***
Запах сандала. Грейнджер подрывается, вскрикивая от остаточного страха. Смотрит вверх, откуда она должна была упасть. Глиняная крыша над головой целая. Слышится скрип двери. Грейнджер резко поднимается и забивается в угол. И только сейчас видит на себе чистую одежду — чёрный балахон. Стопы перемотаны льняными бинтами. Женщина быстро закрывает за собой дверь, снимая платок. Вскидывает руки вверх, показывая, что безоружна. Смотрит на Гермиону с жалостью. Цокает. — Кто вы? — голос слабый. Голова кружится. Грейнджер прикасается к глазу. Скуле. Разбитой губе. Ощущает, что раны стали меньше. Кто-то заплёл ей косу, обмыв спутанные, в крови и краске волосы. Женщина лет пятидесяти с прокрашенными чёрным веками садится к ней на кровать и негрубо обхватывает её лодыжку. Гермиона сопротивляется, но женщина вновь цокает. Что-то говорит на арабском. И теперь притягивает ногу на свои колени, разматывая бинты. У Гермионы болит грудь от частых ударов сердца в рёбра. Она боится любого шума за занавешенным окном. Яркий солнечный свет проникает сквозь занавески. Сколько она была без сознания? — Мэм? — обращается к женщине. — Как мне отсюда выбраться? Вы меня понимаете? — Сначала лечить, — с акцентом отвечает та, указывая на ноги Гермионы. — Выхода нет. — Сколько прошло времени? — не успокаивается Гермиона. Показывает на крышу, изображая падение руками, а после показывает на кисть, будто на часы. — Сколько я спала? — Раз день. Два день. Боже. В горле растёт ком. Надежда на то, чтобы спасти Чейза, просто маловероятна. Он помог ей сбежать. Эти изверги могли замучить его до смерти. Она прекрасно знала их способы. Почему женщина ей помогает? Почему за два дня сюда никто не вошёл, раз её искали? Серая холодная мысль о том, что она её лечит, чтобы потом отдать диким для… — Нет! — Грейнджер смахивает ноги на пол. Женщина вновь цокает. Тянется к кувшину, наливая в стакан воду. Протягивает ей. — Нет! На это её спасительница приподнимает чёрные кустистые брови, поднося стакан к губам, делая пару глотков. Словно доказывает, что это безопасно. — Пить. Лекарства. — Почему вы мне помогаете? Вы отдадите меня диким? Женщина округляет глаза, слыша последнее слово. Подносит палец к губам и шикает. Неужели в этом адовом городе есть хорошие люди? Гермионе не верится. Она делает неуверенный глоток, узнавая вкус зелья. Обезболивающее. — Город диких, — тихо произносит она, а потом указывает себе в грудь. — Я — нет. — Как уйти отсюда? Камины? — Грейнджер разводит руками. Общаться жестами лучше, нагляднее. Женщина не отвечает. Просто каменная ловушка. — Палочка? Где моя палочка? Женщина оттягивает край одеяла. Сломанное пополам древко лежит между стеной и матрасом. — Ждать белой луна, — женщина встаёт с кровати, указывая в потолок. — После бежать. Надежда на спасение горит в Грейнджер пламенем. Греет. Как она хочет сбежать от этого ужаса. Из каменных джунглей. В холодный, дождливый и родной Лондон. Грейнджер ставит локти на колени, протирая лицо руками. Шипит. Бровь всё ещё болит. Женщина подходит к ней ближе, слабо ударяя по пальцам. — Не трогать. Мазь. И впервые за очень долгое время Гермиона одаривает незнакомку подобием улыбки. Она без слов благодарит её. И чтобы не заплакать, уводит взгляд, осматривая комнату. Кровать на одного человека, стоящая напротив, заправлена. Комод прямо у двери. Украшения из соломы в вазах. Расписной красный ковёр. А у второй двери, наверняка ведущей на задний двор, Грейнджер видит газету. Сердце пропускает удар. Встаёт осторожно, ощущая невесомость, но твёрдо вжимая стопы в пол. Совершенно не понимая, что пятки больше не болят. Мозоли зажили. Она идёт к газете и берёт в руки, видя арабский язык. Но самое страшное не это. Колдография похорон. Люди в чёрном. Профили Пенси, Блейза и Леона, стоящих у гроба… Она блуждает взглядом по колдографии и не может найти ещё одно лицо. Его просто нет. И вот он вновь настигает её. Страх. Холодный, он липнет к коже, отдавая дрожью по телу. Грейнджер разворачивается, вытягивая газету. Дрожащим голосом спрашивает: — Что… что здесь написано? Чьи это похороны? Женщина, взяв газету, тихо шепчет, читая заголовок. Щурится, переводя в уме. — Малфой. Драко Малфой. Гермиона сползает по стене, не веря своим ушам. Веря глазам, которые запечатлели плачущую Пенси, Леона и Блейза, стоящих у гроба. Безликих. Убитых горем. Так вот почему он не пришёл за ней. Она приподнимает руку лишь потому, что глаза начинает ужасно щипать. Она не чувствует слёз. Она чувствует дыру в груди. Она растёт, поглощая всё своей чернотой. — Умер в Азкабан. Поцелуй дементора, — добивает её женщина. «Ты делаешь меня слабым» — стало пророческим. Грейнджер беззвучно плачет. Женщина подлетает к ней, толкая на себя. Указывает молчать. Вытягивает руку к кровати, отгибая матрас. Там полое пространство. Грейнджер слышит звук копыт за дверью. Кто-то выбивает двери в соседнем доме. Дышать невозможно. Она ныряет под кровать, и её тут же закрывает женщина. Свечение на секунду видно из щелей опоры кровати. Её запечатали. Хруст выбитой двери. Женщина ругается на арабском. «Гость» молчит, пока Грейнджер боится даже пошевелиться. Шаги. Всё сопровождается высоким тембром голоса её спасительницы. Грейнджер в щель видит грубые мужские ботинки и чёрное одеяние. Гость ещё пару секунд стоит на месте, будто смотрит на женщину, и выходит из дома. Женщина закрывает дверь, палочкой восстанавливая сломанный замок. Садится на кровать и просто молчит. Сколько проходит времени? Они слушают, как мужчина выбивает дверь за дверью, как раздаются возгласы недовольных. Кажется, кто-то даже стреляет магией. Примерно через полчаса Гермиона жмурится, когда женщина отгибает матрас, помогая ей встать и выбраться. Тихо шепчет: — Ты. Молчать. Когда темнеет, женщина приносит еду и молоко. Они сидят на полу, расстелив скатерть. Недели назад Гермиона готова была руку отдать за кусок хлеба, а сейчас в горло ничего не лезет. Грейнджер узнаёт её имя. Захра. А вот себя называет вторым именем — Джин. Ещё узнает, откуда у женщины глубокий шрам на лбу. На вопрос о нём Захра тихо отвечает: «дикие». — Почему вы не уйдёте? — Гермиона пьёт тёплое молоко с мёдом, чувствуя, как оно приятно греет желудок. — Сын дикий. И смотрит на Гермиону с таким сожалением и материнской болью. Невозможно это не прочувствовать. Каково ей знать, что её родной человек в клане таких жестоких людей, но всё равно быть рядом. В этом городе-лабиринте. Это семья по значению мафии? Как вообще можно заводить семьи в мафии? Грейнджер так глубоко никогда не задумывалась. Постоянная опасность. Знать, что твой муж может не вернуться, сын — умереть. Дочь выйти замуж за какого-нибудь психа из диких. Но всё равно быть частью этого мира. Грейнджер в маленькой комнатке, где располагается туалет, долго смотрит на себя в зеркало, сняв одеяние. Чёрные полосы Номуры облепляют тело, как объятия. Как длинные щупальца. Не видно начала и конца. Они шевелятся, если Грейнджер думает о татуировке. Теперь она Номура. Как вынужденная мера выжить. Вот так её «я никогда не убью человека» стало противоположно. Вот так её я не захочу стать частью мафии стало жизнью. Ей кажется, что, выбравшись отсюда, попав домой, настанет долгий период самобичевания. Долгая боль, которая настигнет её чуть позже. Сейчас всё атрофировано. Сейчас хочется выжить. Ей хочется обнять маму и отца. Хочется разрыдаться у них на плечах. Хочется быть дома. Она никогда не расскажет им, что с ней случилось. Им нельзя проходить через то, через что прошла она. Им нельзя даже знать о мафии. Уберечь родителей от всего этого ужаса — превыше всего. Гермиона сидит на кровати, держа на коленях газету. Тонкие страницы все в мокрых каплях. Это нормально, вот так страдать по нему? Это ненормально. Это невыносимо. Легко признаться себе, как она ненавидит Драко. Сложно признать, как он стал дорог ей. Был… Это больно. Мысли хрустят сомнениями. Они борются друг с другом. Пожелала бы она себе такой судьбы, зная обо всём наперёд? Нет. Но, к сожалению, всё случилось. Случилась встреча. Случились чувства. Случилось нечто новое. Неизвестное ей. Это там. Внутри. Сомневается. Влюблённость коварна. Она путает разум. Накладывает туман на запреты, лишая логики. Сложно не заплутать. Сложно убежать, когда у тебя нет выбора. Когда приспосабливаешься к новой жизни и, чёрт возьми, находишь в этой жизни не того человека. Она не знает, каково быть Драко. Каково вот так с лёгкостью плевать на законы мира, придерживаясь только своих. Всё ради семьи? Такие жертвы… Нет. Она не знает, как от этого можно не сойти с ума, как от этого не стынет кровь в жилах и не тошнит от смертельных выстрелов. А Малфой был камнем. Держал лицо, осанку. Держал мысли в порядке. Смерть была неотъемлемой частью его жизни. И он с ней говорил на «ты». Теперь она его переиграла, и забрала в свой подземный мир. Что с ним случилось? Почему он был в Азкабане? Господи… Она должна эти мысли ненавидеть. Но как же цепляется за них. Как же не хочется верить. Драко умер. Почему тогда она плачет? Если это всё равно закончилось бы в будущем, когда ей стёрли бы память. Почему слёзы не прекращаются, когда она должна презирать его за ложь. Почему? Наверное потому что хорошего с ним было столько же, сколько плохого. А Грейнджер всегда верила в лучшее… Мама говорила, что сердцу не прикажешь. Знал ли он, где была она всё это время? Что он думал? Было ли ему больно? — Завтра. Грейнджер вытирает слёзы, глядя на Захру, вопросительно хмурится. — Завтра уйдёшь. Ещё Грейнджер узнаёт, что многие женщины в этом городе помогают пленницам, которые смогли убежать или добраться до города. Единицы. Редкие чужие жизни спасали эти женщины каждый год. Гермионе повезло попасть в их число. Руки дрожат. Гермиона ложится на кровать, отвернувшись к стене, прижимая газету к груди. Она думает о доме. О родителях. О Пенси и Амме. Она думает о Чейзе. Жив ли он? Холодно ли ему? Днём Грейнджер спрашивает женщину, где располагаются тюрьмы диких, где то самое место, где держат пленников. Ответ разочаровывает. Дикие скрытные. Лабиринт города замел следы, выстроив новые улицы и пути. Раскидал дома по разным точкам. Теперь невозможно найти что-то, тем более скрытое магией, в этом муравейнике. Гермиона сглатывает. И просто молится о том, чтобы Чейзу не было больно.***
На рассвете Захра толкает Грейнджер в плечо. Даёт ей вуаль и платок, чтобы покрыть голову и спрятать лицо. Гермиона с дрожью одевается. — Камин, — начинает женщина, тихо проговаривая план, — магазин специй. Женская часть города. Много гиен. Держи. Она даёт бутылёк с зельем. — Пить. Горько. Крутит живот. Но нет запаха. Твоего. Гермиона сомневается, и Захра касается её кисти, придвигая ко рту. — Пить. Гиены не чувствовать. Она глотает зелье с зажатым носом, но всё равно чувствует отвратительный привкус. Оно жжётся на языке. Обжигает гортань. Гермиона отставляет бутылёк на тумбу и сразу же ощущает запах. Так пахнет мокрая земля. От её кожи теперь исходит запах, чужой запах, блокирующий её след. Женщина кивает и открывает палочкой дверь, накидывая платок и вуаль. Они идут по улице, плотно прижавшись друг к другу. Лица опущены, глаза в пол. Солнце неимоверно обжигает даже под чёрной тканью одеяния. Здесь пусто. Но когда они заходят за поворот, улица становится шире. Много женщин в таких же нарядах. Они стоят у товарных лавок с фруктами и овощами. Над рынком летают волшебные бабочки, орошая овощи росой. Слышны смех и разговоры. Как вообще можно существовать здесь? Гермиону пробивает дрожь. Захра останавливается напротив прилавка со специями. Так же поступает и Грейнджер, рассматривая товар. Много маленьких корзиночек с молотым перцем, корицей, солью и прочими пряностями. Женщина вдруг показывает пальцем на корзинку с искрящимся зелёным порошком. Грейнджер узнаёт в нём летучий порох. Сердце начинает разгон. Гермиона тянется к корзинке, зачерпывая порошок. Женщина-продавец кивает им на задний вход магазина. Все молча. Они быстрым шагом огибают прилавок и заходят внутрь. Всё здесь забито мешками со специями и травами, пахнет тмином. Захра подталкивает её к стене и касается палочкой стола, который тут же скидывает с себя мираж. Камин невысокий. Нужно присесть на корточки, чтобы войти в него. Гермионе кажется, что она спит. Что всё неправда. — Идти! Быстрей! Грейнджер вползает в камин. Порошок в руке становится чуть влажным от того, что ладонь вспотела от волнения. Она смотрит на Захру со слезами на глазах. — Спасибо! — Идти, девочка! Спастись! Грейнджер роняет слезу ровно в тот момент, когда бросает порошок под себя, называя адрес своей квартиры. Зелёное пламя поглощает её.***
Два дня назад. — Он синий. — Потому что мёртв. — Вы сказали, что всё будет по плану… — Жди, мальчик. Что такое смерть? Чёрная мантия, которая накрывает тело, и тебя больше не существует? Ты исчезаешь, растворяясь в небытие? Или это ад, придуманный маглами? Драко не знает. Но он знает одно. Это больно. Блядски больно, когда кости раздирает яд. Как он медленно проникает в каждый сосуд. Как медленно убивает мозг, заставляя отчаиваться и жалеть обо всём. Драко знает только это. А ещё невыносимо оживать. Делать первый глоток воздуха лёгкими, которые забывают, как дышать. Вдохом туго натягивая колбы лёгких. Вдох. Ещё один. Такой же больной. Малфой сгибается пополам, ощущая на себе чьи-то руки. — Вливай в него первое зелье! Он пытается отмахнуться от прикосновений, настойчивых, но его рот с усилием открывают, заливая что-то горькое. Зрение мутное. Всё плывёт. Грудь сдавливает от желания прокашляться, но не выходит. — Это я! — слышится сбоку. — Драко, это я… Леон крепко сжимает его плечи, нависая над ним. Малфой лежит на чём-то мягком. — Второе зелье. Быстрее! И вот опять. Пытка горькой настойкой. Драко кашляет, разбрызгивая половину. Больно. Будто сломали рёбра. Он начинает чувствовать покалывание в губах, а после и во всём теле. Зрение фокусируется на Леоне, сидящем на корточках перед ним. Драко пытается подняться, сесть, и друг помогает ему это сделать, ухватив за плечо. Малфой смотрит вперёд, на лакированные туфли на низком каблуке. Чёрные колготки и юбку чуть ниже колен. — Ёки… Пахнет табаком, свечами и чем-то ещё. Его голова кружится. Он смотрит на руку, откуда всё началось. Жало скорпиона он сжал в ладони, когда началась драка. Диверсия ради будущей ложной смерти. — Где Гермиона? — хрипло проговаривает он. — У Пенси в доме? Молчание. Блять. — Ты сейчас уснёшь и проспишь пару часов. Очнёшься, поговорим. Ёки выдыхает дым прямо в сторону Драко. И самое смешное в этом, что он сейчас потратил бы пару минут на курение. Как же скотски хотелось задымить лёгкие. В голове белый шум. Драко падает на подушку, теряя сознание.***
Что ж. Это был безумный план. Драко, получив в камеру скорпиона, также получил и маленькую записку, узнав почерк друга. «Дождись Дэниса, если поменяются планы, он всё передаст. Яд от жала убьёт тебя на несколько часов». Это в край отличалось от того, что они задумывали много лет назад. Этот план был изящнее. Более чётким. Конечно, ведь именно Ёки приложила руку к нему. Теперь он об этом знает, услышав полную историю. Ёки — её второе имя, означающее «второе рождение». Женщина, которую звали Аи, умерла для всех тридцать лет назад. Ёки узнала, что одну из её девочек поймал клан, также находящийся в Японии — клан Акул. Попытавшись бежать от них, девушка использовала заклинание Авада Кедавра прямо на центральной улице Токио, где её тут же схватили авроры. Девушка была новенькой. Знала только Госпожу и что та торговала наркотиком, занималась игорным бизнесом. Всё это в Аврорате узнали с помощью сыворотки правды, тем самым рассекретив Ёки, объявив её в розыск. Наказание в Японии за эти преступления — смерть. И перед тем, как на пороге её дома появились авроры, Ёки уже была мертва. Следствие прекратило дело. А Ёки исчезла для всех. Её семья знала об этой уловке много веков, разработав самостоятельно яд так, чтобы он мог убить всего на несколько часов. Сердце останавливалось, пока мозг продолжал работать с помощью примеси, которую вкачивали в жало скорпиона. После обязательно нужно было выпить несколько зелий, для того, чтобы восстановиться. Об этом способе знала только семья Ёки. Теперь и Драко. Малфой сидит напротив Госпожи Скорпионов, куря уже третью сигарету. Он стучит ногой, каждый раз оборачиваясь на дверь. Ждёт Леона с новостями. — Тебе страшно за неё, — смело выдаёт Ёки. Драко не отвечает. Всё очевидно. — Три недели ей удавалось где-то прятаться. Но вчера… — Я не верю, — лжёт самому себе, — что её убили! Трон Номуры пробудился, засветившись гербом. Гоблин круглого стола срочно собрал всех Господинов. Почти для всех это стало шоком. Всё это время Аквамарину удавалось руководить кланами, выдвинув себя Главным. Сейчас же все видели шок в глазах Эндрю Аквамарина. Если он так испугался, то это не он мог причинить вред Гермионе? Драко думает о вреде, не о смерти. Он просто не позволяет себе предполагать её смерть. Просто, блять, не может. Пятка стучит по полу, и, кажется, это раздражает женщину. Она кладёт ладонь поверх его колена. — Мальчик. Ты съешь себя ненавистью, — её голос хриплый. На некоторых буквах с акцентом. — Думаете, у меня нет повода ненавидеть всех, кто сделал это со мной? Я уничтожен. Всё, что я делал, моя семья делала… Я стёрт. Меня не существует! — Так делай всё так, будто тебя не существует! — с обидой говорит она. — Я что, зря тебя спасла? Кстати, об этом… Малфой догадывался, какой будет цена. Хотел бы, чтобы это было не так. — Я знаю, что вы попросите взамен, — Драко смотрит ей в глаза, не уводя взгляда. Делает долгую затяжку. Ёки облизывает губы. Красная помада становится ярче. Женщина выдыхает. Хмурится и первой уводит взгляд в сторону, будто ей стыдно. — Он мой сын. — Он поднял руку на мою семью! — грозно проговаривает он. Но знает, что уже проиграл, приняв помощь. Ему просто нужно было обозначить. — Ты правильно сказал. Семья, — женщина стряхивает пепел в подлетевшую пепельницу. — Акихиро никогда не будет частью моего клана. Он безумен. Но как бы то ни было, он мой сын. Моя семья. Я делаю то же, что и ты. Защищаю. Это единственная просьба. Не убивай его. Любила ли она сына? Столько ходило слухов, что Ёки почти не принимала участия в его воспитании. Что каждую его просьбу взять его в клан она отклоняла. Как он себя чувствовал, зная, что женщина выше него? Эго психопата просто уничтожит все мысли, сделав его ещё безумнее. Но как бы то ни было, Ёки защищает Акихиро. Можно ли это назвать любовью матери? Драко думает, что да. Он не будет её осуждать. Кто он такой, чтобы делать это. Драко клонит голову, обозначая согласие. Слышит, как с облегчением выдыхает женщина. — Где он сейчас? — просто интересуется Драко. Ёки морщится в презрении и выплевывает: — На дикой охоте. Малфой хмыкает, разделяя её настроение отвращения. Клан Гиен — самый большой клан в мафии. Самый жестокий. И самый скрытный. Все они чтят закон, заметая за собой следы, чтобы ни одно их зверское похищение маглов не было отслежено. А дальше… забавы, на которые порой съезжаются и другие кланы, чтобы почувствовать запах крови и ощутить её на губах. Почувствовать себя хищником, загоняющим дичь перед тем, как убить. Проституция. Опыты. Жуткие игрища, где жертв загоняли до смерти. Диким и другим отбитым из кланов нравилось смотреть, как маглы попадают в ловушки, а самых крепких, сумевших добежать до города, продолжали пытать уже другими способами. Колкий удар сердца прямо в тот момент, когда в комнату, поклонившись обоим Господам, входит Леон, заводя руки за спину. — Господин Малфой. Я проверил мэнор ещё раз, её там нет. Наши люди пытаются искать её везде. В квартире Гермионы пусто, мы поставили слежку магией. У родителей в Австралии так же нет Гермионы. Везде стоят авроры на случай, если она появится. Удар сердца сильнее. Заметая за собой следы… Скрытные… Драко тушит сигарету так быстро, что роняет пепел на пол. Опирается локтями о колени, устремляя взгляд в одну точку. Он не верит мыслям. Всё выглядит абсурдно. Но… Дикие были в Будапеште, в купальнях Кавалье. Значит, уже тогда они разлетелись по странам, ища жертв, попутно забавляясь «в гостях» у кланов. Они набирали жертв для красной луны. Он смотрит на Леона. — Дикие были в Лондоне на момент пропажи Гермионы? Когда взорвалась машина? Ёки хмыкает: — Дикие искали жертв повсюду. Никто не знает, где они их ловили. Ты же знаешь, что они всё делают чисто. — Вот именно, — Драко встаёт на ноги. Берёт новую палочку, которую Леон купил на чёрном рынке. — Они всё делают скрытно. Какой шанс, что они были там, где была Гермиона, бежавшая от погони? — Мизерный шанс, — отвечает Ёки. Он будто чувствует, что зацепился за еле уловимую нить. — Ты проверял диких? — Я не был на дикой охоте. Я искал её здесь, в Лондоне. Без палочки и каминов она не могла переместиться в другую страну. — Если её не переместили! И вот теперь страх за Грейнджер накрывает новой волной. Номура пробудилась. И он очень хочет, желает, чтобы на ней. Дьявол. — Подготовь мои похороны, я отправлюсь в Египет, — Драко говорит это Леону, — никто не должен знать, что я жив. Моя семья кроме вас не должна об этом знать. Взгляд на Ёки. Встретит ли он Акихиро? Он сдержит своё обещание. Их сделка в силе.***
По приказу Драко Леон остаётся в Лондоне — на случай, если Гермиону найдут там. Малфой не может привлекать внимание и брать с собой людей. Сейчас он мёртв. А это значит, ему нельзя светиться. Ёки же, в свою очередь, обещает контролировать большой стол. Если что-то узнает, то сразу даст знать. Драко перемещается из камина Ёки прямо в город диких. Его сразу же окружают мужчины, разглядывая гостя. Малфой во всём чёрном, одеяние до земли. Голову скрывает капюшон и ткань на пол лица. Он клонит голову, здороваясь. Взмахом палочки призывает облик морды гиены, обозначая, что он знает, чей этот город. Что он причастен к мафии. Ему на руку скрытность. Здесь не будут спрашивать, из какого он клана. Охота кончилась день назад белой луной. Драко покупает лошадь за пару тысяч галлеонов, не жалея, что накинул сверх суммы. Просто чтобы не было вопросов. Просто чтобы задобрить. Он садится на коня, видя, как к нему подходит мужчина в тюрбане. — Поздно для охоты, — говорит он, глядя снизу вверх. Драко гладит по гриве коня, успокаивая его. Животное словно чувствует дикого. Боится. — Кто-то остался? — сглатывает. Чувствует, как грудь сжимается в тисках. Дикий молчит. — Я куплю любого, — настаивает Малфой. — Любую сумму. — Слабые старики. Женщин нет. Всех продали. Если остались, то полуживые. Будете брать? Драко кивает. Мужчина берёт за поводья лошадь, цокнув пару раз, и конь, заржав, начинает идти прямо за ним. Дикий взмахом палочки целится в стену. Она с грохотом разъезжается. Драко смотрит на небольшой участок песка. Несколько десятков метров, где вдалеке виднеется длинный одноэтажный дом. На улице, в тени навеса, сидят дикие. Их много. Смеются над тем, как две гиены ухватившись пастями разрывают чью-то конечность. Мужчина ведёт его к дому, останавливается, привязывая лошадь. — Можете выпустить дичь в пустыню. Конь быстрый. Догоните вмиг. Малфой кивает. Его рот скрыт за полотном, и дикий не видит, как он кривит губы в презрении. Слышатся стоны женщин. Малфой заглядывает в раскрытые двери, пока следует за диким по коридору. В одной из комнат две девушки. Или женщины? Смирившись с судьбой или под Империо, они трахают диких, сидя верхом. Двери даже не закрывают, как ещё одна насмешка над жертвами: войти и присоединиться может любой, кто заплатил. Малфой чувствует, как его трясет от злости. Он всматривается в профили девушек, выдыхая, не находя сходства с Грейнджер. Ступени вниз. Поворот. Три гиены рычат и тут же скулят, когда дикий им что-то приказывает. Вонь жуткая. Пахнет смертью. Первые камеры пустые. Открытые. На полу миски, кровь. Драко идёт следом, пока мужчина не останавливается, кивая в сторону решётки. Трое мужчин лежат на полу. Один поджимает ноги. Второй обделался под себя. А вот третий… Драко хочет пройти дальше, как вдруг в голову стреляет нечто знакомое. Он резко останавливается, показывая пальцем на одного из них. — Покажи этого. Дикий щёлкает замком, открывая его. Подходит к выбранному и хватает за шиворот робы, приподнимая его к свету. Малфой чувствует, как разливается раскалённая сталь по всему телу, когда в избитом лице узнаёт Чейза. Сколько здесь людей? Наверху было около тридцати. В комнатах ещё десяток. Гиены. Он не справится со всеми. Драко сглатывает. Кивает. Бросает в руки дикого увесистый мешок, а тот, в свою очередь, ощутив вес золота, улыбается, оголяя золотые клыки. Он щёлкает Чейза по щеке, указывая пальцем на Драко. — Тебя купили. Подъём. Дикий хватает Чейза под локоть, поднимая. Старик еле стоит. Ничего не слышит и не понимает. Он избит. И сколько ему осталось? Малфой хочет, чтобы он протянул ещё немного, чтобы узнать информацию. Чтобы вернуться и убить всех собственными руками. По очереди. Скрыто. Чейза кладут на лошадь. Драко ловко запрыгивает следом и, не прощаясь, скачет обратно прямо через стену, ставшую миражом. Он скачет по улицам, поворачивая то влево, то вправо. Ищет укромное место. И на повороте, забредая в тупик, спрыгивает с лошади, а после осторожно стаскивает мужчину. Переживёт ли он перемещение? Переживёт ли, если сейчас залезть ему в голову? Чейз сам прекращает его мысли. — Пустите! Убейте меня! Хватит мучать! — Джек. Драко присаживается перед ним на колено. Чейз обессилено сидит на ногах, упирая стопы в землю. — Джек! — он поднимает лицо Чейза за подбородок, чтобы тот взглянул ему в глаза. Драко снимает ткань с лица. — Я сдох? — Где она? Кашель. Хриплый, с кровью кашель. — Где Гермиона? — он трясёт его за грудки, чувствуя, как огонь в крови обжигает кости. — Сбежала. Она сбежала, грёбаный ты бл… Кашель. Сердце в глотке. Драко чувствует, как потеют ладони. Как затылок покрывается мурашками. Сбежала. Она всё ещё здесь. Малфой распрямляется. Идёт к лошади, но чёрт возьми. Он останавливается, оглядываясь. Блядство! Малфой снимает перчатку с руки. Поднимает Чейза, дыша при этом через рот, чтобы не вдыхать смрад. Он оставляет на земле сигарету, шепча заклинание — для того, чтобы вернуться. Касание кольца. Порт-ключ срабатывает сразу же, всасывая мужчин в воронку. Он кладёт Чейза на кушетку. Стив выходит из своего кабинета, кланяясь Господину. Он знает, что Драко жив. Ещё один приближённый. — Спаси его, — Драко смотрит на Чейза с жалостью. — Он мне ещё нужен. Скажи Леону, чтобы он проверил его воспоминания. Боюсь, что если я сейчас загляну в его голову, он умрёт. — Всё верно, — Стив подтверждает слова, склоняясь над Чейзом. — Он на грани смерти. Не выдержит легилименцию. Касание кольца. Хлопок. Драко разъярённо идёт по улицам, пряча лицо. Заглядывает почти в каждый дом в поисках Грейнджер. Женщины визжат. Он не знает, когда дикие почувствуют опасность от него. У него мало времени на раздумья. Он сворачивает на безлюдную улицу. Прислушивается. Стучит в первую дверь. Ответа нет. Лишь копошение. Отойти назад, чтобы пнуть ногой дверь, выбивая её. Женский визг. Тёмные, даже чёрные волосы. Это не она. Следующая дверь. Удар. Две кровати. Суровый женский облик перед ним. Хмурости добавляет шрам на лбу женщины. Она кричит на него на арабском. Машет рукой, чтобы он ушёл. Драко молчит. Смотрит, оглядывая комнату. Её здесь нет… Гермионы здесь нет… Следующий дом…***
Он ходит по городу до самой ночи, но сменив тактику. Теперь он прислушивается. Заглядывает в окна, пока в одном из них не видит катану, стоящую у стены. Драко аппарирует внутрь, прикладывая палочку к глотке спящего Акихиро. Он весь в крови. Даже не отмылся, прежде чем лечь спать. Парень дёргается, привставая на локтях. Видит перед собой Малфоя. — Жив! — уродливая, психически ненормальная улыбка ложится на его лицо. — Ублюдок жив! Ты жив! Вытащи меня отсюда. Сука сломала мою палочку! Драко бьёт его лбом в лицо. Разгибается, накладывает на парня Петрификус. Лезет в голову, в мысли и замирает. Он видит всё. Он видит свою женщину, выныривающую из вазы. Её глаза светятся ярко-голубым свечением. А потом погоня. Лабиринты. За краской не видно ни тату, ни кожи, но Малфой знает. Теперь. Чёрт возьми, точно знает, что перед ним Номура. Гермиона сбежала. Драко облегчённо выдыхает. Чувствует теплоту на кончиках пальцев. Столько в ней силы. Взглядом убить может. Но вместе с тем хрупкая. Избитая. Без… — Палец… — тихо проговаривает Драко, а потом со всей силы пинает Акихиро в живот. Тот лежит и ничего не может сделать под оглушающим, лишь стонет. Он срывает свою злость на нём. — Обливиейт. Драко стирает воспоминание о себе и уходит так, как пришёл. Тихо. На рассвете, чувствуя переполняющие эмоции гнева, к Драко прилетает весть. Гермиона дома. Она вернулась... Теперь его месть как хаос будет маршировать по лицам каждого, кто сделал это с его семьёй.