***
— Вот так, — бормочет Кляк. — Так не больно? Грейнджер мотает головой, пока эльф осторожно осматривает её руку и ощупывает оставшуюся часть пальца. — Блядство! — выкрикивает он и тут же хмурится. — Согласна, — с усталой усмешкой произносит она. Его костлявые пальцы мнут кожу там, где сейчас чуть покрасневший шрам. Кляк лечил её всё это время. Каждое утро и вечер появлялся на пороге её спальни с кучей зелий, что он готовил. — Кляк, — тихо произносит она, заглядывая в карие глаза эльфа, — спасибо за то, что ты сделал и делаешь. Он улыбается. Кивает. Дует на палец, будто перед ним Амма, ударившаяся коленкой. Всё в его действиях аккуратно. — Бывший муж моей Госпожи выкупил меня у другого клана, зная о моих способностях в колдомедицине, — эльф собирает склянки и бинты в сумку, пока рассказывает. — Тогда ещё Господин Змей часто возвращался домой избитым и раненым, мне приходилось его лечить. Но когда появилась мисс Паркинсон, всю злость он срывал на ней. Мне было больно за молодую девушку. Блять! Сука! Он прикрывает рот рукой. — Женщины не должны страдать, — добавляет он. — Никогда. Грейнджер сглатывает. Наверное, это первый эльф, в ком она видела друга. Ей немного с кем удавалось общаться. Кляк стал первым. Он, как сказала Пенси, часть семьи. — Позвольте мне сказать? — Кляк достаёт бутылочку с чёрным содержимым. — Конечно, всё, что угодно. Её настораживает то, что в склянке. Оно будто живое, отливает перламутром, плавая внутри. — Я был на чёрном рынке. Это, — он протягивает ей склянку, — то, что может отрастить конечность. Гермиона сжимает бутылёк четырьмя пальцами. Как надежду. Сколько раз она думала, как же можно восстановить палец? Ей не хотелось, как сказал Кляк, помнить. И вот… — Тактильность не вернётся. Вы ничего не будете им чувствовать, — он поворачивает голову на дверь, когда Пенси входит без стука. — Ты уже рассказал? — спрашивает Паркинсон эльфа, на что он качает головой. Пенси проходит внутрь и садится рядом с Грейнджер, толкая её под руку. — Пей! Гермиона замирает от всего происходящего. Она чувствует заботу в этих стенах. В этих людях и существах. Губы начинают дрожать. — Пей, это не яд! — хмыкает Пенси. — Теперь тебя не убить. Номура почувствует, если в зелье что-то не то. Я почему-то уверена в этом. Кляк накрывает ладонью руку Гермионы и сочувствующие заглядывает в глаза. — Это может быть больно. Больно. Что такое боль для Грейнджер сейчас? Гермиона делает вдох, откупоривая пробку от склянки. Принюхивается, и ничего не чувствует. Запаха просто нет. Выдох. Она залпом глотает зелье, ощущая, как оно скользит по пищеводу теплом. Она вытягивает руку. Пальцы трясутся. Ей не страшно, что будет больно. Ей страшно, что не подействует. Кажется, в спальне все перестают дышать. Пенси, положив руку на спину Грейнджер, легонько её поглаживает. Словно успокаивает и готовится к тому, что сейчас подруге будет больно. Так и случается. Вначале начинает колоть кожу там, где шрам от оттёсанного пальца. Гермиона шипит, когда боль становится жгучей. — Смотри… — тихо проговаривает Паркинсон. И правда. Сначала оставшаяся фаланга начинает темнеть. А затем и вовсе чернеет, удлиняясь дымкой вперёд. Тонкие прутики черноты складываются в очертание пальца. Гермиона не может отвести взгляда, игнорируя боль теперь во всей руке. Чёрный палец становится точным и чётким, а когда дымка уходит, Грейнджер подносит к лицу руку, рассматривая. — Чувствуешь его? — спрашивает Пенси. Гермиона второй рукой касается пальца. Обхватывает его. Массирует. Сжимает и разжимает кулак, понимая, что ощущения отсутствуют. Словно палец онемел. — Нет, — несмело отвечает она, — ничего… Она вдруг задумывается, стоило ли это делать, но было поздно. Ведь теперь чёрный палец похож на метку диких. Она хотела забыть, но прошлое всегда будет преследовать её. От него не скрыться. А может, это к лучшему? Может, это шанс стать ещё сильнее? Побороть страх, встретившись с ним лицом к лицу. Как чёрная метка, вот только не на всю руку. Она сжимает челюсть и кулак. «Справлюсь» — обещает себе. — Я готова, — смотрит на подругу, и та, кивнув и улыбнувшись, тянет её за собой.***
Раньше, когда брачный договор обязывал молчать о том, что она узнала, Гермиону сдерживало кольцо, которое имело силу заставлять хранить тайну. «Всё, что касается семьи, остаётся внутри семьи». Сейчас кольца нет. Сейчас её сдерживает Номура. Запрета на то, чтобы рассказать кому-то о мафии — нет. Гермиона сама этого делать не хочет. Сейчас Номура — её главное спасение. Её семьи. Нельзя трогать членов семьи Главы и Господинов. Её родители, друзья. Все, кто помогали ей, под её ответственностью. Татуировка — как символ их спасения. Она ни за что не будет рисковать. Ей бы хотелось не быть частью мира мафии, но всё уже произошло. — Как мне её скрыть? — Гермиона смотрит на Пенси, стоя рядом с камином. Все они в чёрном. Который день… — Представь свою чистую кожу, — отвечает Паркинсон, — и вычерти эту руну. Пенси подходит к ней, становясь позади. Одной рукой обнимает за талию, а второй вытягивает её руку с палочкой, демонстрируя руну. — Сперва всегда сложно представлять, что у тебя чистая от татуировок кожа, но потом будет легче. Гермиона на всякий случай закрыла все участки кожи. Чёрные колготки, юбка-карандаш, чёрная водолазка под горло — это перестраховка. Леон стоит у раскрытых дверей на веранде вместе с Блейзом. Они курят молча. Забини, оперевшись о косяк, не сводит глаз с друга. В его взгляде боль. — Со мной пойдёт только Леон, — она смотрит Паркинсон в глаза, видя, как ей не нравится всё то, что она сейчас услышала. — Это не обсуждается. Я не хочу, чтобы вас дёргали, там наверняка будут папарацци. — Но… — только и произносит Пенси. — Это приказ, — чуть жёстче отвечает Грейнджер и оборачивается к Блейзу. Тот, выдохнув дым, заводит обе руки за спину и с пониманием кланяется. — С нами будут люди клана, — Леон подходит к ней ближе. — На всякий случай. Гермиона прикрывает веки, представляя чистую кожу, делает взмах палочкой, а на выдохе закатывает рукав. Чисто. Лишь палец остаётся единственной чернотой на коже. Пенси, обняв крепко Грейнджер, шепчет тихое: — Я всегда с тобой. — В Аврорате нас ждут, — произносит Леон. — Я их предупредил. Кивок. Шаг в камин. Леон подставляет свой локоть, и прежде, чем за него взяться, она в последний раз смотрит на друзей. Блейз подходит к Пенси, обнимая её со спины. Они оба смотрят на Гермиону с печалью и пониманием. Зелёное пламя поглощает обоих. Страшно ли ей? Она не знает. Всё, что Гермиона ощущает, это волнение. Чувствует, как сердце бешено стучит в груди, когда они с Леоном выходят из камина. И вот… Вспышки. Крики. — Миссис Малфой! Как вы прокомментируете произошедшее? Леон приобнимает её за талию, притягивая плотнее к себе. Выставив руку, он отодвигает репортёров. Люди в чёрном, стеной окружив Гермиону и Леона, пытаются сдержать волну людей. Яркие вспышки не угасают, пока они направляются к лифтам. — Вы в чёрном! — выкрикивает кто-то из толпы. — Значит, несёте траур по своему мужу? По преступнику? Вы придерживаетесь его взглядов? Леон грубо отталкивает от них мужчину с колдоаппаратом, который выбегает прямо перед ними, чтобы сделать снимок. Грейнджер щурится от вспышки. — Что произошло между вами и мэром Аквамарина? Гермиона прикрывает лицо рукой, ощущая крепкую ладонь на своей талии. — Сейчас вы управляете всем бизнесом мистера Малфоя? Вы получили наследство? — Отойдите! — грубо рявкает Леон. Хочется громко послать всех к чёрту. Нет. Теперь она знает. Это не страх. Это ярость и злость. Она умеет вести себя достойно. Все, кто сейчас окружают их, как псы, пытаются разгрызть её. Грейнджер чувствует это давление. Она чувствует, что от неё ждут эмоций. Их нет. В груди одна сплошная злость на всё. На несправедливость. На боль от утраты Драко. От неё ждут слёз и извинений. Грейнджер ни в чём не виновата. Только не она. Гермиона замедляет шаг. Леон с недоумением переводит на неё взгляд и видит, как девушка, распрямив плечи, начинает гордо идти через весь этот шум толпы. Она смотрит чётко вперёд, игнорируя весь кошмар, распаляя репортёров ещё больше. Грейнджер даже не моргает от неожиданных вспышек. Она смотрит прямо в камеру, передавая им свою злость. Они голодны на её эмоции. Она даёт им их. Ешьте. Когда створки лифта закрываются, Гермиона позволяет себе выдохнуть. Руки трясутся. Она сжимает кулаки, чтобы скрыть это. Новая палочка на бедре отдаёт напряжением магии. — Не отвечай на вопросы. Это буду делать я, — Леон поправляет галстук. Он тоже весь напряжён. Гермиона чувствует благодарность за всё, что он делает. Она осторожно касается его руки. — Спасибо… Створки раскрываются. Леон кивает, выходя первым и оглядываясь. Хмурится. Коридор полон авроров, которые стоят у стен. Они молча встречают гостей, вглядываясь в них. Шёпот. Мерзкий шёпот отвратительных слов. Дверь Аврората открывает Гарри. Гермиона останавливается и замирает. Первая встреча после разлуки. Он потерян. Истощен. Указывает рукой в сторону его кабинета, не допросной. Всё происходит молча. Грейнджер следует за ним рядом с Леоном, и когда они входят, когда Гарри закрывает за ними дверь, срывается вперёд, обнимая её крепко-крепко. Она сглатывает. Это больно. Гарри отстраняется, чтобы рассмотреть её. Будто в первый раз. — Ты ранена? Как ты? — взволнованным голосом. — Всё хорошо, — лжёт она, когда внутри вся душа переломана. Гарри подставляет для неё стул перед его рабочим столом. Грейнджер садится, когда Поттер призывает второй стул и садится рядом с ней. Берёт её за руку, замечая черный палец. — Я искал тебя везде… — Приступите к допросу, мистер Поттер, — вмешивается Леон, становясь позади своей Госпожи. Гарри с раздражением смотрит на Леона. Чуть смягчив взгляд, переводит его на Гермиону, пока она рассматривает стену впереди себя. Колдографии Драко, схемы. Поттер готовился к тому, чтобы поймать его… Да, она помнит об этом. — Никакого допроса не будет! — чётко произносит Гарри. — Ты оправдана. Вместе с мистером Чейзом, были воспоминания Аквамарина с того дня. Кингсли сам подписал бумаги. Ты свободна. Молчание. Гермиона оборачивается на Леона и смотрит на дверь. — Выйди, пожалуйста. Он в замешательстве хмурится, но всё же клонит голову и плотно закрывает за собой дверь. Вот теперь они одни. Гермиона думала, какой будет их встреча. Накинется ли она с кулаками на Гарри за всё, что он сделал. Да, он выполнял свою работу. Он поймал преступника. Но было одно жирное долбанное «но»: — Ты знал, что он был в мафии. И вот когда она произносит это вслух, всё становится ещё отвратительнее. Будь Гарри на её месте, она никогда и ни за что не позволила бы ему пройти через этот ад. — Я не знал. Лишь догадывался, — он сглатывает. В глазах сожаление. — Прости. Прости меня, я правда… Грейнджер вновь поворачивает голову на стену с уликами. Драко с колдографии смотрит на неё с ухмылкой. Курит. Ей кажется, что прикрой она сейчас глаза, то почувствует запах его сигарет. Запах самого Драко… — Ты… — она подбирает слова, — даже если догадывался, отговаривал меня. Ты… — Гермиона, прости меня. Я… Молчание. Она смотрит на колдографию Бентли. Её машины, которая взорвалась. — Ты ищешь того, кто хотел убить моего мужа подрывом машины? — ровным тоном спрашивает она. Гарри выпрямляется. Что больше его задевает? То, что она назвала преступника мужем? Или то, что желает знать, как ведётся расследование подрыва машины? — Никаких улик. Гермиона… Она поворачивается к другу всем телом. Перебивает его, мотая головой. Он смотрит ей в глаза, прищуриваясь. — Что с твоими глазами? Они поменяли цвет, — спрашивает и ведёт взглядом к её руке, нежно берёт её. Но Грейнджер отдёргивает руку, сжимая пальцы в кулак, не чувствуя нового пальца. — Что с рукой? Где ты была? «В кошмаре». — Пряталась вместе с Джеком, — лжёт она. — Я не знаю, как воспоминания Аквамарина попали в руки Чейза. Он пришел с ними на порог моего дома ночью, — Поттер поправляет очки и хмурится. — Он ничего не помнил после того, как Эндрю на вас напал. Колдомедики проверили его. Полагаю, из-за шока он мог забыть всё. Или… — Или что? — она вскидывает подбородок. — Я стёрла ему память? Она знала, что Чейзу стёрли воспоминания. Леон и про это сказал. Всё, что между ними было в пустыне, осталось только с ней. Ей так легче. Джек не будет помнить диких, кровь, гиен, сухой воздух пустыни, пропахший смертью. Не будет помнить их роковую дружбу… — Нет, — мотает головой, — я тебя ни в чём не обвиняю! Сейчас мы ищем Аквамарина, чтобы он понёс наказание. Полагаем, он мог подстроить взрыв города и сымитировать смерть. Но я уверен, что он где-то скрывается. Вот только… как у Чейза оказались его воспоминания того, что было в ресторане? Грейнджер пожимает плечами. — Джек сам решил пойти к тебе, — лжёт наобум. — Я не знаю, откуда у него воспоминания. И вновь это гробовое молчание. Натянутая нервами нить между ними. Напряжение. Она одновременно и зла на друга, и нет. Но факт того, что их дружба не будет прежней, очевиден. Теперь они на разных сторонах, как бы ей ни хотелось обратного. Гарри — закон. Грейнджер — преступный мир. Это не её выбор. Это как мера защиты её и её семьи. — Я свободна? — произносит она. — Я могу вернуться к своей работе? — Да, Кингсли тебя реабилитировал. Я этой же ночью направился к нему под свою ответственность. Он первым обо всём узнал. — Тогда я вернусь к своей нормальной жизни, — Гермиона поднимается, Гарри вскакивает следом. Она чувствует, что он хочет высказаться. И, наверное, знает, что это будут за слова. Да. Он не хотел. Но всё сложилось так, как сложилось. Совершенно не в пользу друг друга. Гарри воспользовался своим положением и не стал допрашивать её даже после закрытия дела. Поттер всё ещё ей доверяет. — Постой, — он аккуратно останавливает её за руку. — Джинни переживала за тебя. Может, ты заедешь к нам? Она качает головой, и вот тогда Гарри, отвернувшись, будто ломается. Он опирает ладони о рабочий стол и опускает голову. Наверняка это порог их дружбы. И он трещит под ногами. — Гермиона! — громко произносит он. — Я поймал преступника! Я чувствую, что ты прониклась им. Наверняка он запутал тебя. Всё, что случилось — это и моя вина. Прости меня. Но он поплатился за всё, что сделал. Вот как… Зная теперь всё, Гермиона сравнивает эти ситуации, что случились с ней. Да, Драко преступник. Один из… Эта та самая реальность, что Грейнджер приняла. Как бы ей ни хотелось иного, но она жила в этом. Малфой показывал ей свою другую сторону. Живую. Настоящую. В нём был тот кусок человечности, который придавил Гермиону целиком. Сердцу не прикажешь. Ей не хочется ничего отвечать. Он её не поймёт. Гермиона, развернувшись к двери, видит, как Леон открывает её, будто заметив сквозь матовое стекло её силуэт. Вот только Гарри не унимается. — Гермиона. Грейнджер оборачивается. — Что с тобой случилось за всё это время? Что с тобой сделал Малфой? — и он правда искренне переживает за неё. Грейнджер знала друга лучше всех. — Этот человек, — он указывает на Леона пальцем. — У нас нет никаких улик против него. Но он служил Малфою. Я не могу тебе приказать не общаться с ним. Но… Гарри выстреливает взглядом прямо в Леона. — Я не хочу, чтобы с тобой вновь что-то случилось. Гермиона, пожалуйста… поговори со мной. Что произошло? Большим пальцем руки Гермиона задевает безымянный. Будто хочет почувствовать на пальце кольцо. Его нет. И Малфоя больше нет. Но у неё осталось одно… Гермиона отвечает: — Всё, что касается семьи, остаётся внутри семьи, — выдох. — Поздравляю с повышением, Гарри. Леон захлопывает за ней дверь. И пока они идут по Аврорату, она то и дело слышит смешки. Кто-то кашляет в руку, рвано произнося при этом: — Подстилка мафии. Леон останавливается. Поворачивает голову, но Гермиона пропускает всё мимо ушей. Эти оскорбления ей кажутся цветочками. — Леон, идём.***
Дверь их с Чейзом кабинета раскрывается. Леон остаётся в коридоре, сев на скамью. Её трясёт. Сердце готово выпрыгнуть от предвкушения встречи с другом. Она боится расплакаться. Кусает губу, чтобы отвлечься, когда входит тихо в кабинет и слышит то, от чего начинает плакать. Чейз, сидя за своим столом, громко чавкает, поедая сэндвич. Шаг. Ещё один, и вот теперь — глаза в глаза. Гермиона плачет, когда видит, как у Джека расширяются глаза. Как он бросает сэндвич на тарелку. Она ждёт, что мужчина вот-вот сорвётся и обнимет её. — Какого чёрта там произошло, миссис Малфой? — рявкает он. Гермиона не сдерживается, вытирает слёзы рукой, сдерживая смех. Он всё тот же. Её мистер Чейз. Вредный начальник. — Мистер Че-ейз, — тянет голосом и бежит вперёд, обходя стол и обнимая мужчину поперёк талии, когда он встаёт. Джек замирает, вскинув руки. Словно скала, напрягается. — Это что за вольности? — недоумевает он. Но говорит мягче сквозь её рыдание. — Ну-ну… Он не помнит ничего. Не помнит их смех посреди пустыни на грани страха и боли. Не помнит то, как они друг друга спасали. Не помнит их откровений. Чейз ничего не помнит. Он не знает, что стал для неё другом. Не знает всех этих чёртовых жизненно необходимых для Гермионы нюансов. Она отстраняется. Мотает головой, извиняясь. Берёт платок, который протягивает ей Чейз. — Я слышал о вашей утрате, — кладёт руку на её плечо, чуть сжимая. — Не знаю, как комментировать. Не представляю, через что вы сейчас проходите. «О, Джек, ты проходил не меньше». Он кашляет. Делает шаг назад. — Колдомедики сказали, что я переболел синей лихорадкой. Совершенно ничего не помню, а вы? Гермиона мотает головой. Лжёт. — Вы знали, что ваш муж из мафии? Я говорил, что что-то с ним нечисто! Все эти ваши бортли! — вздёргивает подбородок, словно наслаждается своей правотой. — Бентли, — поправляет его через улыбку. — Я так и сказал! Всё это от грязных денег! Гермиона присаживается напротив его стола и говорит заготовленную речь. Всё, что произошло в тот день, в ресторане. Что Аквамарин на них напал, а затем они бежали, укрывшись в каком-то доме. Пришлось и об этом солгать. — Как мы оба могли потерять память? — хмурится он, жуя сэндвич. Она не отвечает. Ей нечего ему сказать на это. Лишь: — Колдомедики говорят, что от стресса. Может, Аквамарин отравил нас чем-то. Или же кинул в спины Обливиэйт, — она быстро накидывает варианты, отвлекая его. — Простите меня, что позвала вас в тот раз на обед. Это всё моя вина. Тошнота подкатывает к горлу. Ко всем органам чувств, когда Гермиона в памяти проигрывает всё, что случилось. Насколько этот человек был храбрым. Она сглатывает. — Мистер Чейз, можно задать вам вопрос? Он фыркает. Делает вид, что неинтересно. Но всё же не выдерживает. — Ну? — В Хогвартсе, на каком факультете вы учились? Джек откладывает сэндвич и важно распрямляет плечи: — На Гриффиндоре! — Я так и знала, мистер Чейз. Вы очень храбрый и смелый. Он щурит глаза на короткий миг, заподозрив что-то неладное, но похвала от неё смягчает Чейза. Он, расправив плечи, перебирает документы в приподнятом настроении. Жалуется на репортёров, рассказывая ей, как обкашлял каждого к нему подошедшего. Весь оставшийся день она делает вид, что работает. Просто потому что ей хочется находиться рядом с ним. Просто потому что так по-настоящему. Он жив. Гермиона слушает его невероятные теории того, что могло произойти, соглашаясь со всем, чтобы увести его мысли. Запутать. Чтобы Джек никогда не узнал, что произошло в Египте. Так будет лучше. Так он не истерзает себя, как делала Грейнджер. Теперь она не оставит его. Слова Чейза о том, что он одинокий и пустой, Гермиона превратит в обратное. Она будет ему другом. Будет тем, кто заполнит эту пустоту. Он слишком много для неё значит. Прежде, чем уйти, Грейнджер вновь крепко обнимает Чейза. Обещает, что скоро, после Австралии, вернётся к работе, слушая, как он недовольно произносит: — Ну вот опять. Вся работа на мне! От тебя никакого толка! Она скучала… Скучала по его ворчанию. — Мистер Чейз? Джек надевает шляпу на голову. — Спасибо вам за всё… Он хмурится. Будто что-то вспомнил. Смотрит на неё долгим взглядом. Затягивает пояс на пальто и кивает. — До свидания, Гермиона.***
Первое, что она делает, когда входит в родительский дом ночью, видя, как мама и отец мирно спят — вытягивает палочку. — Обливиэйт, — произносится с надломом в голосе, но то, что она забирает у родителей — необходимость. Всё это время Аврорат следил за ними, допрашивая, где могла быть их дочь. Новости, что им поступали из газет, были страшными, искаженными. Они в панике молились о ней и боялись самого страшного. Грейнджер не хотела, нет, никогда не желала, чтобы они прошли через всё это. Она избавляется от всего в их памяти, что было связано с новостями о ней. Всё самое жуткое. Все самые отвратительные статьи, обвиняющие её. Гермиона стирает и Драко… Никакой свадьбы. Никаких посиделок на веранде на заднем дворе. Леон то же самое сделал с Росом и Джиной. Он стёр всё, что касалось Драко. Незаметно. Тихо. Для родителей Гермиона останется любимой дочерью, с которой не случилось страшное. Грейнджер возвращает им спокойную жизнь, уничтожая все «улики» — газеты, заранее позаботившись о том, чтобы им больше ничего не приходило. Ей хочется остаться в Австралии. Утром позавтракать с мамой, а с папой побыть на пляже, глядя на то, как он седлает волну. Она не может остаться. По крайней мере, сейчас… Вернувшись домой, к себе в квартиру, Гермиона звонит маме и спокойным голосом, но со слезами на глазах, начинает разговор. — Привет, мам, как у вас дела? — Доченька, здравствуй. Джон! Гермиона звонит, — слышит, как мама, отстранившись от телефона, зовёт мужа. И тёплый разговор с родителями будто лечит трещины в её душе. Долго ли продержится это ощущение спокойствия, Гермиона не знает. Самое главное для неё — это то, что они не будут помнить об этом, как и мистер Чейз. И Гермиона начинает потихоньку жить… Насколько это возможно. Днём Пенси всегда рядом. Перемещается к ней по камину, отвлекая подругу и поддерживая во всём. А ночью, когда Грейнджер остаётся одна, старые кошмары заходят к ней, не стучась. Она просыпается в слезах, не понимая причины. Снов нет. Но полное ощущение того, что её щеки касаются тёплые пальцы. Будто он фантомно с ней. Рядом. Будто Драко не умирал. Вот так они и обменялись… Драко стал рядом с ней слабым, когда Гермиона стала рядом с ним сильной. И кто от этого больше пострадал, она не знает. Здесь нет победителей. Одни проигравшие. Она так и не решилась сходить к Драко на могилу. Это означало бы одно. Грейнджер убедилась бы в его смерти, увидев надгробие. Увидев слова на нём. А так в её голове Драко жив. В её груди всё ещё горят чувства к нему. Слезы она не прячет. Гермиона плачет навзрыд одна в своей квартире. Каждую ночь.***
Блейз был первым. Драко решил обозначить своё присутствие родным по одному. Чтобы было легче смотреть в глаза не всем сразу, а каждому. Лично. Забини выходит из камина, попадая в лофт Леона. В его руках сигарета. Он даже не смотрит по сторонам, глядя в пол, проходит к дивану у окна и падает на него, закрывая локтем лицо. Он не видит Драко, сидящего чуть левее. Не видит его обеспокоенное лицо, не ожидавшее, что самый весёлый идиот из их компании окажется таким ранимым и разбитым. — Малыш, я бы рад повеселиться с тобой, выпить. Но что-то хреново совсем, — говорит Блейз, делая затяжку. Кажется, у Забини рукав рубашки на сгибе локтя становится мокрым, когда он уводит руку в сторону, чтобы стряхнуть пепел. Всё. Пошло всё к чёрту. Драко больше не мог: — Блейз. Забини не шевелится. Леон стоит рядом с Драко, ожидая реакции. Ничего. Блейз лишь хрипло обессиленно проговаривает: — У вас так с ним голоса похожи… Гадость, — Леон хмурится. Он переглядывается с Малфоем, но потом напряжение спадает, когда летит следом пояснение: — Теперь каждый раз, когда захочу тебя поцеловать, буду слышать голос Драко. — Грёбаный извращенец. Забини роняет сигарету и резко поднимается, замирая. Он медленно поворачивает голову назад, делая рваный выдох. — Это шутка? — он смотрит на Леона, а потом на Драко, прикуривающего сигарету. — Это ёбаная шутка? Забини встаёт на ноги вслед за Малфоем. Драко сверлит его взглядом с ноткой напряжения и через секунду закрывает глаза, когда Блейз, сжав кулак, кидается прямо на него. Драко чувствует, как его рубашка трещит по швам. Так сильно друг сжимает воротник, хрипя в лицо: — Ты! — с одышкой. С красными глазами и полопавшимися капиллярами. — Ты ёбаный мудак! Почему ты ничего не сказал? И ещё через пару секунд Забини крепко обнимает Малфоя и тем самым сжатым кулаком бьёт по спине. — Мудила! — сдаётся Блейз. — Драко… Леон подбирает сигарету с пола, тушит её в пепельнице и делает вздох, призывая палочкой графин с виски и бутылку красного вина. Любимого вина Блейза. Они напьются. Будут говорить до утра. Блейз то и дело бросает взгляд на Малфоя, будто до сих пор не верит своим глазам. Когда Леон отлучается, Забини смотрит перед собой в окно, делая глоток вина. — Мы все были убиты горем. Я никогда не чувствовал себя таким потерянным. Драко хочет сказать «я знаю». Он тоже терял близких. Он знает, что такое тоска, одиночество и страх. Он проходил через это. И как бы ему ни хотелось другого, его друзья столкнулись с тем же. Его мир разрушен. Драко отстраивает его заново. — Она плачет каждую ночь, — Блейз косит на него взглядом. Хмурится. — Кляк говорит, что во сне она зовёт тебя. Малфой сжимает бокал. Сжимает до хруста челюсть. — Чем быстрее ты появишься в её жизни и в жизни Пенси, тем будет легче. Драко слушает совет друга, хоть и не просил о нём. Он это сам прекрасно понимает. Но для начала он должен расчистить всё, что сделали ублюдки против него. Для безопасности своей семьи. Леон возвращается в гостиную, берёт бутылку вина и доливает в бокал Блейза, садясь с ним рядом. Малфой не смотрит на них. Он уходит в мэнор, готовясь к завтрашнему дню.***
Малфой входит в зал круглого стола с огромным опозданием. Гоблин созвал всех часом ранее. Оборотное зелье тут же сползает с его облика. Драко хрустит шеей, когда толкает двойные двери против себя. Весь шум в зале прекращается. Главы смотрят на вошедшего. Кто-то с презрением. Кто-то с шоком. Малфой медленным шагом проходит мимо сидящих, клонится Ёки, проходя дальше. Он останавливается рядом с троном Номуры, который светится ярко-голубыми полосами. Глухой удар по столу отрубленной головы Аквамарина разносится эхом. Главы смотрят на «подношение», совсем не удивляясь. Они уже видели истинные воспоминания Гермионы и всего того, что на самом деле произошло. Именно Эндрю напал на неё первым, нарушив кодекс, за что сейчас, раскрыв рот, гниющий, стоит на столе. — Приветствую, Господа, — говорит Драко, пока Леон и Блейз становятся позади него. — Был немного занят. Не смог присутствовать на прошлых собраниях. Хмыкает от шутки, глядя в лица многих присутствующих. Именно в те, кто был на стороне Аквамарина. Их десять. Пока что десять. Всю эту информацию собрала Ёки. — Как вы знаете, моя жена стала Номурой. Шёпот. Пока у него нет абсолютных полномочий. Пока он не может объявить себя правящим кланом вместе с Номурой. Ему нужна точная информация, подтверждающая это. Слово самой Номуры. Малфой не желает появления Гермионы в этом зале. Он не хочет ещё больше травмировать её. Вот только… именно она может подтвердить слова прошлых носителей Номуры, подтвердить историю, что существовала ранее. Которую стёрли и изменили. — Кто из вас, черти, знал о том, что сделал этот ублюдок? — громко и зло выкрикивает Драко, толкая со всей силы голову по столу. Отрубленная башка Эндрю с глухим звуком катится по столу, привлекая взгляды многих. Как мишень. Молчание. Драко сжимает палочку, запрыгивая на стол, слыша недовольные возгласы. Кто-то из глав встаёт, указывая на него пальцем. — Как ты смеешь нарушать здесь порядок? Даже если твоя жена стала Номурой! Гоблин прочищает горло, не реагируя на выходку Драко. Он подходит к трону, глядя на всех, раскрывает свиток, зачитывая: — Нападение на члена семьи Господина карается смертью целого клана. Нападение на Главу Номуру карается смертью целого клана. Сговор против Главы карается смертью целого клана. Сговор против семьи или самого Господина карается смертью клана. Гоблин хрипло зачитывает кодекс, пока Малфой шагает по столу, останавливаясь напротив Господина Рысей. Он спрыгивает со стола, обходя мужчину, останавливаясь у него за спиной. Наклоняется к уху, глядя на гоблина, ожидая конец речи: — Наказание за нарушение кодекса приводится в исполнение незамедлительно. Люди из клана Дракона, войдя в зал, идут чётко к указанному ранее месту. Они останавливаются напротив девятерых Господинов, прямо за их спинами. Малфой оценивает обстановку и, не медля, проводит палочкой по горлу Рыси, отсекая голову. Глухие удары голов об пол сыпятся один за другим. Кодекс позволяет применять магию в стенах этого зала только для публичной казни. — Я видел воспоминания Аквамарина с каждым из них, — Драко вытирает палочку об рукав, проходя на место к трону. — В заговоре участвовали эти Господины. Кто-то не согласен? Молчание. Никто и слова не говорит. Все присутствующие знают, что после смерти Грея каждый день придерживаться законов и кодекса становилось всё трудней. И вот в руки Аквамарина попала власть, которую он использовал против Драко и его семьи. Люди из его клана добили консильери всех Господинов, мёртво лежащих на полу. На удивление Малфоя, все приняли смерть достойно, стиснув зубы. Эффект был достигнут. При правлении Грея редко казнили Господ, нарушивших кодекс, прямо в зале. Он, как Глава, помогал решать конфликты, выводя кланы на общую черту договорённостей. Если же этого не случалось, и одна из пострадавших сторон конфликта не соглашалась с условиями примирения, головы валились с плеч. Малфою понадобилась всего ночь, чтобы уничтожить Гиен. Всего одна ночь, чтобы с помощью Скорпионов убить почти восемьдесят восемь человек, разместившихся в своём городе. Не подозревающих о том, что Малфой пришёл мстить. Маленькие скорпионы, зачарованные заклинанием, скрытые невидимостью, жалили всех, у кого была татуировка Гиен. Ещё одна поблажка Ёки. Секретное оружие, которым она поделилась с Драко в благодарность за сына. Господина Драко оставляет себе. Малфой проникает в город через тот самый камин, с помощью которого женщина по имени Захра спасала девушек маглов, перенося их в безопасное место. С помощью легилименции он увидел у одного из диких, сражённых ядом, место, где жил Господин. Охрана перед его домом уже мертва от яда, псы-гиены убиты Авадой, не сумевшие успеть даже залаять. Драко входит в дом тихо. Господин Гиен оказывается едва дышащим стариком. Он не успел передать правление своему сыну. Драко видит его ребёнка, парня лет двадцати, мёртвым в соседней комнате с пеной у рта. Малфой позволяет узнать старику, за что он сейчас умрёт. Немощный мужчина в порыве адреналина тянется к палочке дрожащей рукой, но не успевает. Драко отсекает ему руку по кисть. — Я нарушаю сейчас кодекс, — Драко присаживается на корточки перед Гиеной. — Вы напали на мою жену, не зная, кто она такая. По ошибке. По чёртовой роковой ошибке. За это не следует наказание. За незнание. Старик стонет, пуская слюни изо рта. — Но какая разница, правда? — он давит кончиком палочки на рану на культе, слыша всхлип Дикого. — Я даже не уверен, понимаешь ли ты меня. Я буду говорить на языке фактов. Драко распрямляется, сжимая зубы. И выплевывает последнее, прежде чем стереть клан Гиен с лица земли: — Ты. Тронул. Мою. Жену, — древко вперёд и сорвавшийся в крике голос: — Мою жену! Зелёная вспышка освещает комнату. Его люди нашли всё, что забирали дикие у маглов. И среди этой кучи было то, что ценно для него. Малфой возвращает кольцо, надевая его на свой мизинец. Камень окрашивается красным. Цвет гнева. Злости. Цвет любви. Сейчас, стоя в зале, он чувствует, что путь, что он проделал вместе с Гермионой, не вернёт ему спокойствие, так же, как и ей. Пока все, кто участвовал в том, что случилось, не захлебнутся собственной кровью. Говорить свой главный козырь, о том, что увидел в воспоминаниях Эндрю, он не желает. Сейчас он лишь показывает всем свою претензию. На трон. На месть. На справедливость в их мире мафии. Это будет началом новой преступной жизни. И то, как он найдёт ту самую крысу, станет концом, удовлетворившим жиреющее чувство голода мести. — Собрание окончено, — Драко убирает палочку на пояс, обходя стол. — Прошу прощения, я опоздал. Не хотел приходить. В зал на коляске въезжает Хантер. Ему требуется время, чтобы всё рассмотреть. Тела. Кровь. Встревоженность в лицах каждого. И как только он поворачивает голову в сторону Малфоя, глаза Хантера округляются. — Здравствуй, дядя, — произносит Драко, виновато улыбаясь.