in my dream

      Юнги просыпается на следующее утро с четким знанием, что именно произойдет в этот день. Это не предчувствие, а обычная логика. Все стало очевидно для него еще ночью, когда он проанализировал чувства Сокджина, что ураганом накрыли его, и сейчас, когда его будит нетерпеливая и взволнованная волна эмоций от его соулмейта, он лишь сильнее убеждается в правильности своих выводов.       Так что никакой неожиданной судьбоносной встречи быть не может. Юнги изначально знает, что она произойдет. Менее судьбоносной она от этого, конечно, не становится, просто у Юнги хотя бы есть время морально к ней подготовиться.       Юнги горестно мычит, когда, открывая глаза, тянется за телефоном и видит на его экране 6:30. Он раздраженно вздыхает и бросает гаджет куда-то в недра одеяла. Он тоже очень хочет увидеть Сокджина, но три часа сна не позволяют ему сейчас любить своего соулмейта также сильно, как полноценные девять. Юнги тяжело вздыхает, откидывает одеяло и обреченно растирает руками лицо. Сокджин слишком взволнован, слишком нервничает, слишком переполнен эмоциями, и все это заставляет их связь натягиваться и искриться от нервного, взволнованного возбуждения, в таком состоянии Джин не даст Юнги уснуть. Чудо, что он вообще сумел проспать несколько часов, не иначе в этом заслуга его послекоматозного состояния.       Юнги нужен кофе. Много кофе.        Юнги с трудом выбирается из-под одеяла, он все еще чувствует себя так, словно только для него одного гравитация на планете изменилась, и теперь его придавливает к земле вес лишних килограммов, которых в нем на самом деле нет. Поэтому ему приходится прикладывать особенно много усилий, чтобы не запутаться в собственных ногах, пока он плетется в ванную, осторожно придерживаясь за стены, косяки и попадающиеся ему по пути горизонтальные поверхности.       Юнги чуть морщится, когда отчетливо слышит громогласный храп Намджуна из соседней спальни, и замирает посреди маленькой комнаты, что служит им в этой квартире и гостиной, и кухней, и прихожей одновременно. Хосок, который вчера упрямо отказался уезжать к себе домой, распластался на их старом и неудобном диване, и, глядя на усталое и даже во сне озабоченно нахмурившееся лицо друга, Юнги тяжко вздыхает.       Он осторожно подходит к дивану, поднимает с пола цветистый плед, который вертлявый Хосок скинул во сне, и аккуратно накрывает им парня. Хосок бормочет что-то неразборчивое, но не просыпается, день, наполненный переживаниями за Юнги и неизвестностью, явно изрядно вымотал его. Юнги виновато поджимает губы и мягко похлопывает друга по плечу.       Он благодарен, что они с Намджуном были здесь, когда он вернулся домой. Благодарен за то, что когда он совершенно обессиленный ввалился в квартиру, сильные руки Намджуна сумели вовремя подхватить его и помочь добрести до дивана. Благодарен, что испуганно нахмурившийся Хосок просидел с ним больше часа без движений, крепко сжимая его ладонь, пока Юнги не смог точно убедиться, что Сокджин в безопасности, что он жив и его действительно спасли. Юнги не знает, как сумел бы перенести этот страшный, мучительный час, наполненный ужасом и беспокойством, если бы не его друзья, которые своим молчаливым присутствием поддерживали его. Что с ним было бы, если бы не Хосок, встревожено растирающий его дрожащие руки, если бы не Намджун, сочувствующе сжимающий плечо Юнги и заверяющий уверенным шепотом, что все это скоро закончится.       И он так благодарен за тот полный облегчения и радости выдох, что срывается с губ Намджуна, когда Юнги, наконец, чувствует, что все действительно позади. Он благодарен даже за слезы, что мелькают в глазах Хосока и за то, как крепко парень обнимает его.       - Слава богу, хен. Я так рад, что вы оба в порядке, - тихо пробормотал тогда он, и за это Юнги тоже ему благодарен, потому что эта фраза заставила Юнги судорожно выдохнуть весь тот страх, всю ту боль, что стальными тисками сдавливала его легкие весь этот ужасно долгий и пугающий день. Эти слова заставили Юнги поверить, что все это и в самом деле, наконец-то, закончилось.       Поэтому сейчас Юнги мягко улыбается уголками губ и поправляет плед на плечах друга. Он не уверен, что сможет когда-либо выразить словами, как сильно благодарен им с Намджуном за то, что они были с ним в это тяжелое время, Юнги никогда не был особо хорош в выражении таких штук, но он надеется, искренне надеется, что его друзья это знают. Намджун достаточно умен, чтобы понять это самостоятельно, а Хосок достаточно эмпатичен, чтобы почувствовать. Юнги кажется в это мгновение, что он действительно за многое в своей жизни должен быть благодарен. После всего, что произошло вчера, всего, что пережил он и Сокджин.       Юнги принимает душ и приводит себя в порядок дольше обычного, все-таки, как бы он ни старался отгородиться от этого чувства, он не может унять волнение, скручивающее его желудок, не может заставиться пальцы перестать нервно дрожать. Он не совсем уверен, какие из чувств, бушующих сейчас в нем, его собственные, а какие чужие. В этот раз это действительно сложно определить, потому что они с Сокджином переживают очень схожие ощущения.        Несколько минут он очень критично рассматривает свое отражение в зеркале, темные круги под глазами, бледную от постоянного недосыпа кожу, взъерошенные волосы и общий болезненный после вчерашних экспериментов со своим здоровьем вид, и качает головой. Он очень сомневается, что сможет с этим что-то сделать, даже если сильно постарается. Мысль о том, что Сокджину может не понравиться то, что он увидит, заставляет Юнги с тревогой закусить губу, но… Правда в том, что, если что-то подобное и в самом деле произойдет, Юнги придется просто смириться. Это не та вещь, на которую он в действительности может повлиять.       Сокджин может сейчас испытывать к нему все что угодно, но нет гарантий, что эти чувства останутся неизменными после личной встречи. И дело вовсе не в поверхности или легкомысленности, просто Юнги знает, что внешность, хочешь ты того или нет, влияет на восприятие человека, а общение лицом к лицу очень отличается от того, как они общались прежде. И если образ Юнги, который нарисовал себе Сокджин, не совпадет с реальностью, это уже вряд ли возможно будет исправить. Юнги тяжело выдыхает, сжимая пальцами края раковины.        Юнги страшно, конечно, он боится, но это не плохое ощущение. Оно вполне естественно, когда впервые встречаешься с человеком, которого хотел увидеть всю свою жизнь. Это страшно, волнительно, но в то же время Юнги чувствует предвкушение. Это не то нервное воодушевление и напряжение, что испытывает сейчас Сокджин, это, на удивление, спокойное и тихое чувство, которое забирается под кожу Юнги медленно, но настойчиво, отравляя волнениями и сомнениями. В таком состоянии, Юнги отлично это знает, он начинает слишком много думать, и иногда это помогает, но не сейчас. Определенно не сегодня. Думать - вообще последнее, что ему нужно в такой ситуации.       Поэтому Юнги заставляет себя вернуться в свою комнату, переодеться, поспешно запихнуть в задний карман джинсов мобильный и на цыпочках направиться к входной двери. Ему необходимо проветрить голову. И кофе. Ему все еще нужен кофе. Он не знает, где найдет его в такую рань, но это не так уж и важно, на самом деле. После всего, что произошло вчера, Юнги не может больше быть уверен, что в этом мире есть что-то невозможное.       Он, как можно тише, набрасывает куртку на плечи и пытается бесшумно натянуть кроссовки, но, конечно же, именно в этот момент его возня у входной двери заставляет Хосока сонно и растерянно оторвать голову от подушки и попытаться открыть слипающиеся глаза. Он трет их кулаком, совсем как маленький ребенок, недовольно мычит и ошеломленно приоткрывает рот. Юнги невольно замирает в странной позе, как пойманный с поличным вор.       - Хен? Ты куда? – хриплым после сна голосом спрашивает Хосок. Юнги поджимает губы, ему не хотелось будить младшего по нескольким причинам и одна из них – нежелание отвечать на этот вопрос.       - Хочу сходить за кофе, - все же отвечает Юнги немного неохотно. – Я скоро вернусь. Спи, Хоби.       Хосок медленно моргает, а затем смотрит в окно, за которым все еще раннее утро с его серым бледным небом. Хосок моргает еще раз.       - А который час? – произносит он рассеянно, но уже с нотками некоторой осознанности. Юнги вздыхает.       - Еще рано. Я принесу тебе что-нибудь сладкое, - это откровенная попытка откупиться, но сонный Хосок смотрит на него пустым взглядом и через мгновение согласно кивает головой. Еще слишком рано, чтобы он был в состоянии тревожиться и задавать осмысленные вопросы, что обязательно начал бы делать в любом другом состоянии.       - Пончики, хочу пончики, - бормочет он и укладывается обратно на диван, закутываясь плотнее в плед. Юнги невольно улыбается, глядя на это, он сгребает с тумбочки ключи от квартиры и уже разворачивается, чтобы под храп Намджуна выйти за дверь, когда до него долетает негромкое:       - Только больше не пропадай, хен. Не надо пропадать вот так… - конец фразы Хосок совсем уж невнятно бормочет куда-то в подушку, и Юнги ее не слышит, но сказанного достаточно, чтобы заставить его застыть на месте.       Юнги поджимает губы и с трудом сглатывает покативший к горлу ком. Он не хотел пугать их с Намджуном, не хотел заставлять волноваться, не хотел, оставлять в их воспоминаниях целый день, полный опасений и волнений, но правда в том, что Юнги знает – он ничего не изменил бы во вчерашнем дне, даже если бы ему предоставили такую возможность. Он сделал бы все в точности так же. Потому что Юнги не мог позволить Сокджину проходить через подобный ужас в одиночку.        Он не мог не быть с ним.       Юнги медленно выдыхает застоявшийся в легких воздух и тихо выходит на лестничную площадку, стараясь не разбудить Хосока еще раз. Парню действительно очень нужно отдохнуть.

***

      Сокджин не может уснуть. И в этом даже нет вины Чимина и Тэхена, которые усаживают его на своей кухне и начинают допрос сразу же, стоит Джину переступить порог их квартиры. Чимин так сильно переживает и пугается за него, что под конец рассказа едва не плачет, его короткие пальчики мелко трясутся, а пухлые губы в нескольких местах прокушены еще до того, как Сокджин заканчивает говорить. Тэхен крепко сжимает запястья Сокджина и обеспокоенно хмурится, словно пытаясь одновременно поддержать и защитить, он в основном молчит, но глаза его тревожно и грустно поблескивают.       - Как хорошо, что ты не был один, хен, - все же произносит он своим глубоким голосом, когда Сокджин замолкает. Чимин согласно кивает, глаза его полны непролившихся слез. – Слава богу, ты цел, хен. Слава богу, - Тэхен улыбается кривой и ломанной улыбкой, которая делает его лицо еще печальнее, чем оно было мгновение назад. У Сокджина болезненно сжимается сердце, когда он видит эту улыбку и ощущает, как подрагивают руки парня.       Чимин молча подсаживается к Сокджину на диван и крепко обнимает, утыкаясь носом в его широкое плечо. Сокджин отчетливо чувствует, как подступающие слезы жгут ему глаза, поэтому он поспешно поднимает голову и часто моргает, пытаясь отогнать их, автоматически взъерошивая светлые волосы Чимина и похлопывая его по спине. Чимин всхлипывает, а его слезы оставляют влажные следы на свитере Сокджина, и это почти невыносимо, почти также невыносимо, как и грустные и обеспокоенные глаза Тэхена и его печально нахмуренные густые брови. Это почти слишком для Сокджина в этот момент. Но он выдерживает и выдавливает кривую улыбку. Потому что он в порядке. Он действительно будет в порядке.        Большую часть ночи Джин тратит на то, чтобы успокоить младших и заверить, что все хорошо и никто больше не станет его похищать. На счет последнего Сокджин не очень-то уверен, на самом деле, все-таки он прежде никогда не думал, что именно с ним может произойти что-то подобное, но оно произошло, и теперь Сокджин мало в чем убежден на сто процентов.       Однако уснуть Сокджину не дает именно бумажка с неровно написанным адресом, прожигающая его карман, и мысль, что он действительно может увидеть Юнги. Она наполняет Сокджина таким искрящимся коктейлем из эмоций, что он просто не может усидеть на месте. И, по логике, последние полтора дня Сокджин провел в таком напряжении, что сейчас должен валиться с ног, но этого не происходит. Сокджин слишком нервничает, слишком хочет к Юнги, чтобы быть в состоянии уснуть.       Сначала он нервно вертится на диване Чимина и Тэхена, который ему выделили для сна, затем, поняв, насколько бесполезны его попытки заснуть, что глаза его все равно сами собой открываются, что все его мысли неизбежно возвращаются к одному конкретному человеку, он порывисто садится и откидывает одеяло в сторону. Сокджин физически ощущает, как под его кожей вибрирует наэлектризованная энергия, от которой у него дрожат руки. Это странное ощущение, будто он кипит изнутри.       Поэтому Сокджин делает то, что позволяет ему направить эту энергию в полезное русло. Он начинает готовить. И на несколько часов это действительно отвлекает его, он погружается мыслями в готовку, сосредотачивается на том, чтобы не отрезать себе ненароком пальцы, на рецепте и отдельных процессах и это, как всегда, оказывает на Сокджина определенное медитативное действие, позволяет абстрагироваться от своих переживаний. Но, когда он накрывает готовый твенджан-чигэ крышкой и выключает под кастрюлей конфорку, Сокджин глубоко вздыхает и закусывает губу. Мысли о Юнги вновь наполняют его, а вместе с ними возвращается и нервная дрожь в руках.        Сокджин смотрит на настенные часы, которые показывают начало седьмого часа и поджимает губы. Еще слишком рано, Сокджин не может заявиться к Юнги на порог в такое время, даже если ему очень хочется, даже если все его существо как магнитом влечет к соулмейту, даже если самому Сокджину кажется, что с каждой лишней секундой время тянется только медленнее, словно неохотно льющаяся с ложки патока.       Джин довольно долго роется в своей сумке, выбирая, что ему надеть, но в итоге раздраженно откидывает все варианты и надевает первую попавшуюся водолазку, рассудив, что на нем все будет смотреться хорошо. Он же Ким Сокджин все-таки. И сам Юнги сказал, что считает его красивым. Сокджин невольно краснеет, когда вспоминает эти слова.       Он тщательно укладывает волосы и тратит несколько лишних минут у зеркала только на то, чтобы выровнять дыхание. Сердце оглушительно громко бьется в груди, это почти больно, почти душит, но это и вполовину не так больно, как сама мысль о том, что Сокджин никогда не сможет найти Юнги, которая пугала его ранее. Эта же боль почти приятна тем, что скоро от нее не останется и следа.       Сокджину очень хочется верить, что так оно и будет.

***

      Сокджин нервно заламывает пальцы и пялится на пластиковую панель домофона. У него дрожат руки, он делает несколько глубоких вздохов, но это никак не помогает ему успокоиться, воздух лишь застревает в горле, а тот, что все-таки проходит дальше, отчего-то тяжелым грузом оседает в легких. Сокджин с трудом сглатывает и хмурится. Ему нужно взять себя в руки, но это так тяжело это ведь… это Юнги. Его соулмейт. Сокджину кажется, что это самый важный и невероятный момент в его жизни, гораздо важнее всего, что происходило с ним прежде.       Он не смог выждать еще несколько часов, стены квартиры давили на него, заставляли задыхаться и только сильнее переживать, поэтому сейчас Сокджин кутается в свое тонкое пальто, стоя на прохладном утреннем воздухе, нервно расхаживает перед обычным, ничем непримечательным подъездом многоэтажного здания, что находится всего в двадцати минутах от дома Чимина и Тэхена, и не решается нажать на кнопку звонка.        С одной стороны Сокджин рад, что Юнги дал ему именно свой адрес, отсекая таким образом возможность каким-то образом разминуться и не встретиться. С их общей удачей, такое вполне могло произойти. Но с другой… Сокджин теперь вынужден нервно кусать губы, пытаясь успокоиться. В это мгновение он переживает больше, чем переживал, сидя в сыром подвале, несколько часов назад, когда не знал, выживет вообще или нет.       Ему так много необходимо сказать Юнги, о стольком спросить, за слишком многое поблагодарить, что он просто не может подобрать слов и соединить разбредающиеся мысли во что-то связное и осознанное. Он не знает, с чего ему начать.       - Хен, тебе нужно нажать на кнопку, если хочешь войти. Домофон не заработает от силы мысли, - раздается позади Сокджина хрипловатый и такой знакомый, такой родной голос.       Сокджин вздрагивает и на мгновение замирает, у него перехватывает дыхание. Он ничего не делает, но его тело само совершает все движения, оно само поворачивается на этот голос, его глаза сами впиваются в этого парня пристальным взглядом, сами скользят по темным, небрежно взлохмаченным волосам, бледной коже, капризно вздернутым губам, маленькому носику, останавливаются на проницательных глазах и… С губ Сокджина срывается судорожный выдох. Этот взгляд парализует его, вышибает все мысли, и в голове Джина, впервые за последние несколько часов, становится блаженно пусто.       Это Юнги. И Сокджин неожиданно отчетливо понимает, что узнал бы его, даже если бы не услышал сейчас голос. Узнал бы, потому что ему хватает одного долгого взгляда чтобы понять – перед ним его человек.       Это странное чувство, которое Сокджин не смог бы описать, даже если бы очень постарался. Сокджин видит этого человека в первый раз, но в то же время его буквально душит узнавание. Он задыхается от ощущения, словно уже знаком с этим с парнем, словно уже видел эти черты, смотрел в эти глаза, и, возможно, это действительно так. Возможно, в очень далеком детстве он видел отражение Юнги в каком-нибудь зеркале, но не сумел этого запомнить. Возможно, из-за их связи, что сейчас так странно и напряженно натягивается и вибрирует, наполняя их вены электрическими разрядами, в глубине его сознания всегда жил образ его соулмейта. Возможно, Сокджин видел его во сне. В одном из тех немногих, что принадлежали только ему, а потому и не остались в его воспоминаниях. Сны, в которых не было Юнги и его жизни, не интересовали Сокджина. Потому что в них не было смысла.       Юнги моргает, уголки его губ подергиваются в немного неуверенной, нервной улыбке, но глаза… его темные глаза так ярко блестят, что Сокджин не может отвести от них взгляда. Юнги склоняет голову набок, и этот простой жест почему-то кажется Джину таким милым и очаровательным, хотя в нем нет ничего особенного.       - Я взял тебе чай. Не знал точно, но мне показалось, что ты не очень любишь кофе, - произносит Юнги, приподнимая в воздух картонную подставку с двумя стаканчиками в ней, явно из ближайшего кафе. Сокджин растерянно смотрит на стаканчики, затем вновь на Юнги и в этот момент отчетливо понимает – даже если бы он уже не любил этого парня, сейчас он бы точно в него влюбился. У Сокджина не было бы ни шанса, даже не будь они соулмейтами. И это открытие должно его ошеломить, должно его напугать, но оно, вопреки здравому смыслу, заставляет Сокджина с облегчением выдохнуть.       Потому что их связь действительно ни при чем. Совершенно.       - Юнги… - с трудом выдыхает он, и даже в этом простом выдохе слышно, как дрожит его голос. На Сокджина мгновенно обрушивается столько эмоций, что он просто не знает, как ему с ними справиться. Глаза ему жгут подступающие слезы, его накрывает облегчением настолько сильным, что оно почти причиняет боль, это почти невыносимо. Потому что только теперь, увидев, наконец, Юнги, Сокджин понимает – все действительно позади. Он дома. Теперь он, в самом деле, дома и с ним все будет в порядке.       Юнги настороженно замирает на мгновение, а затем чуть хмурится, и Сокджин ощущает его беспокойство и зарождающуюся тревогу, и чтобы успокоить их обоих Сокджин делает то единственное, что приходит ему в голову. То единственное, что ему хочется сделать. Он поспешно сокращает расстояние между ними и осторожно, бережно обнимает Юнги.       Юнги пахнет кофе и каким-то цитрусовым шампунем. Он теплый, и это его тепло заставляет Сокджина поверить, что все происходящее реально, что это не сон, не его фантазия. Что теперь он действительно может слышать этот голос, видеть это лицо, сжимать эти широкие ладони. Не только во сне. И от этого осознания что-то искрящееся взрывается внутри Сокджина.       Он не знает, сколько стоит так, слушая неровное, дрожащее дыхание Юнги, впитывая и свои и чужие эмоции, от которых у него кружится голова, не веря, все еще до конца не веря в то, что все это реальность. Он не может разобрать, что именно шепчет ему в макушку Юнги, мягко поглаживая по волосам, запутывая в них свои длинные пальцы, но одного этого тембра, одних вибрирующих низких ноток в этом голосе хватает, чтобы успокоить Сокджина, заставить его медленно выдохнуть.       Спустя какое-то время Сокджин чуть отстраняется и медленно, очень осторожно, боясь спугнуть Юнги, обхватывает руками лицо парня. Он нежно проводит кончиками пальцев по бледной коже, заворожено скользя взглядом по этому лицу, запоминая черты, каждое микровыражение, что он способен сейчас увидеть. Юнги чуть прикрывает глаза от этого прикосновения, совсем как кот, и это заставляет нечто нежное и теплое распуститься в груди Сокджина. И по тому, как ярко загораются глаза Юнги, он понимает - его соулмейт это почувствовал.       - Я нашел тебя, - шепчет Сокджин, и в этом шепоте он сам отчетливо слышит собственное облегчение, слышит трепет, слышит любовь и легкий страх, что все это может оказаться лишь игрой его воображения, лишь сном.       Юнги мягко обхватывает его запястье и передает Сокджину свое привычно успокаивающее тепло впервые не только по их связи, но и через физическое прикосновение. И это настолько потрясающее чувство, оно наполняет Сокджина таким щемящим счастьем, что у него невольно выступают слезы на глазах.       Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.       Но Юнги улыбается ему несмелой, но умиротворенной улыбкой и Сокджин ощущает его эмоции в этот момент, ощущает его облегчение и тихое, но почти давящее счастье. И Джину кажется, что сейчас ему совершенно все равно. Даже если это все сон, он не смог бы проснуться, потому что уверен, что не сможет отпустить Юнги. Не после того, как он с таким трудом его нашел. Не после того, что им обоим пришлось сделать, чтобы найти друг друга.       Как же хорошо, что их поиски, наконец, окончены.       Сокджин медленно выдыхает, безуспешно сдерживая подступающие слезы. Он не хочет плакать, поэтому он закрывает глаза, опускает голову и устало прислоняется лбом к плечу Юнги. Теперь он, наконец, ощущает, как на него наваливается измождение после всего пережитого. Только сейчас, когда Юнги осторожно обнимает Джина, когда их связь наполняется его знакомым утешающим теплом, Сокджин чувствует, как начинает дрожать, а его ноги подгибаться. Он цепляется за куртку Юнги, судорожно сглатывает, но ему тепло, действительно очень спокойно и тепло, и нечто подобное Юнги уже заставлял его чувствовать ранее, но сейчас... Это кажется более реальным.       И от мысли, что теперь он сможет чувствовать подобное часто, сердце Сокджина словно становится больше в несколько раз, настолько, что не может поместиться в грудной клетке. Сокджин отрывисто смеется, тихо и рвано, его горло просто не работает так, как нужно, поэтому он не способен выдавить из себя что-то не похожее на хриплый выдох. Но это оказывается и не важно, потому что Юнги медленно и нежно проводит ладонью по его напряженным плечам, успокаивая, и… все становится не важно.       - Да, ты нашел меня, - негромко шепчет Юнги Сокджину на ухо, и его голос, прозвучавший так близко, заставляет уши Джина вспыхнуть розовым. – Это самое главное. Со всем остальным мы разберемся позже. Вместе.       Это звучит так спокойно и уверенно, что Сокджину не нужно даже проверять их связь, чтобы поверить в эти слова и позволить им окончательно успокоить себя.       Это правда. Все остальное не важно.       Теперь, когда самое сложное для них уже позади.