Пролог
19 апреля 2023 г. в 19:11
Когда она задрала полог, свет опасливо коснулся медного чана: кровь переливалась через край, единая с темнотой внутри ярáна. Дыхание сковал страх. Она уставилась на ромфе́и, омытые алыми разводами. Ромфеи, принадлежащие её сёстрам, сабли без гард, на изогнутых клинках которых больше не горели зачарованные письмена, в стали которых народились холодные звёзды поглощённых душ. Сёстры Су́лмхен и Даэ́нхен мерцали, умоляя её задёрнуть полог, попятиться прочь, схватить жреца Путей и бежать, бежать… Их тела, подвешенные за ноги к балке китового ребра, обезглавленные, связанные спина к спине, проглядывались сквозь грязное полотнище. Э́зхен, младшая сестра, не могла двинуться с места.
Её схватили за плечо и зажали рот рукой, заставляя крик умереть нерождённым. Различив руку Хаэдáна, Эзхен расслабилась. Парень, что вёл их саэ́л уже которую зиму на северо-восток к Са́тхару, предостерегающе прошипел на ухо:
— У нас есть немного времени, прежде чем он узнает, что ты всё видела.
Эзхен закивала, упрашивая отпустить, и Хаэдан разжал хватку. Он не был выше её, и под его бледной восточной кожей куда меньше тугих мышц, но освободиться из рук отнюдь непросто. Под низко нахлобученной шапкой из песцового меха горели настороженные малахитовые глаза, а острые уши, подведённые хной, покраснели от холода.
— Где ты была? — спросил он, ослабляя ворот тюленьей парки и вытягивая из рукавицы её амулет-маячок. Маленький камешек не предал, не нашептал ветру, а тот — чаровнику. Эзхен задержала взгляд на его татуировках: бесчисленных, плотных, от которых кожа казалась чёрной даже на пальцах. Нити Путей, стократ сильнее прочих чар. — Думала сбежать? Думала, что это поможет?..
Кровь гудела в висках, тяжёлый запах чувствовался железом на корне языка, несмотря на холод. Эзхен мелко дрожала, уставившись на полотнище ярана, только сейчас замечая влажные брызги.
— Эзхен! — её встряхнули за плечи, и она зажмурилась. — Говори, не замыкайся в себе.
— Они… — обернулась к полотнищу, будто ещё могла помочь сёстрам. Будто могла отыскать головы, пришить, залить в вены кровь… Губы задрожали. — Они мертвы.
Хаэдан сокрушённо вздохнул, холодные пальцы легли ей на переносицу. Чаровник прошептал наговор, заставивший Эзхен часто-часто заморгать. Когда он отнял руку, лоб её покраснел.
— Да, они мертвы, — как можно спокойнее произнёс Хаэдан, глядя ей в глаза, в расширенные зрачки. — Они уже остыли: он отсёк им головы сразу, как ты выехала. У нас мало времени, а один я ничего не стою. Не против него. Почему ты ушла? Ты что-то знала?
— Я нашла разбитый саэл ближе к скалам, — тихо проговорила та, поднимая взгляд к горизонту над яранами, где Пустошь поднималась застывшими брызгами стекла и камня, испещрённого жилами магмы. Лошадь ждала подле саней в подтверждение её слов. — Ни одного выжившего, так что… мы могли бы поживиться тем, что оставили мóуры…
— Ты ведь знаешь, что его уже не интересуют находки.
От его тона Эзхен поёжилась, выпуская на меховой воротник облачко пара. Прижала уши под шапкой, смотря загнанным зверьком.
— Отец никогда не… — она осеклась, найдя в глазах друга ответ на вопрос, который не осмеливалась задать последние полгода. Который замалчивала, как могла. Что с её отцом… Почему происходит то, что происходит…
Хаэдан метнулся к ярану и откинул полог медвежьих шкур, Эзхен отступила на шаг. Глубже во мраке притаилось разбитое зеркало. В центре паутины трещин — след от кулака, пятнышки мелких порезов. Кровь, стекающая по круглому боку чана, собиралась в бороздки концентрических кругов на полу и с шипением пробиралась между песчинок. День растягивал их тени.
— Отец?.. — бросил Хаэдан с издёвкой. — Нет, Эзхен, Саннозе уже давно здесь нет. Я пытался сказать тебе, но, похоже, опоздал. Теперь у тебя только два пути. Ритуал уже начат.
Она заставила себя отвести взгляд от колдовских кругов, задрав голову к тому, что защищало саэл — двадцать саней с теснящимися на них яранами, увенчанными струйками дыма, — от ветра. Храм Путей, занесённая снегом чешуйчатая белокаменная громада. Купол провалился внутрь, испещрённый следами моуров метели, исцарапавших некогда блестящий металл. Весь саэл поместился на его покатых, утопающих в сугробах ступенях. Только тягловые чудища свернулись в плотные меховые клубки у подножия, подставив бока негреющему солнцу.
— Ритуал? — повторила она, ещё слыша скрип верёвки на белых лодыжках и мерный стук капель о металл. Звук отзывался болезненными иголками где-то за рёбрами.
— Твои сёстры отдали свои души, ты следующая, Эзхен, — сжал её плечо Хаэдан. — Ритуал начат. Не дай ему вернуться в наш мир. Беги. Я ещё успею подготовить переход, пока он тебя ищет.
— Ищет? — чуть не вскрикнула она. Видя, как её друг бледнеет, Эзхен осознала свою ошибку. — Я не замела следы.
— Быстрее, — Хаэдан побежал вверх по ступеням.
Стиснув рукоять ромфеи у бедра, Эзхен схватила под уздцы лошадь — белую горбоносую степнячку с гривой, заплетённой в косы. И, увлекая её за собой, припустила за Хаэданом, перепрыгивая через наметённый снег. Яраны притихли, над Пустошью собиралась гроза. Небо набухало тяжёлыми тучами, в лоне которых ворочались толстошкурые скаты.
Металлические ворота храма давно сбросило ветром с петель. Эзхен забежала в высоченную арку и, догоняя Хаэдана, помчалась через пустой зал с полупрозрачными колоннами, из которых выскоблили золотой узор. Подошвы и копыта глухо обивали древний мрамор. Снегу сюда намело из провалов узких окон, вихри кружились под облупленными сводами, когда-то разукрашенными, теперь — блёклыми, такими же брошенными, как и вся Пустошь.
Снаружи протрубил рог, заставляя ускориться, свернуть в укрытую сумраком нишу, за которой ждал узкий проход. Кобыла заупрямилась, и Эзхен стянула с руки одно из колец, — затейливое сплетение золота и сапфира с узором чар. Синий огонёк мелькнул в лошадиных глазах, выравнивая дыхание животного и заставляя повиноваться, и она вернула кольцо на место. Рог протрубил второй раз, на каменных ступенях послышался цокот копыт: лошади не привыкли к лестницам и оступались.
— Хорошая девочка, — дёрнула кобылу в проход Эзхен, концентрируясь на звуке своего голоса, чтобы не оглохнуть от стука сердца. — Хаэдан, что ты делаешь?
Тот не обратил на неё внимания, вращая небольшие кристаллы в нишах. Затем выудил из сумки мелок и принялся срисовывать татуировки с левой руки на стену. Узор подсветился белым.
— Я не знаю, сколько это займёт у него времени, — прошептал чаровник, прежде чем сорваться с места. — Быстрее.
— У кого — у него?!
Хаэдан не ответил, огибая поворот за поворотом, даже не удосуживаясь подсветить мрак простыми чарами. Они бежали, задыхаясь от вековой пыли. Эзхен слышала, как всадники въезжают в храм, как раздаётся такой знакомый и одновременно до мурашек чужой голос: «Ищите. Она не могла далеко уйти». Она. Отец никогда не говорил так об Эзхен. Он же, казалось, даже не озаботился её именем.
Место, куда они выбежали, оказалось круглой маленькой залой с низким потолком, одна стена которой была плоской как горизонт. Пыль щекотала ноздри. Хаэдан носился между кристаллов на металлических треногах, устанавливая их таким образом, чтобы источник света под потолком преломлялся в гранях.
Когда разбитый на радугу луч коснулся плоской стены, на ней подсветился узор. Хрусталь, вплавленный в борозды камня, стал гладью воды, рябыми блескучими волнами.
У Эзхен заложило уши, а кобыла заплясала с глазами на выкате. Снаружи осыпался камень, послышался цокот копыт. Хаэдан замер, в следующий миг стягивая рукавицу и хватаясь за левую кисть — татуировки стремительно бледнели, он скорчился от боли.
— Бесполезно прятаться, бесполезно бежать, — гулкое эхо многократно отразилось от стен коридоров. Голос, похожий на вой ветра, едва ли мог принадлежать человеку. Из прохода дыхнуло пылью. — Тебе от меня не уйти.
Эзхен задрала голову, уловив нечто на краю зрения, как темнота вокруг неё пришла в движение, клубясь под невидимым потолком. Она попятилась, когда воронка, сотканная из тьмы, начала спускаться — непроницаемая, извитая, тяжёлая. Сам воздух стал холодным и влажным, в нём появился блеск, словно из подвешенных капель неизвестной, тёмной жидкости. Так похожей на кровь…
— Ты знаешь рамейский? — прошептал Хаэдан, хватая её здоровой рукой и встряхивая. — Похоже, этим Путём не пользовались с Воцарения. Он ведёт на юг. Далеко на юг.
— Немного, — выдохнула Эзхен, очнувшись от сковавшего страха. Пришло странное чувство, что движение живого мрака видит только она: щупальца тьмы чуть не касались Хаэдана, но тот и ухом не вёл. — Чем дальше, тем лучше.
— Садись, — похлопал по седлу чаровник и подставил ей колено, помогая подтянуться. — Когда я скажу, в галоп. И не смей останавливаться.
— А что будет с тобой? — она удержала его руку, где уже не было татуировок, только больная иссушенная кожа, стянутая на месте узора. Прикосновение причинило ему боль, Хаэдан помотал головой, щурясь как от яркого солнца. В уголках глаз появилась влага.
— Не дай ему настигнуть тебя, мой Свет. Беги что есть духу. А я уж что-нибудь придумаю.
Сияние узора затопило комнату, снаружи послышался лязг металла и цокот копыт. Всадники приближались. Он приближался. Тот, кто отныне говорил устами её отца. Ликующие наперебой голоса его верных душегубов ворвались эхом в залу. По стенам скребли копья. Хаэдан ударил лошадь по крупу, и Эзхен схватилась за луку седла. Её обдало горячим ветром. Замерев на мгновение, она успела испугаться, что вот-вот врежется в стену, как лошадь сорвалась в прыжок. В последний момент Эзхен обернулась.
Хаэдан, стоя за порогом сияния, ободряюще улыбнулся ей, поднял руку, такую непривычно белую, прежде чем она рассыпалась в пыль до самого локтя. Её крик был беззвучным. Летящие копья и падающее тело чаровника, треног кристаллов, гаснущий свет и тени всадников — невыносимо медленными. Эзхен почувствовала, как лошадь находит земную твердь. В следующий миг сияние сомкнулось, оставляя только свет и тряску галопа.