Страсти Христовы

Бог пидоров не любит. Зато пидоры отдаются Богу всецело. Запретный плод сорван, сгнил и воняет на весь мир, размазанный по всем поверхностям, наследие Адама и Евы, любящих, жаждущих, смешавших сперму и кровь. Вопиющая красота, Змий шею обвил, красивые речи шепчет, завороженный ими и не замечаешь, как задыхаешься, гибнешь собакой обманутой. Каждому по персональному Змию на шею, никаких ангелов и демонов на плечах, они шматом дерьма остаются, Лукавый жаден, у него своя истина. Что плохого в том, чтобы сорвать яркий плод в саду собственных запретов и ограничений? С уймой запретов и правил, которым обязан следовать всю жизнь, игнорируя собственные желания, что может Рай предложить? Ешь всю жизнь ради насыщения, а не удовольствия вкусом и на небесах сможешь поддаться Чревоугодию? Так? Тело к телу, тяжелое дыхание отбивается от стен эхом, Твик сжимает пальцами край спинки лавочки, выгибается в спине, подмахивая тощей задницей. Крейг впивается пальцами до синих пятен, кусает плечи, долбит остервенело, будто животное. Твик краше Иисуса. — Πάτερ ἡμῶν ὁ ἐν τοῖς οὐρανοῖς ἁγιασθήτω τὸ ὄνομά σου*, — на ломанном греческом, в жарком выдохе, длинными пальцами сжимает светлые волосы, душою трепещет. «Святи праздник Господень.» Трогать тощее тело руками, целовать до болезненности губ, трахать яростно — праздник. Твик — Божий подарок. На все воля Его, мы сделаны по Его образу и подобию. Твик хрипит в экстазе, большими глазами впивается в иконы, чувствует одобрение, рвет кожу на губах зубами, почти не моргает. Выгибается по-блядски, как ребро того, кто стал причиной грехопадения. Только взгляд стыдливо не прячет, нагое тело не скрывает, всем сердцем вопит «смотри на меня, смотри на меня». Смотрисмотрисмотрисмотри. Делает паузу, чтобы ноздрей втянуть дорожку. Тянет тощие руки к Христу. Крейг сжимает ладонью шею, блондин задыхается, дрожью охваченный, прежде чем излиться на сидение. Паучьими пальцами пытается убрать грубую ладонь со своей гортани, поломанными ногтями кожу царапает, мир перед глазами медленно тухнет, только взор Его горит ярче пламени, сердце обжигает. «Свет последней лампочки тихо погаснет в истоме Самосожжение — это мои страсти Христовы.»