каждый раз кайфует, не обращая внимание на остальных. Так, сжал вежливо и хватит. А людей, оказывается, задевает. — Какой ты внимательный. Прирождённый сотрудник полиции, — расщедривается на комплимент Хазин. — Сразу понял, что я ревную, да? Побесить хотел? — Не понравилось, что ты на Сашку это выплеснул. Она-то не при чём. На меня надо было. — На тебя… страшно, — Петя улыбается. — Не имею права. Игорь склоняет голову к плечу и говорит, будто это что-то очевидное: — Имеешь. Я же тебя поцеловал. — Бля, да какая разница? Если бы я переживал о чувствах каждого, с кем сосался, то свихнулся бы давно, — с неподдельным непониманием усмехается Хазин. — У меня по-другому, — заметив, что Петя не первые пять минут растирает руки, Игорь берёт их в свои и подносит к лицу, стараясь отогреть дыханием. — Целую только тех, с кем хочу серьёзно. — Ого. — Ага. — И что дальше? — пальцы от холода больше не дрожат. Теперь только от волнения. Петя мимолётно смотрит в окно. Кучки студентов выходят из универа, спешат скорее попасть домой, пока они здесь. Сидят в машине и объясняются друг другу в чувствах. Кто бы мог подумать. Игорь усмехается. Напевает хрипло: — Досчитай до десяти, просто взять и всех простить, белым светом расцвести… — Да извинюсь я перед Сашей твоей, извинюсь, — закатывает глаза Петя. А сам улыбается. Приходит к выводу, что голос у Грома очень красивый и отлично будет сочетаться с бренчанием акустической гитары. В какой-нибудь лесной глуши. Неловко только чутка. Игорь не отшил, ответил взаимностью, держит теперь за руки, трогательно поглаживает костяшки и сжимает пальцы. Улыбается мягко, с пеленой нежности. Пете не хочется ни о чём говорить. Всё, что надо, он уже услышал и понял. Теперь хочется целоваться. Да и губы как раз немножко подмёрзли. Отставив трусость, он подбирается, хватает Игоря за ворот куртки и решительно притягивает к себе, сталкивая их губы. Чмокает сначала, на мгновение отстраняется, кладёт ладонь на колючую щёку и приникает чувственно. Наконец-то поймёт и распробует. Давно пора. Думает почему-то, что Игорь сразу углубит, переведёт в страстный и распаляющий, но тот отвечает неторопливо, задирает куртку и обнимает за талию, привлекая поближе. Петя ладонями обнимает его лицо, приоткрывая рот. Игорь понимает правильно: кончиком языка касается губ, потом кромки верхних зубов и языка. Петя отчаянно жмётся. Не возражает, когда Игорь, хозяйничая во рту, стягивает куртку и приподнимает кофту. Гладит поджавшийся живот. С губ Петя торопливо переключается на подбородок и шею, оставляя смазанные поцелуи. Игорь откидывает голову, давая больший простор для действий. Щетина колется, раздражение сто процентов будет. Пете даже нравится. Особенно хорошо, когда Гром своей широченной ладонью гладит по спине и по бокам, словно рёбра считает. Петя нетерпеливо дёргает его куртку и, освободив пространство, расстёгивает мелкие пуговки рубашки. Блять, Гром в деловой белой рубашке, серьёзно? Впервые с момента знакомства нацепил, зараза. Петю мажет не по-детски. Он припадает к ключице, не может удержаться и оставляет засос. Зализывает. Пометил, как мечтал. Игорь в объятиях тяжело возбуждённо дышит. Ладони Хазину на ноги опустил, сжимает бёдра через жёсткую джинсу, но выше не лезет. Понимает — не здесь. Петя, к сожалению, согласен. Игорем хочется наслаждаться, смаковать и пробовать, а не торопливо отдрачивать на парковке универа, где может увидеть любой проходимец. Оставив шею в покое, Петя напоследок целует кончик носа и уголок губ. Игорь умилительно щурится, будто смотрит на свет. Отрываются друг от друга со взаимной неохотой. Петя достаёт телефон и непослушными пальцами открывает Гугл-Карты. — Диктуй адрес. Холод собачий. В жопу метро. Они пересаживаются: Петя — на водительском, Игорь — по правую сторону. — Я соврал, когда ты в сентябре предлагал подвезти. Сказал, что ты мне неинтересен, — Игорь кладёт ладонь на коленку, сжимает и не убирает вплоть до конца поездки.***
Скинув ботинки, Петя разрешает заботливо стянуть с себя куртку, приглушённо угорает с Игоревых манер, будто он дева какая-то, и с интересом оглядывается. Служебную двушку Грому-старшему выделили в самой обыкновенной старой пятиэтажке. Зато недалеко от метро, в тёплом доме с хорошей звукоизоляцией. Не то что в современных новостройках. Петя сам от этого страдает, особенно когда соседям-БДСМщикам ранним утром прижимает потрахаться с плёткой и наручниками. Игорь проводит короткую экскурсию, показывает небольшую кухоньку, гостиную и свою комнату. Оформление старомодное, как в начале двухтысячных: цветочные обои, раскладной стол-книжка, громоздкая деревянная мебель и паркетная доска. Только бордового ковра на стене не хватает, да пузатого телевизора. Уютно, словно к бабушке с дедушкой в какой-нибудь Саратов приехал. Петя не уверен, у него вся родня живёт в Москве и пристально следит за последними тенденциями, стараясь им следовать. Он не помнит, чтобы хоть раз в подростком возрасте и старше бывал в подобных квартирах. — А в Питере вы где живёте? — усевшись за стол, спрашивает Петя, крутя из стороны в сторону забавную перечницу в виде ангела. — У нас двушка на Озерках. И есть однушка на Васильевском. По идее, я должен в ней после учёбы жить, — Игорь касается его плеча и скользит по шее, легонько щекоча. Петя улыбается, посмеиваясь. Наклонив голову, зажимает тёплые пальцы между щекой и шеей. Трётся об руку. — Котик, — Игорь громко чмокает его за ухо и ерошит волосы. — Допустим, нюх-нюх. — Опять твои шуточки про дурь, — возвышаясь над ним, цокает Гром, — давай лучше мяу-мяу. Повернувшись, Петя крепко обхватывает его за талию, прижимаясь, и носом утыкается в крепкий натренированный пресс. Дышит сипло. Игорь обнимает, укладывая ладони на спину. Пальцами проводит по позвонкам. Рисуясь, довольный Петя приглушённо мурчит и трётся макушкой о кофту. Первое время он, непривыкший, стесняется подобного проявления чувств, но Игорь никогда не ржёт, только улыбается, подбадривая действовать уверенней. Постепенно Петя смелеет, понимает, что нормальные отношения — не только про бешеный секс и поцелуи до сведённых губ. Раньше подобного опыта у него в жизни не случалось. У Игоря, как выяснилось, тоже. Петя — его первые серьёзные отношения. Из кухни плавно перетекают на кровать Игоря. Уперев ладони в крепкую грудь, Петя седлает, в недвусмысленном жесте проезжаясь задницей по бугру на джинсах. Гром за шлёвки требовательно притягивает его к себе, перемещаясь на живот. — Передумал? — приподняв брови, невинно спрашивает Игорь. — Что именно? — Нагибать меня. Наклонившись, Петя целует мокро и долго. Вылизывает, кусает и терзает, чтобы губы окончательно покраснели, припухли и потрескались. Блять, какое помешательство. Не зря говорят, что высшее образование — новый жизненный этап, который важно пройти достойно. Настолько крышу Хазину никто никогда не рвал. Он трогает Игоря везде, где может дотянуться, задирает одежду, не вызывающую ничего, кроме глухого раздражения. Снять, стащить, стянуть. Лижет шею, собирая свежесть геля для душа и зимний морозец. Разгоряченный Игорь с энтузиазмом отвечает на прикосновения, мнёт его задницу и стискивает бёдра. Настоящей близости у них с Громом пока не случалось. И, судя по всему, перед новогодними праздниками Игорь вознамерился исправить недоразумение. Петя, честное слово, не против, просто не ожидал, что принимающую роль возьмёт на себя не он, а совершенно неопытный в таких вещах Игорь. По собственному признанию, дальше дрочки у него с парнями никогда не заходило. То ли не хотелось, то ли возможности не было. А сейчас и хочется, и возможность более чем подходящая. — Знаешь, я немного волнуюсь, — в перерывах между стягиванием одежды, признаётся Петя. — Почему? Всё же хорошо. Тем более, у тебя уже был опыт, — Игорь отстраняется и стряхивает джинсы, трусы оставляя на волю Хазина. Догадывается, что Пете будет приятно стащить их собственноручно. — Да, но там я больше переживал, чтобы мне было хорошо, — прежде чем вернуться к перерванному занятию, Петя достаёт из рюкзака предусмотрительно купленный тюбик смазки. Заранее обговорив, что оба чисты, от резинок они решили отказаться. — Не бойся, я тоже не сахарный, — успокаивает Гром, немного расставляя длинные стройные ноги. У Пети от открывшегося зрелища темнеет в глазах. С Игорем будет по-другому. Не так, как с прошлыми безликими партнёрами с Гриндера. Их Петя заставлял растягиваться самостоятельно, брезгуя без защиты лезть в чужую задницу, да и сам, будучи пассивом, никогда не разрешал трогать себя незнакомыми пальцами. С Игорем Хазин не возражает ни против фингеринга, ни даже анилингуса. Главное сделать хорошо, доставить удовольствие, чтобы Игорь не пожалел о своём выборе. С шеи и ключиц Петя спускается к груди, мимолётно думает, насколько Игорь обалдеет, если помацать его за сиськи, и прикусывает сосок. Не сильно, чтобы не причинить боль. Второй сжимает пальцами. Дразнится. Гром шумно выдыхает и вцепляется в его волосы, оттягивая пряди. — Такой чувствительный, — ухмыляется Петя, покрывая лёгкими поцелуями напрягшийся живот. Останавливается на тазобедренных косточках, прихватывает зубами и всасывает кожу. В этом месте, хочется верить, Игорь не станет возражать против меток, а то на шее ему не шибко понравилось. Зато Пете очень. Особенно когда несколько безнадёжно влюблённых студенток зашептались и заскрипели зубами, выискивая фантомную соперницу. Влажная ткань трусов натягивается, очерчивая член, пришедший в полную боевую готовность. Петя удовлетворенно подмечает, что хозяйством Грома природа не обделила. Накрывает пах, сжимая. Как же приятно будет в другой раз принять его в себя. Покрасневший Игорь приподнимается и подмахивает под руку. — Петь, давай уже, не хочу раньше времени кончить, — сбивчиво торопит он. — Кто сказал, что одного раза будет достаточно? — Петя через тонкую ткань целует головку и щекой трётся о плоть. Прикусив губу, Игорь откидывает голову на подушку, трогательно заглушая стон. — Ты будешь сосать? — Верно. Это я и собираюсь делать, — кивает Петя, сдёргивая трусы с приподнявшихся бёдер. В полной мере оценивает размер и присвистывает: — Такой большой. Не пугайся, если зубами цепану, я всего один раз делал. — Тому нарику? — Ага, он меня заставил. Бычил, что один всегда сосёт. — А сейчас? Петя оттягивает крайнюю плоть: — А сейчас я сам хочу. Мне приятно, — медленно очерчивает головку кончиком языка и причмокивает. — Ты, кстати, сладенький. Приподнявшись на локтях, Гром смотрит тем-самым-«удивительно, почему»-взглядом. Сжимает в кулак волосы и требовательно наклоняет Хазина к члену. — Понял-понял, сосу, — фыркнув, Петя покорно погружает сочащуюся предэякулятом головку в рот. Обхватив губами, ласкает, быстро входя в ритм. Гром тяжело дышит, стискивая пряди. Петя подозревает, что к концу с него тупо снимут скальп. И он будет не против. Делать минет не на отъебись намного сложнее, чем Пете казалось по порнухе. Он сосёт старательно, пытаясь повторять, как нравится ему самому: языком играется с уретрой, обводит венки и перебирает пальцами яйца. Но, при всём желании, до хорошей техники остаётся как до луны. Петя не может до конца расслабить горло, заглатывает лишь до середины, потому что дальше — рвотные позывы. Слюна слишком быстро скапливается во рту, он не успевает сглатывать и позволяет ей стекать по подбородку. Грому же, судя по всему, всё нравится: он приглушённо стонет и удерживает себя, чтобы не начать трахать в горло. Такого напора Петя точно не выдержит. Сжав член у основания, он несколько раз целует головку и, втянув щёки, заглатывает так глубоко, как может. — Блять, Петь, я уже скоро, — хрипло оповещают сверху, — успеешь достать? — Похуй, проглочу. — Петь… — Не отвлекай, дядь, а то сделаю кусь, — в подтверждение своих слов Петя клацает зубами в опасной близости и тут же скользит губами по венке. Осознав серьёзность ситуации и то, что Петя точно не передумает, Игорь замолкает. Дышит часто и прерывисто, приближаясь к финалу. Свободной рукой комкает покрывало и, не сдержавшись, делает несколько поступательных движений. Благо, не с размаху врываясь в рот. Петя принимает, параллельно надрачивая. Собственный член, требуя внимания, скоро прорвёт нижнее бельё, но Хазин впервые в жизни игнорирует неудобства. Наращивает темп и, скользнув языком по наружному отверстию, подводит к краю. Игорь кончает с глухим рыком, вцепившись в волосы на затылке и несильно толкнувшись в язык. Как и обещал, Петя послушно сглатывает, морщась от новых ощущений, и облизывает покрасневшие мокрые губы. Стирает тыльной стороной ладони слюну с подбородка. Страшно представить, насколько порнографически он сейчас выглядит. Приподнявшись, Гром утягивает его на себя — и откуда только силы? — мягко размеренно целуя. — Как тебе на вкус? — Петя прижимается стояком к его бедру, потираясь. Он сейчас в том состоянии, когда хватит нескольких быстрых движений. — Сладковато. Не зря киви и бананы в последние дни ел, — Игорь бесцеремонно запускает руку под ткань и сжимает. Петя протяжно стонет. Он, в отличие от этой глыбы сдержанности, громкий и эмоциональный. Любит указывать и говорить, как нравится и хочется. Иными словами, придерживается позиции: бери от жизни и партнёра всё, что они могут дать. — Кольцом пальцы сделай… Ага, да, так… Теперь двигай, — обнимает за шею, носом тыкаясь во влажный висок. — Да-да, Игорь, супер сейчас… блять, укуси меня срочно… — Куда? — натурально озадачивается Гром, на секунду приостанавливаясь. — Да куда хочешь! — нетерпеливо толкается в руку. Пачкая спермой трусы, Петя протяжно стонет, чувствует, как зубы Игоря сходятся сначала на хрящике уха, а потом губы прихватывают мочку и посасывают. Приняв его вес, Гром утаскивает на грудь, поглаживая дрожащие плечи с почти полностью сошедшем августовским загаром. Испытавший лучший в этой бренной жизни оргазм, Петя вяло стаскивает трусы и устраивается лицом в выемку между плечом и шеей. Здесь запах Игоря — мускусный и терпкий — ощущается особенно остро и действует похлеще любого афродизиака. — Пиздец, Гром, что ты со мной творишь? Я так во время первого раза не кончал… а тут… от простой дрочки… — Знаешь, я тоже, — честно оповещает Игорь, — это потому, что у нас чувства. Петь, я тебя люблю. Абсолютно не ожидавший подобного поворота в диалоге про еблю, Петя отрывается от медитативного вынюхивания кожи и приподнимает голову. Подползает повыше, чтобы поцеловать в подбородок и краешек дорогих губ. — Я, кажется, тоже. Тоже тебя люблю. Очень-очень сильно. Я настолько никого никогда не любил, — Петя быстро моргает, стараясь от переизбытка эмоций случайно не разреветься и не шокировать Игоря. — Пожалуйста, не бросай меня. Здорово становиться лучше, зная, что кто-то в тебя просто верит и не ждёт ебучих звёзд с неба… Я ведь становлюсь лучше, правда? — Конечно, — широко улыбается Игорь, — меня больше не пугает, что такой человек учится в МВД. Петя, полностью забравшись на него, в отместку кусает кончик носа и тоже давит улыбку, как последний дурак. Гром не пообещал всегда оставаться рядом, через огонь, воду и козни Хазина-старшего, но Петя понял — хочет, планирует и будет стараться. Потому что по-настоящему дорожит. Потому-то по-настоящему любит. Пусть Петя до конца так и не уловил, чем сумел его околдовать. Не иначе, как своим фирменным «ща въебу»-взглядом и матом-перематом через каждые два слова. — Теперь, когда порешали, раздвигай ноги, — Петя тормошит прикрывшего глаза Грома. — Алё, не спим, план на сегодня не выполнен, дырка до сих пор пустует. — Моя-то? — смеётся Игорь. Переворачивается и коварно подминает Петю под себя, оказываясь сверху. — А может, твоя? — Моей займёшься в другой день, — притянув за талию, Петя приподнимается и скользит ладонью меж ягодиц, ощупывая сжатое колечко мышц. Игорь с непривычки вздрагивает и неуютно ведёт плечами. — Не бойся, я знаю, что делать. Ты когда-нибудь себя растягивал? — Я не боюсь. Растягивал, но дальше двух пальцев дело не зашло. — Почему? — Петя убирает руку и неторопливо гладит по пояснице. Успокаивает и располагает к близости. — Не знаю, мне как-то… неловко? Я не знаю, Петь, честно, — Игорь, господи-боже, заливается смущением по самые уши и отводит взгляд. Хазину немного странно, что за двадцать лет он ни разу не трахал себя пальцами. Это буквально первое, что сделал сам Петя, когда открыл все прелести дрочки и захотел пойти дальше, познавая своё тело. — Ты точно готов? Мы можем не торопиться, — по-настоящему тревожится за чужой комфорт Петя. Хотя какой Игорь после всего чужой? Теперь только самый-самый свой, родной и любимый. — Готов. Я верю тебе. Пожалуйста, Петенька, — они перестраиваются. Игорь укладывается на спину, немного разводит ноги и, дотянувшись до смазки, отдаёт тюбик. От этого его «Петеньки» кроет по самую голову, возбуждение затуманивает рассудок. Ах, сладкие восемнадцать. Надо наслаждаться, пока можно. Тяжесть щекотно скатывается вниз. — Горь, я тебя сегодня почти везде поцеловал, где больше нравится? — пока Петя ставит на грудь и паховую область. В этих местах Игорь ощутимо сильнее сжимал волосы, тяжело дышал и глушил душевные стоны. Со временем Петя привьёт ему привычку не сдерживаться, в полной мере выражая своё удовольствие. Гром молчит. То ли обдумывает ответ, то ли не знает, как лучше выразится. Наконец, изрекает: — Мне везде понравилось. — Эрогенные зоны у каждого свои. Я хочу понять, какие у тебя, — не сдаётся Петя, согревая тюбик в ладонях. — А у тебя какие? — Сам плохо знаю, — пожимает плечами, — я всегда трахался, а не занимался любовью, — тут он неожиданно понимает. — Когда будешь драть, бери со спины, можешь прямо натягивать на член, мне очень такое нравится. Ещё у меня чувствительная задняя сторона шеи и лопатки. Целуй, тогда я гарантировано буду орать от удовольствия. Больше ничего в голову не идёт… — Прям орать? — задумчиво переспрашивает Игорь. Лицо у него сложное, видать, компонует новую информацию. — Ага, вспомнил тут случай. Мы как-то трахались с этим последним, я себя плохо растянул, а он, видать, смазки пожалел и как всадил сходу, — Петя морщится от неприятных воспоминаний. — Жопу будто адским пламенем ошпарило. Порвал меня, уёбок, а соседи полицию вызвали, но мы не открыли. Игорь выглядит ошарашенным. На автомате, пытаясь утешить, гладит по ноге. Петя тепло улыбается его спонтанной невинной ласке. — Ты потом в больницу пошёл? — Нет, конечно! Что бы я там в семнадцать сказал? Помогите, мне хуем жопу продырявили? Купил мазь и неделю враскорячку ходил. Мне кажется, отец уже тогда что-то заподозрил, — смеётся, вспоминая преисполненные подозрением взгляды папаши, бросаемые исподлобья. Игорь тоже натянуто улыбается, а до Пети резко доходит, что, возможно, не стоило рассказывать про порванную задницу перед первым, без того пиздецки волнительным разом. Не лучший пример мастерства. Он торопливо утягивает Игоря в долгий успокаивающий поцелуй. — Всё хорошо, я тебя правильно подготовлю, обещаю, — выдыхает в приоткрытые губы, — так что насчёт эрогенных зон? Подумал? — Да. Соски и внизу живота. Кивнув, Петя проводит ладонями по груди, довольный, что верно почувствовал Игоря. Для начала его нужно окончательно расслабить и возбудить. Тем более, после рассказанного не к месту травмоопасного опыта. В однополом сексе подобное — не редкость, надо это понимать, но и не то, о чём стоит переживать сейчас. Тем более Петя не какой-то долбаёб Влад, сходу всаживающий свой стручок. Он по собственному опыту знает, как правильно подготовить, растянуть и согнуть пальцы, чтобы стало очень-очень хорошо. Наклонившись, Петя гладит сильные крепкие плечи и мурлычет в покрасневшее ухо: — Закрой глаза и сосредоточься на ощущениях. Игорь кивает и слушается: покорно прикрывает глаза и поворачивает голову вбок, ладони укладывая Пете на талию, слегка царапая кожу коротко стриженными ногтями. Немного отстранившись, Хазин любуется, до конца не веря, что под ним, полностью доверившись и открывшись, лежит самый лучший парень на свете. Человек, которого Петя любит всем своим существом, как только умеет и способен. Как не думал, что будет в принципе кого-то в этой жизни любить. Он оставляет невесомые отпечатки губ на подрагивающих веках, надбровных дугах, линии скул, щеках и подбородке. Приоткрытые покрасневшие губы обходит намеренно. Подушечками пальцев медленно скользит по прессу, поднимается к груди и сжимает соски, несильно выкручивая. Игорь распахивает глаза и выгибается дугой, прижимаясь вздымающейся грудной клеткой к Петиной. Очень хорошо. Губами Петя спускается ниже, обводит языком ареолы, в ладонь вбирая твердеющий член. Медленно ведёт взад-вперёд, выпускает и гладит лобок с раздражением после лезвия бритвы. Соски по очереди прикусывает и посасывает. Возбуждённый, Игорь шире раздвигает ноги, давая понять, что достаточно готов к главному блюду их сегодняшней программы. Прежде чем отстраниться, Петя по очереди чмокает на животе несколько родинок, мило расположившихся в линию. Найдя в складках сбившегося покрывала затерявшийся тюбик, Петя выдавливает смазку на ладонь и немного согревает. Не хочет, чтобы Гром лишний раз дёргался от неприятных ощущений. Взволнованный предстоящими действиями, Игорь внимательно наблюдает из-под полуприкрытых ресниц и невольно сжимается, когда Петя проводит между ягодиц, по круговой распределяя лубрикант и массируя напряжённые мышцы. — Порядок? — чутко отслеживая реакцию, спрашивает Петя. Дождавшись кивка, слегка надавливает на вход: — Горь, попробуй расслабиться, хорошо? Игорь громко втягивает носом воздух, в знакомом подавлении эмоций стискивая постельное бельё. Круговыми ввинчивающими движениями Петя плавно проталкивает фалангу. Действует медленно, стараясь ни в коем случае не травмировать нежную кожу. Останавливается, давая в полной мере привыкнуть к новым ощущениям и чувству наполненности внутри. Грому сейчас крайне непривычно. — Петь… — Больно? — тревожится Хазин. — Нет, просто, ну… — Игорь мнётся, краснея щеками. Опять сжимается. — Тебе странно? Всё в порядке, нужно привыкнуть, — заверив в нормальности происходящего, Петя накрывает пересохшие губы, переключая внимание на размеренный спокойный поцелуй. Игорь ощутимо расслабляется, доверчиво подставляясь под касания и неторопливо насаживаясь. Куда только спешит? — Не торопись, ты пока не готов. Протолкнув на необходимое расстояние, немного ждёт и, убедившись в отсутствии спазма, аккуратно двигает. Палец проскальзывает легко, растягивая горячие стенки. Игорь подначивает хриплым стоном и еле заметной дрожью в ногах. Петя добавляет второй, параллельно массируя мокрую головку. Делает то же самое, внутри разводя ножницами. Резких движений пока избегает, давая Грому полностью принять в себя и свыкнуться. Выждав, медленно добавляет третий палец. Этого должно хватить, чтобы сфинктеры достаточно растянулись для проникновения члена. Наращивает темп и сгибает пальцы, нащупывая простату. Надавливает. Игорь вскрикивает, распахнув глаза, и тут же подаётся за пальцами, насаживаясь. Прозрачный предэякулят марает живот, Игорь хочет коснуться, но Петя не позволяет, хлопнув по руке: — Терпи. Рано. Игорь-господи-что-за-пиздец-Гром по-собачьи скулит и жмурит глаза, отчаянно дёргаясь за рукой. Не сбавляя ритм, Петя щёлкает крышечкой тюбика и добавляет смазки. Заботливо подкладывает под ягодицы подушку и закидывает ногу себе на плечо, скользнув губами по костяшке. — Готов? Сейчас вылетит птичка… точнее, влетит. — Давай уже, — нервно торопит Игорь. Хмыкнув, Петя с хлюпающим звуком достаёт пальцы, наслаждаясь раздосадованным стоном, и проводит головкой по входу. Упирает, неторопливо проталкивая. Снова ждёт. Старается не слишком сосредотачиваться на собственных ощущениям, чтобы не кончить с двух толчков. Входит постепенно и размеренно. Игорь жаркий и узенький, стенки плотно обхватывают член. Размерами, как у самого Грома, Петя похвастаться не может: у него стандартные сантиметры, но и с ними надо действовать предельно осторожно. — Нормуль? — спрашивает, войдя до основания. Ёрзая, Игорь бормочет утвердительный ответ. Немного подождав, Петя начинает плавно двигаться, постепенно наращивая темп. Проезжается по простате, выбивая из груди Игоря шумный вздох. От наслаждения у него подкатываются глаза, изламываются брови и дрожат влажные ресницы. Член бьётся о живот, оставляя густую лужицу смазки. Смотря на развернувшуюся картину, до безумия влюблённый Петя натурально плывёт башкой. Растягивая Грома, он уже балансировал на грани, а сейчас и подавно. Игорь вскидывает бёдра, стараясь принять глубже и, перестав сдерживаться, на каждом толчке хрипло протяжно стонет, отзываясь вибрацией в каждой клеточке. Реагирует даже отзывчивей, чем Петя мог представить. — Горь, я скоро. Можно тебе на живот? — Давай внутрь, — Игорь облизывает губы. Петя отрицательно мотает головой. Потом обязательно объяснит, какой гемор вымывать сперму из растраханного входа. Также херово, как из глаз и волос. На финальных толчках Петя сжимает его член, надрачивая. Сам вбивается ритмично и глубоко. Уже мечтает, как в другой раз нагнёт Игоря раком, чтобы кончить на пульсирующую красную дырку, перед этим наслаждаясь видом, как она плотно обхватывает, принимая Петю внутрь. — Блять, Петь, быстрее… пожалуйста… — захлёбывается стоном Игорь. Хазин не возражает: ускоряется, трахая грубо и рвано. Перед тем, как закончить, с чпоком достаёт секунда в секунду и, откинув голову, изливается на живот. Игорь, продержавшись немногим дольше, со стоном-рыком кончает в руку, всем телом содрогаясь в захлестнувшем оргазме. Петя едва успевает переместиться, чтобы рухнуть не на него, а совсем рядышком. Подкатывается под бочок, растерянно доставая краешек покрывала. Вытирает руку и живот Игоря, пока они окончательно не заляпали кровать. На этом силы заканчиваются, Петя истощённо утыкается носом в надёжное плечо. Гром тоже молчит, приходя в себя. — Надо… убрать, — спустя несколько минут бормочет он. С трудом вытягивает покрывало, комком бросает у кровати и расправляет одеяло, закутывая их обоих по подбородки. Обнимает Петю покрепче и отключается, как компьютер после экстренно прерванной работы. — Пусти хотя бы рот прополоскать… Кое-как выбравшись из-под тяжёлой руки, Петя на автопилоте решает гигиенические вопросы, не требующие отлагательств, и с удовольствием возвращается к посапывающему Игорю под крылышко. Прижимается к горячей груди и вырубается в эту же минуту, как касается головой подушки. Спит беспробудно, будто весь день корячился в шахте и таскал камни. В реальный мир Петя возвращается раньше измотанного Игоря. Ну и ладно. После пережитых оргазмов ему можно и подольше в тёплой постели понежиться. Широко зевнув, Петя в полумраке комнаты рассматривает умиротворённое лицо, расслабленные брови и очаровательно приоткрытые губы. Костяшкой пальца стирает с подбородка тоненькую полоску слюны. Если бы Петя только знал, что его судьба целый год прозябала в университете МВД, то уже в школе сделал бы всё, чтобы приблизить их встречу. Кое-как выбравшись из уютных объятий, Петя на интуитивном уровне (не с первой попытки), находит в шкафу нижнее бельё и, неслышно посмеиваясь, выбирает модные леопардовые трусы — чего Гром их не носит? Там же находится полотенце. Под тёплыми струями Петя, предвкушая совместную ночь, намыливает голову и мурлычет под нос необременённую смыслом песню, которую недавно услышал в кофейне. У Громов самые банальные мужицкие средства ухода, которые только могут быть: гель для душа и шампунь с суровой зимней мятой. Пете нравится лишь потому, что недавно он сцеловывал этот запах с Игоря. В остальном — полный отстой. Выключив воду, слышит движения на кухне. Гремит посуда. Значит, Игорь наконец-то проснулся и решил их накормить. Нацепив трусы, Петя с усмешкой отмечает, как удачно они подчёркивают его задницу, набрасывает полотенце на плечи и выплывает из облачков пара. Домашние шмотки в шкафу он искать не стал, справедливо рассудив, что пусть лучше Игорь подбирает на своё усмотрение. — Горь, что у нас на ужин? Жопа не сильно болит? — на пути к кухне спрашивает Петя. Последнее волнует особенно сильно. Он помнит, как сам после первого раза садился с ювелирной осторожностью. Заходит, чтобы лицом к лицу и глаза в глаза столкнуться с Константином Громом. Мужчина стоит неподвижно, так и не донеся до рта кружку с горячим чаем. Ввинчивается в Петю нечитаемым взглядом профессионального бесстрастного подполковника. Он в полицейской форме, на поясе прикреплена кобура с оружием. Петя мимолётно переживает, как бы вся обойма не оказалась в его груди, но шаг назад не делает. Смотрит прямо, натренированный восемнадцатилетним общением с отцом. Отмечает, насколько его Игорь похож на свою старшую версию. Тот же рост, разлёт плеч, узкий таз и длинные ноги. Петя всматривается в лицо. Те же светлые глаза, тонкие губы и серьёзные брови с символическим изгибом, отдалённо напоминающим молнию. И причёска похожа, только у Игоря волосы без седых проблесков. — Здравствуйте, Константин Игоревич, — он решительно выходит вперёд и протягивает руку. — Пётр Хазин, учусь с Игорем в одном универе. Приятно с вами познакомиться. М-да, не так он, конечно, воображал себе знакомство с легендарным Громом-старшим, в котором Игорь души не чает и с детства мечтает быть похожим. Не на кухне с мокрой башкой и в леопардовых трусах. — Значит, младшенький Хазин, интересно, — вслух размышляет мужчина, сжимая ладонь до хруста. Петя не морщится. Когда надо, он умеет держать лицо. Спасибо папе, перед которым ненавистно унижаться из-за вышедших из-под контроля эмоций. — А Игорь где? Надеюсь, не в ванной остался? — Он в своей комнате. Спит. Позвать? — Ну, позови. Кивнув, Петя разворачивается и, не дрогнув на лице ни единым мускулом, ровно доходит до комнаты, плотно прикрывая за собой дверь. В два счёта оказывается у кровати, принимаясь что есть мочи трясти Игоря за плечо: — Блять, Гром, подъём! Чё за подстава?! Гром! — в голосе звенит отчётливая паника. — Хватит дрыхнуть, сволочь! — А? Петя? Ты чего разорался? — Игорь приподнимается на локтях, потирая глаза. Смотрит более осознано: — Крутые трусы, где нашёл? — В шкафу. А знаешь, кому ещё понравилось? — Петя вцепляется в волосы: — Твоему, блять, отцу! — При чём здесь мой отец? Ты о чём вообще? — Игорь аккуратно садится на кровать, потягиваясь. Хазину очень хочется насладиться всеми рельефами, если бы не одна проблема, в данный момент ожидающая на кухне. — Пиздец, Гром, ты сказал, он в ночную! Какого хуя он вернулся?! — Вернулся? — Игорь просыпается окончательно. — Как вернулся? — Вот так! Я думал, это ты на кухне, поэтому полуголый выперся, а там… там… — голос всё-таки срывается. От нелепости происходящего Петя едва не орёт. — Успокойся, — велит Игорь, на ходу цепляя первые попавшиеся трусы и морщась от боли внизу. Находит домашнюю одежду для себя и Пети. — Что случилось, то случилось. — Заебись, конечно, но делать-то что теперь? Я хату пришёл смотреть, а не с тестем знакомиться! Подойдя вплотную, Игорь успокаивающе разглаживает футболку на его груди, обнимает за плечи и притягивает к себе. Петя тут же сцепляет руки за спиной, вжимаясь, что есть силы, и совсем не хочет двигаться. Боится. Сцену он устроил однозначную, даже не отмазаться теперь. Только принять судьбу. Зато несколько часов назад как им было хорошо! — Подождёшь здесь? Я с ним поговорю. Петя подавленно кивает. Как по-другому? Прежде чем выйти, Игорь целомудренно целует его в щёку и губы. Стоит двери закрыться, Петя падает на кровать. Надеется, что Константин Гром окажется идеальным отцом не только в вопросах воспитания, но и принятия ориентации сына. Хотя его собственный никогда бы не смог. Скорее, тут же бы открестился от греха подальше и выписал из завещания, предварительно втащив. Он грозился этим, поймав угашенного Петю с таким же Владом. Не думать, что делать, если вечер закончится скандалом, У Пети не получается. Игорь от него не откажется, даже если на кону будут стоять взаимоотношения с отцом — единственным оставшимся членом семьи. Слишком влюблён, слишком много на себя взвалил. Что же тогда делать? Самому бросить? Не прокатит, Петя точно уверен. Он скорее руку отсечёт, чем снова погрязнет в темноте без единственного света, к которому стремится с преданностью и отчаянием мотылька, решившего, что у него лишние крылья. Петя в том положении, из которого не видит ни единого выхода. Игорь возвращается спустя пятнадцать минут — Петя засекал — подзывает к себе и целует в лоб. Хазину кажется, будто с ним прощаются, но Игорь почему-то улыбается. Не натянуто и печально, а по-настоящему. Очень светло. — Я пойду в душ, подождёшь на кухне? Отец хочет с тобой поговорить. — Я не знаю, что ему сказать. Простите, что трахнул вашего сына? — криво усмехается Петя. Сейчас его единственная защитная реакция – выпустить запрятанные иголки. — Это он и так понял, извинения излишни. Просто веди себя, как обычно. Ни черта не вдупляя, Петя с неохотой отпускает Игоря в душ, а сам плетётся на кухню. В процессе пути, правда, всё равно нацепляет привычную броню из хладнокровия, высокомерия и уверенности. Сам знает — не лучшее сочетание для разговора со старшим Громом, но по-другому взаимодействовать с незнакомыми людьми Петя элементарно не умеет. Такой вот он социальный инвалид. За столом опускается напротив, от предложенной рюмки коньяка не отказывается. Пока не понимает, насколько дружелюбно настроен мужчина, но с охотой выпивает. Ему самому не помешает хотя бы немного расслабиться. — Значит, Юрий Андреевич – твой отец? — Гром-старший в знакомой привычке постукивает по столу. Петя кивает. — Не похож ты, Пётр, на него совсем. — Знаю. Мне с детства говорят, что лицо чисто мамино, — хочет добавить про такое же смазливое, но сдерживается. — Да ну, я вовсе не про это, — отмахивается Константин, заполняя рюмку по-новой, — отец твой – мразь, каких поискать надо. Вся Москва у него построена, страшное дело. И друзья-товарищи такие же. — Про это тоже знаю. — А ты вроде не такой, — Гром наполняет ему. Чокаются. — Не такой ведь? Игорь язык стесал, доказывая, какой ты хороший и что полицейский из тебя тоже хороший будет. А ты как думаешь? Почему-то Петя не удивлён, что вместо претензий за совращённого выебанного сына ему предъявляют за учёбу и планы на будущее. Игорь знал, что с его прошлым отношением к жизни у них бы точно никогда не получилось, а теперь… теперь вроде получается. И Петя себя намного лучше чувствует — свободней, пусть до сих пор существует исключительно на деньги отца. Всё пройдёт. Обязательно. — Хочется верить, что не такой. По крайней мере, теперь. — И что тебя, интересно, подтолкнуло на изменения? Петя опускает глаза. Не знает, с чего начать, и стоит ли вообще отвечать на вопрос. Внутренний голос подсказывает — придётся, как-никак подполковник спрашивает, отец твоего любимого. Решив не вдаваться в подробности, Петя признаётся: — Много чего, но, в основном, люди вокруг. Достойные. Я не знал, что такие бывают. Переосмыслил полжизни, — вгрызается в маринованный огурец из банки. — Игорь, как я понимаю, один из них? — Самый главный. И вы. — Я? — мужчина вздёргивает бровь. — Да. Мне Игорь много рассказывал, как вы работали в девяностые и почему-то выжили. Гром искренне смеётся: — Действительно, почему-то выжил… — он улыбается до глубоких гусиных лапок у глаз. — Значит, Пётр, любишь мою балбесину? — Какая же Игорь балбесина? — растерявшись, недоумевает Петя, и тут же поднимает уверенные глаза: — Люблю. — А отец? — Да пошёл он. Я когда отучусь, к Игорю в Питер перееду, чтобы мы вместе работали. Буду всё сам. Без фамилии. Да хоть Игоря возьму, — с обрыва в карьер бросается Петя. — Он-то хоть об этом знает? — ухмыляется Константин. На кухню заходит посвежевший распаренный Гром с покрасневшими щеками и взъерошенным безобразием на голове. Пододвигает стул поближе к Пете, усаживается и серьёзно кивает: — Теперь знаю. Пётр Гром. Мне нравится. Нисколько не удивлённый, мужчина треплет его по волосам, разбрызгивая капли. Пете прилетают на лицо и шею. — Говорю ж, балбес. Кто так предложение делает? — А как надо? Петь, выйдешь за меня без кольца? — повернувшись, с серьёзной миной спрашивает Игорь. — Да хоть с ушком от пивной банки, — так же серьёзно кивает Петя. — Какой непривередливый, а ещё Хазин. — Пока Хазин, — важно поправляет Игорь. Нет, всё-таки батя у Игоря — мировой мужик! Пете очень нравится, и Петя ему, судя по всему, тоже. По крайней мере, выбор сына Константин Гром одобряет абсолютно точно. Петя ухмыляется. Какое же всё-таки удивительное место — универ. И жизнь переосмыслил, и любовь нашёл, и даже предложение руки и сердца получил.