Беды бродячей бардки

— Лу-аф-фин, — Ралоф уже в который раз читал имя его новой подруги с бумажки. — Лу-аф-фин… Луаффин! Я запомнил! — Молодец, — Луаффин пожала плечами. Они шли по берегу реки по направлению к Вайтрану. Было тихо, ласково светило солнце и только журчание воды да щебетание птиц разбавляли звуки их неспешной беседы. Ралоф взял с собой топор и лук. Плечи Луаффин оттягивали лямки тряпичного заплечного мешка со всем необходимым и еще одна лямка, на которой висела старенькая лютня. Один раз по другому берегу реки стремительно пробежал олень с короной из ветвистых рогов. Ралоф уже хотел было выстрелить в него из лука, чтобы порадовать себя, а заодно всех родных и близких олениной, но не успел, и олень вновь скрылся в зеленых зарослях. — Слушай, а я вот тут подумал… ты мне недавно сказала, что сдохнешь на лесопилке, но разве ты не этого хочешь? — вдруг спросил Ралоф, опуская лук. — Я хочу сдохнуть быстро, а не медленно. На лесопилке процесс может слишком затянуться, — Луаффин вдруг взвизгнула и спряталась за спину Ралофа. — Там волк! Вон там, прямо на дороге перед нами! — Вероятно, смерть от волчьих зубов и когтей тебе тоже не подходит? — Ралоф одним метким выстрелом из лука уложил незадачливого хищника и подошел к трупу, чтобы забрать свою стрелу. — Я хочу сделать это сама, быстро и чисто. Не хочу, чтобы потом мой труп был похож на товар в мясной лавке. — Женщины, — Ралоф закатил глаза. — Эй, мой пол тут совершенно ни при чем! — Хорошо, тогда бардки. Послушай меня очень внимательно, чистой смерти не бывает. Твое тело будут жрать личинки и черви, кожа покроется трупными пятнами и будет вонять, ты меня слышишь? — Ты меня за дуру держишь? Я уже все продумала. Это же Скайрим. Я могу убить себя в холодной местности среди сугробов, тогда никакие насекомые до моего трупа не доберутся, а плоть сохранится, словно в холодном погребе. — Нет, зато до него доберутся те самые волки и лисы, особенно голодные среди снегов и льдов, потому что добычи там маловато. Настоящая смерть — это тебе не баллада. Она грязная и вонючая. — Тогда я убью себя в городе, мое тело вовремя найдут и сожгут, пока оно не начало гнить и разлагаться. — Ага, как же, — Ралоф фыркнул. — У нас тут время от времени находят трупы и совсем не торопятся их убирать. Живым нынче не до мертвых. Когда очередное тело все-таки обнаруживают, то реагируют совершенно равнодушно. Я лично слышал реплики «Ой, а что случилось?» и «Ну, уж лучше он, чем я». Максимум какой-нибудь ребенок испуганно вскрикнет «Ой, труп!» Когда вонь становится совершенно невыносимой, стражники все-таки перестают рассказывать сказочку про травмированное колено и наконец-то убирают зловонную полуразложившуюся груду гнилого мяса и костей. — Ладно, ничего страшного, — решила Луаффин. — Мне-то уже будет все равно. — С чего бы это? Твой дух будет наблюдать за тем, как на твоих останках пируют мухи, а живые люди морщат носы от отвращения и закрывают лица платками, чтобы не вдыхать невыносимую вонь. Ты этого хочешь? — Ну, ведь ты же меня вовремя похоронишь, правда ведь? — Неправда, я специально оставлю твой труп полежать эдак недельку-другую. — Ты ведь специально меня пугаешь, да? — Будешь проверять? — Да ну тебя, — Луаффин вздохнула. — Ничего, если я умру где-нибудь подальше от цивилизации, то меня хотя бы никто не увидит, кроме тех самых животных и насекомых. — Зато твоя душа увидит. Тебе будет противно, но ты уже ничего не сможешь с этим сделать. — А разве я не покину этот мир и не отправлюсь к какому-нибудь божеству? — Возможно, но вряд ли сразу же, иначе никто никогда не слышал бы о призраках. Значит, иногда души умерших все-таки задерживаются в этом мире. — Рано или поздно со мной все равно произойдет все то, что ты описал. Зачем же тянуть время? — А зачем торопиться? — В этом мире больше нет радости. По крайней мере, не для меня. Мне кажется, что я зачем-то затягиваю пытку, которую могла бы прекратить в любой момент. — К твоему несчастью, нет, не могла бы. Бессмертные души и все такое, ты разве забыла? Мы не можем просто исчезнуть, такова уж наша судьбинушка. Ничего не поделать. — И что же, страдать дальше? — Можешь напиться, — Ралоф пожал плечами. — И так постепенно спиться? Разве это не та же смерть, по сути? Только при жизни? Более медленная, но точно такая же отвратительная? — Я не знаю, — Ралоф беспомощно развел руками. — Неужели больше совсем ничего в этом мире и в этой жизни не способно тебя порадовать? — Нет, — Луаффин покачала головой. — Я, кажется, разучилась радоваться. От веселых песен мне хочется плакать. Впрочем, и от печальных тоже. Меня преследуют мысли о смерти. И кому нужна такая плакса? Вскоре ты и сам захочешь, чтобы я наконец-то все закончила. — Неправда, — горячо возразил Ралоф. — Ты мне очень нужна. — Почему и зачем? — Потому и затем. Я так чувствую и все тут. Почему мы вообще привязываемся к кому-то? — Понятия не имею. — Ну, вот и я тоже. Наступило молчание. По прежнему щебетали птицы и журчала вода. — А боевые песни? — вдруг спросил Ралоф. — Что? — От них тебе тоже хочется плакать? — Нет. Если только там не поется о смерти ни в чем не повинных женщин. Песни о битвах и войнах меня почему-то не расстраивают. — Отлично, тогда нордские песни — это именно то, что тебе сейчас необходимо. Ты ведь наверняка знаешь песню про Рагнара Рыжего, да? Или песню про притеснения моего народа? Так вот, это еще цветочки. У нас полным-полно песен про сражения. Они веселые, но не в том смысле, что там поется про солнышко, любовь и дружбу. Это особенное кровожадное веселье. — Знаю, я ведь изучаю ваши баллады уже много лет. — У тебя будет большой успех, если ты будешь петь про то, как воины убивают друг друга, мой народ просто обожает подобное. — И я хотя бы смогу допеть песню, не разрыдавшись. — Вот-вот. В тебе не только горе, в тебе еще и ярость, это я уже заметил. Не нужно ее сдерживать. Ты же бардка, излей ее в песнях. — Что ж, я попробую. — Попробуй. О, а вот и Вайтран впереди, посмотри. Город, видневшийся вдалеке, был совсем не похож на суровый Виндхельм, тот был из серого камня, запорошенного снегом, а этот и сам был светлым, почти как снег. На вид он казался гораздо более приветливым. То, что Луаффин поначалу приняла за ров с водой, по мере приближения постепенно оказалось всего лишь узкой и мелкой речушкой. Город окружали фермы. Хотя возле Виндхельма тоже можно было найти несколько отдельно стоящих домов с некими подобиями огородов, в тех суровых условиях и холодном климате почти ничего толком не росло, а вот вокруг Вайтрана было полным-полно капустных и картофельных грядок. Может быть, тут и яблоки растут? Луаффин полезла в декольте, проверяя наличие денег. Она снова пришила кармашек к внутренней стороне нового корсажа, чтобы не потерять свои немногочисленные сбережения. — Чего ты там у себя в декольте копаешься? — удивился Ралоф. — Это не только декольте, это еще и мой личный сейф, так сказать. Яблочко себе хочу купить. — Эх, и почему я так не могу? — вздохнул Ралоф. — Удобно, наверное, и деньги в сохранности. — Ты можешь спрятать деньги чуть пониже, — невозмутимо предложила Луаффин. — Нет уж, спасибо. Когда ты на глазах у всех засовываешь руку себе в декольте, то это, хоть и смотрится странновато, но это еще куда ни шло, а вот ежели я засуну ладонь себе в штаны, то меня неправильно поймут. — Меня тоже кто-то может неправильно понять, решить, что это я так с ним заигрываю. Думаешь, легко, когда любой мужчина может почему-то вдруг решить, что я его хочу, и начать приставать? — А ко мне вот никто не пристает, — неожиданно вздохнул Ралоф. — А ты хотел бы? — удивилась Луаффин. — Ну, не то чтобы хотел… просто я, как мужчина, обычно не получаю ни комплиментов, ни подарков, это мне нужно что-то активно делать и проявлять знаки внимания, чтобы меня заметили, и все равно в итоге я могу получить от ворот поворот. Я не утверждаю, что тебе не тяжело. Вовсе нет. Но каково тебе было бы вместо внимания постоянно получать отказы? — Так уж и постоянно? Ты вполне привлекательный мужчина. А каково тебе было бы постоянно опасаться приставаний тех, кто сильнее тебя? — Но мне действительно очень часто отказывали. Я и сам не знаю, что делаю не так. Впрочем, судя по твоему рассказу, тебе и правда нелегко. Теперь мне стыдно не только за нордов и нордок, но еще и за мужчин, которые не желают слышать слово «нет». Я буду тебя защищать, если хочешь. — Хочу. А я буду давать тебе советы по ухаживаниям, если ты не против. Я не Хадвар и вообще не мужчина, но, наверное, все же смогу поведать тебе кое-что полезное. По крайней мере, я знаю, как это, когда за мной ухаживают. Знаю, что обычно бывает приятно, а что нет. — Договорились. Ну что, а вот и конюшни, здесь мы на время расстанемся. Если ты не против, я пока посижу вон в той медоварне, видишь ее? Это медоварня Хоннинга, грешно быть поблизости и не зайти на кружечку-другую. Ты справишься без меня, или мне все-таки лучше пойти с тобой? — Да не надо, жила же я как-то все это время без телохранителя. — Ну, ладно… город вроде бы спокойный, да и преступность там совсем низкая, как я слышал. Да и высоких зданий там нету, чтобы с них прыгать, не считая дворца ярла, но по нему тебе лазить не позволят. Возвращайся, пожалуйста, и сообщи мне, как все прошло, что тебе ответил ярл. И ты еще должна мне второе одолжение, помнишь? — Помню. Я вернусь, обещаю. Луаффин обняла своего нового друга и направилась к городским воротам. Ее ждал Вайтран.