И всё же свой

      Проверка способностей молодых лазутчиков и диверсантов была в самом разгаре, позволяя самим молодым людям испытать полученные навыки на практике, а наставникам понять слабые стороны подопечных, после чего их всех ожидала серьёзная взбучка от начальства и новые усиленные тренировки. Практика проходила в максимально реалистичных условиях, где юным шиноби было необходимо влезть на особо охраняемый объект, выкрасть нужные данные и также незаметно исчезнуть — в лучшем случае, не попавшись, в худшем — сумев уйти от преследования и замести следы, прежде чем необходимая информация будет отправлена деревне. Попадать в плен запрещено, в случае невозможности выбраться —использовать печать саморазрушения, не оставляющую от пользователя и следа, но забирающую жизни всех находящихся поблизости шиноби. Сама же печать будет нанесена ниндзя в момент завершения обучения и входа в состав специального подразделения Анбу: хакайся тёряку.       Сейчас же этого не требовалось, пусть против молодых людей и были опытные шиноби, точно не знающие, что именно должен украсть условно вражеский диверсант, но осведомлённые о проникновении и предельно внимательные. Из-за этого абсолютно справившихся с заданием ниндзя было немного, но достаточное количество ребят сумело не только вовремя отреагировать и вырубить угрозу, но и скрыться. Кто-то не поднимая шума, а кто-то, создавая такую шумиху, что не заметил бы лишь глухой, но главное результат был, и нужные сведения оказались похищены.       За всем этим со стороны наблюдал Тобирама, делая мысленные выводы и пометки. Не все обучающиеся войдут в диверсионные отряды или лазутчики, некоторые станут шпионами, затаившимися в тылу врага, но знание скрытности было необходимо им всем. Всё же, несмотря на специфику миссий, они будут вынуждены выполнять задания поодиночке, а это значит — уходить в случае осечки или неудачи им придётся самостоятельно, не рассчитывая на помощь или прикрытие со стороны. Это очень сильно отличало подготовляемых в Хакайся тёряку шиноби от всех остальных, даже Анбу, ходивших отрядами минимум в три человека.       Среди молодых ниндзя особенно выделялся сын Кокудза: желтоглазый, тощий подросток, выглядящий на пару лет моложе своего возраста. Его осторожности и скрытности могли позавидовать опытные ниндзя, специализирующиеся на бесшумном убийстве и проникновении, но характер оставлял желать лучшего. Это не отменяло его почти всегда идеально выполненных заданий и способностей выскользнуть из большинства западней и ловушек, вот только сомнения вызывала некая злопамятность юного змея и его вера в собственные силы. Из-за этого могли появиться проблемы, ведь парнишке просто-напросто не хватало хладнокровия и выдержки. Оправлять его на серьёзные миссии Тобирама не рекомендовал бы ещё как минимум год, пока излишняя эмоциональность подростка не уляжется, а вот усиленные тренировки со стороны наставника мальчика поддерживал, хоть иногда это и походило на изощрённое издевательство. Подобное не позволяло змеёнышу вредить по-тихому или шастать где ни попадя, суя свой нос куда не надо.       А ведь он мог, ещё как мог, особенно если вспомнить случай проникновения этого бледного паршивца в запрещённую секцию, где его и поймал некстати вернувшийся Мадара. К слову, Учиха был потрёпан и в пыли, а если брать в расчёт злобное бурчание самого мужчины, подросток уронил на него несколько шкафов со свитками, воспользовался странно печатью с каким-то резким газом и попробовал удрать. Это у него, конечно же, не вышло, — от бывшего главы Учиха ещё никто не уходил, — но сам факт заставил находящуюся здесь же Мито хохотать.       Пока злобно скалящийся черноволосый тряс парнишку за шиворот, предлагая подтереть его воспоминания шаринганом, паралельно споря с угрюмым Тобирамой, утверждающим, что Мадара мог не лезть сам, а позвать кого-нибудь другого или хотя бы прикрыть физиономию, Орочимару молчал. Не пытаясь дергаться или бежать, заранее зная безуспешность подобных попыток, мальчишка активно соображал, как выкрутиться из этой ситуации, но на помощь ему неожиданно пришла Узумаки, практически выдернувшая ребёнка из лап зло веселящегося демона, вошедшего в раж в споре со своим постоянным оппонентом в словесных дуэлях. Не имея возможности прибить друг друга, мужчины отрывались хотя бы так, ругаясь до скрипа зубов и тяжелого дыхания, заставляющего спорщиков яростно сверкать глазами и переводить дух.       Трогать воспоминания юного змея никто не стал, пусть Мито и поставила мальчику печать молчания, а вот Тобирама всё же угрюмо пригрозил, что в следующий раз он так легко не отделается и завтра ему обязательно назначится наказание за излишнее любопытство и проникновение в запрещённый сектор катакомб. Мадара, которому было всё равно, что сделал или будет делать змеиный ребёнок, лишь хмыкнул, замечая странный взгляд в сторону Сенджу, примеченный одним лишь Учиха. Удивившись, но не заинтересовавшись подобной реакцией мальчишки, мужчина просто сделал себе заметку и успокоился, не видя особых причин волноваться по этому поводу.       А дело было в том, что не так давно Орочимару выяснил, кто является одним из родителей Джирайи, и не сказать, что открытие его порадовало. Тобираму Сенджу подросток знал с самого детства, когда тот ещё с Первым Хокаге и его женой периодически заходили к ним в гости или сама семья змей заглядывала на огонёк в дом Хаширамы и Мито. Одним словом юный змей очень часто его видел и имел о мужчине довольно хорошее впечатление, восхищаясь его способностями и умением создавать настолько разнообразные дзюцу. Беловолосый никогда не отмахивался от его вопросов, как некоторые взрослые, и всегда отвечал серьёзно и подробно, точно понимая, о чём его спрашивают. Слушать Тобираму Орочи был готов почти также внимательно и долго как отца, впитывая информацию как губка, с восторгом поглядывая на взрослого.       Хорошо зная своё положительное отношение к этому шиноби, Орочимару не совсем понимал, как реагировать на подобное открытие. Это было сродни предательству, и его чувства впервые так перемешались. Тобирама Сенджу являлся его неким образцом для подражания, человеком желающим исследовать, создавать что-то новое и познать мир, его законы и тонкости, но и Джирайя не был ему чужим, и змей, несмотря ни на что, очень дорожил дружбой с ним, прекрасно помня, как тот иногда смотрел на семейные пары с детьми. С каким выражением лица раньше замирал посреди завтрака, смотря на него и его родителей. В такие моменты Джи выглядел почти тоскливо, как-то грустно улыбаясь и отводя взгляд, будто смотреть ему было больно.       Он хотел семьи, с иногда мелькнувшей в глазах завистью слушая спешащих приятелей, которых дома обязательно кто-то ждёт. Орочимару мог понять эту зависть, подобное чувство, из-за которого он днями напролёт не возвращался в пустой дом, просиживая в палате отца. Это слишком одиноко и холодно, будто ничто в мире более не способно тебя согреть. И Джирайя с этим жил. Жил по вине единственного человека способного стать его семьёй, но отказавшегося от него сразу после рождения. Джи не досталось даже фамилии, принадлежности, он будто и вовсе остался один, как мог остаться сам Орочи, ощущающий от подобного страх.       Именно поэтому Тобирама Сенджу заслуживал злости, пусть Орочимару никогда и не собирался демонстрировать её открыто. Сказать Джирайи про его отца юный змей тоже не мог. Каждый раз, почти открывая рот, он застывал, хмурился и не говорил ничего, да и был ли в этом смысл? Или он просто переживал, что друг обидится из-за обмана, а, возможно, не хотел его расстраивать ещё больше. Какова бы ни была причина, змеиный ребёнок ничего не сказал, обещая себе, что сделает это позже, когда-нибудь, когда будет уверен, что это не заденет Джираю так сильно, как могло бы сейчас.       Вернувшись домой под вечер уставшим и невероятно вымотанным, Орочи сразу же заметил в доме постороннего, хотя бы потому, что на кухне горел свет, а отец уже давно ушёл на миссию и в ближайшее время вернуться был не должен. Тихо скользнув с прихожей по коридору, заглядывая в кухню, бледнокожий подросток слегка морщит нос и давит вздох, отворачиваясь и продолжая путь до ванной. Поговорить с Тсунаде он сможет и позже, а сейчас ему просто хотелось избавиться от пыли и переодеться в чистое.       Сама девушка, готовящая на кухне, прибытие друга заметила только тогда, когда послышался звук льющейся воды. Поджав губы и мысленно прикинув ответы на возможные вопросы Орочимару, Сенджу тяжело выдохнула, понимая, что ведёт себя глупо. Вот только смотреть в глаза бабушке сейчас сил у неё не было. Стыд, злость, обида, вина грызли её изнутри, и Тсуна хотела хотя бы немного успокоиться, примириться с собственными эмоциями, но выходило плохо. Она отправила Мито-сан письмо, очередное, но пересилить себя и явиться в квартал Узумаки не могла, ведя себя невероятно жалко. — Ты снова здесь, видимо, с Мито-сама ты так и не помирилась, — появившись на пороге, с полотенцем на голове, сходу начал змей. — Мы не ссорились, — огрызнувшись и поставив на стол тарелки, химэ слегка замялась, после чего вскинула голову и уверенно глянула в жёлтые глаза. — Я переночую у тебя и сегодня, ты же не против? — точно зная, что Орочи пусть и выглядит недовольно, но не возражает против её нахождения здесь, вежливо интересуется Тсунаде, заслушивая тихое шипение. — Ведёшь себя, как обиженный ребёнок, — беспощадно роняет змей и, сняв с головы полотенце, садится за стол, бегло оглядывая сегодняшнее меню. Всё же польза пребывания подруги в его доме была: он мог не переживать об ужине, который ему всегда лень готовить, особенно после тренировки. — Это не так! — повысив голос и поджав губы, Тсунаде встречается взглядом с насмешливым взором Орочимару, на лице которого застыло крайне ехидное выражение. — Да~? — лениво ухмыльнувшись, но больше ничего не сказав, подросток приступил к еде, игнорируя тяжелый взгляд блондинки, переставшей его сверлить лишь через пару минут, после чего в доме повисла тишина.       Каждый размышлял о своём, пока в кухню не вползло несколько довольно крупных пресмыкающихся, недовольно шипящих и будто бы жалующихся. Одна и вовсе недолго думая выплюнула небольшой свиток на стол, из-за чего со стороны Тсунаде донёсся задушенный звук, предвещающий желание еды покинуть желудок. Зажав рот рукой, с особой брезгливостью глядя на обслюнявленный свиток, блондинка отвернулась, сдерживая нервные спазмы глотки.       Орочимару же выглядел невозмутимо, лишь слегка поморщившись от подобного презента питомцев, не перестающих жаловаться на наглого вторженца, явившегося в их обитель. По описанию чешуйчатых, довольно быстро узнав Джирайю, бледнокожий подросток не сдержал улыбки, с весельем глянув на прибедняющийся призыв, прекрасно знавший его друга не только в лицо, но и по запаху, и вкусу чакры. — Идите, — качнув головой, полностью проигнорировав жалобы змей, желающих найти наглеца и покусать, Орочи поднял со стола свиток, встряхнул в сторону пола и открыл, распечатывая на стол содержимое. Им оказались свежесобранные пучки холоднолюбивых трав, о которых он упоминал достаточно давно, чтобы вспомнить точную дату и сам разговор. А Джи запомнил и собрал, когда была возможность. Поистине непостижимый человек. — Это от Джирайи? — успокоившись, с интересом глянула на травы Сенджу, с удивлением замечая среди них и довольно редкие растения, — Как только умудрился найти, спрашивается. И ведь травами беловолосый особо то не интересовался, временами спрашивая что-то чисто из обострившегося любопытства. — От него, — со страной нежной интонацией подтвердил змей, пристально разглядывая неожиданный подарок. И от этого тона Тсунаде еле сдержалась, чтобы не поднять взгляд и не посмотреть на выражение лица друга, уж слишком необычным и открытым оно становилось, стоило Джирайе отчебучить что-нибудь в очередной раз, связанное непосредственно с самим змеем. Беловолосый этого не замечал, но химэ в отличие от него слепой не была, каждый раз теряясь и жалея, что Орочи так не повезло… или Джи. Тут определить точно, было сложно. — Хочешь что-нибудь взять? — внезапно предложил желтоглазый, заставляя блондинку вздрогнуть от неожиданности и неуверенно глянуть на довольного жизнью подростка. — А можно? — осторожно поинтересовавшись и получив твёрдый кивок, Сенджу поблагодарила и разделила пару пучков под одобрительное кивание со стороны Орочимару. Тому жалко трав не было, Джи нарвал их достаточно, чтобы поделиться и позже узнать, что именно из них сделала Тсунаде. Ведь из этого мог выйти при определённых условиях и яд, и лекарство, а, возможно, и какие-то пилюли. Вот найти бы сейчас рецепт, когда-то попавшийся ему на глаза!       Убрав травы обратно в печати, чтобы они не подсохли, Тсуна с юным змеем закончили ужинать. После того, как еда была съедена, а посуда отправлена в мойку до завтрашнего дня, — мыть её сил ни у кого не осталось — друзья принялись расползаться по комнатам. Уже почти разойдясь, Орочи вдруг остановился, слишком тяжело выдохнул и бросил на также застывшую девушку взгляд. — Что злит тебя больше: то, что тебе ничего не сказали или то, что твой дед был жив, но ты считала его мёртвым? — спокойно поинтересовался подросток, которому надоело наблюдать за такой непривычной Тсунаде, прячущейся от своих проблем, а не пытающихся встретить их как всегда лицом к лицу. — Я не злюсь! Только если чуть-чуть, — возмутившись, но всё же сдавшись и признав это, девушка ощутила себя ещё более жалко. — Я всё понимаю, но… — запнувшись и не найдя слов выразить своё состояние, химэ опустила голову. Правда, в следующий момент ей пришлось резко её поднять, развернувшись к заговорившему Орочимару: — Почему бы тебе тогда не высказать всё это ему, он же всегда был рядом, не так ли? — подросток говорил легко, с усмешкой ожидая широко раскрытых глаз цвета чёрного чая, в которых блеснуло понимание, и Тсунаде сорвалась с места, разворачиваясь и направляясь к окну, желая выскочить и рвануть к дому бабушки. Но схватившие её змеи, гибкими телами обвившие конечности, не позволили девушки этого сделать.       Рухнув на пол и приложившись подбородком об твёрдую древесину, блондинка метнула полный ярости взгляд в сторону Орочимару, спокойно обошедшего её по кругу. Задёргавшись и прорычав имя брюнета, Сенджу зашипела, намереваясь вырваться и обрушить на парня мощь своих кулаков. — Успокойся. Успокойся и подумай. Что ты ему скажешь? И стоит ли это того? — присев перед подругой на корточки, змей внимательно уставился на Тсунаде, на лице которой отразился мысленный процесс, заставивший её нахмуриться и бросить на него мрачный взгляд.       Спустя пару мгновений удовлетворённо кивнув, Орочи подал питомцам знак освободить свою добычу. Поднявшись, и застыв друг напротив друга, два подростка разошлись, больше не проронив ни слова. Химэ следовало подумать и всё взвесить, а змеиный ребенок, посчитав, что сделал все, что было в его силах, отправился спать. Он сам узнал о Хашираме не так давно и не был уверен в своих догадках, но реакция Тсунаде только подтвердила его предположение. В любом случае, это было не его змеиное дело и лучше помалкивать, если не хочется нарваться на гнев вышестоящих лиц.

Квартал Узумаки. Дом Мито.

      Подобно призраку скитаясь по тихому дому, шатен заглянул в единственную комнату, в которой горел свет, замирая в её проёме. Мито, обложившаяся книгами и свитками, с выражением лица недовольного своим трудом мастера, проверяла символы в печати, нанесённой на большой свиток. Что именно так не понравилась супруге в фуин, Хаширама боялся даже предположить, с лёгкой грустью и иронией понимая, что мастерство кисти ему не давалось никогда, будь то обычные документы или печати. Вероятнее всего, во всём виноват его почерк и неусидчивость, а также шило в одном месте, но иногда ему правда было интересно, что в этих завитушках и чёрточках видела его жена, брат и племянник? Что там было такого, чего никак не мог увидеть он? — Так и будешь там стоять, Хаширама? — оторвавшись от шелестящих страниц, поинтересовалась женщина, с улыбкой глянув на мужа, походившего на побитую собаку. — Тсу-чан не вернулась? — тоскливо спросив и с надеждой глянув на Узумаки, ожидая неизвестно чего, мужчина повесил голову, стоило красноволосой отрицательно качнуть головой. — Она так сильно злится? — с совершенно убитым видом подойдя к Мито и присев рядом, обняв женщину со спины, Хаширама уткнулся лицом ей меж лопаток, издавая грустные звуки. — Ей нужно всё обдумать и успокоиться, она не злится, просто запуталась, — очень хорошо зная внучку, Узумаки не волновалась, понимая — Тсунаде вернётся домой, как будет к этому готова, а сейчас ей нужно время понять и принять, что мир намного труднее, чем казалось. Но всё это не отменяло того, что девушку ожидала долгая поучительная лекция и восстановление всего уничтоженного её порывом злости и непонимания. Подростки были на удивление разрушительны.       На время в комнате воцарилась тишина. Мито продолжила заниматься выявлением дефектов в печати, а Сенджу, прижавшись щекой к её спине размышлял, что ему теперь делать. Пойти забрать останки друга, или скорей то, что от них осталось, он не мог. Тобирама строго-настрого запретил Хашираме соваться на территорию Страны Земли. Это могло повлечь за собой неконтролируемые последствия и усложнить поимку существа, желающего им всем смерти, в частности Клану Сенджу и Учиха.       Поверить в это до сих пор было трудно. Какое-то странное сознание, не являющееся даже человеком, уже множество лет отравляло им жизнь, сталкивая раз за разом два великих клана друг против друга. Оно желало их исчезновения, хотело использовать как когда-то их предков — Хашираме пришлось очень долго перерывать летопись своего клана, чтобы позже желать схватиться за голову и в ужасе прикрыть глаза. И она не имела бы такого сокрушительного эффекта, если бы не такие же записи услужливо предоставленные Мадарой. Они не сходилось, имели невообразимое множество непонятных моментов, а где-то и вовсе были переписаны другим почерком и чернилами.       Их надули. Использовали. Провели. Они убивали друг друга по чьему-то замыслу. Теряли близких, родных, братьев, только потому, что кому-то приносило удовольствие наблюдать за их войной и уничтожением друг друга. И останавливаться на достигнутом это существо не желало, собираясь надавить на Мадару воспоминаниями о брате, исказить его мировоззрение и использовать для дальнейшего уничтожения всего человечества. Всё это рассказал ему друг после того, как спустя долгие годы, Сенджу таки поймал его, и они подрались, обрушив целую цепь тоннелей с одним из старых убежищ клана Учиха. Хорошо друг друга отделав, да так, что невозможно было пошевелить и пальцем, они, наконец, поговорили, и Мадара рассказал ему всё, или почти всё, но Хашираме этого было достаточно.       Зецу, а звали непонятный сгусток энергии в виде тени именно так, владел необычным гендзуцу, умел подавлять волю людей и всегда действовал исподтишка. Найти его — не говоря уже про поймать — задача не из лёгких, но оставлять всё так было нельзя. Именно поэтому, недолго думая, бывший глава клана Сенджу потащил друга в Коноху, зная, что, несмотря на неприятие друг к другу, Мадара и Тобирама очень хорошо работали сообща и могли создать просто гениальный план, если не передерутся. Подключившаяся Мито помогала Хашираме не только сдерживать то брата, то лучшего друга от разрушения катакомб и набиванием морд оппоненту, но и активно участвовала в составлении плана.       Именно так, созданная ей печать слежения, вязью символов нанесённая на катану, попала в руки Мадары, который должен был найти способ ранить им Зецу. Этой технике не требовалось тело, чтобы закрепиться за носителя, только чакра, которая в этом существе присутствовала. Хаширама не ожидал, что это задание будет путём в один конец, но сейчас, думая об этом, должен был признать — Учиха знал и принимал подобный исход. На лучшее как всегда надеялся один лишь Первый Хокаге и Бог Шиноби по совместительству.       Теперь осталось только подождать, пока печать укоренится, и они смогут его найти. Примерный план поимки и запечатывания существа, — как уничтожить, которое они так и не придумали, — был готов. Узумаки с посильной помощью Тобирамы улучшили уже имеющийся фуин. Открытым вопросом оставался только сосуд, в который они собирались его запечатывать, но сам Сенджу продолжал поиски подходящего материала, время у них было. — Сегодня заходил Джирайя-кун, — отложив кисть и помяв пальцами переносицу, спокойно произнесла Мито, заставляя мужа заинтересованно поднять голову. — Как поживает племянник? — любопытно сверкнув глазами, Хаширама слегка отпрянул, позволяя жене убрать со стола. — О, у него всё хорошо. Учится юлить и выуживать информацию, получается это у него неплохо. Как думаешь, о чём он хотел узнать? — величественно вскинув бровь и глянув на сидящего на полу мужчину, Узумаки не сдержала ухмылки, из-за которой Сенджу растерянно указал пальцем на себя и хохотнул. — Я в нём не сомневался! — развеселившись и довольно улыбнувшись, Хаширама подскочил на ноги, заинтересованно прошествовав к Мито, с юношеским любопытством на лице. — И что ты ему ответила? — выглядя донельзя задорно, поинтересовался шатен, не видя в этом ничего плохого. Тобирама бы начал бурчать, да, но ведь с самого начала мальчик должен был присоединиться к Хакайся тёряку, просто у него обнаружился другой более интересный талант. — Думаю, свои подозрения он подтвердил, но лезть дальше не станет. Джирайя мальчик умный, а моя печать защиты разума гарантирует, что его знания при нём же и останутся, — улыбнувшись, женщина вспомнила, как ставила эту самую печать мальчику, в очередной раз попавшему в больницу. Тобирама тогда её очень об этом просил. Мальчику было шесть, и он через полгода должен был закончить академию, в очередной раз, находясь в больнице после неудачной игры. Сам Джирайя это навряд ли помнил или знал, но если печать всплывёт, вопросов это не вызовет. Узумаки своих тайн просто так не раскрывали, а из мальчишки выйдет хорошая побочная ветвь — если он решит обзавестись семьёй — обязанная и преданная её клану. Официально в клан красноволосых он не войдёт, но это было и к лучшему. Всегда нужные верные люди, способные действовать в интересах клана, не кидая на него тень, и Джирайя мог это сделать и делал. В будущем он станет ещё лучше, осталось дать мальчику все необходимые знания, чтобы вырастить сильного и умелого шиноби.