Стоит лишь поверить

1 сентября. POV Арсений Утро выдалось не по-сентябрьски прохладным. Вроде вчера еще было лето, полуденный жар давил на опутанный проводами город, заставляя призрачно дрожать марево над раскаленным асфальтом. За одну ночь небо из серо-голубого, палевого превратилось в бездонную синеву в прожилках цвета индиго. Стоит лишь поднять голову, чтобы почувствовать, как это самое небо со все возрастающей скоростью приближается, вот-вот упадет на тебя, ляжет на плечи неподъемным грузом, чтобы раздавить, смять, уничтожить мелкую букашку, которой ты и являешься. А воздух будто хрустальный, в котором с еле слышимым звоном несутся первые паутинки приближающейся осени. Я стоял на крыльце Университета и полной грудью вдыхал эту пьянящую свежесть, разлитую в утреннем воздухе. До линейки еще полтора часа, так что вокруг меня практически никого не было, не считая худого бородатого дворника, со скрежетом метущего двор перед зданием. Да еще через ограду, вдалеке, были видны спешащие первоклашки: девочки с большими белыми бантами на голове, в платьицах и гольфах, с яркими новыми ранцами и огромными букетами гладиолусов, за которыми детей практически не было видно; мальчики в строгих костюмах с бабочками, которые вчера только гоняли мяч во дворе, а сегодня с серьезными лицами несли охапки хризантем и астр. Эту пеструю стайку малышей сопровождали улыбающиеся родители, мамы и папы, в глазах которых так явно читалась гордость за свое чадо. Я отвернулся от этой картины. Завидовал ли я? Да, бесспорно, до зубовного скрежета, до сжатых до белых костяшек кулаков, до злых слез, против воли наворачивающихся на глаза. И знаю ведь, что завидовать – глупо, тем более тому, что никогда не случится. Но не могу пересилить себя. От греха подальше перебираюсь внутрь здания. Темно-коричневые в красную крапинку каменные плиты под ногами, резная деревянная обшивка стен, высокий белый потолок, под которым чуть слышным эхом отдаются шаги. Пусть и рано еще, но внутри уже кипит жизнь: снуют туда-сюда преподаватели, громко здороваясь при встрече, улыбаются, спорят о чем-то и бегут дальше; пожилые профессоры с неизменными бородками-клинышками степенно передвигаются по холлу, раскланиваясь и сердечно пожимая руки встречным коллегам. Я присаживаюсь на одну из лавок, расставленных вдоль стен, поджимаю под сидение ноги, чтобы ненароком никто не споткнулся, а сумку, сняв с плеча, кладу на колени. С каждой минутой просторный холл наполнялся галдящими парнями и девушками. Некоторые, явно курсом постарше, радостно кидались друг к другу на шею, стараясь перекричать других, приветствовали друзей, по которым успели соскучиться за время каникул. Первокурсников, вроде меня, легко было вычислить во все прибывающей шумной толпе: люди стояли в основном особняком, недоверчиво осматриваясь вокруг, вздрагивая от особенно громкого крика где-то рядом. Но таких было немного, ведь основная масса новых учеников знакомилась на подготовительных курсах, и уже чувствовала себя в универе, как рыба в воде. Я вжался в сидение, стараясь стать совсем незаметным, ни к чему привлекать внимание. Но не совсем в этом преуспел. То и дело ловил на себе недоуменные взгляды, через секунду сменявшиеся если не брезгливостью, то какой-то отчужденностью точно. Ну да, на фоне парней в строгих костюмах и девушек в ярких нарядах я смотрелся как минимум инопланетной зверюшкой: потертые старые голубые джинсы на размер больше меня самого и из-за этого висевшие мешком - если бы не ремень, вообще бы потерял их, обычная темно-серая майка с принтом уробороса да старенькая легкая псевдо-кожаная куртка грязно-коричневого цвета. Прибавьте к этому мой внушительный рост - угу, сто шестьдесят пять сантиметров, гигант просто, общую худобу, которую лишь подчеркивали вещи большего, чем надо, размера, да «воронье гнездо» на голове. Мало судьбе было наделить меня таким ростом, так еще и волосы – моя больная тема: хотя и красивого темно-каштанового цвета, но такие тонкие и пушистые, что я похож в лучшем случае на одуванчик или на сумасшедшего ученого, которого долбануло только что током. Гораздо хуже бывает в дождливую и просто влажную погоду: все это безобразие начинало виться крупными кольцами, плюс челка а-ля Карлсон... Эх, вот раз уж не везет, так не везет во всем.... Через полчаса, когда я уже серьезно стал опасаться развития у себя социофобии - в холле было уже не протолкнуться, через громкоговоритель объявили общий сбор для первокурсников в актовом зале. Понятия не имею, где это. Логически предположив, что ранее виденные мною зашуганные одиночки двинутся в нужном мне направлении, нашел одного такого, да и пристроился в хвост за ним. Актовый зал впечатлял: огромное пространство, залитое солнцем из окон по боковым стенам, ряды сидений, а впереди сцена, декорированная с двух сторон колоннами под мрамор, кафедра посередине. Я не стал проходить вглубь, устроившись на самом последнем ряду и выбрав сидение рядом с окном – тут-то никто не заметит. Лишь краем уха слушая напутствия ректора, я смотрел в окно, под которым мерно шебуршал старый раскидистый вяз: узловатая, испещренная глубокими морщинами кора, изогнутые в сторону окон ветви, вытянутые, чуть запыленные листочки, уже начавшие отдавать желтизной, но пока все еще зеленые. Я с детства мог часами просиживать перед окном, разглядывая пейзаж за ним: неважно, были ли то деревья или здания, неважно какая погода и какое время года. К моей величайшей радости, нам не стали долго компостировать мозг пожеланиями, требованиями и напутствиями. Ректора сменила уже немолодая женщина в строгом сером костюме. Как оказалось, заведующая учебной частью. Дальнейшие полчаса было перечисление групп и кабинетов, в которых будут дальнейшие пары, и фамилий счастливчиков, ставших старостами в этих группах. Я еще две недели назад, когда приносил справку об освобождении от практики в поле, узнал, что буду учиться в третьей группе. Даже немного интересно, что за люди попали туда вместе со мной. Хотя, зачем мне эта информация – все равно все будет так же, как и всегда. Хм, оказывается у моей группы после пятнадцатиминутного перерыва практика по социологии в 305 кабинете. Из актового зала вышел почти самым последним, пропуская вновь галдящую толпу. Тем более время еще есть. Дверь в нужный мне кабинет уже была открыта. Перед входом задержал дыхание, как перед прыжком, но все же шагнул через порог. На меня тут же уставились двадцать пар глаз, заставляя втянуть голову в плечи под их изучающим взглядом. Я, не поднимая взгляд от пола, быстро направился к почти единственному незанятому столу: последняя парта в крайнем левом ряду, у окна. Хоть немного повезло. За спиной слышались смешки, редкое фырканье и тихие голоса. Не стоило и гадать, что они обсуждают меня. Уселся на стул у самого окна, повесив сумку на крючок под столешницей. Хм, неужели я, проживший большую часть жизни среди озлобленных, жестоких детей, испугаюсь этих людей? Нет, так не пойдет. Смело поднимаю взгляд от парты, начиная уже сам рассматривать одногруппников. Странно, нас же двадцать три в группе, где еще двое? Из находившихся в кабинете двух десятков людей - одиннадцать девушек и, соответственно, десять парней, считая и меня. Почти все, как на подбор, одеты в явно дорогие тряпки. Большая часть девушек явно принадлежит к особому виду – «блондинкус волосикус», плюс три брюнетки и одна рыженькая, которая только что вошла в кабинет. Последняя не вписывалась в общий коллектив «позолоченной молодежи», впрочем, как и я. Она сидела на том же ряду, что и я, но на первой парте: большие зеленые глаза за тонкими очочками в недорогой оправе, обычные темно-синие джинсы, белая футболка и светло-зеленый пиджачок. Увидев, что я ее рассматриваю, она чуть покраснела и улыбнулась мне. Челюсть звонко поздоровалась с крышкой парты. Мне улыбнулись? Видно, выглядел я настолько комично, что девушка хихикнула, прикрыв рот ладошкой, затем подмигнула мне и отвернулась. Нет, челюсть я подобрал - еще пригодится, но продолжал сидеть в ступоре. В первый раз на меня так отреагировали, в первый раз я не увидел в чьих-то глазах презрения, ненависти или брезгливости. Пока размышлял над всем этим, народ стал рассаживаться, занимая свободные места. Со мной, естественно, никто не сел. Я привык, что ко мне относятся как к прокаженному. Все года в интернате я сидел за партой один: быть рядом с «хлюпиком» - навлечь на себя злость местной братии. К рыженькой подсела одна из блондинок, окинув перед этим ее презрительным взглядом. Вот не повезло бедной! Эта блонди наверняка весь мозг высосет, если рот решит открыть. Нет, я не приверженец стереотипов, просто краем уха услышал, как она разговаривала с одной из брюнеток о каком-то недавнем показе в... Э-э... Не запомнил город. Рассказ прерывался томными вздохами, прижатием рук к сердцу и закатыванием глаз: «Ах, а платья у «бла-бла» такие, а сумочки... Мне папочка обещал, что если хоть одну четверку получу – купит что-то из коллекции... Фу, и зачем меня надо было сюда запихивать, я бы лучше на дизайн интерьеров пошла учиться, или вообще бы дома сидела: мужу не так важна моя проф-пригодность, правда ведь?..» и так далее. Вывод напрашивается сам, не находите? «Хоть одна четверка» - можно подумать, поступила она своим умом, а оценки не входят в отдельную статью расходов «папочки». За пару минут до звонка в кабинет влетел, а по-другому и не скажешь, высокий парень. Как и я, он был в светлых джинсах и серой майке, но в черном пиджаке, небрежно застегнутом на одну единственную пуговицу и с закатанными до локтей узкими рукавами. Стоило ему переступить порог кабинета, как бег резко сменился неспешной походкой, которой он и направился к преподавательскому столу. Развернувшись к нам лицом, вошедший поднял руку, привлекая внимание: - Так, народ. Меня зовут Машаров Гарат... Э-э... То есть, Гашаров Марат. - Он чуть смутился из-за оговорки, но продолжил. – Я староста нашей группы. После пары не расходимся – будем знакомиться. На последних его словах прозвенел долгожданный звонок, возвещающий начало первой пары в этом году. Марат же оглядывал помещение, ища место, на которое можно было сесть. За моей спиной был не занятый никем стол, к нему, видно, он и направился. Я вновь отвернулся к окну, которое, к моему сожалению, выходило не на парковую часть, а на проезжую. А за машинами наблюдать не так интересно. - Можно? – Справа неожиданно раздался голос Марата, я аж вздрогнул. Повернувшись к нему лицом, с недоумением спросил: - Можно что? Теперь уже Марат недоумевающе смотрел на меня, но все же уточнил: - Можно сесть с тобой? Не люблю сидеть один. Мало сказать, что я был удивлен. Он что, плохо рассмотрел меня, раз хочет присесть? Да вокруг меня на три метра зона отчуждения, нафига самому специально приближаться? - Лучше не стоит. - Ответил я. - Почему же? – Еще более непонимающе спросил Марат. - Ну, место со мной рядом несчастливое, лучше не садись. Староста с теперь уже каким-то странным интересом разглядывал меня. А через секунду так вообще просто плюхнулся на второй свободный стул за моей партой. - Ничего, ко мне глупости всякие не липнут. Да и ты не сильно похож на вселенское зло, чтобы принести мне несчастье. - Сказал он, с улыбкой посмотрев на меня. Блин, я что-то вообще ничего не понимаю! Мир сошел с ума? Второй человек за день, который мне улыбнулся. Мне! Где, мать вашу, презрение, отчужденность, брезгливость?! Верните мне их обратно, с ними как-то привычнее. Тут староста решил вообще добить меня морально. Со словами «Давай знакомиться, я Марат», он протянул мне руку. Я с ужасом на нее уставился, будто в этой руке он протянул мне череп любимой бабушки. Нет, я знаю, что ее надо пожать, но... Это уже чересчур для моего бедного мозга! Староста, не опуская руки, выжидательно смотрел на меня. Все же немного опасаясь, протянул свою ладонь ему навстречу: - Арсений, можно просто Сеня. На фоне его ладони моя казалась игрушечной. Чувство такое, что стоит ему лишь сжать посильнее пальцы, и она сразу же переломится. Марат аккуратно пожал мою руку, видимо, недалеко уйдя от меня в мыслях. - Слушай, а... - Начал староста, но вынужден был прерваться, так как в кабинет, наконец, вошел преподаватель. Фух, какое облегчение! Я-то думал, что у меня крепкая психика, но вот такие встряски, похоже, просто выбивают почву из-под ног: я не знаю, как надо общаться со сверстниками, как отвечать на вопросы или как их задавать, что вообще следует говорить, а что нет. Черт, вот я влип! Перезалила главу после беты)))