Выбор столь велик... Но неожиданный!

      Ночь. На небе было множество сияющих звёздочек, что, то сходились в плотную кучу, то рассыпались на большом расстоянии друг от друга. Сияла полная луна. Прохладный ветерок гулял то там, то тут, по необъятным просторам земель Прайда. На одном баобабе, к этому ветерку стал прислушиваться некий мадрил. Приложив ладонь к уху, кивая и покачивая, изредка, головой, тот, всё-таки, задал вопрос: — А Кайон?       Ветер ворвался к нему на дерево, и стал покачивать разные плоды, шелестеть листвой, пытаться сорвать и забрать себе разные мелкие пушинки и клочки разных мелких вещей. Рафики долго всматривался в ветер, смотря, что тот делает, что-то нервно бормоча себе под нос, и качая, время от времени, головой. — Симбе это не понравится... Но никто ведь не сказал, что я должен вводить его в известность?       Ветер, как бы в подтверждение его слов, сильнее закружился по древу, гремя сухими плодами разных растений, что в изобилии были у шамана. Наконец ветер покинул баобаб, а Рафики подошёл к одному стволу. Там был нарисован Кайон, только вчера получивший Рык Предков, и несколько часов назад собравший новую львиную гвардию. Королевский маджузи, вздохнув, обмакнул палец в одну из скорлупок с краской, выбрав белую, и намазал белый полукруг, рогами вверх, над Кайоном. Тоже самое, только рога были опущены вниз, он проделал с рисунком Киары, что находился недалеко. Затем он произнёс: — Мало кто поймёт, кто обручён с вами двумя... Да и вы, можете отречься от этого... Но от судьбы не уйдёшь...       Позже он сел на баобабе, и обхватил свою голову руками: для Киары предназначался Кову, ну а Кайону... Никто не должен знать кто предназначен для него. Но, если даже дух Муфасы сказал, что кроме избранницы у Кайона будет ещё две любви, пока он не поймёт свою судьбу, то это должно означать что-то очень серьёзное.       Не знал он, что другой ветер, холодный и жуткий, летал по Чужеземью, присматривал за Джанджей, РейРей и Зирой, что была в термитниках, и планировала захватить водопой Чужеземья. Он кидался на спящего Нуку, теребя его гриву, обжигал могильным холодом Кову, бросал мелкие камешки на Витани. И только Зира, чувствуя ласковое прикосновение ветра к ней, довольно мурлыкала, чуток постанывала, и шептала имя: «Шрам, Шрам...».