***
Они прислали его сюда на Рождество. В Хогвартс. В долбаную школу. Потому что так решил какой-то убогий суд. Довольствуясь никчёмными правилами, собирается рассматривать его под лупой, как очередную лабораторную крысу. Смешно. Будто несколько месяцев в Дурмстранге изменили бы его по-настоящему. Обнажили бы все проблемы и исцелили каждую незажившую рану. Если они и вправду так думают, то им стоит записаться в Мунго — и лучше сразу на комплексную терапию. К их превеликому счастью, он всё-таки немного изменился, но лишь внешне. Красная форма, что теперь заменяла привычные изумрудные оттенки, ярко контрастировала с его бледной кожей, создавая иллюзию здоровых розоватых отблесков на лице. Это был идеальный визуальный обман, способный на какое-то время лишить его образа побитого жизнью парня. Словно ему было не плевать. Он совершенно перестал заботиться о манерах и прочей глупой этике и не позволял себе убирать даже лёгкую небритость. Салазар, когда-нибудь он должен отрастить себе бороду не хуже, чем у Мерлина, и тогда он сможет успешно маскироваться от этих недвусмысленных злобных взглядов окружающих. Это было похоже на план. Пока единственно дельный. Мама точно бы сказала, что он возмужал, если бы не сидела под домашним арестом, как какая-то провинившаяся школьница. Святой Поттер так и не смог полностью спасти его грешную мать от наказания. Год домашнего заключения и вся жизнь без права покидать Великобританию для женщины, которая соврала Лорду ради Избранного. Возрадуйтесь, волшебники. Ёбаная справедливость на месте.***
Гермиона прикусила губу и, ещё раз взвесив все за и против, открыла карту Мародёров. Гарри засунул ей в чемодан эту возмутительно незаконную бумажку, уверяя, что та ей непременно пригодится. Лучше бы друг с такой же прытью собирался вместе с ней восполнить пробелы и вернуться на седьмой курс, но война и громкий успех заставили Уизли и Поттера навсегда сместить свои приоритеты с учёбы. Как будто они там когда-либо были. Она уже несколько раз обошла подземелья и рискнула аккуратно заглянуть в мужские уборные, но Малфоя, чёрт возьми, нигде не было. Близилось время отбоя, и, если она не найдёт его, совесть точно не позволит соврать Макгонагалл, что всё в порядке. Директор доверилась ей, и последнее, что Гермиона позволяла себе в жизни, — разочаровывать близких. К тому же в глубине души она, как и Макгонагалл, опасалась, что Малфой действительно способен натворить что-то ужасное. И нет, ей не двигали глупые предрассудки об отпрысках Пожирателей смерти — она не руководствовалась ничем, кроме того, что уже узнала о Драко за их мучительно долгие годы знакомства. И этого хватало с головой, чтобы решиться. Палочка неуверенно коснулась пожелтевшей бумаги — и на той тут же один за одним стали появляться до боли знакомые имена. Лунатик, Сохатый, Бродяга и Хвост. Её всегда забавляли эти прозвища, но сейчас, когда абсолютно все волшебники из этого списка были мертвы, Грейнджер не сдержала тяжёлого вздоха. Мир утопал в потерях, и она невольно тонула вместе с ним. Девушка раскрыла карту, отвлекаясь от дурных мыслей, и дотошно обвела глазами план бесконечных коридоров школы. Годрик. Неужели Хогвартс всегда был таким огромным? Гермиона бережно прикасалась к нескольким именам, разбросанным по этажам. Их было немного, потому что официально все должны находиться в общежитиях после отбоя. Только для пары преподавателей, в числе которых оказался Слизнорт, гордо расхаживающий возле кухни, существовали некоторые исключения. Она готова была поклясться, что он опять требует у эльфов принести ему свежих пирожных. Профессор был неисправим. Девушка улыбнулась своей догадке и продолжила бегать глазами по малочисленным надписям. Похоже, она пропустила одну влюблённую парочку на третьем этаже. Нарушители смогли спрятаться в небольшой нише, когда Гермиона проходила мимо. Прошлая Грейнджер непременно кинулась бы отнимать у них баллы, но теперь у неё не было никакого желания возвращаться туда и читать им нотации. После войны она совершенно не походила на ту строгую старосту, о которой в гостиных факультетов ходили легенды. Мягко говоря, её моральные приоритеты давно сместились. Наконец она наткнулась на седьмой этаж замка и увидела, как имя Драко Малфоя испаряется прямо в воздухе. Это могло значить лишь одно. Он был в Выручай-комнате.***
Пока гриффиндорка поднималась по множеству лестниц, ей казалось, что у неё сформировалась вполне чёткая идея. Но когда Гермиона подобралась максимально близко к своей цели, она вдруг начала мешкать. Грейнджер уже пару минут сверлила бежевую кирпичную кладку взглядом, будто это на самом деле могло помочь. Ей было до тошноты противно задумываться о том, что заставило Драко уединиться в подобном месте. Она прекрасно понимала, что, стоит ей по-настоящему захотеть его увидеть, замок непременно сотворит для неё дверь и пропустит к нему. Но Гермиона не то чтобы очень хотела этого. Ею двигали чувство долга перед директором и крохотное волнение. В отличие от своих друзей, которые были счастливы на Рождество вернуться в стены родной школы, Малфой почему-то вёл себя более отрешённо, чем раньше. И это выглядело… подозрительно. В этом году в Большом зале было невероятно мало студентов. Сказались тяжёлые годы войны и вполне объяснимый страх родителей отправлять детей в только что восстановленную после разрушения и битвы школу. Зато благодаря такому малому количеству людей она прекрасно видела столы других факультетов даже в самый разгар ужина. Драко сидел возле своих друзей в яркой форме Дурмстранга среди других слизеринцев, и Гермиона могла увидеть за его спиной каждую минуту, которую он успел выстрадать, словно кто-то пролистывал мрачный календарь во всех неприятных подробностях. Лицо немного осунулось, и небритость совсем не волновала бывшего блюстителя стиля. Он изменился, и ей это не доставляло никакого удовольствия. Любой, кто набрался смелости взглянуть на Малфоя вместе с ней, легко бы заметил, насколько Драко измотан. Но в отличие от них, ей правда было его жаль. Она однозначно не должна была испытывать к нему ничего подобного. Он не заслужил к себе такого отношения от неё. Если бы в тот день, год назад, Драко не впустил в школу Пожирателей смерти, всё могло быть иначе. Десятки её близких остались бы в живых. И Гермиона искренне хотела в это верить. Но в отличие от своих друзей, она очень ясно видела сотни других вариантов, которые непременно могли стать таким же началом конца, как и выходка Малфоя. Он был лишь пешкой в этой страшной игре, и хуже всего было то, что тот, кто им управлял, всегда играл чёрными. Ей нужно было убедиться, что всё в порядке, пусть и в относительном. В конце концов, Гермиона делала это тысячу раз. Рисковала ради лучшей цели вопреки пугающим последствиям. И посмотреть, чем занят Малфой в Выручай-комнате, было в самом низу этого нескромного списка. С этими мыслями она наконец закрыла глаза, чтобы в следующую секунду увидеть перед собой кованую дверь.***
Гермиона слегка пошатнулась и инстинктивно приставила руку к груди, напряжённо выдыхая. То, что она увидела, явно не совпадало с её ожиданиями. Девушка готова была застать его за чем-то мерзким, непристойным и, возможно, даже незаконным. Но Драко расслабленно лежал на своём дурмстранговском плаще, подложив коричневый мех себе под голову, в окружении нескольких потасканных фолиантов. Если бы Грейнджер не была лучшей на курсе, она бы сочла это за какой-нибудь загадочный ритуал, но про все эффективные и опасные она уже знала, и это было ни на что не похоже. Видимо, Малфой устроил тут себе личную библиотеку. Первой мыслью Гермионы было отойти к двери и выйти, пока он её не обнаружил, но она не станет баловать его такой роскошью. Из-за него она нелепо скиталась по замку вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, и он просто обязан за это поплатиться. Девушка нарочито громко прокашлялась в попытке потревожить сон Малфоя и привлечь его внимание. — Выпей чаю, Грейнджер, ну и хрип. Она вздрогнула от его комментария, но сразу же взяла себя в руки. Чего ей ещё стоило от него ждать, кроме как очередной язвительности. — Что ты тут забыл, Малфой? Тебе пора быть в общежитии, — со всей надлежащей для этого мерзавца суровостью произнесла Гермиона. По факту она не врала: вечерний обход уже начался, а правила касательно реабилитированных студентов были куда жёстче обычных. Конечно, в силу возраста Драко она могла не обращать на это внимания, но не станет делать исключений после его скверной реакции. — Простите, мисс Грейнджер, я немного задержусь. Поразительно, но этот гадёныш до сих пор не открыл глаз. Он так же лениво лежал на полу и резко отвечал ей, словно хотел побыстрее достать занозу из задницы. — Я вынуждена настаивать. Это стало делом принципа. Его поведение было возмутительным и неподобающим. Но в душе Гермионе казалось, что она выглядит сейчас ничуть не лучше. Вероятно, в своих отчаянных потугах выпихнуть его — более чем нелепо. Для пущего эффекта ей оставалось только угрожающе топнуть ногой. Это всего лишь Малфой и его грубость. Абсолютно ничего нового. Практически классика. Соберись. Драко приподнялся на локтях, мгновенно раскрывая свои проницательные глаза. Мерлин, лучше бы он не открывал их. Этот серебряный блеск был хуже змеиного яда. Она могла почувствовать, как любой участок кожи, по которому он скользил взглядом, покрывался лёгкими ожогами. Вот-вот — и он сможет впиться в кожу. — Настаивать? — ухмыльнулся он. Действительно ухмыльнулся. Полулёжа. Ехидно изучая её лицо. — Попробуй, Грейнджер. Драко положил ногу на ногу, наблюдая за ней снизу. Она даже физически была в этот момент выше его, а палочка в руке ощутимо грела холодную ладонь перед абсолютно безоружным Малфоем, но девушка медлила. Ей стало любопытно, чем слизеринец тут занимался. Она не могла вышвырнуть его отсюда с книгами, ни о чём не спросив. Девушка всё чаще ловила себя на этом ощущении лёгкого безрассудства. Оно бурлило в ней и требовало выхлопа, хотя бы малейшего всплеска. Гермиона привыкла списывать его на то, что ей банально стало недостаточно острого чувства приключений в жизни. Видимо, она успела подсесть на риски, сколько ни пыталась это отрицать. — Что ты читал? — Гермиона посмотрела на окружающие Малфоя книги и снова вернулась к его глазам. — Это из Запретной секции? Гриффиндорка и не надеялась услышать от него правду — просто хотела сбить эту спесь пафоса с его аристократического лица. — А что, если да? Он поднял правую бровь, бросая Грейнджер вызов, и она только сейчас заметила, что под красным джутовым пиджаком ничего нет: шея и тонкая полоска бледной кожи выглядывали из-под плохо застёгнутой формы. Годрик, самая жёсткая по дисциплине волшебная школа мира и та не смогла научить его доблестному соблюдению правил. — Я буду вынуждена рассказать Макгонагалл, — как можно более ровно отчеканила девушка. — Вот это угрозы, Грейнджер, браво. — От его надменного тона на секунду показалось, что он и вправду начнёт ей аплодировать, — но я порядком устал делать то, что мне велят. Знаешь, заработал себе немало проблем. Он был невыносим. Каждое слово, каждое движение источало настолько много безразличия и агрессии, что ей на самом деле захотелось взять и уйти. Наверное, это был бы лучший вариант, но для начала ей нужно лично убедиться в том, что она права насчёт запретной литературы. Если книги принадлежат особой секции библиотеки Хогвартса и взяты оттуда без разрешения преподавателя, Малфоя ждёт нечто большее, чем обычное неприятное наказание. На мгновение Гермионе стало немного не по себе. Девушка не хотела верить, что Драко и вправду способен самостоятельно тянуться к тёмной магии. Или было легче жить, раздумывая о том, что всё это время его принуждали. Иногда нам необходимы иллюзии, чтобы крепче спать по ночам. Книги из Запретной секции сильно отличались от обычных. И дело не в том, что на их обложках находились чьи-то конечности, а на страницах описывались страшные вещи. От этих фолиантов исходила особая аура страха и ужаса. Та самая, которая заставляет кожу на спине покрываться мурашками, а детей — просить своих родителей заглянуть под кровать. Тонкое, но вполне осязаемое чувство дискомфорта. Она бегала глазами по разбросанным книжкам, цепляясь за названия, и чем дольше это происходило, тем быстрее паника распространялась по её телу. Мерлин, она готова была вырубить Драко простым заклинанием и тут же доставить директору. Прочесть на книгах самые худшие в мире словосочетания. Убедиться, что он действительно настолько плох, как говорят все вокруг. Но Малфой, пожалуй, с самого рождения не умел разочаровывать, и его, конечно же, и в помине не интересовало применение тёмной магии. Это было ясно как день. Он хотел избавиться от чёрной метки. — Грейнджер, эта пауза меня пугает. Если бы я не знал тебя, то подумал, что ты испугалась книжек. Его голос был абсолютно спокоен. Он почти убаюкивал её своим размеренным низким тембром. Но беспокойство, которое зародилось у неё в груди, не исправила бы и тонна успокоительных. Что, чёрт возьми, происходит? — Ты хочешь, — она проглотила очередной ком в горле, — убрать метку. У Гермионы были считаные секунды, чтобы увидеть просочившееся наружу замешательство. Но Малфой резко вернул свою маску надменности на место. — Может быть, — отмахнулся Драко и продолжил внимательно сканировать её лицо миллиметр за миллиметром. Ей казалось, что они, не договариваясь, начали какое-то причудливое соревнование, но Гермиона решительно не понимала, за что они будут бороться. — Я не понимаю. На самом деле она понимала. Гермиона ни разу не видела картину настолько точно и ясно, как сейчас. Драко Малфой хочет стереть с себя метку Пожирателя смерти. Это было логично. До безумия. Ведь он не смог бы оставить на себе скверное клеймо. Но она почему-то сомневалась. Цеплялась за соломинку под названием «грязный Пожиратель». Когда Гарри в Хогвартс-экспрессе впервые предположил, что Малфой вступил в их ряды, она посчитала это бредом. Невозможно так легко поверить в то, что тот, с кем ты делишь одну и ту же еду и ходишь на одни и те же уроки, добровольно стал частью всего этого кошмара. И день, когда девушка убедилась в этом, когда увидела, что ошибалась, отпечатался в её голове болезненной раной. Гермиона соврала бы самой себе, если бы сказала, что та не кровоточила. Она никогда его так не боялась. В тот день Гермиона делала обход. Такой же, как сегодня и сотню дней до этого, когда увидела Драко с закатанными рукавами рубашки. Всего мокрого и одинокого. Он был побит, сломлен и двигался в сторону общежитий, не замечая её. На его левом предплечье красовалась гадкая змея, которая так и норовила зашипеть. Гермиона прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Как будто уровень испуга в тот момент позволил бы ей хотя бы пискнуть. В голове кричала лишь одна мысль: Драко Малфой — Пожиратель смерти. Гарри был прав. — Ты врёшь, — констатировал Малфой. — Ты всё понимаешь. Он ненавидел её, обзывал, направлял на неё палочку. Но ей понадобилось лично увидеть метку в тот вечер, чтобы понять, насколько сильно она была для него ничтожеством. На сто из десяти. Отвратительно. Всё, что предлагал Волдеморт своим последователям, — отвратительно. И Драко не мог вот так просто от этого отмыться. Это непозволительно — ни ему, ни кому-либо другому. И он принял это клеймо. Подчинился этому чудовищу сам. Готов был убивать своих друзей и знакомых, как верный пёс, спущенный с цепи. И теперь он хочет убрать это с себя. Избавиться, как от ненужного хлама в квартире, и очистить всегда кристально-белую репутацию Малфоев. — Зачем тебе это? Как же она хотела это знать. Чертовски хотела. Чтобы он поведал ей о том, что неизвестно рядовому обывателю. Что движет людьми — такими тщеславными, как он, — когда они крутят вселенной, как им вздумается. Могут ли они спать чуточку крепче или мучаются по ночам в агонии, как она. — Ты же один из них. — Гермиона проигнорировала промелькнувшую тень злобы в его зрачках. — Такие, как я, для тебя никто. Ты бы убил меня, Малфой, на войне! Убил бы и даже не моргнул! Она задумывалась об этом тысячу раз. Представляла себя на коленях посреди его огромной гостиной. Гадала, как громко он будет смеяться. Как долго он будет наслаждаться пытками над ней, а затем смилуется и наконец убьёт. А может, они встретятся на поле битвы, Малфой выпустит в неё столп зелёных искр и она умрёт — мгновенно, практически безболезненно. Но реальность оказалась куда прозаичнее. Пока она корчилась на полу от выходок его тётки, он разглядывал грёбаные лепнины на камине напротив её лица. — Я грязь, ничтожество. С этими словами девушка грубо закатала рукав мантии вместе с рубашкой, оголяя мерзкий шрам, оставленный Беллой. Он встречал её каждое утро с первыми лучами солнца, моментально охлаждая с ног до головы, как будто укол чистого адреналина в самое сердце. — Я кричала на полу в доме твоей семьи, пока такие, как ты, — ткнула она в его сторону пальцем, напирая, — хотели замучить меня до смерти! Ей было совершенно наплевать, если она своими словами сделала ему больно. Так только лучше. Гермиона понятия не имела, откуда в ней взялось столько злобы. Возможно, она давно хотела выговориться, выплеснуть всё, что затаилось глубоко внутри. Но ей было неинтересно обсуждать это с такими же жертвами, как она сама. Это попросту бесполезно и тягостно — слушать, как все в унисон повторяют одно и то же, оказывают поддержку и добродушно хлопают по спине. Ей не нужно это. Малфой, желающий ни с того ни с сего избавиться от клейма Пожирателя смерти, был сейчас куда более желанным собеседником. Драко мотнул головой, прежде чем подняться к ней навстречу. Его ярость почти вынудила Гермиону пошатнуться, но она не сдвинулась с места. — Это мой шрам, Грейнджер, — грубо прошептал Малфой. Он быстро обнажил левое предплечье, заставляя её посмотреть на потускневшую змею, омерзительно выползающую из черепа. — Мой! И я хочу от него избавиться. Это было дико, дико общаться с ним вот так. Словно между ними кто-то нарочно вывел знак равенства. — Я свой шрам не выбирала. Он вернул ткань на место, опустившись обратно на пол и не удосужившись прокомментировать её ответ. Как будто молчание говорило в сотню раз больше, чем мог сказать он. — Мы можем убрать их вместе, — практически по слогам произнёс Драко, вколачивая в её мозг слово за словом. — Простая сделка. Шрам от ножа моей тётки взамен на метку Пожирателя смерти. Малфой говорил так уверенно и чётко, словно не один день готовился к этому разговору. Но он не мог знать, что она найдёт его, что именно её поставят следить за ним. Не мог же? — Ты же хочешь, — медленно повернул голову в её сторону Малфой, — хочешь стереть тот вечер. Он даже не спрашивал. Констатировал как грёбаный факт. На миг ей показалось, что его профиль немного помрачнел от воспоминаний о том дне. Или с ней играло плохое освещение и не на шутку разгулявшееся воображение. Девушка не могла сказать точно, но Драко был чертовски прав. Она хотела от него избавиться. Каждую мучительную секунду вечерами в душе и по утрам у зеркала. Больше всего Гермиону тяготила мысль, что когда-нибудь это увидит любимый человек или ещё хуже — заметят её будущие дети. И тогда она не сможет соврать: придётся признаться им всем, что однажды она оказалась непозволительно близко к смерти и теперь обязана носить этот шрам на руке, как самое наглядное тому подтверждение. — По рукам, — уверенно ответила Грейнджер и протянула ему руку.***
И это случилось. Каждый день, что ему был отведён в Хогвартсе, они проводили в Выручай-комнате. Запасясь едой и прочей ерундой вроде конфет из «Сладкого королевства», каждый из них кропотливо работал, чтобы выполнить свою часть сделки. И раз за разом Гермиона чувствовала, что она проигрывает. Малфой явно лучше был осведомлён в этом вопросе. Мерлин, если бы она набралась храбрости, то точно бы спросила, сколько недель он читает об этом. Но что-то подсказывало, что она уже знает ответ: с того дня, когда метка появилась на его руке. — Подвинься, Грейнджер. Он полез за своими записями прямо через гриффиндорку, опираясь руками на пол возле её скрещённых ног. — Мог просто попросить, — фыркнула Гермиона, отпихивая его от себя. Она хотела дотянуться до этих бумаг и передать их Малфою, когда он вдруг перехватил её руку, отвлекая на себя. — Я способен взять их сам, — слегка грубо изрёк Малфой. Взгляд девушки упал на руку, что зажал слизеринец, и Гермиона тут же попыталась высвободить её из его грубой хватки. — Пусти, — предупреждающе прошептала Грейнджер. Он ухмыльнулся и, не прекращая удерживать одной рукой её запястье, продолжил прокладывать путь к фолианту. Гермиону взбесила его манера общения, и она резко сделала выпад вперёд, толкая его на спину. Казалось, что это должно было быть в сотню раз тяжелее, но Драко практически без усилий перекатился на бок, всё еще крепко сжимая девушку правой рукой. — Ты что творишь? — С блеском лёгкого азарта он привстал на локте и, сжав губы, потянул гриффиндорку на себя. Грейнджер ахнула от такого напора и, оказавшись сверху, на груди Малфоя, молниеносно выпрямилась, как от выстрела тока. Их поза была нелепой и чересчур интимной. Гермиона упиралась коленями в ткань формы по бокам от его бёдер, пока Драко любезно удерживал её руки, что цепко впивались в него чуть ниже ключицы. Красная ткань неприятно жгла кожу на кистях, но Грейнджер не намерена была отпускать его первая. Впервые Гермиона могла так близко и долго разглядывать Драко Малфоя. И вопреки её ожиданиям, он совсем не был похож на злодея и не вызывал у неё должного отвращения. Наоборот, его светлые волосы и яркая ткань напомнили ей образ настоящего супергероя из комиксов. Девушка не смогла сдержать улыбки, отвлёкшись на чушь, промелькнувшую в голове. — Тебе смешно, Грейнджер? Она и не пыталась понять его настроение, всё равно бы не смогла. Единственное, что читалось между строк, — это его решительность. Чтобы оказаться сверху, он резво перекатил их в сторону и отодвинул руки Гермионы — на этот раз наверх, ей за голову. — Ты что делаешь? — возмущённо пискнула она. — Дала бы мне просто взять рукописи, — едва слышно произнёс Малфой, — и этого бы не случилось. За счёт длинной чёлки его лицо оказалось полностью скрыто от света факела позади их импровизированного штаба. Ей это жутко не понравилось: она до невозможности хотела увидеть сейчас его глаза. Понять, что за эмоцию ему подарила. — Не шути со мной, Грейнджер. И тут произошло худшее, что она могла сделать в данной ситуации: Гермиона глубоко вдохнула. Запах древесины, мяты и свежей листвы так настойчиво проник ей в голову, что она готова была поклясться себе вообще больше не дышать. Лёгкие сжались, а пульс подскочил в несколько раз. Это страх. Это должен быть страх. — Я поняла, — так же тихо ответила девушка, скрывая едва заметное помешательство. Ей достаточно было лишь слегка дёрнуть руками, чтобы освободиться. Малфой ни секунды не сковывал её в полную силу, и их шуточная борьба на самом деле была глупым спектаклем. Он моментально отстранился, натягивая на себя безразличие, а она следующие несколько минут одёргивала себя, когда каждый раз неумолимо цеплялась за его острый профиль.***
Малфой не знал, что на него нашло. Всё, что он задумал, с самого начала было полнейшим абсурдом. Но она согласилась, а значит, он никогда не сможет сдаться. Раньше он не любил возводить что-то в абсолют. Его устраивала середина, серая мораль, полуправда — этого всегда было более чем достаточно, но в последнее время он ощущал нечто новое. Стопроцентное желание уничтожить метку на своём предплечье как можно быстрее. Драко ненавидел её больше всего на свете. Она была символом всего того дерьма, что ему пришлось пережить. Буквально вещала из рупора о том, какой он тряпка и пустышка. Но Малфой ни за что с ней не согласится. Он не брезговал грубой формой общения или подстрекательством, однако убийства и пытки были за гранью всего человеческого. Каждый раз, опуская веки, он видел их. Сотни жертв, которые погибли в его доме. Некоторые — от руки отца, некоторые — от пыток тётки или самого Лорда. Их было так много, что он уже не помнил лиц. Они все слились в огромное, необъятное полотно страха с жирными красно-бордовыми линиями, без устали сменяющими друг друга. Но хуже всего было то, что одно из них он всё-таки запомнил, а хозяйка этого лица была жива и по сей день и не переставала являться ему в кошмарах. Это было её лицо. Лицо Гермионы Грейнджер. Голова, повёрнутая в сторону камина, за который он цеплялся рукой, как за спасательный канат. Горько-карий цвет глаз, который был почти таким же тёмным, как их французский паркет ёлочкой. И убийственно много крови. Как будто кто-то резал корову в центре комнаты и, не став мелочиться, убил всё стадо одним махом. Уже в тот момент Малфой понимал, что пол придётся сжечь, если они намерены ещё хоть раз в жизни улыбнуться в этой комнате. Какой абсурд. Тогда Драко до сих пор считал, что недостаточно испорчен. Ведь он отворачивался. Не убивал сам. Только мучил, когда было ясно, что иначе убьют его или Нарциссу. Он не мог себе этого позволить. Умереть от простой Авады в голову было непозволительной роскошью даже для такого педанта. Малфой не мог оставить свою мать. Сколько бы он ни пытался забыть тот день, одно он помнил слишком ярко. От первой волны Круцио она не закричала. Это произвело такое сильное впечатление на Драко, что на секунду он почти решился обернуться и лично убедиться, что не оглох. Она сдержалась при первых лучах, когда он от подобного орал блажью. Гермиона и сейчас смогла его удивить. За неделю она раздобыла информации о заклинании Тёмного Лорда куда больше, чем сам Малфой, успевший побывать сразу в нескольких школах, за три месяца. Это бесило, раздражало, и он эгоистично скрывал важность её прорыва. Но кое-что Драко знал наверняка: чем дольше гриффиндорка не видит реальной перспективы их сделки, тем хуже. Поэтому сегодня его черёд делать ход. — Дай свою руку. Эта фраза прозвучала мощнее раската грома, одиноко проносясь по пустынной комнате. Книжка выпала из рук, когда девушка нерешительно оглянулась на него с явным недоумением. — Руку, Грейнджер. Та штука, которой ты обычно держишь палочку, — с лёгкой улыбкой уточнил Драко. Она недовольно выдохнула и закатала рукав рубашки. Малфой бы умер прежде, чем научился нормально общаться с людьми. — Что ты будешь делать? — Ей совершенно не хотелось показывать свой внезапно появившийся страх перед ним, но, к счастью, надпись «Грязнокровка» на предплечье вдруг вернула храбрости. — Выполнять свою часть сделки, — без капли сомнения ответил Малфой. Вероятно, ей послышалось. Драко не мог настолько быстро понять, что ему нужно сделать с её шрамом. Она искала разгадку сама каждую свободную минуту от учёбы и подготовки к экзаменам, но ни одного возможного варианта так и не нашла. Ни одной крохотной зацепки. Малфой же потратил считаные дни. — Как тебе удалось? — с волнением поинтересовалась Гермиона. — Мне ещё ничего не удалось. Закрой глаза. Драко чувствовал приятное лёгкое предвкушение. Он знал, как ей помочь, ещё вчера, но решил, что хочет убедиться наверняка. Единственное, что его смущало, — это необходимость надрезать её кожу. Вопреки всем наставлениям отца, он никогда не смог бы сделать ей по-настоящему больно. Кинув взгляд на свою сумку, Малфой вновь обернулся к Грейнджер, наблюдая, как подрагивают её веки. Конечно же, ей было страшно. Но она бы ни за что в жизни не призналась ему в этом. Гермиона старалась не думать о том, что её ждет. Давала о себе знать пройденная школа выживания на войне, отчего довериться Драко оказалось куда сложнее, чем она подозревала. — Я должен сделать надрез, — вкрадчиво произнёс Малфой. — Всего один, и это закончится. Ей хотелось что-то ответить ему, но его голос создал вокруг настолько сюрреалистичную картину, что она лишь аккуратно кивнула. Похоже, Драко ждал именно этого. В следующее мгновение лезвие ножа вошло в крайний участок возле шрама, недалеко от её кисти, и углубилось на миллиметр. Острая боль вынудила её крепче сцепить зубы и замычать. Но это длилось совсем недолго. Вскоре жжение сменилось лёгким покалыванием, а ощущение стянутой кожи, которое не покидало область возле шрамов, неожиданно исчезло. Не дожидаясь разрешения, она распахнула глаза и наткнулась на макушку Малфоя, неотрывно наблюдавшего за её предплечьем. Буквы исчезали одна за одной. Она могла бы сказать, что это происходило как по волшебству, если бы это и вправду не было магией.***
— Я слышала, через три дня школа снова опустеет. — Джинни перелистнула страницу «Спеллы», оглядываясь на Гермиону у зеркала. — Да, послезавтра Рождество, и Макгонагалл сказала, что им не разрешат остаться на Новый год. У Гермионы вырвался тихий вздох. Она так и не смогла ему помочь. — Знаешь, что интересно? — Уизли отложила журнал в сторону и села, скрестив ноги в позе йога. — Малфой такой тихий. — Вроде бы ничего нового. Слишком быстро. Она даже не думала над ответом. — Погоди. — От Уизли не скрылась нервозность в её голосе. — Ты же проверяешь его. Вы общаетесь? Грейнджер завязала галстук потуже, желая, чтобы он задушил её. — Не так чтобы. Она повернулась к Джинни и неожиданно замерла. Рыжая с таким испугом рассматривала её правое предплечье, что ей сразу же стало всё ясно. Она не опустила свой рукав. — Гермиона, где твой шрам?! — Уизли вскочила на ноги и, подойдя ближе, бесцеремонно схватила Грейнджер за руку. Единственной мыслью было соврать. В конце концов, Гермиона делала в жизни много невозможного, поэтому и такой прорыв с её стороны мог быть вполне ожидаем. — Я смогла убрать его. — Не ври мне, Грейнджер! — Подруга сложила брови, со злостью всматриваясь в её лицо. — Тебе мог помочь только похожий нож из коллекции Блэков. И… Джинни закрыла ладонью рот, останавливая поток внезапно вылившейся правды. Гермиона вынужденно задержала дыхание. В груди возникло настолько много эмоций, что девушка неловко пошатнулась, отходя от подруги на шаг. — Ты знала это! — возмущённо воскликнула шатенка. — Ты знала, что нож Малфоя — единственный вариант. Почему ты лгала мне? Джинни потупила взгляд и виновато поджала губу, рассматривая изношенные половицы. — Я не хотела отнимать у тебя надежду. Надежду. Эта пресловутая надежда, что помогала людям просыпаться по ночам. Гермиона разучилась на неё полагаться ещё на первом курсе Хогвартса. — Я права, да? — тихо спросила рыжая. — Он помог тебе? Ей не хотелось отвечать. Учитывая то, что от неё всё это время скрывала Уизли, у Грейнджер было полное право этого не делать. — Что он попросил взамен? — уже более встревоженно произнесла Джинни. — Гермиона?!***
Она так и не ответила Уизли. Грейнджер спешила на встречу с Малфоем, потому что до сих пор была ему обязана. Её мало волновал тот факт, что Драко, скорее всего, подстроил всё заранее. Это было в его стиле. Как и Джинни, он обязан был знать что-то о семейных реликвиях чистокровных волшебников и предложил заведомо выигрышную для себя сделку. Но обиды у Гермионы было немного. Ей так часто пользовались, что Малфой, можно сказать, единственный, кто предоставил ей что-либо взамен. Грейнджер слушала своё ускорившееся дыхание и смотрела на пыль, отлетающую от стены. Ей не хотелось провалиться. Годрик. Она ненавидела проигрывать. Но метка. Метка, как оказалось, устроена гораздо сложнее, чем Гермиона предполагала. Ни один известный ей способ не работал, потому что до Волдеморта никто в магическом мире не создавал подобные татуировки призыва. Вероятно, у Гриндевальда были на это планы, но, чтобы выяснить подобное, ей нужно быть как минимум в министерской библиотеке с доступом к необходимой информации. Это невозможно сделать. Не в такие короткие сроки. Грейнджер ступила за порог двери и позволила ей свободно хлопнуть позади. Драко сидел на раскинутом дурмстранговском плаще и что-то читал. — Малфой, — произнесла девушка, замечая, как удобно его фамилия ложится на язык. За эти дни они слишком много времени провели вместе. Драко поднял голову, разглядывая Гермиону с ног до головы, и, удовлетворившись непонятно чем, едва кивнул. — Грейнджер. Светлая макушка снова опустилась, продолжая заглядывать в старинный фолиант. Гриффиндорка набрала немного воздуха и выпалила на одном дыхании: — Я боюсь, что не успею тебе помочь. Он не повернулся к ней — продолжил читать и лишь через пару мучительных мгновений прервался: — Подойди. Гермиона опешила от его приказного тона, но всё-таки несмело двинулась навстречу. Она остановилась у кромки меха, ожидая от Малфоя, несомненно, самого грубого ругательства. Медовый аромат её волос резко вторгся в лёгкие, и Драко вновь поднял голову, рассматривая Грейнджер чересчур внимательно. Он понимал, зачем девушка пришла, ещё когда она неуверенно топталась на пороге, подбирая слова, но это его практически не раздражало. Она всё равно будет ему обязана. Гораздо сильнее его волновало скорое возвращение в Дурмстранг. Малфой больше не сможет ни с кем разговаривать. Люди опять будут шарахаться от него и прожигать его ненавистными взглядами. Стоит ему покоситься в чью-то сторону — он наткнётся на океан презрения. Там его ждало нечто хуже, чем кромешный холод, — тотальное одиночество, и оно будет там, с меткой или без. Драко выдохнул и решил устроить неспешную прогулку взглядом. Начав с аккуратных серых гольфов, он остановился, чтобы изучить ровные швы вдоль голени, а затем дошёл до кромки юбки — той не хватало всего пары сантиметров, чтобы коснуться коленных чашечек. В отличие от всегда ярких слизеринок, Гермиона в жизни бы не позволила себе надеть что-то покороче. После этого он осмотрел её белую блузку, слегка натягивавшуюся от давления в районе груди, и прошёлся по ярко-бордовому гриффиндорскому галстуку, который даже после цветов Дурмстранга казался ему диковато насыщенным. Только поднявшись на самый верх и зацепившись за её карие радужки, он замер, потому что обнаружил, как растерянно Гермиона пялится на его пах. Салазар его дери. Он знал, что эти игры ничем хорошим не кончатся. Малфой посмотрел на свою ширинку и вернул девушке хитрую улыбку. — Что, Грейнджер? У меня очень давно не было секса. — Драко выпрямился на шкуре, скрестив ноги перед собой. — А у тебя? Её щёки вмиг стали похожи на спелое красное яблоко, и она как можно быстрее опустила глаза, чувствуя, как горит участок шеи от его пронзительного взгляда. Он не просто не накричал на неё. Он… Она сошла с ума. — Не твоё дело, Малфой! — язвительно огрызнулась девушка. Ей отчаянно хотелось вернуть в их общение нечто агрессивное и яростное. Только чтобы он наконец от неё отвернулся. Но, конечно же, он этого не сделал. Малфой вскинул правую бровь, наблюдая за Гермионой с хитрым вызовом. Если бы она не знала его настоящего, то посчитала бы, что и вправду его привлекает. Почему, собственно, это невозможно? Она очень много тренировалась, следила за собой. Тем более многие шептались за спиной молодой героини войны и заглядывались на неё. Мерлин, что за бред поселился в её голове? Это Драко Малфой. — Почему же? Обоюдная выгода. — Драко лениво склонил голову, продолжая искрить своими похотливыми серебряными радужками. — Мы могли бы и здесь друг другу помочь. Кто узнает? Он снова предлагает ей сделку? Гермиона натурально проглотила слова, что хотела в него выплеснуть. Она и под страхом смерти не призналась бы, что в голове промелькнула пугающая мысль, что и правда можно согласиться. Никто действительно не узнает. Вероятно, дело было в её упрямом характере, однако у Грейнджер убийственно плохо получалось сохранять близкие отношения с мужчинами. Виктор Крам был милым парнем, но их переписка не привела ни к чему большему, кроме аккуратных подростковых поцелуев. Глупая надежда на счастье с Роном закончилась тем, что она отдала ему невинность и они решили остаться друзьями. А парень с Когтеврана, Джордж Мейсон, был невероятно скучным занудой даже по её скучным меркам. Малфой же не был похож на них. И близко. Самодовольный, дерзкий, честный. Он никогда не скрывал ничего, что хотел сказать ей. Никто в жизни не разговаривал с ней настолько прямо и откровенно. Друзья обычно подбирали слова и несмело намекали. Родители слепо хвалили и обожали. А Драко говорил всё, что думал. Что частенько и так лежало на поверхности. Но Гермиона всё равно не уставала это слушать, потому что это было как минимум небанально. Он буквально мог слышать шевеление шестерёнок в её беспокойном мозгу. Гермиона смотрела на него практически как обычно, с такой же смесью недоверия и заинтересованности, но что-то всё равно отличалось, и ему до жути нравилась та игра, которую они затеяли. Нельзя было сказать, что переспать с маглорождённой стало бы для него чем-то особенным, но секс с правильной идеалисткой Гермионой Грейнджер, безусловно, его заинтересовал. И Драко не намерен был это скрывать. — Ты мне противен, Малфой, — наконец собравшись с духом, заявила волшебница. На этот раз она не стала отворачиваться, лишь гневно поджала губу. Гермиона хотела, чтобы слова прозвучали как можно более искренне. Чтобы он подавился этой желчью и привычно нагрубил ей в ответ. Восстановил чёртово равновесие Вселенной. Чтобы она сама снова вспомнила, кто они на самом деле. Грязнокровка и Пожиратель смерти. — А ты мне, и что? Его безразличная реплика явно не соответствовала её ожиданиями. Грейнджер почувствовала россыпь мурашек на своей спине, хотя Малфой совершенно её не пугал. Девушку настолько поразило, с какой простотой Драко рассматривал всё это. У неё был секс один раз в жизни — с Рональдом Уизли, который точно не считал это занятие незатейливым. Всё, что произошло тогда, напоминало ей неудачный поход на аттракционы в детстве. Тот же лёгкий азарт и полное разочарование в итоге. Одно и то же, с одной только разницей — с Роном её хотя бы не вырвало. — Это странно, — уже более тихо призналась Гермиона. Грейнджер, вопреки всему, решилась ответить честностью на честность. Как бы она ни отрицала это, но их разговор не состоялся бы и не был бы таким прямолинейным и хлёстким без тысячи дней, что они прожили, ненавидя друг друга. Особая энергетика пронизывала воздух вокруг, и девушка ощущала, как с каждой минутой всё ближе к тому, чтобы сдаться. Потому что это вовсе не было обнулением, какой-то новой страницей в их отношениях — это была всё та же сомнительная история с её логически нелогичным продолжением. Драко увидел, как глыба льда внутри гриффиндорки откололась и понеслась впёред по течению, сметая всё на своём пути. Ему давно стало настолько плевать на всё — на прошлое, настоящее, будущее, — что он молча покинул игральную доску. Малфою откровенно осточертело играть. В тупые чужие жизни. Приняв более удобную позу на коленях, он неспешно приблизился к Гермионе. Её азарт выдавали лёгкие медные блики в карих глазах. От предвкушения вспотели руки. Возможно, она сама и не догадывалась, что позволяет ему видеть это. Грейнджер точно бы не простила себе подобного. Он медленно взял её хрупкую кисть в свою руку, поднимаясь навстречу. — Посмотри на меня, — хрипло попросил Малфой. Неуверенно повернув к нему голову, она удивилась, насколько сильно сократилось расстояние между ними. Драко практически касался своим носом её. — Если тебе не понравится, сразу же прекратим, — вкрадчиво продолжал слизеринец. Гермиона чувствовала себя как на представлении опытного гипнотизёра. Она видела его лицо будто в подсветке софитов, а комната медленно вращалась, погружаясь во мрак и оставляя её наедине с пугающе правдоподобным фокусником. — Я… Она даже не успела ответить, как вдруг Малфой поцеловал её. Он вонзился своими губами в её, расплавляя каждую молекулу вокруг в стремительном предвкушении. Словно делал это тысячу раз на дню. Этот аромат — древесина, мята и горечь только что скошенной травы — снова проник ей в голову, и Грейнджер облизнула его губы, жадно ловя его томный выдох. Вероятно, она никогда не знала, что такое настоящее возбуждение. Каждое движение его уст было похоже на удар пламенем. Драко коснулся языком её нижней губы и положил руку на затылок, путаясь в непослушных каштановых волосах. Если бы он сжал их, гриффиндорка бы непременно потеряла сознание. Что бы они ни творили, совесть её сожрёт. Их языки неожиданно встретились, переплетаясь и вызывая новую волну мурашек на теле девушки. Целовался он точно в сотню раз приятнее, чем грубил. Она боялась, что в какой-то момент просто не сможет оторваться — и тогда Малфой непременно унизит её, разобьёт вдребезги. От одной мысли об этом Гермиона резко вцепилась в его красную форму в попытке нетерпеливо расстегнуть китель. Девушка не выдержала давления и укусила Драко, отбрасывая в сторону свои чёрные туфли. Подавшись к нему, она обхватила его светлую макушку и услышала то, от чего её тело содрогнулось. Малфой застонал ей в губы, сжимая её за ягодицы и поднимая над полом. На секунду Грейнджер оторвалась от него, чтобы отдышаться, но Драко укусил её в шею, засасывая кожу чуть ниже правой мочки уха. Чёртов змей пустил яд прямо ей в кровь. Её мышцы моментально прошибло током, и она выгнулась, хватаясь правой рукой за левое предплечье — за метку, которая свела их в этой богом забытой комнате. Малфой зарычал, путаясь носом в кудрях Гермионы, пока укладывал её поверх разложенного плаща. Это был первый раз, когда он мог сказать Дурмстрангу спасибо: мягкое покрывало на холодном полу было сейчас им жизненно необходимо. Он на мгновение оторвался от её горячего тела, чтобы одним движением уложить на спину под собой. Девушка плечами почувствовала лёгкое покалывание от шерсти на его плаще и выдохнула, увидев, как сильно изменилось его надменное лицо. И это не касалось его небольшой щетины. Малфой больше не смотрел на неё как на ничтожество — он смотрел на неё с вожделением. Так неправильно. Так жутко неправильно. Грейнджер выгнулась ему навстречу, когда Драко коснулся её кожи под ухом, затем ещё ниже, заставляя и без того потерянную девушку застонать громче. Когда губы коснулись свежего укуса, она обхватила его бёдра ногами, пододвигая к себе. Она была такая горячая и мягкая. Такая громкая и дерзкая. Салазар, он ни от кого не слышал настолько красивых стонов. Как только эта мысль позволила себе пронестись в его голове, Малфой прикрыл веки, вынуждая себя впредь не думать об этом. Он не должен был относиться к этому серьёзно, запоминать каждый звук, который она издавала, и любое требовательное касание. Он должен был поклясться, что никогда не вспомнит. Но когда её холодная ладонь прикоснулась к участку оголённой груди, обещания перестали хоть чего-то стоить. Слизеринец впился в губы в ответном стоне, приподнимая девушку над плащом. Он скинул с себя тяжеленный китель и замер от похоти в её глазах. Видеть её такой точно каралось заключением в Азкабане. Грейнджер сразу же интуитивно разорвала пуговицы на своей рубашке и кинула её к его вещам. Ей до безумия хотелось прикоснуться своей кожей к его: может быть, тогда он оставит на ней ожог и она почувствует, что Малфой на самом деле тянет её в Ад. — Блять, — выдохнул он, почувствовав бархатную кожу Гермионы в миллиметре от своей груди. Это было ёбаное электричество, — я тебя ненавижу, Грейнджер. — Ты мне отвратителен, Малфой. — Она схватила Драко за голову, притягивая к себе, чтобы опять почувствовать его горячие губы. Они снова застонали вместе в унисон, соприкасаясь изгибами тел. Это было похоже на танец. Танец лютого отчаяния. Драко быстро расстегнул свои брюки, и девушка инстинктивно обхватила его ногами, чтобы сильнее прижать к себе. Её затрясло, когда она оказалась к Малфою ближе, чем когда-либо, и Гермиона несдержанно прикусила губу, царапая ногтями его бледную шею. Они будто занимались этим всю жизнь. Каждое движение было молниеносное и точное. В её зрачках он увидел отражение собственного страха. Всё было донельзя естественно. До безобразия просто. Самый элементарный в его жизни пазл. — Драко, — вскрикнула она, ощущая его руки на своих ягодицах. Он ухмыльнулся и сжал их, наблюдая, как её глаза закатываются, а кожа под пальцами покрывается испариной. Почти не дыша, Малфой отстранился, чтобы спустить свои боксеры и сорвать её трусики, не тратя времени на то, чтобы снять форменную юбку. Ему хотелось умереть от этого лютого возбуждения прежде, чем он начнёт думать. — Ты такая отвязная, Грейнджер, кто бы мог подумать, — прошептал Драко, целуя её за ухом. — Заткнись, — прошипела девушка и нетерпеливо потёрлась о его пульсирующую головку. — Возьми меня, наконец. Он улыбнулся и медленно вошёл в неё на полную длину, с трудом сдерживая голодное желание. На удивление, она даже не дёрнулась, потому что была по-настоящему готова — слишком влажная и тугая для такого, как он. Сколько можно… — Годрик, — перебила его мысли Гермиона и дёрнулась бёдрами, чтобы почувствовать, как он опять вонзается в неё, содрогаясь в нетерпении. — Малфой, ты!.. Драко не дал ей договорить — он схватился правой рукой за ягодицу и лишь слегка ускорил темп. Малфой старался полностью концентрироваться на себе: не хотел, чтобы Грейнджер решила, будто это что-то значит и она ему хоть каплю важна. Но от её соблазнительного тела уже кружилась голова, когда он, не удержавшись, отстранился и припал к груди. Гермиона задрожала, жадно хватая воздух и вонзаясь коготками в его макушку, пока он обхватывал коричневый бугорок губами. — Чёрт. — Всё выглядело так, словно она себя ругала. Ругала за то, что плавится под ним. Непозволительно. Быстро. Она не должна. — Драко. Его имя слетело с губ вместе с продолжительным стоном. Эти звуки слились в единое целое, оседая так глубоко в памяти, что Грейнджер уже предвкушала, как будет постоянно слышать это сочетание в своих снах. — Что ты… — Он уткнулся между её груди, когда девушка сама подмахнула бёдрами, снова возвращая желаемое трение. Он сладко, как в блаженном бреду, провёл кончиком носа по соску, распространяя возбуждение по венам, будто какой-то зверски сильный наркотик. Ещё немного — и она лишится разума, пока бессовестно стонет под ним. Сумасшедшая. — Громче, Грейнджер, — подначивал её Малфой. Просто невозможно поверить. Гермиона Грейнджер, Золотая девочка, двигалась под ним, в соблазнительных попытках усилить такое необходимое ей давление внутри. Она была похожа на одержимую, и ему до жути нравилось. Это была его стихия, потому что он сам давно бросил всё контролировать. К чёрту правила и границы. К чёрту. Если гриффиндорка издевается над ним и это всё игра, то его это больше не волнует. Совсем. Он уже увидел и услышал куда больше, чем было дозволено её до жути правильным ухажёрам. Кудри девушки липли ко лбу, когда Малфой стал помогать ей, крепко удерживая за бёдра. Она была такой живой, настоящей с красными щеками и бездонными зрачками. Он почти видел в них своё отражение. Но хотел ещё. Драко никогда не соглашался на утешительные призы. Когда она опять открыла глаза, серебряный отблеск его глаз заставил запрокинуть голову от трепета внутри. Дрожь пробрала тело так стремительно и неожиданно, что Грейнджер не могла поверить, что это действительно происходит. После очередного толчка она яростно вцепилась ногтями ему в плечи. Ещё немного… Слизеринец вышел из неё так резко, что Грейнджер не удержала разочарованного вздоха. — Мерлин, что происходит? — Она пыталась отдышаться, разглядывая его платиновые виски, что так эффектно поблёскивали от пота. — Перевернись, Грейнджер. Он посмотрел на неё властно, чтобы она точно подчинилась. И это почти сработало: Гермиона правда сделала бы многое, лишь бы Драко продолжил вколачиваться в неё, заполняя ужасную пустоту. Но она не умела уступать. — А то что? — хитро улыбнулась девушка, не почувствовав ни капли смущения от его голодного взгляда, обращённого на её грудь. — Ничего, — наигранно безразличным тоном ответил Малфой. — Ты чертовски хочешь, чтобы я трахнул тебя сзади. Но ты слишком хорошая девочка, чтобы попросить. Грейнджер проделала титанические усилия, чтобы не застонать от того, как он произнёс это. Она и не догадывалась, что ей может понравиться подобное. Но он не первый раз знал больше. Драко увидел, как её тело покрылось мурашками от одних только слов об этом, и, молниеносно перевернув её, расположил на четвереньках перед собой. Узел возбуждения скрутился с новой силой, пока она удерживала себя на локтях. Гермиона ждала очередного его действия, как никогда раньше. Любопытство, одержимость, страх — всё смешалось в одну запутанную фантазию. Он прикусил губу от вида на её идеально ровный позвоночник. Она почти всегда сидела за партой прямо, но чтобы так чудовищно прекрасно. Никогда. Малфой подвинулся ближе и замер от нового соприкосновения с её кожей. Если они такие разные, то почему так быстро сталкиваются? — Скажи мне, когда остановиться. Она сжалась, концентрируясь на томном голосе слизеринца. Иронично. Ей нужно было жалеть обо всём, что происходит в этой комнате, но гриффиндорка жалела лишь о том, что не видит его лица. Драко аккуратно вошёл и задал неспешный темп, еле сдерживая себя. Тесно, чудовищно тесно, он чуть не кончил сразу же. — Ты ебанутая, Гермиона, — зашипел он, сжимая её бёдра до побеления костяшек. — Придурок! — вскрикнула она от его нового толчка. Наверное, завтра она будет мучиться от мыслей о нём и не простит себе этого никогда. Но сейчас… когда каждый дюйм её кожи покрывался мурашками, а воздух вокруг наэлектризовывался похотью, лучшей ученице Гриффиндора было всё равно. Она почти разучилась дышать от его медленных движений бёдрами. — Драко, быстрее, пожалуйста, — застонала Грейнджер, прикусив губу и впиваясь пальцами в коричневый мех перед собой. — Впервые с тобой согласен, — с глубоким выдохом произнёс Малфой. Одной рукой схватив её за волосы, а другой — удерживая за ягодицу, он начал судорожно ускоряться. С каждым новым движением мышцы живота сжимались, а комната всё больше растворялась в едва различимых звуках. Драко пожалел, что не видит, как хмурятся её брови в этот момент, но её громкие стоны восполнили всё с лихвой. — Я не могу, Драко, да! — Она опять подалась назад, помогая ему входить до упора и заставляя обоих шипеть от всплеска новых эмоций. Гермиона готова была провалиться прямо под этот чёртов кирпич, а затем — ниже и ниже, под самый фундамент замка, только чтобы забыть, кто на самом деле довел её до этого состояния. Но парадокс заключался в том, что именно его касания и его запах подводили её к самому краю пропасти. Было жарко настолько, что её запрокинутая на спину юбка уже липла к коже. Грейнджер крепко вцепилась во что-то руками, дрожа от очередной волны жара. — Теперь кончай. — Он практически лёг на неё сверху, меняя положение рук и хватая её за грудь. Она никогда не слышала, чтобы слова произносили с такой сладкой истомой. Гермиона послушно напряглась под ним, чтобы сдаться и наконец спрыгнуть с обрыва. Девушку затрясло в ту же секунду, как от лихорадки, пока он вбивался в неё с невероятной скоростью, подводя себя к неизбежному. Он сжал её грудь ещё раз, прежде чем отпустить себя, наслаждаясь тем, как совершенно они пульсируют вместе. Просто преступно. Отстранившись, Малфой медленно опустил своё тело рядом с её обмякшей фигурой. Грейнджер нужны были считаные мгновения, чтобы решиться повернуться и посмотреть ему в глаза, но она сразу же замерла, когда увидела Драко настолько неестественно счастливым. Невозможно было поверить, что с бывшим слизеринским принцем такое сотворил секс с ней. Но она слишком чётко видела биение бешеного пульса на его бледной шее, чтобы сомневаться в этом. — Ты. — Гермиона остановила себя, когда он повернул голову прямо к ней. — Я. — Он снова лукаво улыбнулся. — Как тебе не стыдно, Грейнджер, так охуенно стонать подо мной? Она почувствовала, как уши вспыхнули от его комментария. — А как тебе не стыдно заниматься этим с такими, как я? — выгнула правую бровь девушка, чтобы скрыть своё волнение. Малфой хитро прищурился, подпитываясь эмоциями от их обычной сцены агрессии. — Не с такими, как ты, а с тобой. — Он подпёр рукой голову, наблюдая, как черты лица девушки разглаживаются. — Это всё меняет. Внутри словно рухнул камень. Она сжалась, рассматривая его косые мышцы на животе, а затем — такие привлекательные губы. Это всё чёртово воображение. — Я же не выполнила свою часть сделки, — упрямо продолжала Гермиона. Он отмахнулся, будто она произнесла какую-то откровенную чушь. У него не было никакого желания слушать про дурацкую сделку. Малфой не хотел больше в это верить — в то, что это действительно необходимо. В этом больше не было правды. Драко готов был признать, как сильно ошибался всё это время, считая, что исчезновение метки способно решить в одночасье все его проблемы. Наивно, ужасно глупо было полагать, что во всём виновата несчастная татуировка. Словно она лично зациклила его и оставила в порочном кругу из бесконечных страданий, из которого, как он ни старался, не мог выбраться. Это давно стало его личной преисподней — тюрьмой, сколоченной из собственных ошибок, где каждый неверный шаг только укреплял ржавые прутья тесной клетки. Внутренние демоны оказались чересчур избирательны, чтобы так легко отпустить его. Одиночество и страх — вот чем они подпитываются, а совсем не потускневшей змеёй на предплечье. — Забудь, Грейнджер. — Он даже не посмотрел на руку. Просто подался вперёд и остановился лишь тогда, когда почти коснулся её губ своими. — Это будет мой шрам, — произнёс Драко едва различимым шёпотом. — Шрам на долгую память.