***
Они выходят на улицу, и Адриан крепче затягивает шарф, потому что им в лицо почти сразу ударяет холодный воздух. Маринетт нежно улыбается, глядя на него — этот жест кажется ей таким привычным и правильным. Это Адриан. Ему всегда холодно, даже когда сама Маринетт стоит в расстегнутой куртке. — Ты был прав, уже так поздно, — удивляется Маринетт, поднимая глаза к небу, темному, чуть подернутому светлой дымкой от огней города. — С тобой время идет как-то иначе. — Да, у меня такое же ощущение, — как-то нежно отзывается Адриан, смотря на нее, и Маринетт чуть смущенно отвечает на его взгляд легкой улыбкой. — А еще у меня в голове постоянно очень глупые мысли, ну, точнее, наверное, глупые, со стороны я не знаю, как они могут звучать. Например, я думаю, что у тебя очень красивые глаза, и мягкие волосы, и руки такие изящные, — он берет ее ладони в свои одновременно со словами, заставляя ее распахнуть глаза, и смущенно ведет плечом. — По-моему, очень приятные мысли, — говорит Маринетт, чуть сжимает его пальцы и улыбается. Почему-то его ответная улыбка заставляет ее сердце биться чаще. — По крайней мере, я не думала, что эти мысли глупые, когда мне приходило в голову, что у тебя удивительно длинные ресницы, или что ты очень приятно пахнешь, или что глаза у тебя похожи на зелень нагорья ранней весной. — Боже, я сейчас умру, — внезапно тихо смеется Адриан, и Маринетт подхватывает его смех, когда он тянет ее ближе, обнимая на прощание. — Напиши, как дойдешь. — Обязательно, не нужно каждый раз просить, — со смешком выдает она и чуть отстраняется, чтобы привычно поцеловать его в щеку. — Тогда до завт… — она не успевает договорить, потому что Адриан, очевидно, тоже потянувшийся ее поцеловать, неожиданно сталкивается с ней губами в коротком поцелуе. — Господи, извини, пожалуйста, — выпустив ее и то ли истерично, то ли сдерживая смех, выдает он, и Маринетт взмахивает руками, чувствуя, как к щекам подползает румянец, и говоря одновременно с ним: — Прости, это совершенно случайно получилось… Они замолкают, осознав, что говорят в едином порыве, и смотрят друг другу прямо в глаза, несмотря на смущение, наполняющее пространство словно морозный воздух теплую комнату. Маринетт чувствует на своих губах прикосновение губ Адриана, оно горячее, терпкое, оно пахнет для нее свежестью и вишневым коктейлем, и больше всего в этот миг она хочет, чтобы это была не случайность. Она прикусывает нижнюю губу, по инерции касается ее кончиком языка, и делает шаг вперед. Адриан стоит, не двигаясь, буквально вмерзший в асфальт, и только смотрит на нее широко распахнутыми глазами. Это длится всего лишь миг, который кажется для Маринетт почти вечностью, а в следующую секунду она кидается к нему, и он крепко обнимает ее, снова прижимаясь губами к ее губам. Маринетт обнимает его за шею, запускает руку ему в волосы, чувствуя, как Адриан обхватывает ладонью ее шею, и позволяет себе отдаться этому восхитительному моменту, который выбивает почву из-под ног так сильно, что если бы Адриан не обнимал ее, не держал так крепко, она бы осела прямо на асфальт от изобилия эмоций. Она чувствует прикосновение его горячих губ, его запах, его нежность, то, как трепетно он ее обнимает — ее никогда в жизни так не обнимали, и, уж тем более, никогда не целовали, а особенно так, словно она луна, которой удалось коснуться. В это мгновение ее не волнует ничего больше, кроме поцелуя — ни Кот Нуар, ни Бражник, ни ее миссия, ни мастер Фу, даже собственные чувства внезапно встают на места и раскладываются по полочкам. Если ей хорошо, если ей нравится, если она в восторге, значит, все правильно, верно? И ей можно целовать Адриана, никто не запрещал ей этого делать. Маринетт чуть наклоняет голову, скользнув пальцами сквозь его пряди чуть выше, к затылку, и Адриан вдруг с тихим вздохом, медля, будто спрашивая, углубляет поцелуй, проводя ладонью по её талии к лопаткам. Маринетт следует за ним. Она быстро учится, она все схватывает на лету. Ее приводит в восторг каждое его движение, каждый поворот головы, его руки, его пальцы, вздохи, тяжелое дыхание — она хочет всего, она впитывает в себя ощущения, удваивает их и переносит на Адриана. Она гладит ладонью и кончиками пальцев его шею под шарфом, вырисовывает круги, с удовольствием ощущая, как крепко он в ответ прижимает ее к себе и как приоткрываются его губы. Когда у нее окончательно сбивается дыхание — намного позднее, чем у Адриана, хотя тот даже едва дыша не переставал ее целовать — и она приподнимает голову, Адриан касается губами ее шеи, и Маринетт приятно жмурится, готовая в это мгновение отдать ему вообще все, что бы он ни попросил, даже если бы он был Бражником и нашептывал ей снять для него серьги. Адриан просто легонько целует ее под подбородок, нежно и благодарно, а когда Маринетт опускает голову обратно, открывая глаза, ещё раз медленно целует ее в губы, будто бы утверждающе. И смотрит так, словно она самое прекрасное существо во вселенной. Его взгляд, открытый, восхищенный, влюбленный до такой степени, что ей снова становится нечем дышать, заставляет ее вцепиться в него еще крепче, не в силах отвести взгляда в сторону. — А это уже было не случайно? — тихонько спрашивает Адриан, и Маринетт, чуть улыбнувшись, касается поцелуем уголка его губ. Ей хочется делать это снова и снова, пока не закружится голова. Или пока не заболят губы от мороза. — Определенно, нет. — Определенно, — соглашается она тоже почему-то тихо, не уверенная, что сможет теперь хоть когда-нибудь от него отстраниться. Адриан гладит ее по щеке. Такое прекрасное, нежное прикосновение, от которого у нее мурашки бегут по коже. Он все еще смотрит — она в его глазах единственный человек на земле. Маринетт надеется, что он видит в ней тот же свет, потому что хочет, чтобы ему было также хорошо, как ей. Она прижимается к его руке, коротко прикрывает глаза и целует ее в запястье. Адриан чуть вздыхает, и тогда она тянется снова к его губам, касаясь их медленным, спокойным поцелуем. Она наконец чувствует себя собой, и все так просто, все кристально ясно, как стороны прозрачной снежинки, упавшей на растрепанные волосы Адриана, — они здесь, на этой темной улице, они поцеловались, и она хочет поцеловать его снова. — Это в сотни раз лучше, чем в моих снах, — шепчет Адриан, касаясь ее губ губами. — Я не мог даже представить ничего подобного. — Когда влюбился в меня с первого взгляда, стоило мне спрыгнуть с твоей крыши? — с тихим смехом спрашивает Маринетт, и Адриан возмущенно дует ей в нос, заставляя чихнуть. — Ладно, не могу не согласиться, ты хорошо целуешься. — Ну, не то чтобы у меня был опыт… — не очень уверенно бормочет Адриан, обнимая её ещё крепче, и Маринетт охотно льнет к нему, снова закрывая глаза. — Только на фотоссесиях с другими моделями, но это было, как у всех французов: чмокнуть в губы и отстраниться, пока не покраснел, как рак. — Ну сейчас ты вроде не красный, — снова смеется Маринетт. — Мне просто слишком хорошо, чтобы я мог смутиться, — говорит Адриан с такой явной улыбкой в голосе, с таким искренним, невероятным восторгом от того, что она в его объятиях, она целует его, что у нее душа становится размером со Вселенную. Если бы она только знала, как много всего упускала в своей жизни… Адриан открыл ей совершенно новый, непостижимый, прекрасный мир, и ей почти все равно на долг, на цель, на необходимость принимать решения — в этот миг она Маринетт, которая очень хочет поцеловать Адриана. — И мне хорошо, — шепчет она ему в шею, зарываясь лицом в пахнущий его парфюмом шарф. — Я хочу забрать его с собой, — вырывается у нее прежде, чем она успевает себя остановить, потому что за короткие доли секунды успевает представить, как кутается в него и засыпает, представляя его объятия. — Шарф. — Хоть всего меня, — тихонько смеется Адриан, чуть отстраняясь, чтобы размотать его с шеи. Маринетт становится немного неловко, но она беспрекословно наклоняет голову, позволяя ему надеть себе на шею ткань. Адриан широко улыбается, проводя ладонями по его плечам, и Маринетт снова его целует, просто не в силах удержаться, на этот раз сразу глубже, и Адриан отвечает ей в то же мгновение, как она касается его губ. Она погружается в его запах так же, как в свои чувства — с разбегу, прыгая в глубокие воды, позволяя ему проникнуть в самую свою суть. Она обнимает его лицо руками, гладит волосы, приводит их в еще больший беспорядок и снова судорожно приглаживает, опускаясь пальцами по его шее. Маринетт не хочет, чтобы поцелуй заканчивался, не хочет, чтобы он останавливался, прекращал гладить ее, раздвигать губами ее губы, прижимаясь все крепче и крепче, почти проскальзывая по нижней губе зубами. Она как никогда хочет счастья, которого почти не касалась все эти годы, растрачивая себя на «более важные цели». — Всего тебя не могу, — с сожалением выдыхает Маринетт, когда они отстраняются друг от друга и прижимаются лбами. — А очень хотелось бы, потому что ты уже дрожишь. — Это от счастья. — Ну конечно, — тихо фыркает Маринетт и чмокает его в губы, окончательно отстраняясь и беря его руки в свои. — Мне в самом деле пора. — Тебя точно не нужно проводить? — спрашивает Адриан, подобравшись, и касается губами её покрасневших от мороза костяшек пальцев. — Не переживай тут недалеко, да и не хотелось бы, что дедушка увидел нас раньше времени, — Маринетт почти не лукавит, произнося это, хотя совсем не уверена, какой время окажется «подходящим» для их «знакомства». — Я напишу тебе, обещаю. — Встретимся завтра? — с тихой надеждой спрашивает Адриан, крепче сжимая ее ладони, и Маринетт против воли смеется с умоляющего, умиленного выражения его лица. Она ещё никогда не чувствовала себя такой довольной. — Обязательно, — отвечает она с улыбкой, и Адриан наклоняется, коротко целуя в щеку. — На этот раз попал. — Не жалею, что в прошлый раз нет, — он отодвигается, с явным нежеланием её отпускать. — И я не жалею, — с придыханием говорит Маринетт, осторожно выскальзывая из его объятий. Она не хочет уходить, впервые ей совершенно все равно на патруль, но Нуар будет ждать ее, а она не из тех, кто может позволить себе просто бросить человека в одиночестве выполнять работу, даже если в первый раз в жизни ей хочется следовать за своими желаниями. — Надеюсь, не пожалеешь, — выдыхает Адриан, обхватывая себя за плечи руками, и улыбается, робко и влюбленно, наблюдая за каждым ее движением. Маринетт замирает, ей кажется, что он хочет сказать что-то еще, она чувствует, как слова формируются вокруг него, но он молчит, продолжая улыбаться. Она качает головой. В глубине души она тоже боится пожалеть — Адриан для нее больше, чем просто друг. Но она не хочет думать об этом, упрямо заставляя себя верить, что чувства превозобладают над выученным долгом. Мысль о его боли глубоко ранит ее сердце. — Не нужно сомневаться, — говорит Маринетт, прикладывает пальцы к губам и посылает Адриану воздушный поцелуй. Он перехватывает его в воздухе, прижимает к груди и закрывает глаза, когда она разворачивается и идет в сторону дома. Не обернуться и не посмотреть на него оказывается очень и очень сложно. Она шагает по улицам, не чувствуя ни холода, ни усталости. Эти поцелуи, кажется, сделали ее другим человеком, но она пока не понимает, каким, она пока не знает эту Маринетт, а только нащупывает ее в глубине своей сути, начиная долгое знакомство. Когда она доходит, наконец, до дома, ей кажется, будто весь мир стал другим. Неужели эти фонари, отливающие асфальт насыщенным оранжевым светом, всегда так светились в темноте? А кривые линия здания, в котором она живет, всегда были такими четкими? Здесь всегда пахло выпечкой с соседнего квартала, или она почувствовала это только сейчас? Маринетт не понимает, совершенно ничего не понимает, но знает точно, что эти изменения, возможно, кардинально поменяют все ее планы. Четко структурированные дела пойдут на переработку, потому что она оказывается больше не в силах игнорировать все эти чувства внутри себя. Влюблена ли она? Она боится признать, но умом понимает, что, скорее всего, да. Адриан хороший человек. Замечательный. И к нему невозможно не привязаться и, как оказалось, невозможно в него не влюбиться, когда он смотрит на неё таким взглядом. Она ещё ни разу в жизни не ощущала себя такой важной, как в моменты встречи с ним. Даже будучи Хранительницей, даже будучи Ледибаг — в ней это видели всю её жизнь, а простую Маринетт увидел лишь Адриан. И простая Маринетт понравилась ему больше, чем мог понравиться кто-то еще, раз он выбрал ее. Ее никогда не выбирали, просто потому что она это она. Не потому что она защищает талисманы и не потому что она носит серьги удачи. Просто потому что кому-то нравится ее смех, ее жизнь, ее характер, ее мимика, ее взгляд. Маринетт испытывает такой прилив благодарности и нежности, что, доставая телефон, не может не погладить его подушечкой пальца. Это сводит ее с ума. Неопределенность ее разума, приводящая к бесконечным вопросам. Она могла бы поговорить об этом с кем-нибудь, но Тикки всегда говорит доверять тому, что у нее внутри, а именно сейчас Маринетт совершенно не знает, что там. Ей нужно поговорить с Плаггом, у него почти всегда есть нужные слова. Маринетт выдыхает облако пара, открывая переписку с Адрианом и отправляя короткое «Я дошла». Адриан отвечает немедленно, быстрее, чем она успевает моргнуть, будто сидел и ждал ее с набранным сообщением. А: Замечательно <3 хотел бы я сейчас быть с тобой, но, надеюсь, мой шарф тебя согреет. Маринетт улыбается и проводит пальцами по шарфу, зарываясь в него носом. Ей так не хочется расставаться с его запахом, что она бы с большим удовольствием надела шарф на костюм, если бы не было риска, что Нуар узнает шарф Адриана, ведь они, все-таки, живут в одном доме. А так и до раскрытия недалеко. «Непременно», — пишет Маринетт и уже откладывает телефон, когда Тикки подлетает поближе, выбирает кругляшок со смайликами и отправляет Адриану сердечко, не получив от Маринетт никаких других указаний. — Ох, точно, смайлики, — вздыхает Маринетт и гладит Тикки по голове. — Ты лучше меня слушала лекцию Адриана. — Ну я ведь не отвлекалась на то, как он пахнет, — говорит Тикки, ласково и радостно ей улыбаясь, и Маринетт понимает, что она хотя бы не осуждает ее за этот поступок. — Ладно, нам нужно встретиться с Нуаром, — меняет она с долей смущения тему, убирая телефон в сумку, и Тикки приподнимает бровки, смотря на нее с привычной снисходительностью наставника, от которого пытаются что-то скрыть. Маринетт не выдерживает. — Что? — Ты же не собираешься делать ничего безрассудного? — спрашивает она с каким-то подозрением, и Маринетт удивленно на нее смотрит. — Например, обсуждать с ним свои чувства. Ты совсем недавно говорила, что, возможно, он тебе нравится. — С ним — нет, — произносит Маринетт уверенно и улыбается кончиком губ. — А вот с Плаггом поговорю. — Будь осторожнее, — не очень довольно вздыхает Тикки, но все же подлетает и гладит ее по по лбу и волосам лапками. — Ты умная девочка. — Спасибо, — Маринетт на мгновение прикрывает глаза, благодарно ластясь к прикосновению, и открывает их обратно. Убедившись, что вокруг никого нет, она пролезает в трещину между домами, чтобы ее наверняка никто не увидел. — Тикки, трансформация. Подскакивает на крышу она за секунды до того, как ее ноги оказываются обтянуты плотной подошвой ботинок костюма, выбросив вперед руку с йо-йо. Ледибаг бегло оглядывается, оценивает обстановку, словно пытается понять, нет ли за ней слежки, и, убедившись, что все в порядке и ничего подозрительного не происходит, снова взмахивает рукой, цепляясь за леску, и прыгает. Становится совсем темно, настолько, что помогают только фонари, включённые окна домов и вывески, но плотно заволоченные тучи словно поглощают и без того скудное освещение. Ледибаг привыкла ориентироваться в темноте, поэтому почти безошибочно опускается на крышу одного из зданий у округа, где они договорились с Нуаром встретиться. Он уже здесь. Ледибаг приветливо машет ему рукой с зажатым в ладони оружием и чуть криво улыбается. Нуар галантно поднимается с края крыши, на котором сидел, салютует ей двумя пальцами и чопорно-насмешливо поклоняется. Ледибаг едва сдерживается, чтобы не засмеяться в этот момент с выражения его лица. Ей беспричинно хочется обнять его. Она чувствует с ним почти родство, словно они знакомы сотни и сотни лет, и от этого ощущения почти хочется выть. Если бы было видно луну, возможно, она бы так и сделала. Они одновременно садятся обратно на кровлю, когда она указывает на нее, упираясь ногами в водосток. Нуар вздыхает, поднимая голову к небу и довольно жмурясь на ледяной порыв ветра. Ледибаг так и подмывает спросить, в чем дело, но она не решается сделать это прямо, поэтому просто упирается локтем в бедро, положив щеку на ладонь, и улыбается кончиком губ. — Ты сегодня какой-то неприлично счастливый. — Никаких подробностей личной жизни, Леди, нет-нет, — Нуар выставляет указательный палец, помахав им, и Ледибаг снова широко улыбается. — У этого Кота только одна хозяйка, так что даже не пытайся ничего узнать. — Ох, брось, и так все видно, — фыркает она, выпрямляясь. — Кот сменил уличную коробку на домашнюю подстилку. — Лучше скажи, Багибу, почему мы еще не патрулируем, — Нуар наклоняет голову, по-кошачьи смешно дернув накладными ушами. — Обычно ты сразу строишь меня по струнке. У Букашки планы на Кота? — Ну, эм, что-то вроде того, — мгновенно потеряв всю уверенность, бормочет Ледибаг, отворачиваясь и сразу заставляя себя вернуть взгляд. — Скажи, ты, м, тепло одет? Глаза Нуара удивленно округляются, когда он садится чуть менее раскованно и дергает накладным хвостом. Ледибаг позволяет себе отвлечься на него всего лишь на мгновение, и хвост опускается обратно на кровлю. — Да, я гулял, когда трансформировался. А что такое? — Я хочу поговорить с Плаггом, так что, если ты не против, тебе придётся подождать немного за дымовой трубой, но это, честно, займёт всего ничего! — она взмахивает руками, взволнованно приподнимаясь, а потом складывает вместе ладони. — Я понимаю, это очень нагло, и я сама говорила, что так делать нельзя, но я не буду подсматривать, и если ты не против, то… я буду тебе должна?.. — неуверенно предполагает она. — И очень благодарна. Кот Нуар, кажется, в абсолютном смятении. Он молчит всего с десяток секунд, но у Ледибаг уже складывается такое ощущение, словно крыша под ними раскладывается на черепицы и рушится. — Почему нет? — наконец говорит он, но по его голосу она впервые не может понять, о чем он думает и что испытывает. Тем не менее, он поднимается на ноги. — Ты бы не стала просить, если бы это не было важно, так что, я не могу отказать миледи, — он подает ей руку, помогая подняться тоже, и первые несколько мгновений Ледибаг позволяет своей ладони задержаться в его руке чуть дольше необходимого, пока он сам не убирает ее. — Тогда подожди здесь, я зайду за трубу… И не подсматривай, Багибу! — Стой! Подожди, — она перехватывает его за плечо и, не успевает он удивиться, подбрасывает в воздух йо-йо, призывая супершанс. В руки ей, к ее облегчению, как она и хотела, падает теплый красный плед в чёрный горошек. — Возьми. Не хочу, чтобы из-за моих просьб ты заболел. — Как заботливо с вашей стороны, мурледи, — произносит Нуар, подмигивая, и Ледибаг, сдерживая фырканье, делает шутливый книксен. Кот наконец разворачивается, заходя за трубу, и Ледибаг прикусывает кончики пальцев через латекс, сдерживая желание посмотреть его обратное превращение — вспышка не очень яркая, хотя достаточно заметная, если знать, куда смотреть, но она не успевает сосредоточиться на этой мысли, потому что из-за трубы вылетает Плагг и внезапно почти впечатывается ей в лицо, обнимая лапками за щеки. — Мой сырочек! — почти надрывно произносит он. — Я ошибался! Месяц без тебя слишком долго, я беру свои слова назад, пусть Тикки уходит! — Хорошо, что я в костюме, иначе бы вы подрались, — смеется Ледибаг, обнимая его пальцами, и Плагг тут же хватается за ее запястье. — Мне казалось, тебе нравится. — Мне очень нравится, мне покупают самый дорогой вонючий сыр, а ещё я засыпаю в корзине для грязного белья, там восхитительно, — его лицо довольно преображается, но в следующий момент он снова становится грустным. — Но с тобой было бы еще лучше. Никто не чешет меня за ушами так, как ты! — Ах, ну понятно, вот, по чему ты скучаешь больше, чем по мне, — фыркает Ледибаг, послушно проводя когтями по его шерстке, и Плагг вздыхает, подставляясь под ласку. — Вообще-то, нам надо поговорить… как насчет снова побыть моим психологом? — Для тебя я могу побыть кем угодно, — мурчит Плагг, ластясь к ней с невероятной нежностью, от которой ее сердце становится мягким, как масло. — А ты мне ничего не прихватила?.. Ледибаг смеется, звонко и радостно, у нее от удовольствия быть с ним рядом голова идет кругом, больше только от того, что еще полчаса назад она целовалась с Адрианом. Как ни странно, она предусмотрела его просьбу. Вытащив из пространства йо-йо ароматный кусочек сыра, она протягивает его Плаггу, который, не слезая с ее пальцев и даже не касаясь сыра лапками, просто открывает рот и проглатывает его целиком. — Вкусно, но мало, — резюмирует Плагг и поднимает на Ледибаг глаза. — Итак, кто тебя обидел, на ком нужно испробовать катаклизм? Я одним щипочком, мир даже не почувствует, обещаю. — Я не стану говорить его имя, — тихо фыркает Ледибаг и прижимает свободную руку к лицу, глубоко вздыхая. По губам ее снова расползается улыбка. — Но, кажется, я влюбилась. По крайней мере, наверное, так оно и должно быть?.. Я не знаю, я не понимаю, что чувствую. — О камамбер мой, и это не я! — кричит удивленно Плагг, и Ледибаг громко шикает, прикладывая палец к губам. — У вас все в порядке? — спрашивает голос Нуара из-за трубы, и Ледибаг торопливо взмахивает рукой. — Да-да, прости! — откликается она достаточно громко, чтобы ее было слышно. Она смотрит на Плагга с мягким осуждением и гладит по голове. Он щурится и не подается в ответ на ее ласку, всем своим видом выражая негодование. — Ты променяла меня на какого-то двуногого, стоило мне только оказаться далеко, — ворчит Плагг и складывает лапки на груди. — А если он тебя обманет? А если обидит? Тикки слишком мягкая, чтобы защитить тебя в случае чего. — Не бойся, я пожалуюсь тебе сразу, если что-то такое произойдет, — стараясь сохранять свое выражение лица серьезным, произносит Ледибаг, но все же несдержанно улыбается. — Но я не думаю, что это случится. — Если он на тебя косо посмотрит… — Плагг, — Ледибаг склоняется и осторожно целует его между ушками, чуть придавливая его к своей ладони. — Спасибо, что защищаешь меня, но это правда ни к чему, он очень хороший человек. — Я не защищаю, я ревную, — Плагг поднимает на нее взгляд, непривычно серьезный. — Но что-то тебя тревожит, сырочек, раз ты решилась нарушить правила и поговорить? Не то, чтобы эти правила не были дурацкими, на самом деле. Ледибаг улыбается, радуясь, что снова стала сырочком и буря миновала. Она делает глубокий вдох и садится на край крыши. Молчащий ночной Париж не помогает ей найти слова, чтобы описать то, чего она не понимает. — Я все думаю, как хранители допустили, чтобы человек, который никогда не знал ни дружбы, ни любви с другими людьми оказался в таком большом городе? — выдыхает Ледибаг, чувствуя себя очень незащищенной, но взгляд Плагга вынуждает продолжать. — Что если мне нельзя влюбляться? Что если я все испорчу? На меня надеется столько людей, а я просто уже не понимаю даже, кем являюсь. — Сырок, послушай внимательно, — произносит Плагг серьезным тоном. — Если ты не съешь тот сыр, который хочешь съесть, потому что тебе не разрешают, он может испортиться, и тогда ты не сможешь получить от него удовольствие. Какая разница, кто что думает, кто что от тебя ждет? Ты живешь не так долго, как я, так что ешь весь сыр, до которого можешь дотянуться. — А что, если этот сыр не для меня? И однажды придет его хозяин и покрутит у виска, узнав, что я на него покушаюсь? — Ледибаг задумчиво прикусывает губу. Сырная метафора от Плагга, как всегда помогает, но она не была бы собой, если бы ею не овладели сомнения. Обычно если она в чем-то совершенно уверена, это стопроцентно неправильный вариант. — Или, что если только кажется, что он лежит на тарелке, а на самом деле это всего лишь иллюзия, скрывающая целый склад сыра? Я имею в виду, не отвлекусь ли я в нужный момент, упустив что-то более важное? — Нет, — уверенно отвечает Плагг, сложив лапки. — Не упустишь. Это ты. И тебе Тикки не позволит, она такая ответственная, что с ума можно сойти. Так что побудь человеком хоть раз в жизни, а не Хранителем. Ты заслуживаешь счастья, Маринетт, даже через ошибки, тем более, что ошибки — это хорошо. Сколько раз люди портили продукты, чтобы добиться идеального вкуса сыра? Результат стоит любых стараний. Хотя, — Плагг недовольно хмурится и закатывает глаза, — мне все ещё не нравится этот парень. Мне надо будет с ним как-нибудь потолковать, потому что если он будет любить тебя меньше, чем я, то я на него не согласен. Надеюсь, он делает тебе сырные комплименты. — Хотела бы я взглянуть на ваши переговоры, — коротко смеется Ледибаг, хорошо представляя, что Адриан бы был невероятно почтительным и милым, обязательно бы спрашивал у Плагга разрешение на все подряд, потому что сразу увидел бы, как для него это важно, и очаровал бы его в первые минуты. — Могу поспорить, что тебе он мгновенно понравится. Ведь ты хорошо меня знаешь, а он правда мне подходит. — Ему же лучше, если так и есть, — Плагг на мгновение воинственно разворачивает ушки, вызывая у Ледибаг приступ умиления, даже если она знает, насколько это существо разрушительно по своей сущности. — Значит, ты считаешь, мне стоит попробовать? — она проводит ладонями по щекам и вздыхает. — Есть просто еще кое-что, о чем я не сказала. Он… — она быстро оборачивается туда, где прячется Нуар, — он как-то связан с Бражником. — Воспользуйся, он же тебе нравится, съешь два сыра сразу, — довольно флегматично замечает Плагг, и Ледибаг удивленно на него смотрит. — Ты же не встречаешься с ним ради цели, просто так совпало, значит, все в сыре. — Это кажется не совсем честным даже при таких условиях, — с сомнением говорит Ледибаг, хоть и понимает, что Плагг прав. Она не собирается использовать Адриана — уже не собирается, — но со стороны это может выглядеть именно так. — Просто боюсь, как бы это не кончилось плохо, ведь все так запутанно… — она вздыхает, намного свободнее, чем еще десять минут назад, и улыбается. — Мне так не хватает твоих советов, Плагг. — Брось его и люби меня, — тут же выдаёт Плагг все с тем же серьёзным выражением на лице, а когда Ледибаг удивлённо вскидывает брови, вздыхает. — Действуй по мере наступления проблем. И пробуй сыр как следует. Договорились? — Я люблю тебя, ты же знаешь, — Ледибаг протягивает ему палец и, когда он его обнимает, легонько чешет ему живот, с грустью понимая, что совсем скоро ей придется снова вернуть его Нуару. — Договорились. Если что, я просто прибегу к тебе и ты спрячешь меня, — она улыбается старательной серьезности Плагга. Она не жалеет, что попросила Нуара об этом одолжении. После этого разговора она действительно может позволить себе побыть счастливой, ведь, в конце концов, у нее было не так уж много шансов для этого. — Отлично, а теперь, прости, сырочек, но я начинаю замерзать, — Плагг касается лапкой ее носа, чуть нажимая, и Ледибаг целует его в макушку. — Устраивай почаще нам такие свидания. — Конечно, беги скорее, — Ледибаг прикрывает глаза, когда он потирается головой о ее подбородок, и не открывает, пока не слышит голос Нуара, произносящего слова трансформации. Внутри нее внезапно становится так тихо, по хорошему, и до странного глубоко, как иногда бывает после медитаций. — Я невольно почувствовал себя третьим лишним, — негромко говорит Нуар, присаживаясь рядом с ним. Ледибаг сгибает одну ногу и опускает голову на колено, упираясь в него щекой. — Я думал, мы с ним отлично ладим, пока не услышал вашу встречу. — Я знаю его с рождения, очевидно, что мы с ним будем ладить превосходно, — смущенно фыркает Ледибаг, смотря на него с легким прищуром. Нуар протягивает ей ее одеяло. — Прости за это, ты не замерз? Он качает головой и улыбается ей. Ни капли обиды или раздражения на то, что она заставила его ждать так долго. Ледибаг забирает у него одеяло, неуверенно сжимает его в пальцах и, переборов желание понюхать его, чтобы узнать запах Нуара, подбрасывает его в воздух. — Это интересно, миледи, — негромко говорит Нуар, собирает с края крыши снег в кучку побольше между ними и начинает лепить клубок, видимо, пытаясь занять руки. — Я часто думаю, как мне повезло. Тебе пришлось учиться этому всю жизнь, а я получил талисман, не имея о нем ни малейшего представления. Наверное, это кажется тебе несправедливым? — Если честно, сначала так и было, — она вздыхает, погладив себя по плечам, и смотрит прямо перед собой, в заснеженный переулок Парижа, освещенный яркими желтыми фонарями. — Мне казалось, это нечестно, что люди, которые ничего не знают о моей работе, будут иметь в руках силу, за которую я должна буду нести ответственность. Мне пришлось… — она осекается, бросает на заинтересованно подобравшегося Нуара взгляд и все-таки добавляет: — Мне пришлось ослушаться своего наставника, чтобы оставить себе талисман Ледибаг. Но сейчас я рада, что у меня есть ты, ты хороший напарник, — она тянет к нему руку, сама не зная, почему, но Нуар послушно вкладывает свою ладонь в ее. — И друг. Спасибо тебе большое, Нуар, с тобой мне намного проще. — Всяугда помуржалуйста, Багибу, — мурлыкает тот довольно, делая вид, что собирается потереться о нее, но на деле просто выпуская ее руку и садясь ровнее. — Мне нравится работать с тобой. Так что спасибо тебе — за возможность. Ледибаг коротко, с улыбкой кивает, складывает на коленях руки и снова смотрит прямо перед собой. Она искренне верит, что Нуару не за что ее благодарить, ведь не она его выбрала, но если бы она могла выбирать сейчас, если бы ей пришлось — она нашла бы его, где бы он ни был, и вновь попросила стать своим напарником. Мир, озаренный новыми чувствами, видится ей проще и сложнее одновременно, и это делает ее более отзывчивой к простым, обычным чудесам, которые происходит без всяких талисманов каждый день. Нуар начинает рассказывать историю о Плагг, в шутку жалуясь на него Ледибаг, и она с улыбкой опирается о собственные колени локтями, подпирая голову и глядя на мигающие внизу яркие вечерние огни готовящегося к Рождеству города. Нино говорил, что чтобы узнать Париж, нужно увидеть его ночью и только потом делать выводы. Это в самом деле оказалось так. Ледибаг думает, что, должно быть, так во всем — и даже чтобы узнать, что такое жизнь, нужно рассмотреть больше, чем одну ее сторону. Теперь ей не кажется, что она знает все, что должна знать, но это даже лучше — не знать, что за поворотом, идти вперед и пробовать новое, разрешая себе любить и надеется, нравится Ледибаг больше, чем просто всю жизнь за что-то сражаться. Она поворачивается, смотрит на Нуара и смеется над его репликой, и он мягко улыбается ей в ответ, разоряясь только сильнее. Пожалуй, думает Ледибаг, сегодня патруль подождет.***