Драко Люциус Малфой.
5 июня 1980 — 13 февраля 2008 год.
Вчера вечером Амма спросила её, почему она так истошно плачет по ночам. В ответ Пенси улыбалась самой ложной и самой радостной улыбкой-маской. Она говорила дочери, что ей всё это послышалось. Сейчас она будет глушить свою комнату. Вот бы так же заглушить мысли в голове. И боль. Она не сказала дочери, что случилось. Почему им нельзя выходить в город, и почему дома гостит Блейз. Паркинсон просто пыталась что-то придумать, пока Кляк с грустью и тоской в глазах предлагал Амме развлечься, выгуливая псов. «Драко уехал очень далеко» — самая гнусная ложь на свете. Именно это Паркинсон сказала дочке. Забини стоит у самого гроба с непроницаемым выражением лица. Он смотрит на мёртвого лучшего друга, его руки заведены назад — как последняя честь своему Господину. Леон держит зонт над головой Хантера. Бладрейн, оперев локоть о ручку кресла, закрывает лицо ладонью. На секунду взгляд Пенси встречается с глазами Леона. Сколько же там боли, и у неё не меньше. Вот так они и стоят под ледяным дождем, прощаясь с частью их жизни. — Прими мои соболезнования. Паркинсон вздрагивает и тут же подставляет зонт для подошедшей к ней Ёки. Женщина во всём чёрном, вуаль на шляпке спадает на лоб. Пенси протягивает палочку, помогая Ёки закурить. — Спасибо, что обеспечили нам охрану на похоронах, — благодарит Пенси, оглядываясь вокруг. Люди клана Скорпионов и оставшийся клан Дракона оцепил по периметру кладбище. Она даже видит вдалеке Гарри с несколькими аврорами в красном. — Это всё, что я могу сейчас предложить, милая. Молодая консильери Ёки стоит прямо перед ними, загораживая их спиной. Осматривается. В её руке палочка, за спиной катана. Будто она всегда наготове. — Терять близких — самое ужасное, что может произойти в жизни, — Ёки выдыхает дым, чуть приподняв подбородок. — Вы теряли? — сглатывает Пенси, словно ждёт исцеляющих рану слов. Советов. Как пережить этот ад? — Я теряла моих девочек, и не раз. Каждая в моём клане мне как дочь, милая, — с печалью произносит женщина. Крышка гроба медленно закрывается. Пенси чувствует, как стреляет в сердце. Ей приходится вытянуть голову, чтобы в последний раз взглянуть на едва видный за стенкой гроба профиль Драко. Глянцевый чёрный гроб с гербом дома Малфоев начинает опускаться в землю. Блейз резко отворачивается, роняет подбородок на грудь и прижимает ладонь к глазам. Ни звука. Ни движения. Он плачет тихо. Все, кто сейчас присутствуют на кладбище, склоняют головы, заведя руки назад. Это прощание. Теперь навсегда. Ёки, обойдя Пенси, крепко обнимает её. Отстраняется, с грустью глядя ей в глаза. Слов нет. Всё и так понятно. Она сожалеет. Через несколько минут Пенси решается пройти к могиле. Нагибается к земле, хватая горсть, и бросает на крышку гроба, глядя вниз. Он был для неё другом. Дьявол… Драко был для неё семьей. Все они, искалеченные жизнью, были частью друг друга. — Я люблю тебя, — тихо произносит она и заводит руки назад. Кланяется. — Прощай. А теперь уйти. Уйти, и не оборачиваться. Главное — дотерпеть до дома. А там сорваться… Путь ей преграждает Гарри. Она смотрит в пол и узнаёт его чёртовы ботинки. — Отойди, — грозно проговаривает Паркинсон. — Пенси, я… — он мешкает. — Что ты? — хмыкает она. К ней подходит Блейз, становясь чуть впереди, защищая её от Поттера. — Облажался? Доволен? Она накидывает злые вопросы, чувствуя холод под рёбрами. — Поймал преступника, — говорит она, глядя ему в глаза. Он весь будто избит временем и мыслями. — Но также потерял Гермиону. — Ты знаешь, где она? — с какой-то надеждой в голосе, с отчаянием спрашивает Гарри совершенно наплевав, что они на кладбище. Наплевав на то, у кого они на похоронах. — Не смей, — рявкает в ответ. — Больше не смей у меня ничего спрашивать, Гарри. Секунда молчания. Блейз вытягивает руку, чтобы отодвинуть Поттера с пути. Они идут к порт-ключу, и Пенси всё-таки не сдерживает своё обещание. Она оборачивается, видя, как могилу засыпают землёй. «Прощай».***
Гермиона уже прощается с жизнью, когда её кисть крепко обхватывает чья-то меченая рука. Чёрная. Как уголь. — Держу! Боже… Этот голос. Грейнджер начинает плакать. Второй рукой скребёт по доскам, пытаясь зацепиться. Сил нет. — Держу, я держу тебя! — кричит Чейз. Тянет на себя, хрипит. Она делает мах ногой, пытаясь стопой зацепиться за край, чтобы помочь себе. Не выходит. — Ну же! Ещё раз! — не сдаётся Чейз. И вот она со вскриком, до хруста бедра, толкает ногу вверх. Цепляется. Чейз тянет её за шею, а потом и плечи. Они валятся на горячий песок, с одышкой глядя в небо. Грейнджер срывается. Поворачивается набок, обнимая мужчину. Прямо в сгиб локтя. — Я думала, вы умерли! — вырывается из лёгких. — Думала, сейчас умру я… Мистер Че-ейз! Грейнджер воет. Она не может справиться с истерикой. Её трясет. Ей плохо. От всего. От боли в ногах. От страха, поселившегося в лёгких. От того, что сейчас произошло. Она плачет. Привстаёт на локте, замечая, как в уголках глаз Чейза скапливаются слёзы, но мужчина, отвернувшись и быстро вытерев рукавом лицо, подаёт ей руку, чтобы встать. Они смотрят на тело Марты, которое поглощает песок. Она тонет в нём. Её проткнутая грудь с лёгкостью скользит по пике вниз, пока девушка совсем не исчезает. Грейнджер оглядывается туда, где был взрыв. Где были ошмётки тел. Но видит только кровавый песок, ни одной конечности. — Можешь не искать. Все, кто был со мной, так же исчезли в песке. Стопы болят, и Гермиона садится на песок, дрожащей рукой хватаясь за фляжку. Поливает на раны немного воды. Шипит. Корчится. — Со мной были двое мужчин. Маглы не знают о мире волшебства. К их сожалению, я не успел предупредить. Они встали в зыбучие волшебные пески. Чейз пьёт из своей фляжки большими глотками. Смотрит вдаль, прикрывая лоб ладонью. Его рубаха цела, но ноги замотаны тканью. Грейнджер оглядывает его, и мужчина это замечает. — Я пытался одного вытянуть, но он утонул. В руках осталась только его рубашка, — оправдывается за обувь. Грейнджер кивает. Смотрит вверх, на его руку. — Вас укусили, — не вопрос. Утверждение. Чейз поднимает обе руки. Осматривает их будто в первый раз. Его губы дрожат. Что творится в его голове? Каково знать, что ты обречен? — Очнулся в горящем круге уже с метками, — смотрит в глаза. — Я искал тебя, звал. «И я вас звала», — остаётся неозвученным. — Вставай, нам нужно идти, — Чейз протягивает Гермионе руку и, не дождавшись, сам тянет её на себя. — Я услышал взрыв и со всех ног побежал сюда. Мерлин, я надеялся, что ты будешь здесь и что с тобой ничего не… Она вешает фляжку на пояс и кивает, поняв, что именно он не договорил. Какая насмешка судьбы. Когда-то раздражающий начальник сейчас становится для неё самым близким. Тем, кто вместе с ней переживает этот ужас. Гермиона чувствует себя виноватой перед ним. Ведь из-за неё он здесь. Не позови она его обедать… Господи… Она думает, что бы было, если бы ей не отрезали палец, освободив от кольца. Ведь именно оно не позволяло Грейнджер раскрывать рта, чтобы заговорить с чужим о мафии. Оно защищало её от опасности и так же защищало семью от разглашения тайны. Драко всё продумал. Что было бы, будь кольцо на месте? Она сошла бы с ума в одиночку. Чейз разделил с ней немного горя. Они идут молча быстрым шагом. Останавливаются только когда Гермионе нужно перевязать ноги и обмыть их. К этой боли невозможно привыкнуть. Горячий песок только сильнее обжигает, увеличивая муку. Чейз раз в несколько минут останавливается, чтобы воткнуть фляжку в песок и увидеть тень. Для неё это открытие, вот такая его часть. Он ориентируется по импровизированным часам, уверенно сигналя рукой, куда им следовать. — Вон там, — он вытягивает руку и прищуривается, — камни? Ты видишь? Грейнджер видит. Назло всему, всё видит. Как это работает? Её зрение улучшилось, дав ей шанс. Она смотрит туда, куда указывает Чейз. Действительно. Огромные камни, вонзённые в песок, как небольшая скала. — Это может быть очередной ловушкой, — обессиленно произносит она. — Или укрытием от солнца! Ты едва на ногах стоишь. Нужно отдохнуть. Я проверю, стой здесь. Она дёргается за ним, хватая за руку. Боится взрыва, зыбучих песков. Чего угодно. Она боится остаться одна. И Гермиона боится за Чейза. — Стой здесь, — более настойчиво говорит он, вырывая руку. Спешным шагом он идёт вперёд. Его походка ничуть не изменилась. Сутулый, при каждом шаге руки ходят из стороны в сторону. Чейз хватает что-то с земли и замахивается. Бросает это прямо в скалу и резко нагибается, ожидая взрыва. Слышится едва уловимый звук удара камня о камень, и больше ничего. Теперь Гермиона делает хромой, но уверенный шаг к нему. Они медленно обходят эти скалы пустынных камней, ища там знак гиен. Ничего. Вот тогда Чейз шагает к камню прямо в тень и замирает. Выдох. — Чисто. Грейнджер еле идёт. Опирается на камни и садится рядом с мужчиной, вытягивая ноги вперёд. Пятки и пальцы пульсируют. Будь у них только бадьян… всё стало бы проще. На один процент, но проще. Они по очереди льют себе на головы воду из одной фляги, решив, что для питья будут использовать другую — на случай, если вода всё-таки закончится. На сколько времени зачаровали фляжки, неизвестно. Грейнджер чувствует озноб от перегрева на солнце. Лоб горячий. Голая кожа, которую не скрывает роба, горит. Хочется слиться с землей. Принять её форму и исчезнуть. Она едва на грани, чтобы сдаться. Никаких перспектив. — Я думаю, мы в Сахаре. Не знаю, в какой части. Алжир? Судан? — Тунис? — накидывает варианты. Чейз скребёт ногтем край чёрной метки. Будто бы можно вот так содрать её, как тонкую плёнку. Теперь у неё нет мыслей, что делать с меченым. Как бы ужасно это ни звучало, но Грейнджер не знала тех мужчин. А мистера Чейза знает почти десять лет, в каких бы они ни были отношениях. Он спас её. Он помогал ей. — Мы найдём способ избавить вас от метки, когда вернёмся в Лондон, — с каким-то неуверенным утешением обращается она к нему. — Разуй глаза, Гермиона! — вскрикивает Чейз, и от неожиданности она вздрагивает. — Мы в полной… Он не произносит ругательство. Она никогда не слышала от него таких слов, он сдержался даже сейчас. Слёзы вновь подкатывают к глазам, и Гермиона тихо произносит: — Простите меня, мистер Чейз. По моей вине вы здесь. Он не отвечает. Отворачивает голову, массируя ноги. И от его молчания ещё хуже. Перед ними проносится маленькая ящерица, быстро перебирая задними лапками. Чейз сглатывает. — Съел бы сейчас и ящерицу. — Мистер Чейз, я… — Не надо, мисс Грейнджер, — он вдруг переходит на формальное обращение. — Всё уже произошло.***
Когда начинает темнеть, а нагретый воздух немного остывает, идти становится легче. Гермиона не знает, сколько ещё выдержат её искалеченные ноги. Им встречаются кровавые следы на пути, как минимум раз десять. Чейз предполагает, что людей было больше ста. И судя по многочисленным следам и тому, что они видели, жертв скоро перевалит за половину от этого. — Поверить не могу, что в Министерстве этим не занимались. И никто вообще не знает о мафии. Как так можно? Он ворчит как в старые добрые времена, по которым Гермиона смертельно тоскует. Как он кашляет на всех, как громко чавкает. Она бы всё отдала за их офис и то, чтобы Чейз отругал её за какой-нибудь пустяк. Ей хотелось бы, чтобы всё оказалось сном. Когда становится совсем темно, они бредут до скалистого откоса. Падают без сил на плоские камни. Пьют. Чейз предлагает спать по очереди, на что Гермиона вызывается дежурить первой. — Ты считаешь, что я изверг? — грубит он. — Что заставлю молодую девушку с мозолями на ногах, обессиленную, дежурить первой? Гермиона вяло улыбается, не ожидая от него такой поблажки. — Ты правильно думаешь! — он садится на песок, опираясь спиной о скалу, и кладёт руки по бокам, пытаясь удобнее устроиться. Грейнджер находит в себе силы закатить глаза. Это становится чуточку легче — переживать всё, что сейчас происходит. Чейз всё тот же. Сопеть он начинает минут через десять. Через двадцать — храпеть. Она мотает головой, поражаясь его глубокому сну. Завидует. Чейз скрещивает руки на груди, и Грейнджер не может не смотреть на то, как черны его метки. Словно перчатки. Утром за ними начнется охота. Иначе она не могла назвать то, что случится. Дикие. Вот, оказывается, какие игры у них были. Похищали людей без следов, тихо. А потом гнали, словно скот. Кто-то, как говорила Марта, ушёл в сексуальное рабство. А кто-то, как они с Чейзом, оказались в пустыне неизвестно где. Без возможности защитить себя. Грейнджер делает глотки из фляжки и после долго смотрит на неё. — Ублюдки, — шепчет она, проклиная их всех. Теперь она понимает предложение Малфоя стереть ей память о мафии. Зная сейчас всё, она бы с удовольствием настаивала на этом сама, если бы не похищение. Теорий катастрофическое множество. Грейнджер пытается не думать о Драко, как думала о нём днями ранее. «Ты делаешь меня слабым». Как же это болит в ней. Скребётся когтями внутри черепной коробки. Стучит в виски. Он был прав, когда сказал, что ему легко влюбить в себя Гермиону. А она так слепо повелась. Ей хочется остаться в живых ради того, чтобы посмотреть ему в глаза. В лживые долбанные глаза холодной стали. И вновь обжечься о безразличие. Больше ему не нужно играть. Она всё знает. Гермиона стонет. Опирает локти на колени и зарывается пальцами в волосы, массируя голову. Как болит. Примерно через час ей хочется уединиться. Слишком много воды она потребляла в столь жаркую погоду. Грейнджер отходит на несколько метров, всё ещё проклиная в мыслях Драко, а когда возвращается, то первое, что видит — это словно чернильное пятно. Словно кто-то бросил тряпку перед ногами Чейза. И эта тряпка ползёт по его ногам выше. В конические колбы её легких вползает паника вперемешку с ошмётками страха. Она знает, что это. Господи. Грейнджер подрывается вперёд, хватаясь за край мантии чудовища. Тянет с силой на себя, не давая ему доползти до головы мужчины. — Мистер Чейз! — рвёт глотку изо всех сил. — Очнитесь! Он дёргается, мгновенно оглядываясь по сторонам, по-идиотски махая руками со сжатыми кулаками. Будто собрался драться. — Фляжка! — кричит она. — Это смеркут! Мистер Чейз! Хватайте его за капюшон! Мужчина замирает всего на мгновение, осматривая то, как Гермиона тянет по песку большой чёрный плащ, который в свою очередь сопротивляется, пытаясь вильнуть влево. — Ну же! Страница двадцать пять! Фантастических тварей, господи! Чейз! Он будто отходит от шока, срывая с себя фляжку. Кидается вперёд и быстрым движением хватается за капюшон, отводя его назад. Пасть монстра подобна рту дементора, вот только с зубами. Круглая и чёрная, она никогда не закрывается. Чейз со всей силы всовывает флягу в пасть и придавливает ногой сверху, чтобы смеркут не смог её проглотить. — Это без шансов. Он бессмертен! — дрожащим голосом в испуге произносит он. — У нас нет палочек, чтобы вызвать патронус! Гермиона всё ещё держится за края мантии смеркута. Думает. Думает. — Фляжка зачарована на бесконечность? — она срывает свою, раскручивая крышку. — Давайте попробуем его туда засунуть. — Это безумно! — мотает головой Чейз, сильнее вдавливая стопу в тело чудовища. Но Грейнджер уже подскакивает к капюшону, вытаскивает флягу Чейза и, ухватив за край, накрывает пасть монстра. Вдавливает пальцами в горлышко, проталкивая его всё дальше и дальше. Когда Чейз видит, что мантия на половину ушла во фляжку, он нагибается, убирая ногу, и дрожащими пальцами сворачивает ткань, чувствуя сопротивление. Она живая под его ладонями. И вот когда монстр полностью поглощён фляжкой, Грейнджер еле закручивает её — без пальца всё ещё невозможно контролировать движения. Они падают на песок, глядя на фляжку, лежащую прямо между ними. Дышат через рот. Мужчина смотрит ошарашено на Грейнджер и мотает головой. — Поверить не могу. Ты… — сглатывает, — я бы ни за что не догадался так сделать! Она хмурится. Прогоняет в голове память о смеркуте. Несостыковки. — Они встречаются только в тропических странах. Как смеркут может быть здесь? Чейз хватает фляжку и ещё раз затягивает крышку со всей силы. Чтобы наверняка. Он думает. И потом слишком серьёзно, на грани обречённости, произносит: — Как ты сказала, дикие очень скрытые. Все делают чисто, — глубоко вздыхает. — Как, думаешь, они избавляются от тел в пустыне? Он кивком указывает на фляжку. — Ты говорила, что мафии доступен весь чёрный рынок. Возможно, там можно и тварей купить. Смеркуты как падаль, доедают останки, что не поглотил песок. Становится прохладно. Гермиона садится к скале, опираясь спиной. Притягивает к себе ноги, обнимая руками, пытаясь согреться. Чейз сидит на камне, где сидела она. Смотрит вперёд. — На рассвете ты должна пойти в другую сторону, подальше от меня. Грейнджер хочет возразить, но видит, как Чейз приподнимает руки. — Они найдут меня. Без меня у тебя больше шансов добраться до города, — голос дрожит. — Ты спасла меня сейчас. Мы квиты. Гермиона резко поднимается на ноги, ощущая тянущую боль в пятках. Она кончилась. Всё её терпение. Или же ей просто нужен был повод сорваться. — Вы самый вредный мужчина, которого я когда-либо встречала, мистер Чейз! Вы вечно ворчите, ругаете меня. Поучаете. Радуетесь моим ошибкам! Вы просто дрянь! Она стоит, возвысившись над ним. Грудь вздымается от частых вздохов. И этого недостаточно. Она видит, как его плечи трясутся, и Чейз начинает хохотать. Грейнджер толкает его в плечо. — Вам смешно? Истерический хриплый хохот. Мужчина в перерывах кашляет, чуть не задыхаясь. Он хватается за живот и падает с камня, продолжая смеяться. Гермиона пинает песок, засыпая его ноги. Садится обратно. Через несколько секунд хохот сменяется тихим смехом, а затем и вовсе молчанием. Чейз смотрит в небо, едва улыбаясь. — Только Флора могла меня так отчитывать. Гермиона сглатывает комок в горле. Хочет спросить. Хочет уточнить, но вместо неё это делает Чейз: — У меня была любимая жена. Она скончалась двадцать три года назад. Я как сейчас помню её: Джек, ты засранец! Джек, хватит быть таким злым. А потом я говорил ей всё то же самое. А она мне ещё больше. Мы могли так бросаться колкостями часами, и с каждым разом это становилось так смешно, что мы держались до последнего. Кто же первый сорвётся. Я всегда проигрывал. А Флора догоняла меня смехом после. Гермиона поднимает взгляд к небу. Смотрит на звёзды, рассыпанные на чёрном покрывале. Таким Чейза она не знала. Открытым. — Я всего лишь одинокий никчёмный старик, которому интересны сплетни, магловские детективы и ругань. Я пустой. Гермиона сжимается. Признаться, у неё возникали мысли о том, что может быть. Всего на мгновение, но, может быть, Чейз был причастен к тому, что она пошла в ту квартиру. Но тогда и сейчас Грейнджер отметала эти мысли. И вот, после такого откровения, это только утрамбовывалось в сознании. Этот мужчина просто вот такой. Ворчливый, гадкий, порой надоедливый. Он просто одинок. — Мне очень жаль по поводу вашей жены, — произносит она. — Мне тоже. Она была полукровкой. Магловская болезнь появилась внезапно, и было очень поздно. У каждого своя боль. Ночью это особенно чувствуется. Особенно сейчас, когда им уже нечего терять. Они и так полумёртвые. — Я бы сейчас выпил хорошего виски! — он привстаёт на локтях, глядя на Грейнджер. Сквозь всё, что они сейчас проходят, Чейз улыбается. — Волшебный виски никогда мне не нравился. Флора покупала мне… Как же он называется? Моим именем… Гермиона тут же выдает: — Джек Дениэлс? — В точку! — он садится, поворачиваясь к ней. — Вот он мне нравился. Чейз прикрывает глаза, будто вспоминает его вкус. — Зови меня по имени, Гермиона. В груди стучит. Мерно. Спокойно. Она кивает. — А теперь спи ты. Я буду дежурить. — Хорошо, Джек..***
Толчок в плечо. Гермиона раскрывает глаза, когда Чейз протягивает ей руку. Она встаёт с ужасной болью. Всё затекло. И вскоре начнутся колючие спазмы по всему телу. Если судить по виду мужчины, ему тоже удалось поспать. Он протирает глаза, пьёт из фляжки и передаёт её Грейнджер. Жуткий голод. Фляжку с тварью Чейз привязывает к себе на пояс, отдавая Гермионе воду. Они идут, продолжая путь. И через полчаса Чейз останавливается, осматриваясь по сторонам. Ничего не изменилось. Сплошная скатерть песка. — Иди левее. И мы немного разойдёмся. Гермиона хватает его за плечо. — Вы… — мотает головой, — нет! Мы идём вместе. Мы найдём способ спрятаться, укрыться, что угодно, мистер Чейз! Я не брошу вас, а вы меня! — Ты полная дура, если считаешь, что сможешь со мной укрыться! — он поднимает руки вверх, указывая причину. — Беги от меня! — Пошёл ты к чёрту, Джек! — Грейнджер злится. — Чем больше мы тут стоим и рассуждаем, тем меньше у нас времени! Сегодня дикие начинают охоту. Идём! И как только она поворачивается, чтобы повести его за собой за руку, они мигом валятся на песок. Поднимают головы, заметив вдалеке две фигуры. — Дикие? — со страхом произносит она. Чейз несогласно мотает головой. — На них роба. Такая же, как у нас. Наверняка кто-то из выживших. Гермиона встаёт, пытаясь помахать людям рукой, когда Чейз тянет её обратно. — А если они меченые? Тебе для полной коллекции нужно собрать всех? Идиотка! Гермиона прикусывает язык. Он прав. Ужасно прав. Ужасно бесчеловечно, но их жизни в приоритете. Господи, как страшно это осознавать. Они так и лежат на песке, глядя на то, как фигуры идут вперёд. Джек тянет её в другую сторону. — Обойдём по дуге. По пути они натыкаются на сработанную ловушку. Ещё один люк с копьями. Тел нет. Только кровь. Гермиона смотрит на это без эмоций. Внутри словно срабатывает защита. Никаких переживаний. Только сплошное желание спастись. Чейз измеряет время фляжкой на песке — примерно полдень. Оба они понимают, что охота началась. Говорить не хочется. Это на инстинктах. Будто им нужно постоянно прислушиваться к стуку копыт лошадей или высматривать искры магии от палочек. Силы на исходе. Хочется есть. — О, нет! — Гермиона пригибается, утягивая Чейза за собой. Показывает пальцем вперёд. — Палатки! Вдалеке от расплавленного воздуха на границе словно мираж. Две большие палатки на подобие тех, где их держали. Неужели это дикие? Неужели это всё? Конец их жизней? Её начинает трясти. Чейз хмурится, вглядываясь в свои руки. Прикрывает глаза. Ей не нравится вот это вот его выражение лица, с которым он смотрит на неё. Будто прощается. — Я пойду проверю. — Нет! — она крепко держит мужчину за руку. — Я обречён! — вспыхивает он, но говорит тихо. — А так я хотя бы посмотрю, что там. Может, там пусто и есть хоть какая-то еда для тебя, чтобы ты продолжила путь без меня! — Джек! — Гермиона! Они похожи на двух злющих собак, оскалившихся друг на друга. Ей страшно отпускать его. И страшно, что будет, если он прав. С той стороны, куда шли двое, которых они видели, раздаётся приглушённый взрыв. Гермиона приподнимается, видя, как чёрный столб дыма ползёт к небу. Чейз пихает её в плечо и срывается на бег, пригнувшись к земле. Гермиона видит, как из палаток кто-то выбегает, садясь… на коней? Дикие! Чейз просто сумасшедший, если решил побежать им навстречу. Вот только кони скачут в направлении взрыва. Боже. Сердце сейчас просто лопнет, так сильно оно качает кровь в мозг. Чейз несётся впереди, так же, как Гермиона — чуть присев. Его спина полностью сырая от пота. Они валятся на песок, прячась за маленький холмик, который полностью их скрывает, если смотреть из палаток. — Никого нет! Видишь? Ткань палаток бордового цвета, она колышется на слабом ветру. Доступ ко входу открыт, а в палатках действительно пусто. Можно увидеть столик. Кувшины. Живот стягивает спазмом. Она слышит, как и у Чейза он урчит. Наверное, они сошли с ума. Поворот головы. Туда, куда ускакали дикие. Никого. Гермиона пихает Чейза локтем, показывая пальцы обеих рук. — На счёт, — тихо произносит она, — раз, два, три, четыре, — быстро считает, — пять, шесть, — опирается на ладони, чтобы оттолкнуться от песка, — семь, восемь, девять… Чейз срывается первым раньше, на счет девять. — Джек! — шипит она, вертя головой. Они несутся со всех ног. Она даже боли не чувствует. Несколько метров. Два. Один. И вот, они в палатке. Хватают со стола лепёшки, яблоки. — Не бери много! Чтобы они не догадались! — Чейз всовывает в рубаху всё, что лежит на столе. — Бежим! И вот опять. Горячий песок. Мозоли, которые истошно болят. Ноги щиплет и саднит. Но они бегут. Бегут и не останавливаются. Только вперёд. Сколько прошло времени? Десять минут? Они бежали, падая на землю, давая себе передохнуть. Хрипели вдохами и вновь срывались, пока на горизонте не появилась очередная скала. Никого вокруг. — Смотри под ноги! — диктует Джек, засовывая лепёшку в рот во время бега. Они падают на колени и начинают есть всё, что первым попадётся в руку. У Гермионы четыре лепешки, два яблока и какие-то сушёные ягоды. — Оставь две на потом! Не ешь всё! Она, не прожевывая, отчитывает Чейза: — Я вам показала, что бежать на счёт десять! Вы сорвались раньше! — глотает сухой хлеб. — Девять! Ты показывала девять! Точно… Теперь у неё только девять... Они запивают водой из фляжки, почти не прожевывая еду. Гермиона впервые за это время чувствует себя лучше, даже несмотря на то, как отвратительно они всё поглощают. К вечеру Чейз чуть не попадает в ловушку, оступаясь в обрыв. Гермиона хватает его за рубашку и шею. Одна лепёшка выпадает из его кармана. Ничего… У них есть ещё… Они скрываются за камнями, за высокими горами песка, пережидая палящее солнце, решая идти всю ночь. И вот этой самой ночью случается страшное. Они слышат топот копыт. Чейз прикладывает палец ко рту, показывая, что нужно делать. Он быстро раскапывает песок, толкая Гермиону в эту яму. Закапывает её ноги. — Натяни рубаху на голову! — шепчет он. — Ложитесь! — со страхом в голосе, продолжая закапывать себя. Чейз падает рядом и тоже закапывается. Кажется, Гермиона не чувствует ног. Они будто отказали от страха. Ужасное ощущение загнанности. Гермиона руками зарывает лицо, ныряет кистями в песок, утрамбовывая его сверху. Дышать практически невозможно. Она экономит воздух, пытаясь делать медленные вдохи. Получается паршиво. Звуки приближающихся коней всё отчётливее. Она просто молится о том, чтобы их не увидели. Уже слышны разговоры на иностранном языке и хохот. Но вскоре они отдаляются, пока звук копыт не пропадает совсем. Она чувствует Чейза на подсознательном уровне. И будто бы мысленно соединившись, они выныривают одновременно, начиная жрать воздух. Дышат ртами, глядя друг другу в глаза. Чейз оборачивается. Сложно вглядеться в такую темень. Он останавливает её рукой. — Нужно дождаться рассвета. Так мы хоть горизонт будем видеть. Гермиона не раскапывает ноги. Так же, как Джек. Они лежат в импровизированных могилах, глядя вверх. Глухота. Даже звука нет. — У тебя есть один вариант как выжить, — негромко говорит он, поворачивая голову к ней. Гермиона делает то же самое. Она смотрит на него, но ничего не понимает. — Номура, — выдыхает Джек. — Прими её. Ты сможешь управлять мафией. Сможешь остановить её. Ты будешь законом. Она мотает головой с искажённой улыбкой. — Это невозможно! — отворачивается. — Я не убью человека. — Но убьют тебя. И кто в этом выиграет? Молчание. — Я не знаю всех нюансов, но, судя по твоим рассказам, эти преступники подчиняются главной татуировке. Если ты её примешь, и если тебя схватят… Как шанс, можно попробовать остановить их. Они же чтят законы? — Мистер Чейз, меня пытались убить ради Номуры. Что помешает им убить меня, если я её приму? — У тебя нет вариантов, — с досадой в голосе. — Я читал столько магловских книг на подобную тему. И каждый раз плохие люди ломали хороших. Вот только вторые либо были идиотами, пытаясь в таком отчаянном положении строить из себя правильного, либо умирали. Твои друзья. Твои родители. Что будет с ними? Он нарочно это делает? Взывает к самым ужасным мыслям? — Выжить, чтобы стать таким же преступником, — тихо произносит она. — Я никогда не хотела себе такой судьбы. Чейз смеётся. Гермиона поворачивает голову в непонимании. Он смеётся над её горем. Джек машет рукой, вытирая слёзы с уголков глаз. Успокаивается, и когда смех стихает, он добавляет: — Знаешь, если бы я в тот день пошёл на квартиру, и всё это случилось со мной… Вряд ли банкир и Господин Драконов взял бы меня в жёны, чтобы защитить. И вот тут Грейнджер на секунду застывает, чтобы сорваться на смех вместе с Джеком. Это истерика. Выход всего негативного. Они, повернувшись набок, прикрывают пальцами рты, заставляя друг друга быть тише. Но невозможно. Это им нужно. Смеяться отчаянно. Как в последний раз. — Мистер Чейз, — успокоившись, говорит она. — Джек, — поправляет её. — Джек… давайте вместе попробуем выжить. Обещаю, когда мы выберемся, я познакомлю вас с одним прекрасным эльфом. Он вам понравится. Его зовут Кляк. Поверьте, так вас ещё никто не материл. Чейз ничего не отвечает. Гермионе кажется, что он улыбается. Выжить любой ценой?***
Они делят последнее яблоко на двоих. Чейз съедает даже сердцевину, пока они идут вперёд. Это словно день сурка. Пески. Пески. Скалы. Пески. Всё одно и то же. Каждый день. Грейнджер, когда уходит в сторону, за камень, оставляя Чейза на пару минут, думает, что, возможно, идти осталось немного. — Джек, как думаете, до города ещё далеко? — выходит из-за камня и застывает. Чейза окружают три гиены. Спереди стоят двое диких в тюрбанах с вытянутыми палочками. Говорят на своём языке, ухмыляясь. Одна из гиен ведёт Гермиону к Чейзу. Плечо к плечу. — Могу я выпить воды напоследок? — спрашивает Джек, указывая на свою фляжку, не зная, поймут ли вообще его дикие. Один из мужчин пренебрежительно машет рукой, разрешая. — Беги со всех ног, — шепчет Джек, когда раскрывает фляжку. — Выживи! Смерть пахнет ржавчиной. На привкус также. Грейнджер до крови прикусывает щёку. Чейз дарит ей свой последний взгляд. Так по-отцовски. И так по-дружески. Ей больно. Невыносимо. Джек кидает фляжку прямо под ноги диких, оттуда стремительно выползает ткань, привлекая гиен. Они скалятся. Пытаются ухватиться за мантию, пока один из диких ударяет вниз оглушающим. Грейнджер срывается на бег вместе с Чейзом. Он бежит сзади, будто прикрывая её на случай первого выстрела. Хлопок. Перед Гермионой вырастает фигура. Удар прямо в нос. Свист в ушах. Чернота.***
Она раскрывает глаза с криком. Темнота. Слышны стоны повсюду. Женские. Гермиона быстро-быстро моргает, привыкая к этой кромешной тьме. Различает решётку впереди неё. Сбоку сидит девушка, подогнув колени к себе. Плачет. — Мистер Чейз! — выкрикивает Гермиона. — Джек! Джек! Её трясёт. Она вскакивает, хромая, осматривая каждого здесь сидящего. Одни женщины. Отчаяние в глотке выбрасывает слова: — Вы видели здесь мужчину? — спрашивает, не видя никакого интереса к ней. Все в своём страхе. — Джек! Имя она произносит на осипшем выдохе. Ноги дрожат, подгибаются. Она валится на холодный пол. Здесь пахнет потом, мочой и кровью. А ещё диким, необузданным страхом. Впереди, за решёткой, ещё одна, прямо напротив. Виднеются чьи-то мужские ноги. Грейнджер ползёт на коленях, хватаясь за поручни решёток. Всматривается. — Чейз! Длинный коридор. Гермиона смотрит то вправо, то влево. Всё видимое пространство в камерах. И повсюду стоны. Что произошло после того, как её ударили? Она прикладывает пальцы к носу, ощущая острую боль. Наверняка сломан. Дышать практически невозможно. Но приходится. Приходится хотя бы за тем, чтобы вобрать воздух в лёгкие и ещё раз крикнуть: — Джек! Вдалеке справа слышится клацание замка. Гермиона вжимает лоб между решётками, всматриваясь. И как только она видит голову, чуть полысевшую на висках, сердце превращается в булыжник. Оно падает к ногам и разбивается. Чейза волокут за руки двое диких. Гермиона с ужасом смотрит на избитое тело мужчины. — Джек! — она вытягивает руку, когда они ровняются с ней. Открывают камеру напротив, выкидывают его на пол и запирают замок. Один из них останавливается, смотрит на неё, ухмыляясь. Золотые клыки блестят от света свечей. И Грейнджер, не ожидав удара, валится назад. Дикий просто ударом ноги бьёт по решётке в том месте, где она сжимает пальцами прутья. — Молчать! — командует он. — Очередь! Ждать! Гермиона прижимает руки к груди, воя от боли. Она может поклясться, что слышала хруст в фалангах. Чёртовы пальцы. Ей не везёт. Она не знает, сколько вот так лежит на полу, зажимает уши, щурится. Всё, что угодно, только бы не слышать нескончаемый плач и вой женщин. Кто-то кричит так, что разрывает глотку до хрипа. Всё смешивается в ужас. Кошмар. Панику. Пахнет смертью. Если ад существует, то он здесь. И сама она тихо воет, проклиная свою жизнь. Шипит сквозь зубы. — Гермиона! Её трясет, и она понимает, что это паническая атака. Задыхается, хотя воздуха достаточно. Она лежит, раскинув руки. Голова кружится. Её тошнит. — Гермиона! Приложите ладонь к её носу и рту, кто-нибудь! У неё паническая атака! Звон в ушах. Писк, как ультразвук, которым отпугивают собак. Вот кем она стала. Псиной. Побитой жизнью, судьбой и всеми. Боль. Нос зажимают чьи-то холодные руки. Гермиона от страха, что её убивают, дёргается. В глазах муть. — Гермиона. Посмотри на меня! Знакомый голос. Её лицо вновь зажимают ладонями, подставляя их к носу и рту. Грейнджер хватается за чужие руки. Дышит ртом, выдыхает носом. До тех пор, пока жуткий писк не проходит, и удаётся проглотить ком в горле. Она видит женщину перед собой. Светлые волосы. Она указывает рукой назад. Гермиона оборачивается. Мир всё ещё плывёт. Чейз, вытянув руку из решётки, тянется к ней. Гермиона ползёт к клетке, делая то же самое. Вот так они и застывают. С вытянутыми руками. Между ладонями метр. Может быть, меньше. Они оба плачут. Чейз впервые так навзрыд. Все когда-то ломаются. Просто настала его очередь. — Я думал, ты мертва. — Что… — с выдохом без сил, — что с вами делали? Он сидит немного в тени, но даже так видны ссадины на вытянутой руке, которую он тут же роняет вниз. Лицо опухло от ударов. Глаз затёк. — Гермиона, — шепчет он, хотя слышат все, — прими её. Джек не уточняет. Она знает, о чём он. Мужчина смотрит ей за спину, на женщин, отчего её бросает в дрожь. Это явный намёк. Намёк на чёртово убийство. Нет. Она мотает головой. Нет. Нет. Нет. — Ты спасёшься! — он стонет, загибаясь, хватаясь за бок. В это время вдруг слышатся очередные шаги надзирателей. Они открывают дверь соседней камеры и хватают двух женщин прямо за волосы. Чтобы они не брыкались, ударяют под дых. Боже. Все девушки и женщины в её камере начинают кричать и плакать. Забиваются к стене, по углам, пока Грейнджер так и сидит, оперев лоб о решётку. Поверить не может. Она смотрит, как уволакивают двух жертв. Глаз болит. Она касается брови, чувствуя большую гематому. Она растёт. Глаз заплывает. Страшно представить, как выглядит её лицо сейчас. Через полчаса дикие возвращаются без женщин… Снова вой. Шаги. Один останавливается напротив её клетки, приседая на корточки. Протягивает руку в клетку, хватая Гермиону за волосы. В ней нет сил бороться. — Отпусти её! — а вот Чейз не сдаётся. — Уродливый лицо, — проговаривает дикий. Смотрит. Смотрит. Гермиона встречается с ним взглядом. Пустым. Смуглый мужчина. Густая борода. Косы, на концах которых золотые цепочки. Ублюдок. — Не боишься? — спрашивает он. — Отвечать! Удара она не ожидает. Опять. Он притягивает её голову к решётке, ударяя лбом. В ушах по новой ультразвуком, будто пса подзывает хозяин. Сейчас это так и есть. Она лишь игрушка в руках этих подонков. Сказать им, кто она такая? Чтобы закончить мучения? Решётка открывается. Её хватают за волосы, но она знает ошибку предыдущих жертв. Грейнджер не кричит и не сопротивляется. Чёрт. Но не Чейз. На периферии взгляда Гермиона улавливает, как он тянется к ней, будто пытаясь схватить и удержать. Она ничего не слышит. Это их прощание? Мешок на голову. Разговоры. Яркий свет заливает глаза. Каменный дом. Побеленные стены. Нет мебели. Все сидят на коврах. Дикие. Один из них стоит перед ней, разглядывая лицо. В голову стреляет защитное изобретение Чейза. Грейнджер начинает мокро кашлять прямо в лицо ублюдку. Тот морщится, отходит назад и что-то говорит своим. — Что бояться ты? — летит в спину. Она не видит одним глазом. Он полностью затёк. Нос не дышит. — Что? — оборачивается и замирает. Золотой сундук стоит у стены. Шевелится. Прыгает на месте. Дикий спрашивает, чего она боится? Сложно не догадаться, кого они прячут. Это очередная игра? Что ей делать? В школе её боггартом была Макгонагалл. Что, если они увидят её? Убьют сразу же, как тех двоих в первые дни? Дикий взмахом палочки открывает сундук и толкает её вперёд. Сначала из сундука появляется голова с каштановыми кудрями. Волосы спутанные, все в грязи и слипшиеся. Гермиона охает, когда видит, что боггарт приобрел её облик. Она боится саму себя? Девушка-подделка вылезает из сундука, становясь напротив под жуткий свист возбуждённой толпы. Теперь Грейнджер видит, как ужасно она выглядит в своей голове. Грязная. Худая. Ноги в крови. Под ногтями песок. Волосы спутались и похожи на мочалку. И лицо. Уродливое. Больше не её. Избитое. Заплывшее. В гематомах и синяках. Гермиона не дышит. Она смотрит, как боггарт медленно идёт к ней. А в руках её — нож. Она замахивается прямо на Грейнджер. Крик. Смех. Свист. Дикие смеются, подобно гиенам. По-собачьи. Как лай. Хохочут над ней. — Ридикулус! Её толкают к выходу. Гермиона ненавидит их. Она всё презирает. Плюет под ноги и тут же получает удар в живот. Тошнота. Рвота застревает в носу и глотке. Она сгибается, извергая из себя желудочный сок. Жёлтый. Кислый. Жгучий. Её ведёт. Темнота.***
Гермиона не знала, сколько прошло времени. Вся жизнь взаперти? Их поили ослабляющим зельем. Чейза избивали ещё пару раз, когда выводили наверх. Дикие через окна смотрели, как он бегает от гиен по маленькой комнате. Женщин в её клетке стало меньше. Она не присматривалась к внешности. Но Чейз сказал, что забрали самых привлекательных на их взгляд. Светловолосых и высоких. Джек говорил, что рад лицу Грейнджер. Сейчас оно уродливо-спасительно. — Сколько прошло дней? — шепчет она. Чейз даже не встаёт. Он лежит. — Три? Четыре? — навскидку еле проговаривает он. — Кажется, мне недолго осталось. У меня кровь в моче. В камере Чейза больше никого не осталось. Счёт шёл на дни. Кто-то не возвращался. Кто-то умирал в камерах. Женщин забирали в рабство каждый день. Кто знает, может, и до Гермионы очередь дойдёт. А пока дикие смотрели на её животный страх. Как ей приходится убивать саму себя. Этого она боялась сейчас? Убийства? К чёрту нравственность в этом богом забытом месте. Здесь даже стены смердят адом. Последняя женщина в её камере стучит миской по полу. Просто как мантра. Она не в себе. Гермиону это даже не раздражает. Она блокирует эти звуки, думая обо всём. Тук. Тук. Тук. Кажется, Чейз уснул. Она слышит, как он сопит сломанным носом. Измученный и уставший старик. Весь в крови. Но каждый день находит в себе силы говорить ей только об одном. «Сделай это». Гермиона смотрит на женщину в её камере. Наверное, она даже сопротивляться не будет, сомкни она руки на её шее. Грейнджер эти мысли переваривает. Даже не дёргается. Насколько нужно сломаться, чтобы вот так хладнокровно и бесчеловечно об этом думать? Мышцы на секунду пробивает судорогой. Импульсом, который тянется к голове. К мозгу. К мыслям. Убить. Спасти себя и Чейза. Бежать. Бежать. Бежать опять. В её карих глазах зарождается ложная презрительность. Она просто заставляет себя так чувствовать. Хочется жить. Как, господи, хочется… Женщина смотрит в одну точку, терзая миску. Тук. Тук. Тук. Есть ли у неё семья? Дети? Муж? Родители? Будет ли она страдать, умирая, или почувствует облегчение? Она сидит, широко расставив ноги. На растерзанной робе, на внутренней части бёдер, виднеется кровь. Нет. Грейнджер отворачивается, не в силах больше смотреть на беднягу. Гермиону не трогают лишь потому, что её лицо похоже на огромный сплошной синяк. Как и тело. А когда это всё пройдёт? Её тоже изнасилуют? Тук. Тук. Тук. Сколько примерно прошло дней? Недель? Три? И никто не пришёл. Тук. Тук. Тук. Железной миской по каменному полу. Так если всё кончено, стоит ли пробовать? Что ей даст Номура? И вообще, сработает ли? Она не была частью мафии, никогда в жизни, так с чего татуировке появляться на ней? Она не помнит ничего из того, что прочла в записной книжке Грея. Тук. Тук. Чейз кашляет. С мокротой. Сгибается пополам. Его кровавая слюна тянется по подбородку. Гермиона даже не замечает собственных слёз. Она их просто не чувствует. Это уже как рутина. Лишняя соль. Это просто соль. Тук… Гермиона чувствует, как ноги касается что-то тёплое. Горячее. Она клонит голову вниз, видя, как струйка крови впитывается в её штанину. Поворот головы. Женщина, запрокинув голову, беззвучно умирает, перерезав себе горло краем миски. Всё это время она отламывала кусок от края, чтобы он был острым. Вот зачем она стукала ею. Гермиона подползает к ней, но поздно. Зрачки расширены. Кровь больше не хлещет, а стекает струями по груди и животу на пол. Чейз приподнимается на руке, и они молча смотрят друг на друга без единой эмоции. Смерть стала для них постоянной спутницей. Грейнджер берёт миску из рук женщины и касается пальцем края, ощущая острую боль от пореза. — Не смей. — Я всё решила, Джек. Чейз еле встаёт на колени. Мотает головой, боясь, что она сделает самое страшное. То же самое, что и эта женщина. Но вместо этого Гермиона начинает кричать: — Помогите! Помогите, она убила себя! Скорее! Чейз в замешательстве. Ему нужно несколько секунд, чтобы понять. Округлив глаза, он из последних сил берётся за поручни и начинает орать: — Сюда! Сюда! Звук шагов. Гермиона опирается спиной о решётку, лицом к женщине, делая вид, что она спит. Джек показывает пальцем дикому в их камеру. — Они убили себя! Убили! Щёлкает замок. Дикий проходит внутрь. Мужчина нагибается над женщиной, садясь на корточки. Не зная о том, что Грейнджер смирилась со своим боггартом. Теперь она сама стала им. Рывок вперёд. Гермиона полосует острым краем по горлу дикого. Тот начинает хрипеть, слышно, как хлюпает кровь. Ей нужно доделать дело до конца. Грейнджер, схватив его за волосы, отгибает голову назад. Глаза в глаза. Взмах руки, чтобы ещё раз, но с нажатием и глубже провести миской по горлу. Гермиона чувствует, как она дрожит, соприкасаясь с сухожилиями, мышцами и кожей. Гортань порвана почти до позвонков. Гермиона поднимает его палочку и медленно распрямляется. Последний выдох. Всё кончено. Грейнджер, хромая, пытается открыть клетку Чейза. Магия здесь не работает. Её трясёт. Палочка на бедре. Руки в крови. Пахнет ужасом. — Беги! Я отвлеку их. Беги со всех ног и прячься! Меня всё равно найдут, — он вытягивает руки с меткой. Она плачет. Берёт его за кисть. Сейчас это настоящее прощание. — Мистер Чейз, — рыдает. — Беги, прими её. Спасись! Я отвлеку их. Шаг назад. Под рокот сердца. Ключей у дикого от мужской части клеток нет. За ними приходил другой. Гермиона последний раз смотрит на Джека. — Спасибо вам за всё! Она босыми ногами шлёпает по коридору, пятясь по стене. Прислушивается, из раза в раз пытаясь аппарировать. Здесь в камерах нет магии. Наверху тихо. Она по памяти идёт наверх, ступает осторожно, заглядывая за угол. Видит, как на ковре лежит дикий. На нём одни штаны. Рядом с ним спит гиена. Гермиона вытягивает палочку. И закрывает глаза. — Авада Кедавра! Гиена от шума подрывается и тут же падает от очередного зелёного луча. — Акцио, ключи! — она шарит по комнате и ничего не выходит. — Акцио, ключи! За стенами приближающийся хохот. Они войдут в дом через мгновение. Гермиона аппарирует через окно на улицу с другой стороны дома. Пригибается. Оглядывается. Ей уже не страшно. Её чертовски мутит от адреналина. «Ты боишься», — голос в голове. Она видит перед собой узкие, в полтора метра улочки домов. Темнота. Ночь. Город похож на Каир — множественные каменные дома, стелющиеся на многие километры. Лабиринт. Она вздрагивает от каждого шороха. Бежит, сворачивая куда глаза глядят. Аппарировать невозможно. Она не знает, куда. Каминов нет. Порт-ключей тем более. «Ты справишься с этой силой?» Мужской голос в голове как бред. Она ведёт плечом. Ей кажется, что она сошла с ума. И вот теперь этот звук. Вой. Хохот гиен отовсюду. Наверняка это город диких. Как много времени им понадобится, чтобы поймать её? Почему она ничего не чувствует? Где её тату? Неужели всё зря? Как глоток свежего воздуха перед смертью. Скрежет когтей. Гиены несутся по улицам. Она их слышит. Лай. Возгласы диких. Впереди глиняные вазы, огромные, ей по пояс. Гермиона заглядывает в них в надежде укрыться. Попытаться наложить иллюзию… Вот только в вазах вода? Она касается пальцем поверхности. Притягивает к лицу, видя, что это не вода. Чёрные чернила краски. Во второй бочке — красный цвет. Времени нет. Она ныряет в неё, задерживая дыхание прямо в тот момент, когда на её улицу сворачивает дикий. «Ты готова?» — голос незнаком. Она не слышала его раньше. Ушёл ли дикий? Выныривать или нет? И как только она об этом думает, отсчитывая секунды погружения, не зная, что её это может спасти, в голову заплывает он: — Ты готова? И Грейнджер кивает прямо в воде.***
Явочная квартира совсем как она её запомнила. Грейнджер стоит напротив кресла, в котором сидит пожилой мужчина. Шаг. И вот она уже сидит. Здесь всё не по-настоящему. Будто под толщей воды. Нет времени. Нет жизни. Иллюзия. — Тебе страшно. — Кто вы? — сжимает подлокотники пальцами. Всеми пальцами. — Тот же, кто и ты. Хозяин власти. Кодекса. Законов. Хозяин людей и преступности. Хозяин Номуры. Его лицо скрыто. Будто волнами. Она не может его разглядеть. — Вы мистер Грей? — Нет. Я все, кто носил на себе закон. Я Номура. За его спиной открытое окно. И глубина. Видно даже, как проплывает кит. Всё это похоже на сон. — Что мне нужно сделать? — спрашивает дрожащим голосом. — Ты женщина. Это упрёк. Грейнджер сжимает кулаки. — А ты мёртв. Вы все мертвы. Короткий смех. — Приняв её, ты не сможешь отказаться. Только когда будешь умирать от старости. — Если доживу, — бросает мужчине. — Доживёшь. — Что было написано в записной книжке, которую вы мне дали? Имя преемника? Мужчина качает головой. Она хмурится. — Этого даже я не знаю. Так повелось испокон веков — передавать татуировку наследнику или преемнику путём текста. Написав его, тут же забываешь, что было. Приняв текст, прочтя его, забываешь, что прочитал. Эту загадку никто не знает. Это как подстраховка, если тебя захотят обмануть. — Почему я? — сглатывает. — Потому что на тебе она должна была закончиться. Весь путь триады должен был прекратиться. Она ничего не может понять. Хмурится. — Это не наше решение. Это решение было за последним, кто носил в себе Номуру. Он предполагал скорую катастрофу. Пророчество. — Триада. Это Варан, Дракон и Номура? — Гермиона чувствует, как от пяток растекается тепло. Сердце начинает разгон. — Вас изначально было трое. Молчание. Мужчина хмыкает. — Женщины у власти очень опасны. Они умны. Их логика более чуткая. Ты первая женщина, кому выпала честь, раз ты решила её принять. Ты расшифровала книгу, что передал один из нас. А должна была уничтожить, как последние знания о триаде. — Так это Грей послал те книги? — Верно. Уничтожив все знания. Вернее, думая, что уничтожив. Никто не предполагал, что тебя похитят. Последний носитель хотел, чтобы Номуру забрал тот, кто непричастен к мафии, чтобы она осталась в нём непробуждённой. Тот, кто не способен убить и захотеть этой участи. Тот, кто до самой смерти не будет знать, что он прочёл. Номура должна была умереть с тобой. Мужчина поднимается на ноги. Он обходит кресло, становясь у окна. За ним проплывают стаи рыб и медуз. — Когда мафия только зарождалась, нас было трое. Клан Номуры. Клан Дракона. И клан Варана. Мы выбрали хищных животных подстать себе. Клан варанов занимался слежкой. Доносил информацию до остальных. Дракон занимался защитой триады. А Номура была головой. Главной из всех. Она занималась всеми остальными вопросами. Регулировкой. Назначением новых кланов. Или же их уничтожением. Всё было в равновесии. Всё и должно оставаться в равновесии. Гермиона смотрит в его спину. И каждый раз мужчина меняет форму. Он то высокий. То худой. То мощный в плечах. То старик. Словно это и правда были все носители Номуры в одном лице. — Мы правили много столетий. Но однажды клан Варанов прервался смертью носителя. Но разлад в триаде начался намного раньше. Мы разошлись, не поделив власть. И так как Номура была главенствующей, она и переписала кодекс, узаконив только своё правление, изменив память Драконам и Варанам, стерев их воспоминания о самом начале, об истоках. Всё стало так, как было до этого времени. Триады больше не существовало. Память об их правлении стёрлась временем. — То есть, если клан Варанов мёртв, то клан Драконов может быть главным? Мужчина оборачивается. Он смотрит на неё, но его глаз не видно. Только подобие улыбки. — Мы удивлены, что ты так цепляешься за вопросы. Все, кто принимал Номуру, оставляли в тайне прошлое, желая быть единственным Главенствующим над всеми Господинами. Но мы видим в тебе интерес в другом. — Если Номура будет моей, я могу передать власть Дракону? Отдать ему Номуру? Мужчина дергает плечом. Ему не нравится этот вопрос. — Нет. Он выжидает паузу. Садится обратно в кресло, закидывая ногу на ногу, за это время сменив облик несколько раз. — Татуировки нельзя соединять. Это смертельно для мира, катастрофично. Человек, принявший все татуировки, подобен богу. И эта власть пленяет. Он уничтожит не только мир мафии, но и весь мир волшебников и даже маглов. Этого нельзя допустить. Это неотъемлемый закон между триадой. Везде должен быть баланс. И даже две татуировки на одном могут затмить разум. Очаровать безумием. Страшными последствиями. Всё должно быть в равновесии. Теперь вас только двое. — Вас? — уточняет она, не веря своим ушам. Мужчина аккуратно приподнимает руку, указывая на Гермиону. — Посмотри. Теплота в теле. Грейнджер смотрит на предплечья, затаив дыхание. Чернильные узкие полосы начинают тянуться по всему телу, как щупальца. И пока она за этим наблюдает, мужчина продолжает рассказ: — Ты Главенствующая. Твоя татуировка необычна в своей красоте. Щупальца ядовитой медузы. Яд. Это твоя сила. Ты способна останавливать магию против себя, из-за этого и становится невозможным убить тебя. — Как это? — Ты поймёшь. — Но я не хочу быть главой. Я не хочу касаться мира преступности. — Ты уже коснулась. Как только убила человека и искренне пожелала стать Номурой. Ты можешь наблюдать со стороны, назначив вторым Дракона. А можешь, как и все мы, сохранить эту тайну, оставив власть только себе. Ей не верится, что за столько лет никому не приходило в голову рассказать об остальных Главных. Насколько мир преступности гнилой, где все сражаются за власть. Не удивительно. Она видела лично. — Я умерла? Всё это кажется ей бредом. Сном, порождённым измученным от пыток мозгом. Мужчина молчит. Тело начинает гореть огнём. Полосы чернил распространяются по всем участкам кожи. Ей больно. Она словно горит. Картинка перед глазами дёргается. Хочется кричать, но она молча смотрит на мужчину сквозь слёзы. Он бросает ей последнее: — Всплывай, Номура. И Грейнджер дёргается вверх, глотая воздух всеми лёгкими. Падает вниз, вся в красной краске. Как кровь. Как новое рождение. Дышит хрипом. Смотрит в небо голубо-карими глазами. Прямо над ней возникает силуэт. Мерзкий акцент заползает в уши. — Здравствуй, Гермиона. Акихиро приседает на корточки подставляя катану к горлу.