***
В Храме ее учили контролировать эмоции, боясь, что ее может использовать Бражник. Ее учили сдерживать себя, подавлять во всем, сжимать зубы, когда не остается сил, и игнорировать любые чувства, кроме необходимых для достижения результата. Маринетт так и не научилась. Как можно выбрать важные чувства и запереть в клетку «ненужные»? Она старалась очень сильно, как никто, наверное, до нее, и все же у нее не получалось. Она могла скрыть эмоции, могла притвориться перед другими людьми, это было проще простого, но подавить — нет, это было не в ее силах. Любое ее достижение было только притворством, и за закрытой дверью своей комнаты в обществе квами она позволяла себе полумеры и потихоньку училась, как могла, быть собой. Париж оказался для ее чувств катализатором, и она погружается в них, словно с разбегу окунается в мутное озеро, внезапно очутившееся посреди пути в огромной черной пещере. Адриан и Нуар в один голос твердят ей, что чувства надо проживать, и день за днем, неделя за неделей она позволяет себе все больше и больше, доверяя им свою душу больше, чем когда-либо доверяла своим наставникам. Она почти забывает о необходимости работать ради цели, зато постепенно вытачивает силуэт собственного сознания, будто художник из мрамора, осторожно и едва дыша. Маринетт нравится открывать новое в собственной душе. Ей кажется, что это поможет ей больше, чем ее прежние импульсивные метания, и, на удивление, и мастер Фу принимает ее решение очень благосклонно и не торопит заняться делом. Как ни странно, замедлившись, она замечает, что ей становится проще бороться с акумами, продумывать план, медитировать и пытаться сложить кусочки пазла из того, что они с Нуаром уже знают о Бражнике. Она больше не злится так сильно — а ведь до определенного момента она даже не знала, что злилась. И она верит, что даже если ошибется, то сможет попробовать еще раз. Будильник тихо вибрирует у ноги Маринетт, и она открывает глаза, медленно через глубокое дыхание выходя из своей полумедитации. Последнее время, следуя совету мастера Фу, она берет за правило медитировать перед выходом из дома, если есть такая возможность. Так она лучше понимает, что именно ощущает, особенно находясь в компании друзей, где чувства бьют в ней через край. Маринетт протягивается, опускается вниз, касаясь пола лбом и руками, и садится ровно, выпрямляя ноги из позы лотоса, в которой сидела все время медитации. Она тянется к телефону и проверяет уведомления. Алья прислала ей фотографию своей новой шапки, Нино скинул по ее просьбе афишу технофестиваля, на который хотел попасть как участник, и отправил мордочку собаки, прибившейся к его кафе, а от Адриана мигает четыре неотвеченных сообщения. При мысли об Адриане на ее губах сама собой появляется улыбка. С того разговора, давшего толчок к ее переосмыслению реальности, они почти не расстаются — они постоянно переписываются, днем и ночью, ходят в кино и гулять при первом же удобном случае, а однажды Маринетт даже провела сутки вместе с ним на съемках в качестве моральной поддержки. Общение с ним ощущается легким феерверком внутри — Маринетт не чувствует особой потребности ни во сне, ни в еде, полностью погруженная в их разговоры. Она просыпается и первым делом кидается проверять телефон, она думает об Адриане, когда засыпает, когда видит забавные вещи в интернете (ей всегда срочно надо с ним поделиться), когда замечает на улице кота, когда общается с друзьями без него — он наполняет ее мысли до отказа. Поспешно ответив Алье и Нино, Маринетт открывает переписку с Адрианом и откидывается назад на коврик, вытягивая руки с телефоном над головой. [14:12] А: Хочу сходить в одно очень милое место, там книги, растения и кофе. [14:25] А: Ты вроде говорила вчера, что освободишься после четырех? Может, сходим сегодня? [14:26] А: Я знаю, что тебя соблазнит — там продают очень вкусный карамельный фондан: > [15:05] А: |стикер с держащим сердечко котом| Она смотрит на эти сообщения со ставшей привычной за последние полтора месяца нежностью, и Тикки, усевшаяся на ее макушке, довольно гладит её по лбу, уловив её настроение. [15:30] Еще не поздно согласиться? Адриан читает ее сообщение почти сразу же. Маринетт до сих пор иногда удивляется, с какой быстротой он реагирует, когда бы она не написала, при учете, что его работа не подразумевает возможность постоянно быть при телефоне. Маринетт старается также, но из-за некоторых особенностей ее жизни у нее не всегда получается. [15:31] А: Конечно же, нет! Для тебя я свободен в любое время. [15:31] А: Тебя встретить? [15:31] Давай. Маринетт ловко поднимается на ноги, запуская пальцы в волосы и рассеянно их запутывая, и Тикки, с молчаливого разрешения начиная помогать ей собираться, отлетает, чтобы поднести ей палочки, которыми она собирает волосы. Маринетт, задумчиво на них посмотрев, внезапно мотает головой. — Оставлю распущенными, — говорит она вслух растерявшейся Тикки и убирает пряди на одну сторону, стягивая через верх домашний свитер. — Как думаешь, мне нужно спросить у ребят, что им дарить на Рождество, или это должен быть сюрприз? — Сделай им сюрприз, покажи, насколько ты узнала их, — говорит Тикки, все еще прижимающая к себе палочки, вдвое больше, чем она сама, и провожает Маринетт взглядом, когда та шагает к шкафу и придирчиво начинает рыться на полках среди немногочисленных вещей. — Им будет приятно. — Тогда решено, — глухо бормочет Маринетт, выуживает из недр шкафа нежно-розовую блузку и демонстрирует ее Тикки. — Как думаешь, это пойдет? — Ты будешь очень красивой, Маринетт, — уверяет ее Тикки и опускает палочки на стол, с любопытством наблюдая за тем, как Маринетт улыбается. Телефон рядом с ней вибрирует и она трогает его лапкой. — Мне прочитать, что он написал? — Маринетт кивает, не отводя взгляда от зеркала и раздумывая, а не стоит ли ей попробовать снова нарисовать стрелки, ведь в прошлый раз Адриану вроде понравилось. — М-м… Спрашивает, какие цветы ты любишь. Цветы? — Цветы, ого, — не менее удивленно вторит вопросу Тикки Маринетт и стремительно пересекает комнату. [15:44] Подсолнухи. [15:44] А зачем тебе? Она переглядывается с Тикки, и та пожимает лапками. [15:45] А: Это свидание?.. А на свидание приносят цветы? [15:45] А: Прости, мне надо было спросить? Маринетт крепче сжимает в руке телефон, задумавшись. Она и не подозревала, что это свидание, хотя наряжаться начала как-то неосознанно. Ей нравится взгляд Адриана, когда она его удивляет. Когда Алья впервые ее накрасила, он так смотрел, что ей казалось, что она сможет взлететь на волне его восхищения. [15:47] А: О нет, теперь ты не хочешь идти?.. Тикки пихает ее в большой палец, но Маринетт уже и сама замечает сообщение. Конечно, она хочет, может быть, даже еще больше, ведь она никогда не была на свиданиях и это кажется ей очень волнительным и интересным. А сходить на свидание с Адрианом… Маринетт достаточно честна с собой, чтобы признать, что он очень ей нравится. Не мог не понравится, если учесть, какой он хороший, и какую роль он играет сейчас в ее жизни. [15:47] Конечно, хочу. А мне нужно тебе что-нибудь подарить? [15:47] А: Нет, совсем нет, то, что ты придешь, уже достаточно. Спасибо <3 Маринетт, негромко фыркая, отправляет ответ. [15:48] Ты особенно милый, когда смущаешься. И, не дожидаясь сообщения, откладывает телефон в сторону, продолжая собираться. Она вытягивает из полки плотные широкие штаны, достаточно тёплые, чтобы не замерзнуть, и достаточно новые, чтобы подходить для зимней встречи с другом, а поверх рубашки надевает теплый свитер, тут же кутая в нем руки. Тикки опускается ей в волосы, свисая на ее пряди, когда Маринетт наклоняется, чтобы поправить съехавший по щиколотке носок. — Выглядишь чудесно, — говорит Тикки своим особым мягким тоном, и Маринетт коротко ей улыбается. Она опускает назад штаны, поправляет ремень и бросает быстрый взгляд на себя в зеркало. Маринетт не видит ничего особенного, но Тикки всегда ее подбадривает, и это для нее очень много значит. — Спасибо, Тикки, — Маринетт неуверенно проводит по губам. Она видела фильмы и книги читала, так что имеет представление о том, как проходят свидания, но Адриан говорил, что в искусстве все чаще всего преувеличенно или лишено смысла. К тому же, подразумевается ли их встреча как настоящее свидание, или они просто посидят как друзья? — Как странно, я нервничаю. Но ведь это Адриан, что может пойти не так? Мы много раз ужинали вместе. — Все будет хорошо, — уверяет ее Тикки и целует в лоб. — Просто будь собой и все, он сам так написал. Маринетт улыбается, отворачивается от зеркала, надевает куртку, и Тикки забирается сразу в карман, чтобы в кафе не метаться в поисках укрытия. Маринетт, сделав глубокий вдох, выходит из комнаты, поспешно спускается вниз. Они давно договорились, что пока не будут встречаться прямо под окнами ее дома, хоть она и показывала Адриану, где именно живет и какой ее этаж, поэтому Маринетт сразу сворачивает за угол, в следующий квартал, ожидая, что Адриан, как и обычно, будет ждать ее там. Так и есть — он стоит, прислонившись спиной к стене дома, и что-то листает в телефоне. Когда он замечает ее — а замечает он почти сразу, стоит ей вывернуть из-за угла, — то отстраняется от здания и идет ей навстречу. Они коротко обнимаются, Адриан касается губами ее щеки, как если бы просто приветствует ее в соответствии с французскими традициями, и Маринетт нерешительно делает то же самое в ответ. — Я так рад тебя видеть, — Адриан улыбается, когда они отстраняются, так ясно и тепло, что Маринетт кажется, будто кто-то на минутку открыл ей дверь в жаркий летний день. Он спохватывается, взволнованный, и протягивает ей небольшой букет, завернутый в ярко-желтую плотную бумагу. Маринетт смотрит на крышечку, которой закрыт верх, и Адриан тут же ее открывает чуть дрожащими пальцами. — Всего пять и они маленькие, прости, но это все, что я смог найти за такое короткое время. Маринетт радостно ему улыбается, касается указательным пальцем нежного желтого лепестка и прижимается к руке Адриана, благодарно сжимая ее в объятиях. — Мои вторые в жизни подсолнухи, — говорит Маринетт, когда Адриан, очень смущенный, тщательно закрывает цветы снова, чтобы донести их до кафе. — Я не думала, что ты правда их принесешь, всерьез. — Ну, ты сказала — я нашел, — произносит довольный собой Адриан, когда Маринетт снова приподнимается, чтобы поцеловать его в щеку, на этот раз с благодарностью. — Когда твоя фамилия Агрест, даже подсолнухи найти зимой не проблема, — добавляет он чуть смущеннее. — Правда? Обязательно попробую, хотя мне казалось, что вся удача обычно принадлежит Ледибаг, — полушутливо фыркает она, чуть подпихивая его в плечо, и Адриан ещё более смущённо опускает глаза. — Ты… Ты очень красивая, — вдруг говорит Адриан. Тон его голоса, чуть опустившийся от неловкости, но искренний и восхищенный наполняет Маринетт теплом. Ее словно изнутри промывает светом и радостью, когда она понимает, как много на самом деле чувств у него вызывает. — Тебе идут распушенные волосы. Ой, ну, то есть, конечно же, тебе и так очень хорошо, ты очень красивая с заколотыми волосами, у тебя вообще чудесные волосы, я просто имел в виду… Боже, я уже не знаю, что я имел в виду, прости. — Я уже говорила, что ты особенно милый, когда смущаешься? — она честно не хотела смеяться, но смех все равно против ее воли срывается с ее губ, мягкий и нежный, и Маринетт касается его свободной руки, пальцами, подбадривая, а затем наклоняется чуть ближе, ведя его вперед и смотря ему в глаза. — На самом деле, я тоже очень смущаюсь, это мое первое свидание. И не в смысле «с тобой первое», а в смысле «вообще первое», представляешь? — Маринетт вздыхает, когда Адриан сжимает ее ладонь в своей, и чуть ему улыбается. — Так что если я начну вести себя глупо, ты знаешь причину. Хотя, мне кажется, я всегда веду себя глупо, правда? Но это же особый случай. — А как же тот парень, о котором ты говорила, или другие ученики, или хоть кто-нибудь? — удивлённо спрашивает Адриан, не отводя от нее взгляда. — Неужели никто тебя никогда не приглашал? — Не-а, — довольно говорит Маринетт, чуть прищурившись. — Не может такого быть, — он выглядит так, словно Маринетт, как минимум, сказала, что Луна — это огромный сыр, как мечтает порой Плагг. — Я, конечно, верю тебе, но ты такая… почему… Или тебе самой не хотелось? Маринетт пожимает плечами. — Хотелось лет в четырнадцать, — она гладит его по руке и как-то ненавязчиво, незаметно переплетает их пальцы. — Но нас быстро научили, что для достижения результатов в обучении мы должны забыть о подобных встречах. А вскоре мое обучение приняло больше индивидуальный характер в силу возраста и мне, ну, выделили наставника, так что ни о каких свиданиях речи быть не могло. — А Пол? Маринетт знает, что ее загадочный друг не дает покоя Адриану больше всего, потому что временами он ненавязчиво интересуется им, даже если Маринетт особо нечего сказать. — Я ведь упоминала, что это не романтическая связь, — мягко говорит Маринетт. — Ты ведь не ходил на свидания с Нино? — Ну как тебе сказать, — тихо смеется Адриан, и Маринетт громко фыркает, поддерживая его смех. — Не знаю, возможно, я просто лишний раз переживаю? — Или ревнуешь к тому, кого даже не знаешь, — произносит она, растягивая гласные, и Адриан возмущенно вспыхивает, чуть наваливаясь на нее чтобы она, смеясь, наступила ногой в сугроб. — Я не ревную, я пытаюсь понять, насколько он классный, — бормочет Адриан, приподнимая Маринетт, потому что она со смехом признается, что ее ботинок застрял под какой-то веткой. — Он классный? — Допустим, он никогда не пихал меня в сугробы, плюсик Полу, — смеется Маринетт, но больше от появившейся перед глазами яркой картинки того, как Плагг изо всех сил старается ее толкнуть. — Брось, Адриан, на свидание-то я иду с тобой, — она тыкает его в бок, но эффекта это не имеет из-за плотной куртки. — Ладно, а что насчет тебя? — А? — довольно глупо переспрашивает тот, наконец помогая ей встать ровнее, и Маринетт снова несдержанно улыбается в ответ на его непонимание. — А, ну, я даже не знаю… Я пытался начинать отношения, конечно, но все они обычно не заходили очень далеко, то есть, мне никто так сильно не нравился, как ты, и я просто, эм, опять начинаю говорить ерунду, да? — Нет, всего лишь сказал, что я тебе нравлюсь, — довольно улыбается Маринетт, почти мурлыча это на каком-то особом уровне. Ей до странного, просто невероятно хорошо от того, что Адриан наконец признает это вслух, даже если она сама прекрасно понимает, что нравится ему. Она прижимается к его плечу, несмело проводя по нему щекой, и поднимает глаза. — И ты мне нравишься, мне нравится проводить с тобой время и я думаю о тебе, — она смущенно прикусывает нижнюю губу и вспыхивает, когда замечает, каким взглядом Адриан за этим жестом наблюдает. — Пока вроде все правильно? — Все превосходно, — с нежностью признается Адриан, и они наконец выходят к ярко горящему огнями зданию и останавливаются у входа. Маринетт смотрит на дверь, увитую настолько, что, кажется, будто входишь в заколдованный лес, и шире распахивает глаза. — А вот и это кафе. — Очень красиво, — восхищенно говорит Маринетт, чувствуя, как к горлу подступает комок от странного трепета, словно вот до этого их свидание было недостаточно свиданием, чтобы она могла начать переживать. Адриан поддерживающе ей улыбается и открывает перед ней дверь, от чего она смущенно сгибается и проскальзывает внутрь, в глубине души неуверенная, что к ней могут вот так относиться. Большую часть жизни она не могла даже представить, что может заслужить такое обращение. Они садятся в неприметном углу — каждая зона похожа на кабинки для нескольких человек, и они приятно уместились в одной из них, скрытые от посторонних взглядов листьями какого-то вьюна. Официантка любезно принесла им вазу, даже не уточнив, нужна ли она, и Адриан также спокойно и молча раскрыл в ней цветы, аккуратно убрав обертку. Маринетт же все это время сидит, сжимая пальцами плечо, и пытается прикинуть, насколько ужасно с точки зрения этикета будет, если она начнет снимать кофту прямо здесь. — Что-то не так? — Адриан улыбается ей, но Маринетт видит в его глазах тревогу. Решив, что ничего страшного не случится, она раздевается, — в зале довольно тепло и вскоре явно станет жарко в кофте, — и неуверенно поправляет складки на блузке. — Немного стесняюсь, — она поднимает глаза, натыкается на восхищенный взгляд и тихо смеется. — С каждым моментом все сильнее. — Все в порядке, правда, — искренне произносит Адриан, протягивая ей руку, и Маринетт послушно накрывает его ладонь своей. — Все почти то же самое, что и обычно. — Я тебе доверяю, — отвечает Маринетт, и хотя говорит очень искренне, все равно чувствует себя не в равной степень успокоенной. Спускаться по отвесной стене без страховки почему-то не так сложно, как придумать тему для разговора, пока Адриан по их случайно сложившейся традиции делает заказ за двоих. Она так и не убирает руку с его ладони. И он тоже не пытается отстраниться. Они касаются друг друга с непривычным трепетом — Маринетт чуть поглаживает его пальцы, вырисовывая круги на костяшках, и задумчиво смотрит на Адриана. Он кажется ей безупречным. Но дело вовсе не в красоте, а в том, какой он человек — прекрасный во всех отношениях. Маринетт думает, что это все удача Ледибаг — почти сразу встретить такого человека и подружиться с ним кажется почти фантастикой для обычных людей. Ей повезло. Она бесконечно благодарна Вселенной за то, что та предоставила ей такую возможность. — Как прошел твой день? — немного неуверенно спрашивает Адриан, но когда она снова смотрит на него, он сияет располагающей, светлой улыбкой. Маринетт судорожно пытается вспомнить, как прошел ее день и что она вообще делала, потому что вопрос застиг ее врасплох. — Я, ну, я, — Маринетт чуть сжимает пальцы на его руке и коротко смеется. — Погоди, я думала о тебе и мне нужно время переключить мозг. Так, ну, я медитировала, потом я занималась, общалась с Альей и помогала ей выбрать шапку дистанционно, потом немного тренировалась, потому что руки начали забывать некоторые приемы, и снова медитировала. А потом каким-то невероятным образом оказалась здесь, — Маринетт говорит это, и ей почему-то кажется, что этикет подразумевает сказать просто «отлично, спасибо» вместо подробного описания всего, что она делала, но взять слова назад уже не может. Тем более, это совсем не нужно, потому что Адриан смотрит на нее так, будто не слышал никогда ничего интереснее в своей жизни. — А я, кстати, тоже медитировал сегодня, как ты и учила, — довольно говорит Адриан, опирается на стол, сокращая дистанцию, и крепче сжимает ее пальцы. — Очень сильно старался, но большую часть времени пытался очистить сознание и думал об этом. Но к концу получилось, даже быстрее, чем когда мы все вместе, представляешь? — Значит, я не помогаю, а мешаю? — улыбается Маринетт, умиляясь, когда Адриан начинает активно махать головой из стороны в сторону, показывая, что это совсем не так. — Ты молодец, на первых этапах это правда очень сложно и у каждого свои комфортные условия. В следующий раз можно разделиться, если тебе нужно уединение. — Нет! — он говорит это так поспешно и громко, что пара за столиком с противоположного конца зала удивленно на них оборачивается. Маринетт тихо смеется, опуская голову, но Адриан, не обратив внимание на чужие взгляды, горячо продолжает: — С тобой намного лучше. Я имел в виду что когда мы вместе, я отвлекаюсь на ребят, но не на тебя. — Не волнуйся так, — говорит Маринетт, нежно гладит его пальцы, берет вторую его руку, заглядывая ему в глаза. Адриан смотрит на нее широко раскрытыми глазами, бесконечно искренний, — Маринетт гладит его взглядом, касается, нежно, откровенно, позволяет себе вести по его коже, по приоткрытым губам, по дрожащим ресницам. — Я буду помогать тебе, пока ты этого хочешь. — Не думаю, что я когда-либо перехочу, — Адриан приподнимает ее руку и целует пальцы, чуть скользнув по костяшкам выше, к запястью. Ей кажется, будто они связаны тонкой нитью — в том особом, хорошем смысле, который придает каждой минуте вместе значение. Она не хочет верить циничным размышлениям, не хочет думать, что это всего лишь чувство, которое она не способна контролировать — ей нравится мысль о том, что любая встреча имеет значение, что делая шаг навстречу Адриану, она делает шаг к себе, к осознанию того, кем она является. Он всегда так на нее смотрит, что она видит в его глазах свет, который пытается нащупать в себе — и, кажется, тоже загорается, освещая плотный комок ощущений в груди, который она пытается развязать последние два месяца. Или, может быть, всю жизнь, просто она об этом даже не знала? Ведь она так долго была во мраке, что не знает, как выглядит свет. Маринетт слушает, как Адриан с искренним удовольствием рассказывает о своих ощущениях от медитаций, смотрит, как он с энтузиазмом раскладывает по столу столовые приборы и расставляет принесенные тарелки, и сердце ее упирается в грудную клетку от радости, что он сейчас с ней, от благодарности, что он выбрал ее. Ей не хочется ни о чем жалеть, и впервые в жизни она чувствует, что на своем месте — не потому, что так твердит долг, а потому что так шепчет душа, ее воля выбирать. — Вот, попробуй, — Адриан отламывает от фондана кусочек вилкой, обмакивает его в карамель и протягивает Маринетт. Она смотрит на него пару мгновений с судорожно бьющимся сердцем, а затем склоняется и осторожно берет протянутый кусочек, позволяя себя покормить. Вкус и правда невероятный, будто бы Адриан заранее мог знать, что ей на самом деле понравится. Он был в этом абсолютно уверен, и так и оказывается на самом деле — Маринетт волнуется от этой мысли. Она совершенно уверена с самого детства, что души созданы друг для друга, что они делают круг по мирозданию в поиске друг друга, и, найдя, тот час узнают — она узнает душу Адриана в тот же миг, как понимает, что он знает ее. — Это восхитительно, — шепчет она и выпрямляется. Адриан опускает вилку на край тарелки с тихим приятным звоном, касается рукой ее волос и потирает между пальцами кончики прядок. Рассеянный, нежный жест отзывается внутри Маринетт щемящей радостью, и она тянется за его рукой, касаясь губами места чуть пониже его ладони. На мгновение они оба замирают, пораженные возможностями, которые они открывают в своей жизни, но вот Адриан снова смущенно отстраняется, коротко улыбаясь в ответ на ее ласковый взгляд. — Так и думал, что тебе понравится, — немного севшим голосом говорит Адриан, отламывая еще один кусочек из ставшей общей тарелки и съедает под взглядом Маринетт. Он касается губами вилки там, где касалась она, и это кажется бесконечно интимным и нежным. Маринетт хочет куда большего, но не может понять, имеет ли она право просить. — Ты хорошо меня знаешь, — говорит Маринетт, придвигаясь ближе, и приоткрывает рот, когда Адриан снова тянется к фондану. Он протягивает ей кусочек и она, прикрыв глаза, забирает фондан с вилки, улыбаясь. Маленькая капелька карамели падает на ее подбородок, и она, смеясь, едва не выплевывает кусочек. Адриан вторит ее смеху и касается ее подбородка пальцами, ласково убирая карамель. Он будто случайно проводит по ее нижней губе, и Маринетт позволяет себе расслабиться, чуть приоткрывая рот вслед уходящему пальцу. — Маринетт… Ей кажется, что это момент выткан из сна, ведь сном окружена вся ее маленькая жизнь — но этот миг больше похож на пробуждение, первый раз не причиняющее ей боль. Она открывает глаза и смотрит на Адриана, который, кажется, готов прямо сейчас превратиться перед ней в лужу, полную любви. Маринетт знает, потому что чувствует тоже самое, и это заставляет ее сердце биться чаще. — Да? — Ты невероятная, — еле выдыхает Адриан и улыбается. Она за эту улыбку простила бы ему все, даже если бы он был Бражником или помогал бы ему в этих ужасных делах. Она простила бы ему что угодно, пока он так смотрит. В этот миг — и навсегда. Он заполняет ее сердце, словно утренний свет комнату. Маринетт смущенно заправляет за ухо прядь и опускает голову. Она всю жизнь чувствовала себя тем четырехсотлетним кипарисом — застывшим, вросшим корнями под фундамент Храма, ничего не знающим, хоть и видящим так много, что эти истории превращались в ее кожу. То, что она ощущает последние три месяца — невероятно. Она словно лежала на блюдце у зеркала и думала, что видит мир, но это оказалось не так. Реальность — не зеркальное отражение ее мыслей, но это замечательно. Ей очень нравится эта ее новая жизнь. И нравится, что человек напротив, человек, который ей очень нравится, улыбается ей так, словно она первая во всей вселенной, кого он увидел. Они разговаривают о какой-то ерунде. Маринетт пересаживается к нему на диван, опускает голову на его плечо, и Адриан, смущаясь, обнимает ее, то и дело касаясь губами ее волос. Она знает, что он дышит ею, потому что сама делает то же самое. Ей кружит голову его запах. Она не может не думать о том, какие прекрасные у него руки, какие нежные пальцы. Она думает каждый раз, когда поднимает взгляд, что его глаза просто удивительные — у нее перехватывает дыхание, когда он на нее смотрит. Но еще больше — когда у него дрожит голос от смущения, пока он пытается объяснить ей, как пользоваться инстаграмом. — Можно попробую? — спрашивает Маринетт, когда Адриан заканчивает ее регистрировать, и протягивает руку к своему телефону. Их пальцы соприкасаются, и они не убирают их чуть дольше, чем следует, наслаждаясь этим мгновением. Телефон теплый от его ладоней. Маринетт не поднимает головы с его плеча, когда, следуя инструкциям, смахивает вправо экран и отводит руку. Адриан смотрит в камеру невероятно трогательный, покрасневший, потому что Маринетт прижимается к нему еще сильнее, и касается ее волос щекой как раз в тот момент, когда она щелкает затвором камеры. — А можно еще одну? — Адриан быстро кивает и показывает, куда нажать, чтобы сделать еще один снимок. Маринетт неловко тыкает, куда нужно, и тянется к Адриану, касаясь губами его щеки, одновременно нажимая на кнопку. — Как тебе? — Мы хорошо смотримся, — смущенно бормочет Адриан, когда Маринетт утыкается взглядом в экран, рассматривая фотографии. Она неуверенно и вопросительно смотрит на него, ожидая разрешения, и он мгновенно ее понимает. — Ты можешь выложить, если хочешь… — Хочу! — Маринетт поспешно выставляет фотографии, пока Адриан не передумал, и, чуть повозившись, находит у него в друзьях Алью и Нино, сразу же отправляя им заявки. Адриан по-доброму смеется над ней, потягивая свой вишневый коктейль, пока Маринетт фотографирует со всех ракурсов свои цветы и загружает их на страницу. — Они здесь так правильно выглядят. — А?.. Адриан растерянно смотрит на нее и его лицо забавно вытягивается. — Подсолнухи, — терпеливо поясняет Маринетт. — Смотрятся так, будто они и должны здесь быть. Будто у них есть свое место и, наконец, они его нашли. Это восхитительно… Тебе так не кажется? — Пожалуй, да, — соглашается Адриан и с тихим вздохом касается губами ее виска, невероятно ласково обнимая ее за талию. — Можно оставить их здесь, а потом я куплю тебе еще хоть сотни букетов. Маринетт кивает, невероятно довольная тем, что он ее понял с полуслова. Она снова опускает голову на его плечо и полуприкрывает глаза, глядя на яркие огни в зале — они переливаются разными цветами, медленно сменяя друг друга, и все вокруг наполняется блеском желто-красных оттенков, отражаясь от гладких листьев растений. Пахнет вишней, карамелью и сладковатым парфюмом Адриана. Все вокруг кажется ей невероятно красивым — даже ее жизнь. — Ты устала? — тихо спрашивает Адриан, касаясь губами ее волос. — Уже довольно поздно. — Я бы хотела никогда отсюда не уходить, — Маринетт еле слышно вздыхает и тянется к коктейлю Адриана, делая небольшой глоток из той же трубочки, через которую он протягивает его весь вечер. — Но, думаю, уже правда пора. Она не может пропустить ежедневный патруль лишь потому, что хочет подольше побыть с парнем, который ей нравится — Нуар просто ее не поймет. А как же ей хочется… Маринетт сильнее прижимается к его плечу и прикрывает глаза, глядя на наполненный волшебным светом мир из-под ресниц. — Давай посидим так еще немного, — говорит она еле слышно, — всего пять минут для нас двоих. Адриан кивает и зарывается лицом в ее волосы, прижимая к себе. Они переплетают пальцы на его колене. Маринетт чувствует себя такой защищенной и важной в его объятиях, ей так невероятно хорошо, что она бы остановила этот миг, закупорила его в пробирке и осталась навсегда. Огни мигают в такт биению ее сердца. Маринетт закрывает глаза — еще пять минут только их короткой вечности.***