Хочу стать чудовищем

Я ненавидел светлые рукава и полные сильные руки тётушки. От них пахло ладаном и морозным корнем. Они нажимали там, где больнее всего, и от них некуда было деться. Но я искал способ. Арха тянула багровое пламя из моей ладони, массировала. Мне казалось, будто внутри сейчас порвётся что-то. Но это что-то не рвалось, а от прикосновений к руке пламени становилось больше, и от этого было ещё больнее. Настолько, что перехватывало дыхание, и думать было тяжело. А ещё очень хотелось к маме. Но мамы у меня не было, и никто не мог спасти от безжалостной тётушки. Наконец Арха закончила эту пытку, промокнула пот с моего лба и похвалила: — Молодчина, Эйр, справился. Старайся, и тебе станет легче. Мне действительно стало легче — мучения кончились. Ненавистные светлые рукава убрали, и чистый запах отступил; остался только бодрящий аромат моего пламени. Я был рад, что меня оставили в покое. Надеялся, что никто и никогда больше не повторит массаж. Она положила мне на лоб компресс, холодный, как взгляд её синих глаз. Передышка. Нужно придумать, как справиться с тётушкой в следующий раз. Я смотрел на её мягкие черты, на аккуратную прическу с резной заколкой и думал, и думал. Брат рядом проснулся и закричал. Я поморщился — в голове больно отдалось. А ещё у Нира почти болел от голода живот, и его страдания рядом неприятно давили. Зато тётушка сразу зашевелилась и дала Ниру его заветную бутылочку. Он присосался, и я почувствовал, как брат по мере опустошения бутылочки становился всё счастливее. Рядом лежать стало тепло, уютно... Запомнил. От крика болела голова, но против тётушки помогало. Надо попробовать. — Смотри, какой злобный, — проворковал дядя Кон и наклонился надо мной. Конечно злобный. Мог бы и спасти от Архи, но сидел и смотрел. Свесил надо мной свои кудри — чёрные и блестящие. Красивые. Захотелось дёрнуть прядку. И глаза непроглядные, зрачков не видать. Выделялись на белой коже. Тёплый — не как тётушка. Но всё равно не защищает, бесполезный. Сунул свой тонкий-претонкий нос, вот бы схватить... Я потянулся к носу дядюшки, и он взял меня за руку. Ткнул прямо там, где пламя собиралось в ладони. Больно! Я сжал его палец. Хрустнуло. Стало немного легче, но дядя Кон отчего-то завопил. Я посмотрел на него осуждающе — такой большой, и так орёт. Ну не Нир же, в самом-то деле. Почему он кричит, я понял не сразу — отчего-то эмоции дядюшки и тётушки чувствовал смутно, будто они в другой комнате, не здесь. — У-у, весь в папочку! Узнаю кровушку! — прошипел Кон, баюкая свой палец. Арха тихо рассмеялась, прикрыв рот ненавистным светлым рукавом. Может, дело в нём? Надо оторвать в следующий раз. — Он хватает, потому что все дети так делают. Смотри. Она поднесла палец Ниру. Он ухватил и потянул сразу в рот — всегда так делал. То, что у него уже есть бутылочка, Нира не смущало. Видимо, чем больше всего во рту, тем вкуснее. Я занервничал — не любил, когда вонючие светлые рукава рядом. Вдруг опять мять начнёт? Сразу крикну. — Но ломает пальцы только он! И Карн ещё! — проворчал Кон, хотя у него уже совсем-совсем ничего не болело. Я чувствовал. — Ломают пальцы все дети с физическим Источником. Они ещё не умеют контролировать силу. — Ну не ворчи. Все равно наш особенный. Сильным вырастет. Славный ребёнок. Опасные руки убрали, и я спрятался под одеялом. Хотел, чтобы все замолчали. Очень болела голова, и каждый звук мучительно отдавался внутри. — Поздно забрали у Нелы, оболочка Источника плохая. Но ничего, подрастёт — окрепнет. Вдруг Арха схватила мою ногу и начала массировать. Только расслабишься — сразу изловит, ну что за существо! Больно! Я заорал громче Нира и дёрнул за рукав. Оторвался с треском. Но Арха все равно не перестала. Обидно! Почему Нир кричит — и получает свою любимую еду, а я кричу — и всё равно терплю мучительный массаж? Нет, я мечтал не о таком! Осталось последнее проверенное средство — я помочился на Арху. Но даже это не помогло. — Сейчас вытянем ещё немного, Эйр, а то горишь до сих пор. Но я всегда горел. И не хотел, чтобы мне делали ещё больнее. Крик всё-таки не помог — им меня не жалко. А голова заболела сильнее, и я притих. Нир обнял меня. Мне было жарко. Плохо. Больно. Мокрые штаны и лежанка противно холодили. Но от брата веяло спокойной сытостью и сном — это было приятно. Как от кормилицы Ни, его мамы. Хоть кто-то меня любил, не то что безжалостная Арха. Я ещё обязательно найду способ справиться с ней.