Зеленый свет в конце тонеля

- Кто вы? - Моего терпения хватит на три вопроса, но учти, я меняю свою откровенность на твою. Сергей был в замешательстве и раздражении от того, что кто-то играл с ним, манипулировал им, а не наоборот, и более того, он чувствовал неприятную зависимость от этого наглого человека в зеленом. Зависимость от того, кто его узнал и чего-то от него хотел. Первое уже было серьезной угрозой в его, Сергея, случае. Однако нечто заставляло его сидеть рядом, было некое любопытство к этому странному человеку, который хоть вел себя нагло, но выглядел как самый настоящий человек искусства или даже как его произведение, которое хотелось разглядывать, обращая внимание на детали, или даже... Потрогать? - ...Поэт, разве это не очевидно? - какая же банальная пафосная кличка, впрочем, как и ее обладатель. - Попробуй еще - надеюсь, следующий вопрос будет менее банальным, чем первый. - Что Рубинштейн вам сделал? - А вот это уже интереснее. Дальше внимание Сергея разделилось: первая его часть была обращена на то, что объяснял Поэт, и каталогизировала информацию, но вторая часть внимания была прикована к зеленым завиткам, фигурам и буквам, которые появлялись по мере рассказа человека, плавно выходили из его глаз, становились все крупнее и ярче, заполняли собой пространство, а затем расстворялись мягкой дымкой. - Жил-был на свете злой доктор, - и из зеленых фихрей сложилось лицо Рубенштейна, его флюоресцентные черты зловеще сияли на черном фоне. - И однажды к нему на лечение попал человек, - в стороне от психиатра сложилась фигура самого Сергея, в той дурацкой маске старого образца, но он был не страшный, в отличии от доктора, а залихватский, торжественный. КОГДА ЭТОТ ЧЕЛОВЕК СБЕЖАЛ - складывались буквы на черном фоне под рассказ Поэта - ОБЯЗАТЕЛЬНО НАЙДЕТ ТЕХ В КОМ ЖИВУТ ЧУДОВИЩА ЧУДОВИЩА ЧУДОВИЩА - которые удивительным образом вплетались в огромные полупрозрачные крылья зеленого ангела, который вскоре улетел, чтобы дать появиться троим людям, включая самого Поэта. Разумовский тщетно пытался обратить все внимание на рассказ Поэта, или хотя бы держать часть внимания на бандитах в помещении, но ничего не выходило, удивительные зеленые изображения притягивали его как магнит, создавая легкую вибрирующую отстраненность от мира, и Сергей на мгновение почувствовал, как он сам парит в этом удивительном зеленом пространстве. Но, несмотря на увлеченность этим фантасмогорическим перфомансом, Сергей усвоил, что Рубенштейн нашел трех подопытных, которых оставил умирать под землей после неудачных экспериментов, а затем заполучил в пациенты - кого бы вы думали? - Игоря Грома. И это настолько его удивило, что зеленые иллюзии рассеялись, и он снова увидел Поэта - тот сидел неприемлемо близко, почти касался его лица длинными пальцами, и его глаза были неестественно яркими, зелеными, и они приковывали внимание так же, как и его иллюзии. Разумовский постарался взять себя в руки и сосредоточиться на действительно важных вопросах. - Подождите, вы сказали: три вопроса. У меня еще остался третий, - сказал Сергей твердым, стальным голосом, не терпящим возражений. Однако Разумовский ни на миллиметр не отодвинулся от Поэта, он как будто не помнил, что это опасный человек, что он, очевидно, безумен, и ему ничего не стоит прирезать Сергея на такой дистанции. Нет, ничего такого не приходило в голову Разумовскому в то время, как он обсуждал братство "Ока" и Рубенштейна с Поэтом, лениво и заворожено изучая его точеное худое лицо, то и дело возвращаясь к безумно ярким глазам... - И если ты еще раз скажешь мне, что впервые об этом слышишь... ...И падая в сладкую черную бездну от ярко-зеленых вихрей, проникающих в его сознание, и никак не контролируя это. - ...Я расплавлю тебе мозги. Сергей напрягся и собрался с мыслями, чтобы хотя бы ответить по существу на абсурдную претензию и угрозу Поэта. - Слушайте, если Олег и правда забрал Рубенштейна и при этом думал, что тот сделал со мной то же, что делал с вами... Скорее всего, ваш доктор давным-давно мертв! А так как я впервые слышу обо всем этом, Олег явно не посчитал этого человека хоть сколько-то важным, чтобы мне про него рассказать! Глаза Поэта засияли, даже белки глаз стали флюоресцентно зелеными, и он вцепился в челюсть Разумовского, заставляя того беспомощно запрокинуть голову. - Ты меня за идиота держишь?! Ты не предст-! И даже это не заставило Сергея отпрянуть, вырваться, ударить этого безумца, он поддавался ему так, как будто совершенно не умел драться, но настоящей причиной было то, что ему было приятно прикосновение Поэта даже в такой дикой, насильственной форме, так, что он полуосознанно прильнул к его руке. И тот расширил губы в безумном оскале, и сжал шею Сергея, притянул к себе и поцеловал - на удивление мягко, диссонирующе с предыдущими словами и действиями, но так же внезапно укусил до стона, а затем так же мягко поцеловал. В голове Разумовского было сплошное черно-зеленое марево. Он помнил, о чем они говорили, что это за человек и что за люди заняли музей, но это были просто слова, как очередная новость или мем из интернета, их значимость потерялась на фоне зеленых завитков и человека напротив. Поэт отодвинулся, пристально глядя в глаза Сергею, и зеленое сияние из его глаз пронзало глаза и сознание Разумовского, заставляя неотрывно смотреть в ответ, сидеть неподвижно и покорно ждать своей участи. Гипнотизер перекинул левую ногу через скамейку, схватил Сергея за плечи, развернул его, заставив отвернуться от себя и сесть так же - иначе получалось чертовски неудобно. Тот чувствовал потерю от невозможности смотреть в сияющие зеленые глаза и изучать точеное бледное лицо, но и ощущал неизбежность - нет, даже потребность - повиноваться ему и чувствовать его прикосновения, какими бы они ни были. - Он здесь. Но у нас есть немного времени, а я вижу, что ты смотришь на меня как жертва воздержания. Сергей даже не обиделся. Он просто пододвинулся к Поэту, прижался к нему спиной, наслаждаясь близостью с ним и ожидая, что тот сделает дальше. Даже через одежду было довольно приятно его ощущать, как будто это был кто-то, кого давно не хватало, и Сергей чувствовал, как его тело и сознание окутывают ярко-зеленые волны, как импульсы тепла и нежности, хотя сам Поэт совсем таковым не казался. Тот обнял его одной рукой, вкрадчивым замедленным движением, как будто змея проползла, а второй рукой залез ему под брюки, оглаживая поверх трусов. Сергей доверчиво расслабился в его руках и чувствовал нечто зеленое даже от этих движений, не имеющих ничего общего с фантасмогорией. - А я думал, у тебя уже стоит, судя по твоему поведению, - полушепотом сказал Поэт ему на ухо, продолжая так же поглаживать, надавливая прохладными длинными пальцами. - Возможно, ты мне понравился чисто в эстетическом смысле, - ответил Сергей полувыдохом, крайне тихо. - А поэтому ты тогда прижался ко мне? Под его пальцами твердело, а Разумовский чувствовал, как его начинает распирать и как появляется жар внизу живота, и желание, с которым непонятно что делать в таком месте. То, что они делают - не безумие? И Сергей почувствовал, что краснеет. - Возможно, я тебе не доверяю... Поэт шипяще засмеялся и скользнул рукой ему в трусы, и от его смеха поплыли новые сияющие зеленые волны, на которых появились буквы ХАРЭ МНЕ ПИЗДЕТЬ Сергей почувствовал, как Поэт обхватил его прохладными пальцами, создавая сладкий контраст с жаром в нем самом, и стал двигать рукой - сначала дразняще медленно, но постепенно ускоряясь. Вторая рука поползла вверх, оглаживая грудь, а затем шею Сергея, и в итоге легла ему на щеку, охлаждая пылающую кожу - такое ласковое, но такое властное действие, такого никто с ним не делал, никто... - На нас... Смотрят? - спросил Разумовский, преодолевая себя. Ему не хотелось об этом спрашивать, не хотелось думать об этом, и только лишь остатки здравого смысла трепыхались в мареве из желания, наслаждения и зеленых волн. Впрочем, лучше бы и их не было, потому что все, что они вызывали - это смущение, от которого он только лишь краснел, но ничего не делал. - Если и да, то им все равно, - прошептал Поэт, уже жестко и быстро двигая рукой внизу, и поглаживая пальцем его губы, заставляя целовать его - да, это произошло как будто против воли Сергея, он не собирался целовать палец иллюзиониста, но при этом не мог сдержаться, а затем он сладострастно облизывал этот тонкий прохладный палец в тот момент, когда кончал, дрожа и извиваясь в руках Поэта. - Всё еще не доверяешь мне? - прошипел тот, и ловко вытер Сергея внизу, а затем поднял руку в сперме - она отблескивала зеленым - и сунул два пальца в рот Разумовскому, а тот стал облизывать их так же жадно, как и прошлый палец. Он тщательно вылизал всю руку Поэта, глотая собственную сперму, и в конце она была полностью чистой, хотя и влажной, но иллюзионист быстро исправил это, вытерев ее о внутреннюю сторону пиджака Сергея. Раздался щелчок. Поэт схватил правую руку Разумовского и написал у того на запястье телефонный номер. - Он и так будет впечатан в твое сознание, но может, так тебе будет удобнее.