Мистер и... мистер. В общем, оба

Ваня посмотрел на свои руки. Холеные. По-другому и не скажешь, а татуировки вообще не портили картину, наоборот — изюминку вносили. Даже смешно было: как он, забитый почти наполовину, умудрялся водить за нос кучу спецслужб, полицейских, только что не мировые разведки. А что, с ними он еще не тягался. Может быть, стоит начать? Он вальяжно развалился в кресле, отсалютовал бутылкой дорогого крафтового пива своему отражению в зеркале напротив и произнес на манер Джеймса Бонда: — Рудбой. Ваня Рудбой. И потом ослепительно улыбнулся. Красавец, чего уж! Вообще-то говоря, Рудбоем он был только для своих, для узкого круга ограниченных лиц, так сказать: под этим ником его знали в инсте как гламурного фотографа, который снимал красивых девушек в неоновом свете. А по всем мировым ориентировкам и сводкам он проходил как Охра, и его настоящего лица никто не видел, а имени не знал. Только маску со зверским оскалом. Собираясь на все свои дела, Ваня готовился тщательнее, чем дебютантки на бал Tatler. Кстати, там он тоже однажды побывал, но без грима и маски, почти в своем истинном облике (парик и вынутые из ушей кольца не считаются). После этого одна из дебютанток не досчиталась жемчужного колье, взятого, как выяснилось, напрокат у крупного ювелирного дома. Никто и не подумал на рядового официанта, а Ваня, распустив колье по жемчужинам, после окончания приема запросто вынес его в карманах и обуви. Собрать колье дома было делом техники, и уже через несколько дней он продал его за половину реальной стоимости, выехав на машине в Финку. Строго говоря, такие случаи в его практике были редкостью. Обычно он работал изящнее, да и прицеливался к более дорогим вещам. Колье за двести тысяч деревянных было, скорее, развлечением. Как на уроке детям проводят небольшие разминки: «Мы писали, мы писали. Наши пальчики устали». Вот и Ваня украл колье просто, чтобы «пальчики не уставали». Ювелирка не была его профилем. Точнее, он хотел бы когда-нибудь поработать с Фаберже, например, но пока не было заказчиков, да и яйца эти были ему не по зубам. Надо было дорасти, хотя по его заслугам его уже именовали самым крупным вором столетия, но настоящее дело, он чувствовал, было еще впереди. Пока он считал себя учеником и тренировался на более мелких и дешевых, но оттого доступных ему предметах. Он воровал под заказ коллекционные игровые фигурки, винил, статуэтки, небольшие книги, алкоголь, марки, старые редкие фотографии, комиксы. В общем, все, что не попадало под мировые шедевры и не хранилось в музеях типа Лувра или Эрмитажа. Выросший в Пушкине, Ваня с детства любил и ценил искусство и хорошо разбирался в нем. Поэтому пока он посещал музеи только в качестве зрителя, но терпеливо ждал момента, когда сможет поработать по-настоящему. При этом общая сумма украденных им вещей из мелких музеев и частных коллекций приближалась к миллиону долларов. Вот так он воплощал в жизнь поговорку «Собирай по ягодке — наберешь кузовок». Вообще, у него в голове постоянно крутились разные эти народные мудрости, и это бесило его (не только потому что отдавало нафталином, но еще и из-за сходства с персонажем фильма «Брат»), но поговорки никуда исчезать не собирались, и Ваня вынужден был мириться с ними. Он работал во многих странах мира. Порой бывало так, что он приезжал куда-то и совершал там с десяток краж почти под носом у полиции, а потом ухитрялся ускользнуть от них. В какой-то момент он стал составлять карту городов мира, где что-то украл, из магнитиков. Специально заказал в гостиную огромную металлическую карту мира, во всю стену, и, возвращаясь домой, цеплял на нее несколько новых магнитов. С Россией было просто: места много, хоть в каждой деревне воруй (были бы объекты), а вот с Европой куда сложнее, хотя большинство краж Ваня совершил именно там. Карта постепенно обрастала магнитами, пестрела красками, напоминала о еще не открытых городах. Короче говоря, была таким своеобразным планом на ближайшие пять лет, который так любят рекрутеры на собеседованиях. Второй Ваниной коллекцией были ориентировки на него же самого из разных стран. Конечно, им на стене места не было. Листовки хранились в специальной папке, подшитые строго по годам и странам. В таких вещах Ваня был педантичен до тошноты. Как и в подготовке к своим преступлениям. Он продумывал все до мелочей: свой образ (точнее грим), пути отхода, легенды, документы, социальные сети, имена, схемы работы. В общем, каждый раз пытался создать самое идеальное преступление, и это у него успешно получалось. Тем более, что мелкие музеи и частные коллекции охранялись иногда примерно никак, а европейцы и американцы были людьми добрыми и наивными и не подозревали, что милый паренек, днем фотографировавший статуэтки и просивший перевести что-то непонятное из аудиогида, и есть тот злодей, которые ночью похитил их самый ценный экспонат. Самым высоким классом Ваня считал кражу среди бела дня на виду у толпы народа, но к таким вещам и готовиться надо было особенно, поэтому совершал их редко, но метко. Например, одной из таких краж в его послужном списке или, как он его пафосно называл «Портфолио», была кража комикса про Арчи, который стоил около пятидесяти тысяч баксов. На черном рынке Ваня сбыл его за двадцать, но и это было приятно. Другим эпизодом была кража коллекционной пластинки какого-то джазового музыканта. Ее Ваня стащил с вечеринки в особняке в Портофино. Пока народ напивался и дегустировал кокс, он тихонько зашел в комнату охраны, вывел из строя камеры наблюдения и комп, а потом в библиотеке, где хранилась коллекция винила, немного уменьшил ее. На одну пластинку стоимостью в пятнадцать тысяч евро. О краже стало известно, когда Ваня уже садился в такси в Пулково: хозяин через соцсети пытался найти вора и подозревал диджея-азиата, игравшего на вечеринке (тот до ее начала расхваливал хозяйский винил). Сам подозреваемый никакого алиби не имел, и Ваню это, честно сказать, радовало. Такими простыми и не очень путями Ваня сколачивал себе не совсем честное состояние, поддерживал репутацию дорогого фотографа Рудбоя и самого известного вора двадцать первого века — Охры. * * * Выставку мейсенского фарфора из коллекции музея «Метрополитен» Ваня ждал давно и уже даже присмотрел несколько вещиц для работы. Кто-то из крупных чиновников, мнящий себя современным Саввой Морозовым, решил привезти в Россию часть этого собрания и показать народу поближе. Без дорогущих билетов, масок, кодов и прочего. Ни один из крупных музеев на такое грубое нарушение правил не пошел бы, и «меценат» организовал выставку в частном порядке, но при этом раструбил о ней на весь интернет. Почему на такую авантюру согласился Нью-Йорк, можно был только гадать, но тем не менее, она грозила состояться на радость всем заинтересованным лицам: чиновнику — деньги и хайп, народу — зрелище, властям — деньги от штрафов за скопление людей и отсутствие масок. Ему, Ване, — шанс на хороший куш. Для выставки арендовали небольшой особнячок рядом с каналом Грибоедова. По слухам, до революции там жила какая-то баронесса, ценительница фарфора, потом десятки лет существовало непонятное учреждение, а лет пять назад его выкупил один бизнесмен с известной русской фамилией, но зарегистрированный на Каймановых островах, отреставрировал и открыл в особняке что-то вроде галереи современного искусства с дурацким названием «Квадратура круга». Наверное, по мысли бизнесмена, в этом названии была заложена какая-то философия, но окружающие не выкупали. Несмотря на кучу вбуханных в ремонт и всевозможные сигнализации денег, бизнесмен не предусмотрел или не захотел предусмотреть человеческий фактор. За кучей кнопок и датчиков следили самые обычные охранники из ЧОПа, а потому в полной и абсолютной безопасности выставка все же не была. Для работы Ваня выбрал один из первых дней, рассудив, что на открытии привлечет к себе лишнее внимание, а вот в следующие пару-тройку дней уже не будет журналистов, а посетителей все еще будет много, и он сможет слиться с толпой. В воскресенье в трех и без того небольших залах было тесно. Публика собралась разношерстная: туристы, семьи, блогеры всех мастей и даже одна школьная экскурсия из экзальтированных старшеклассниц с томными взглядами и длиннющими ногтями. И Ваня, нацепивший модные очки, приодевшийся, только что от барбера — в общем, такой модный фотограф с глуповатым выражением лица, снимающий на последний айфон. Он уже прошел первый зал, но там ничего интересного для него не было: одна посуда. Красть ее было бессмысленно — никому не нужна тарелка сама по себе, а вытаскивать целый сервиз — затея муторная. Во втором зале были статуэтки, вот они-то и интересовали Ваню. Во-первых, эстетика, во-вторых, размеры. Некоторые уместились бы в карман. Он уже приглядел арлекина, пухлощекого амурчика и кавалера с дамой, подпрыгивающих во фривольном танце. Оптимальным ему казался арлекин, он бы с удовольствием оставил его себе, но, зная, во сколько статуэтку оценили на «Сотби», и имея нескольких знакомых коллекционеров фарфора, уже прикидывал, кому такую красоту можно сбыть. По его прикидкам, на черном рынке за нее можно было выручить тысяч тридцать долларов. Небольшая доля от реальной стоимости, но ведь и делиться ни с кем не надо. Ваня наклонился над витриной, делая вид, что внимательно читает этикетку с описанием, а сам изучал, как лучше ее будет вскрыть. Над ухом громко засопели. Ваня проигнорировал. Засопели еще сильнее, а потом кто-то ткнул его между лопаток: — Подвинься, дядь, не тебе одному интересно. Ваня выпрямился и обернулся. Перед ним стоял какой-то дрищ чуть ниже его, в черной толстовке, темных очках, с дурацкой бородкой и ехидно ухмылялся. Ваня смерил его самым презрительным взглядом, на какой был способен: — Других экспонатов-то нет? Или вести себя родители не научили? Дрищ снял очки и прогнусавил: — Меня этот интересует, — поиграл бровями и даже акцент сделал на слове «этот». Ване это не понравилось. Он уже успел отметить про себя все нюансы витрины, понял, как ее удобнее всего вскрывать, но не отходил чисто из вредности. Дрищ за спиной явно нервничал, а потом не выдержал и нагло оттеснил Ваню от витрины и наклонился над ней сам, для верности еще и руками вцепившись. Как будто Ваня претендовал! Больше на выставке ему делать было нечего: все уже было обдумано, план составлен. Но напоследок, как назло, приспичило: с самого утра успел выпить кучу кофе и газировки. Ругаясь на организатора, на строителей и вообще всех на свете, Ваня плутал по этажу в поисках туалета. Тот обнаружился в каком-то закутке, куда евроремонт не добрался. Сам туалет тоже убранством не блистал, зато имел пластиковое окно, которое свободно открывалось. И это было удобно: в случае чего легко можно было его открыть, и адьё по пожарной лестнице. Да и датчики в туалете были только пожарные, чтобы не курил никто. Он уже помыл руки, когда дверь открылась, и на пороге нарисовался тот самый дрищ. Он опять был в очках и по-прежнему ухмылялся. — Слышь, тут занято вообще-то. И закрыто было. Стучаться надо, — рыкнул на него Ваня. — А я в туалеты без стука захожу, — осклабился тот и добавил: — Если захочу, в твою спальню тоже без стука зайду, красавчик. — На хуй сходи, — посоветовал Ваня и подошел к двери, но этот мудак встал так, что пришлось протискиваться к нему лицом (спиной было бы ну совсем не комильфо). Неловкая ситуация. Если бы они встретились при других обстоятельствах, Ваня, наверное, счел бы этого чувака даже симпатичным и пообщался бы, но сейчас хотелось только познакомить его скулу со своим кулаком. Ну, так, для острастки. Настроение было подпорчено, и только пирожное эстерхази могло его улучшить. Перед делом Ваню всегда одолевала тяга к сладкому, и он не собирался ее заглушать, наоборот, считал хорошим знаком: если хочется сладостей, работа пройдет удачно. Вот и сейчас он уже выходил на улицу, и тут его как током ударило: дверь-то в туалет закрывалась изнутри. А этот хрен ее открыл, и явно специально. Знал, что там именно Ваня. Почему и зачем? Внутри свернулось липким и противным комком предчувствие какой-то жопы, но Ваня старался отогнать его. В конце концов, у него еще ни разу не было провалов, почему сейчас из-за какого-то хлыща переживать. Просто левый чувак, просто решил поднасрать за стычку у витрины, просто случай. Пофиг. Пофиг! Лучше он выспится перед ночью и пирожных поест, это всегда помогает настроиться. * * * Из такси он вышел за три квартала до галереи, расплатившись наличкой. Питер не спал, и на улицах полно было народу, но лучше, если таксист не будет видеть, куда он пойдет дальше, да и светить телефон тоже нельзя было. В переулке, где располагалась галерея, было темно, ни одного фонаря не горело. Света в окнах тоже не было. Неужели электросети поработали за него и рубанули свет в целом квартале? Ваня улыбнулся: что ж, иногда и коммунальщики на что-то годятся. Он повернул к арке, там в подворотне был черный вход в галерею. Домофон не работал, спасибо отключенному электричеству. В подворотне была такая темень, что даже появись там прохожий, и то не заметно было бы, как Ваня надевает маску и перчатки. Он подошел к двери и увидел, что она открыта. Подозрительно. Тихонько вошел. Света в коридоре не было, и огоньки сигнализации не моргали. Что за херня? Ваня заглянул в каморку, где сидел охранник: там было пусто. Глаза начали понемногу привыкать к темноте, и он заметил, что проводок, который питал сигнализацию от аккумулятора, уже перерезан. Вот тут уже не коммунальщики ему помогли. Дневное предчувствие проснулось и развернулось в полную мощь. Внутренний голос умолял сваливать, пока его не накрыли, но Ваня отмахивался, говорил себе, что если в галерею и забрались воры, вряд ли они покусились на его добычу. Сперли, поди, что побольше и подороже. Сам он только за одной статуэткой пришел. Возьмет ее и так же тихонько уйдет. Ему и надо-то минут пять еще. Что за это время произойдет? Про жадность, которая может погубить, Ваня забыл. Ночь была лунной, и в коридорах и залах пролегли полосы света. Ваня быстро добрался до второго зала, где располагались небольшие статуэтки. На первый взгляд никаких следов вторжения не было. Кругом стояла неприятная тишина, и витрина, которую он присмотрел днем, странно и некрасиво выделялась под лунным светом. Ваня подошел ближе, наклонился. Верхнее стекло было аккуратно убрано, а вместо арлекина лежал тетрадный лист, на котором красивым крупным почерком было написано: «Сам иди туда, Охра». Да блядь же! На автомате Ваня взял листок, скомкал его и сунул в карман. Надо было срочно валить, пока не очухалась полиция. Уже перед выходом он услышал где-то в подсобке голос и понял, что это и есть охранник. Да и хрен с ним. Все равно Ваня тут ни при чем. Так, зашел посмотреть только да хамской запиской разжился. Возле канала он спустился прямо к воде. Утопил перчатки и маску. Пошел на Невский, думая поймать там такси, но потом развернулся и отправился домой пешком. Голова заболела, сдавило лоб, виски, в горле образовался комок. Его тошнило. Подумалось, что лучше бы это была корона, чем отходняк после первого провала. Через час Ваня добрался домой. Раздеваясь, вспомнил про записку, вытащил, разгладил. Неужели, тот мудак из туалета? Но как? Как такое вообще могло быть? Ваня сжег записку и смысл пепел в унитаз. Похер, что фейл, должен же он был когда-то произойти. Ему вдруг стало смешно, и он долго истерично ржал, лежа на кровати. Какая ирония, что первый в его жизни провал случился не где-нибудь за границей, а в родном Питере, дома, где он все музеи еще с первого класса обошел. Должно быть, своим смехом он разбудил соседей, потому что в стенку застучали. Тогда Ваня пошел на кухню, плеснул себе стопку водки и лег спать. Утро вечера мудренее. Искать новое дело он будет уже завтра, а сейчас, в три часа ночи, — спать. * * * Кто-то стучал внутри головы, в виски, в лоб, в затылок. Потом истошно зазвонил, потом глухо, наверное, ботинком, долбанул как будто в переносицу. Ваня открыл глаза. Оказалось, что в дверь. Телефон показывал половину девятого, и спать хотелось неимоверно. Какой идиот притащился в такую рань! На площадке маячили два мужика в форме. Полиция. — Кто? — хриплым, чуть простуженным голосом спросил Ваня, скорее для порядка. — РУВД Адмиралтейского района. Евстигнеев Иван Игоревич здесь проживает? — глухо донеслось из-за двери. Вот так вот приплыли. Быстро работает наша полиция. Суток не прошло, а они уже нарисовались у Вани под дверью. И главное, что сейчас-то он совершенно ни при чем! Как только Ваня открыл дверь, в лицо ему сразу ткнули ордер на обыск, один из мужиков представился капитаном Васильевым, и гости прямо в обуви прошагали по белоснежному полу в гостиную. Ваня поплелся следом, гадая, кто их навел. — Саня, понятых найди, — велел капитан своему напарнику, и тот выскользнул на площадку. — А по какому поводу визит-то? — Ваня знал, что наглеть нежелательно, но капитан так бесцеремонно уселся на его диван, да еще и ногу на ногу закинул, что хотелось что-то применить против представителя власти. — В рамках уголовного дела о краже. Сегодня ночью из галереи «Квадратура круга» были похищены экспонаты. Скоро к делу подключится Интрепол. Статуэтки-то американские, Иван Игоревич, — капитан прищурился. — Быстро у вас: ночью украли, а утром вы уже у меня. По следам нашли? — усмехнулся Ваня. — Не остроумно, — сморщился капитан. — Иван Игоревич, предлагаю добровольно предъявить все вещи и материалы, имеющие отношение к уголовному делу. — А адвокат? Я имею право на адвоката. — Ваня лукавил: адвоката у него не было, сообщать о нежданных гостях было некому. — Звони, — вяло предложил капитан, как будто зная, что никому Ваня не позвонит. В это время дверь хлопнула и на пороге появился второй полицейский, Саня, с двумя понятыми. Один из них был соседом снизу, пожилым дядькой, пять раз в день выгуливающим своего лабрадора. Ваня с ним здоровался и постоянно спрашивал, как дела у собаки, пару раз даже покупал псу вкусняшки, чем заслужил полное расположение его хозяина. И сейчас сосед недоуменно разглядывал Ваню, словно спрашивал, как к такому приятному и вежливому молодому человеку могла заявиться полиция с обыском. Вторым был... Это просто невозможно! Вчерашний хлыщ из галереи. Он был даже одет по-вчерашнему. Ебать-колотить! Неужели они живут в одном доме? За что ему такое наказание. Капитан записал имена понятых в протокол. Оказалось, что этот мудак тоже был Ваней. «Для близких Ванечка», — ехидно улыбнулся он, глядя Ване прямо в глаза. К счастью, полицейские были слишком заняты работой, а сосед просто разглядывал гостиную, поэтому выходку этого «Ванечки» они не заметили. Когда записывали адреса, Ваня, услышав, что этот дятел здесь и не живет, и не прописан, насторожился. Полицейский тоже отметил этот факт и уточнил у «гражданина Светло», что он тут делает в такую рань. — В гостях был, у друга. Смотрю, лейтенант понятых ищет. Решил помочь правосудию, — ангельским голосом произнес хлыщ. Капитан поднял на него взгляд, но, не заметив в выражении лица «Ванечки» ничего подозрительного, опять уткнулся в бумажки. — Контактные телефоны, — пробасил он, переворачивая лист. — Плюс семь, — ответил этот мудак и сделал длинную паузу. Ваня посмотрел на него и запоздало сообразил, что спектакль шел для него одного, вовсе не для полиции. Этот «Ванечка», что, хотел, чтобы он записал его номер? Ладно. Потом разберется, зачем. — Товарищ капитан, я имею право тоже записать телефоны понятых? — С момента, когда те вошли в его квартиру, Ваня ни слова не произнес, и поэтому теперь голос немного скрипел. — Имеете. Гражданин Светло, комедию не ломайте, номер телефона ваш, — капитан начинал злиться. Светло, видимо, тоже сообразил, что полицию сердить не стоит, и дальше назвал номер безо всяких кривляний. — Начинай, Саня, — капитан дописал последние слова, сложил документы в планшет и тоже поднялся. Пристально осмотрел гостиную, словно просканировал. — Интересная у вас карта, Иван Игоревич, — капитан кивнул на стену, а Ваня готов был проклясть сейчас свое тщеславие — ну на хера эти магниты налепил! — Путешествую много, — пожал он плечами. В конце концов, он фотограф, может, за счет заказчиков катается. А в Европу до недавнего времени народ чуть ли не за продуктами на выходные ездил. По карте им предъявить нечего. Капитан на это только хмыкнул. Из книг, фильмов, роликов в интернете Ваня знал, что при обыске с вещами не церемонятся: лезут везде и всюду, переворачивают жилище верх дном, но эти полицейские действовали очень аккуратно. В спальне не стали выкидывать вещи из комода и шкафов, а выкладывали стопочками. Заботливые, мать их! Светло тоже запёрся в его спальню, иронично подтверждая вчерашние слова, и сунул нос в белье. Похмыкал, потрогал, закатил глаза. Прокомментировал кровать размера кинг-сайз, искоса глядя на Ваню и отслеживая его реакцию. Полицейские недовольно покряхтели, но пока замечаний понятому Светло не сделали. Второй понятой стоял в дверях и глазел по сторонам, видимо, прикидывая, как скоро он сможет пойти домой и выгулять собаку. К Ваниным делам и вещам никакого внимания. — Чем занимались ночью, Иван Игоревич? — спросил капитан, не найдя в спальне ничего интересного. — С девушкой был, — неожиданно нашелся Ваня, — вон, в ванной лифчик висит — забыла. Час назад уехала, а я уснул. И глядя в сторону, делая вид, что чуть смущен, добавил: — Заездила за ночь, я вас и не сразу услышал. Капитан понимающе хмыкнул, но Ваню интересовала реакция Светло. Тот нахмурился, колюче посмотрел на него и сразу отвел взгляд: судя по всему, ответ ему не понравился. Опера направились в ванную, Ваня с понятыми пошли за ними. На полотенцесушителе действительно висел лифчик, и его на самом деле у Вани забыла девушка. Только она была моделью, которая приезжала к нему по работе. По его фиктивной работе, которой Ваня прикрывался. Съемка была небольшая, но девица переодевалась раз пятнадцать и, как следствие, забыла часть своего белья. Лейтенант Саня взял лифчик двумя пальцами, присвистнул: — Дорогой. Тыщ пять стоит, поди? — Двадцать пять, — уныло ответил Ваня, продолжая сочинять себе алиби. — Прицепилась, блин: у Аньки то, у Юльки это. И ей тоже подавай. Бабы, блин. Знаете, как марка называется? «Бордель». Опера засмеялись. — Да ты, Иван Игоревич, — капитан неожиданно перешел на панибратское «ты», — не сказать чтоб бедствовал. Ну, купил телке трусы дорогие. По миру же не пошел. — Сначала трусы, потом айфон. Потом хата на Крестовском в клубном доме, — пожал плечами Ваня: дескать, вы же знаете этих гламурных кис. Все это время сосед стоял в коридоре, а вот Светло опять активно участвовал в обыске, заглядывал во все шкафчики в ванной, рассматривал бутыльки и баночки (да, Ваня ухаживал за собой), а увидев в отдельном ящике гору презервативов и разных девайсов, прищелкнул языком и лукаво посмотрел на Ваню. Не ехидно, не с издевкой, а именно лукаво и игриво. Как будто, будь они в других обстоятельствах, он с удовольствием вместе с Ваней опробовал бы их. Опера заметили это и попросили Светло выйти из ванной и подождать снаружи. Они явно не страдали толерантностью. Полицейские обыскали почти всю квартиру и пока ничего заслуживающего их внимания не нашли. Оставалась гостиная. Ваня сначала не совсем понимал, почему, начиная писать протокол там, они не начали обыск именно с нее. А потом как понял! Все остальные комнаты они осматривали как будто формально и нигде особенно не рылись, но в гостиной они, похоже, знали, что и где искать. Опера целенаправленно подошли к шкафу, где Ваня хранил главную улику против себя — подшивку ориентировок на Охру. Вот сейчас его и примут. Сердце забилось, ладони вспотели. Он уже мысленно собирал вещи в КПЗ и считал, сколько ему могут дать. Понятые, особенно Светло, тоже подошли ближе, заинтересованно смотрели, как оперативники вытаскивают папки с документами, счетами за коммуналку, паспортами на бытовую технику. Папки с Охрой не было. Зато в шкафу стояла белая коробочка без опознавательных знаков, Ване она была незнакома. Что за чертовщина! Капитан вытащил коробку, открыл ее и вопросительно посмотрел на Ваню: — Что скажете, Иван Игоревич? Вот такая же точно статуэтка была похищена из галереи сегодня ночью. Поедете с нами, в отделении расскажете, чем вас так искусство привлекает. Сань, оформляй, — он кивнул лейтенанту и начал собираться. Сосед-собачник ошарашено глядел то на Ваню, то на безделушку на столе, то на оперов, бормотал что-то про хорошего парня, ошибки, но его никто не слушал. Светло уселся на стул, подпер щеку кулаком и, прищурившись, внимательно следил за действиями полицейских. На Ваню ни одного взгляда. Зато самому Ване сейчас очень хотелось поговорить с этим козлом, он не сомневался, что именно Светло и был источником и спонсором всех неприятностей последних нескольких часов. Теперь уже поговорить не получится: сначала он просидит в отделении, потом, скорее всего, отправят под арест, а там и суд подоспеет. Сколько ему могут дать? Примерно пожизненное, когда все эпизоды выплывут наружу. А то и больше. Значит, хотя бы по морде дать этому гондону не получится. На выходе из квартиры Светло развернулся к нему и елейно протянул: — До встречи, красавчик. Хочу твои татухи в подробностях рассмотреть. Ты за? И подмигнул вдобавок, сука. Капитан злобно зыркнул на него из-под бровей: — Пропаганду тут не разводите, гражданин Светло, под нее тоже статья имеется. * * * В отделение они доехали быстро, но наручники все равно натерли запястья, а спина устала — места в «бобике» для Вани было катастрофически мало, и ему пришлось сидеть скрючившись. На своей территории опера уже не церемонились. Ваню подтолкнули в спину и завели в кабинет. Цивилизация добралась и до полиции. В отделении был свежий, но скромный ремонт, а на столах у сотрудников ноуты. Ване откатали пальцы и начали допрос. Пока ничем особенным они не интересовались, но Ваня чувствовал, как они осторожно подбираются к главному. Спросили контакты девушки, с которой он, якобы, провел ночь. Наизусть Ваня не помнил, соврал, сказав, что вообще на цифры память плохая. Менты постепенно раздражались, хотели уже за что-нибудь зацепиться, морщились, то и дело шептались о чем-то. Ване стало тоскливо, и вернулись ночные головная боль и тошнота. Он попросил таблетку, и ему не отказали. Лейтенант вышел за водой, а вернулся уже в сопровождении высокого майора с живописными усами и большим пузом. Майор был чем-то недоволен. Он наклонился к капитану Васильеву и что-то прошептал ему на ухо. Тот повернулся к Ване: — Собирайся, в камере посидишь. Твое дело долгое. Его вывели в коридор, велели встать лицом к стене и обыскали. Забирать было особенно нечего: телефон, пачка сигарет, зажигалка, портмоне. Молодой дежурный составил опись изъятого, сложил вещи в файл, кинул в ящик. Ване расшнуровали кроссовки, забрали шнурки (наверное, чтобы не вздумал удавиться) и грубовато втолкнули в помещение. Видимо, это и была камера предварительного заключения. Ваня боялся, что окажется в каком-нибудь видавшем виды клоповнике, но и здесь, как и во всем отделении, был ремонт из серии «бедно, но чисто». Пол, выкрашенный коричневой краской, блестел, как будто недавно помытый. Стены были того зеленого цвета, какой бывает в больницах, подъездах и учреждениях и поэтично называется «цвет зеленого тумана». По обеим сторонам камеры висели двухъярусные нары, обтянутые серым дерматином; напротив решетки, заменяющей дверь, под самым потолком было зарешеченное и запененное окно: судя по всему, возможность его открытия в планы ремонтников не входила. Полицию этот факт, видать, тоже не волновал, тем более что в камере было холодно и откуда-то сильно сквозило, так что проветривалось и без окна. Под окошком, в металлическом кожухе, батарея, которая тоже ни фига не грела. Ваня был первым и единственным гостем камеры в это раннее утро, и его это очень радовало. Объясняться с кем-то в планы не входило. Сильно хотелось домой. Разобраться со всей этой ебаниной, вернуться домой и вызвонить того ублюдка, который навел на него ментов. В том, что это был именно Светло, Ваня теперь не сомневался: слишком идеально все совпало. Кем этот Светло был? Полицейским под прикрытием? Не похоже: опера тогда себя с ним по-другому бы вели. Да он в этом случае и не флиртовал бы с Ваней. Конкурент, наверное. Интересно, откуда он знал, что Ваня будет там. Следил? Для чего? Музеев ему в Питере мало? Пока вопросов было гораздо больше, чем ответов, но полиция обещала долгое дело, а значит, у Вани будет достаточно времени поразмыслить о событиях прошедших суток. Время тянулось мучительно долго. Небо за окном было одного и того же серого оттенка, и трудно было понять, который час. Только когда оно начало темнеть, Ваня понял, что подступает вечер. Весь день он думал. Сначала о недавних событиях, потом вспомнил, что последний раз ел вчера вечером пирожные да ночью хлопнул стопку водки, и стал думать о еде. Этого делать, конечно, нельзя было: еды ему не полагалось, а растравлять себя голодными мыслями было очень плохой идеей. Потом Ваня понял, что у него адски болят ноги и спина: нары были короткие и низкие, совсем не под его рост, и как он ни старался лечь или сесть, все выходило неудобно. Когда на улице уже совсем стемнело, Ваня в своих размышлениях дошел до политзаключенных и решил по своему освобождению (когда бы оно ни состоялось) пожертвовать этим людям денег: он полдня просидел и то чуть с катушек не съехал, а они годами такое терпят. В общем, к тому моменту, когда дежурный открыл дверь и скомандовал ему на выход, Ваня успел стать революционером в душе и готов был во имя свободы и своего честного имени отправиться прямо во глубину сибирских руд. И поганца Светло с собой прихватить. В коридоре его встретил утренний лейтенант и повел в уже знакомый кабинет. За столом сидел майор, подперев ладонью лицо, и устало печатал что-то в ноутбуке. — Евстигнеев? Садись, — кивнул он Ване. — В общем, так, Иван Игоревич, статуэтка эта не та, обычное барахло из сувенирного, пальцев твоих на ней нет. Как ты это обстряпал — ума не приложу, но пока задерживать тебя фактически не за что. Он устало потер лоб и продолжил: — Так что дуй давай отсюда. И учти: твои пальцы у нас есть, не попадайся. Ваня, не веря своему счастью, встал и на негнущихся ногах пошел к двери. Уже на выходе его догнал голос майора: — Ты там, это, хоть свечку сходи поставь, что не закрыли тебя. У дежурного Ваня забрал свои вещи, зашнуровал обратно кроссовки, еле попадая в отверстия, и вышел на улицу. К ночи похолодало, дневные серые тучи разродились мелким противным дождем. Зонта не было, но был капюшон, это как-то примиряло с жизнью. И не было денег в портмоне. Ваня поругал себя, что при изъятии вещей утром не настоял на пересчете налички, а теперь что-то предъявлять было поздно. Он вздохнул и вызвал такси через приложение. Там, к счастью, можно было расплатиться картой.