***
Выбор Джека падает на «Дырявый котёл», который он расхваливает как самое укромное место, чтобы их никто не трогал. Из Министерства они выходят, накинув на головы капюшоны мантий, неудачно попав под дождь. Репортёры, даже если и были, не разгадали их маскировку. Джек входит первым, открывая перед ней дверь, выбирает столик в конце помещения. Народу почти нет. Сидит один пьяница у бара, а женщина, явно низких моральных ценностей, пытается соблазнить этого выпившего бедолагу. Она волшебными, созданными ею бабочками щекочет предполагаемого клиента. Откуда Гермиона знала, что проститутки так завлекают клиентов, оставалось вопросом. Джек отодвигает ей стул, прокашливается, глядя на барную стойку, и извиняется. — Н-да, — садится напротив. — Думал, днём здесь нет таких лиц. Ну… нас хотя бы не будут трогать репортёры. Я от них страдаю не меньше тебя! Гермиона скидывает мантию, оставляя её на спинке стула, и появившемуся домовику заказывает жаркое и сливочное пиво. — Ты знаешь здешнее меню? — удивляется Чейз, заказывая то же самое. — Мы с Гарри… — она вздыхает. — Мы с друзьями однажды были здесь. Отмечали какой-то праздник. В бар входит высокий мужчина лет пятидесяти. Густая борода тянется к поясу. Он осматривается, что-то говорит появившемуся эльфу и занимает место через столик напротив Гермионы. Ей становится не по себе. Но всего на секунду. Просто потому, что ей кажется, что мужчина будто бы узнаёт её. Задерживает на пару секунд взгляд, но тут же отводит его, отпивая виски. — Так как мы не попали на конференцию… — начинает Чейз. — Какую конференцию? — хмурится она, переводя на него взгляд с мужчины. — В Германии! — грубо отвечает Джек. — На которую должны были попасть неделями ранее, но случилась эта заварушка, после чего мы оба потеряли память! Тебе и это отшибло? Гермиона теперь точно вспоминает. Кивает. Отпивает пиво, облизывая губы. — Я взял конспекты у одного моего знакомого. Очень жаль, что мы не смогли попасть, потому что там затрагивали тему… Гермиона слушает его вполуха, потому что не может не чувствовать на себе взгляд мужчины за столиком напротив. Она опускает руку к бедру, где лежит палочка — уже как перестраховка. Она вообще перестала расслабляться после всего произошедшего. В каждом видела врага. — Поверить не могу, что эта тема только сейчас всплыла, и её начали освещать, ведь я говорил об этом всегда! Потому что… Она кивает, изредка встречаясь с Чейзом глазами. Она уже без стеснения смотрит Джеку за спину, на мужчину, который глядит на неё. В бар входят три посетителя, громко разговаривая. Проходят внутрь и садятся куда-то слева. Хохот перебивает Чейза, отчего он цокает, намеренно громко проявляя своё раздражение. — Эти идиоты думают, что у артефактов есть срок годности, когда срок годности есть только у их мозгов! Ведь… Она вообще перестаёт понимать, о чём говорит Джек. Ощущение беспокойства сковывает её по рукам и ногам. Всё, о чём она думает — так это о мужчине, который уже неотрывно смотрит на неё. И, чёрт возьми, она может поклясться, что он ухмыляется от речи Джека. Начальник всё говорит и говорит, пока Гермиона не перестаёт дышать на том моменте, когда незнакомец, взяв бокал с виски, делает глоток. Первое. Так может пить только один человек. Так. Грейнджер наизусть помнит каждое его движение. Дьявол. Она как зачарованная смотрит каждый раз, когда он отпивает алкоголь. Потому что, ставя бокал на стол, он обхватывает пальцами низкий бокал сверху, а не поперёк. В груди глохнет. Нет… Она даже хмыкает от безумства своих теорий, и Чейз на это отвечает: — Вот даже ты, не имея опыта, такого, как у меня, считаешь это бредом! Они там все что ли тупые? И… В бар входят люди. Время обеда. Не странно, что все ищут место поесть. Столики заполняются. А вот сама она заполняется жаром. Сердце уже истошно бьёт в корсет рёбер. Наверное, ещё чуть-чуть, и до трещин. Таких же, как в её сознании. Осознании… Нет… Не может быть. На его мизинце ярко-красный опал овальной формы. Грейнджер с грохотом роняет вилку. — Что такое? — чавкает Чейз, глядя на её растерянность. Оборачивается, всматриваясь в мужчину, и поворачивается обратно, чуть нагибаясь к столу. — Он тебя беспокоит? Грейнджер мотает головой. Смотрит в тарелку, но аппетита нет. Он к чёрту пропал. — Я могу обкашлять его, — шепчет Джек. И как только она поднимает голову, мужчина, бросив на неё последний взгляд, уходит прочь. Грейнджер еле встаёт на ноги, пытаясь догнать. Выбегает на улицу, вглядываясь в спины. Исчез. Это бред. Она сходит с ума. Джек, раскрыв позади неё двери, выбегает следом. — Да что такое? Если тебя достают, нужно обратиться в Аврорат! Кто это был? Репортёр? Гермиона скрывает непонимание улыбкой, делая вид, что ничего не произошло. Что она просто вышла подышать. Чейз весь оставшийся обед ругается на сборище идиотов с конференции. И то, что если бы он смог присутствовать, то его речь была бы куда полезнее болтовни этих лекторов. — Мистер Чейз? — говорит она, когда они расплачиваются за обед. — Могу я взять отгул сегодня? Голос такой вымученный, что ей даже не приходится притворяться, чтобы начальник не заподозрил что-то не то. Чейз хмурится. Качает головой. — Зря ты вернулась так рано, — с обидой в голосе. — Ты даже не слушаешь меня. А я всегда говорю полезные вещи! Гермиона виновато улыбается. Накидывает мантию, но тут вдруг Джек осторожно касается её плеча. — Порой скорбь, боль и весь кошмар нужно пережить в одиночестве. На это нужно много времени. Я не буду лезть тебе в душу, судить тебя, как это делают многие сейчас… Грейнджер сжимает кулаки. Руки ужасно мёрзнут. Наверное, вся кровь ушла в мозг, который сейчас работал на износ, выстраивая теории, что она сконструировала после увиденного. Ей хочется прийти к выводу, что она просто сошла с ума. — Иди, даю тебе неделю! — проговаривает Джек, натягивая капюшон. — И не смей возвращаться раньше. И кстати… Гермиона смотрит ему в глаза, пока Джек поправляет очки. — Отгул за свой счёт конечно же!***
Она ни разу здесь не была. И вот тучи сгущаются над головой во всех смыслах. Грейнджер шагает по стриженой траве, чувствуя, как от мокрого ворса покрова кладбища пачкаются щиколотки. Дождь глухо таранит поверхность зонта, пока она останавливается у большого могильного камня. Читает строчки, вытесанные на мраморе. Чёрном, как её прогнившая болью душа. Всё, что окружает её, убивает по новой. Ливень, кладбище, мысли. Молчание. Сознание — как глина, Гермиона мнёт её, лепит монстров. Главный из которых перед ней. Смерть того, кого она… Нет. Ей не показалось. Она переводит взгляд с надгробия вперёд, в даль кладбища, которая прячется в тумане. Грейнджер чувствует присутствие у себя за спиной. И это не очередная ошибка её свихнувшихся мыслей. Она кожей его ощущает. Гермиона просто-напросто начинает говорить: — Я не знаю, что увижу, когда обернусь, — глаза наполняются солью. Главное — не сморгнуть. — Быть может, я действительно сошла с ума и ищу любые причины и зацепки, чтобы то, что я вижу перед собой, было ложью. Потому что я не заслуживаю потерять всё... Она переводит взгляд на надгробие. — Как бы я ни бежала от всего, я не знала, что было уже поздно, — она прикрывает веки, ощущая, как горячие слёзы скатываются по щекам. — Но вот твой конечный путь, — она поднимает дрожащую руку, указывая на надгробие, — а я стою сверху, будто подпираю выход. Но, боже… Гермиона роняет подбородок на грудь, прикрывая рукой глаза, вжимая пальцы в переносицу. Ручка зонта намокла от вспотевшей ладони. Она выдыхает пар изо рта, договаривая: — Как я хочу обернуться и увидеть, что это ты… Сердце замирает. Вдох. И на выдохе развернуться, чтобы больше не бояться. Никого… Пустота. Она плачет, не в силах остановиться, нужно уйти. А перед этим создать магией цветы на его могиле. Грейнджер поворачивается обратно, взглядом упираясь в грудь. Под расстёгнутыми пуговицами виднеются чернила татуировки. Выдох. Сильные руки не позволяют ей взглянуть вверх, на его лицо — он прижимает её к себе, и оба с хлопком исчезают. Темно. Пахнет плесенью и старыми книгами. Грейнджер уверена, что это библиотека в мэноре. Она щекой чувствует, как в его груди так сильно бьётся сердце. Такое не подделать. А ещё пахнет им. Его парфюмом. Его чувствами, которые Гермиона полными лёгкими втягивает, прежде чем задрожать, сжать кулаки и попытаться освободиться от крепкой хватки. Чтобы ударить его в грудь, а затем ещё. И ещё. Она ничего не видит. Только ощущает его горячие ладони у себя на лопатках, пока колотит в грудь. Пока срывается в истерике. Кричит нераздельными фразами. — Ненавижу! Ты... Даже сглотнуть не получается. Ком в горле. — Ненавижу тебя! Я... — с хрипом из глотки. Из самого нутра, которое разгорается жаром. Она сжигает обоих всем тем, что сидело внутри — болью. Выплескивает всё, что сдерживала. Сжечь всё к чертям! Кисти рук обрамляют наручники-пальцы. Он сжимает несильно, просто чтобы остановить. Чтобы притянуть к себе и прошептать: — Прости. Гермиона от раздавшегося голоса замирает. Точно он. Она не сошла с ума. Обнимает поперёк талии наощупь, прижимая лицо к груди Драко. Чтобы так же тихо: — Не уходи. Сбоку загораются свечи, тускло освещая библиотеку. Грейнджер медленно поднимает голову, встречаясь взглядом. — Драко, — шёпотом. Будто боится спугнуть этот мираж. Но всё по-настоящему. — Прости меня, — даётся с силой и крошкой стекла от оставшегося кошмара в голосе. Он обрамляет её лицо ладонями, осторожно гладя пальцами. Всматривается так же, как она — внимательно, будто в первый раз. Мысли в голове путаются. Как? Когда? Почему? Что случилось? И ничего из этого Гермиона не может произнести. Шок сменяется другими чувствами, острыми, словно её висок прокалывает ржавая спица. Что будет дальше… Она прошла через столько дерьма, выпавшего на её судьбу, и сейчас вроде бы удавалось вернуться в обычный мир. Грейнджер уже несколько шагов в нём сделала. Наладила ритм. Работа, родители. Но понимание, что всё это фантик и прикрытие, становится осознанным. От мафии не убежать… Два громких голоса борются в голове. Один кричит, что она стала бы жить дальше, отстранившись, а другой — что она и не уходила. — Зачем ты вернулся? — делает шаг назад, понимая глупость вопроса, который тут же уточняет: — Зачем вернулся ко мне. Было бы ей легче узнать, что он жив? Да. Несомненно. Грейнджер поверить не может счастью, но то же счастье разносится по ветру — даже если Драко жив, он мог просто не появляться в её жизни. Грейнджер медленным шагом ступает к дивану позади неё и обессилено опускается. Драко так и замер на месте, опустив голову. Боже… Гермиона щипает себя за руку, проверяя, не спит ли. Не спит. И это не кошмар. Камень на его пальце — красный. Она теперь знает его чувства. Обводит взглядом свой чёрный палец, где когда-то было это кольцо. — Покажи мне. Голос дрожит. Она смотрит на Драко, и он переводит взгляд на неё, не понимая вопроса. Грейнджер будто в вакууме. — Покажи мне всё, что случилось. Я хочу знать… — Нет, — резко обрывает он. Подходит ближе, глядя сверху вниз. — Ты столько пережила. Я не позволю. Грейнджер встаёт с места и смотрит с вызовом в глаза. Больше никакой лжи. Больше никогда. — Это не просьба, Драко, — она позволяет себе подумать о том, что на её теле. Позволяет Номуре жить. — Это приказ. Глаза Грейнджер светятся голубым. Взгляд Малфоя — как зачарованный. Он с силой сжимает кулаки, пытаясь отвести глаза. Не выходит. Сжимает губы. — Гермиона… Её больше нет. Сила в венах чужая. Не её. И она спокойным голосом его поправляет: — Номура. Шёпот в голове чужим голосом. Их множество. Она ощущает внутри себя огромную силу. Грейнджер делает шаг вперёд. Что-то борется в голове с голосами. Это она сама пытается их усмирить. Подчинить самой себе Номуру, которой ещё не умеет управлять. Всё, что она сейчас чувствует — злость. — Подними свою палочку и покажи мне всё. Драко ведёт плечом, словно хочет скинуть с себя её взгляд. Сопротивляется ей, но вытягивает палочку, направляя её вперёд, но всё ещё пытаясь увести древко в сторону. Эта идея уже не кажется ей приятной — заставлять, приказывать, видя, как он сопротивляется и мучается. А нужно ли ей всё знать? Чтобы что? Испытать очередную боль? Увидеть собственными глазами его смерть? Всё, через что они прошли? Боже. О господи боже. Нет. Гермиона роняет стон, с сопротивлением закрывая глаза сквозь слёзы. Её трясёт. И прежде, чем упасть на диван, она чувствует его крепкие объятия. Драко настигает её в самый нужный момент. — Драко… Он берёт её на руки, садится на диван и отчаянно прижимает к себе. Гермиона закрывает лицо руками, пряча слёзы. — Я … — стонет она, — это не я. Сила. Я её чувствую. Мне страшно. — Я знаю, — гладит её по волосам. Даёт время успокоиться от начавшейся истерики, всё время проговаривая: — Я с тобой. Я здесь. Он рассказывает всё сам. Без ярких красных красок. Рассказывает всё с самого начала. Что ему пришла записка, а потом произошёл подрыв машины. Его задержание. Азкабан. Про то, как Ёки помогла ему выбраться. И самая страшная часть про то, как он её искал. — Боже, — сквозь слёзы. — В тот дом вошёл ты? Кивок. — Я… я думала, это был дикий… И вот в грудь кто-то кидает копья. Под каждый удар сердца. Под его голос, когда он рассказывает о мести. О том, как спас Чейза. И об Аквамарине. Драко гладит её плечи. Берёт за руку, сжимая пальцы. Гермиона чувствует его злость, она её полностью разделяет. Малфой подносит её руку к губам, целуя безымянный палец. — Прости меня, — шёпотом, ласкающим кожу на пальце. — Прости… Пазл окончательно складывается. И всё, что на нём — чёрное. Без картинки. Чёрный цвет ужаса и мрака, через который они прошли. И это в ней громко и оглушительно отзывается болью. — Я думал о том, чтобы больше не появляться в твоей жизни, — Драко гладит её спину, его пальцы пробивают теплотой до позвонков, а от слов становится душно. — Я всё думал… что тебе будет легче без меня в твоей жизни. Думал и о том, что сначала нужно поймать того, кто это сделал, а потом появиться перед тобой, чтобы просто посмотреть. Чтобы увидеть, как ты продолжаешь жить. Грейнджер перестаёт дышать, слушая его признание. — Во сне ты плакала. Я стоял перед твоей кроватью и ненавидел себя за это. Уверял себя, что ты никогда меня не простишь. Не захочешь той жизни, что я тебе дам. И сам я не желал этого. Моя мать… Гермиона распрямляется и смотрит в его лицо, а Драко уводит взгляд, будто ему стыдно. — Нарцисса выбрала любовь. Она приняла отца и его жизнь. И зная, что произошло дальше с ними обоими, я не хотел такой судьбы. Не хотел вот так же сходить с ума. Я запрещал себе думать о чувствах. Но знаешь… Малфой переводит на Гермиону взгляд, касается костяшками пальцев её подбородка и смотрит с бескрайней теплотой. — Я эгоист. Ненавидь меня, проклинай. Но я никогда тебя не отпущу. Если бы писали книгу об их истории, то, наверное, это был бы счастливый конец. Оба влюблённых уходят в закат. Но вот только Гермиона помнит, что так бывает только в книгах. В их с Драко жизни всё только начинается. Начинается сначала. Сумеет ли она найти силы и принять эту жизнь? Она теперь не часть преступного мира. Она его Глава. До конца своей жизни она будет нести ношу, которой с удовольствием бы избежала. И эта удавка по всему телу тянет свои щупальца. Стоит только задуматься о Номуре, татуировка начинает жить. — Тебе не больно? — шёпотом в ухо. Драко обводит пальцем чернильную ленту на её предплечье. — Нет, — с еле уловимой улыбкой. — Теперь мне не больно… Грейнджер вновь видит так близко то самое кольцо. Задевает его указательным пальцем. Драко словно током прошибает. Он сжимает кулак, уводя руку. — Я не надену его тебе на палец. Только не его, — голос тяжёлый. — Его буду носить я. Как напоминание о том, что сделал, а что не успел. Гермиона перебирается на диван, садясь рядом. Думает, что отдавила все бёдра Малфою. Она поджимает под себя ноги и не перестаёт смотреть на него. Драко закидывает ногу на ногу, достаёт пачку сигарет и выуживает одну зубами, прикуривая от палочки. Господи. Как она скучала по этому. Говорить о правильности здесь нет смысла. И уж точно нельзя винить судьбу в чувствах Гермионы. Судьба лишь столкнула их, а вот всё, что они друг для друга сделали, было их инициативой. Однажды в школе она спасла Драко, а потом и он спас её. И это было ещё и ещё. Множество обстоятельств, которые повлияли на них, зарождали из страсти нечто серьёзное и глубокое. Неправильно? Ещё как неправильно. Проще вырвать из груди сердце, сжать его в руке и уничтожить всё, что оно делает — заставляя чувствовать. Оставить лишь голову. Холодные мысли. Вот только… Без сердца нельзя жить. Всё связано, как и их судьбы. Переплетены случаем. Просто нужно немного времени прийти в себя и продолжить жить. А как будет дальше… Грейнджер не загадывает. — Кто ещё знает о тебе? — спрашивает она. — Все, кроме Пенси, — выдыхает дым, хмурится. — Тогда нужно идти сейчас! — Гермиона поднимается на ноги. Растирает лицо и делает глубокий вдох, разворачиваясь. Смотрит на то, как он докуривает сигарету. Смотрит на то, как Драко облизывает губы, глядя на неё. Это невыносимо приятно. Это невыносимо спокойно. Ей хочется дышать. Ей хочется жить. Малфой поднимается на ноги. Уничтожает окурок палочкой, ни разу не взглянув на свои действия. Всё это время он смотрит только на неё. Слов нет. Слова и не нужны после всего, что они прошли. Нет злости. Нет ярости. Нет ничего плохого. Всё позади. Пусто. Она наполняет всё новым. Пытается. Грейнджер устала испытывать ужасные эмоции. Устала чувствовать тревогу в груди. Устала плакать. Драко смотрит на неё с ужасающим сожалением. Хмурится, берёт за руку. — Я не знал, что мои люди пытали именно тебя. — Драко, не надо, — она мотает головой, уводя взгляд. — Ещё как надо, — настаивает он и чуть мягче добавляет: — Я не знал, пока не пришёл. Я не прошу простить меня за это. Эту ношу я буду нести всегда. Что ж. Раз разговор зашёл на эту запретную территорию… — Вначале ты говорил, что жаждешь обладать Номурой, — она берёт его за вторую руку, встаёт напротив, заглядывая в глаза. — Ты рассматривал вариант убить меня? — Да. Он даже не шевелится. Ни одна мышца на его лице не дрогает. Грейнджер сглатывает эту правду с трудом. Он говорил ей, что жаждет власти. Говорил, что Номура должна быть его по праву. — Но это было до того, как… Он не договаривает. Ему и не стоит продолжать. Она знает. Как же легко ему даётся правда, и как же сложно даются признания чувств. Они ни разу не говорили вот так, прямо, о том, что между ними. Да тогда и не нужно было. Гермиона считала, что её «сотрут». Теперь даже отвратительно страшно. Ведь не случись похищения, и если бы каким-то волшебным образом Драко получил Номуру, Гермиона бы ушла в свою старую жизнь, забыв всё, что между ними было. Всё, что она чувствовала. Но не он. Можно ли было назвать его победителем в этом? Да. У Драко была бы Номура. И огромная трещина в сердце. Если бы всё сложилось так, ему было бы хуже. Она не сомневается в этом. — Ты солгал мне, чтобы не было так больно? — спрашивает она и видит его кивок. — Будь на моём месте, ты бы хотел такой лжи? Молчание. Она прогоняет в памяти ту ночь. Ту истерику с осипшим от крика голосом. Хотела ли она в тот момент услышать правду? Да. Она на неё надеялась. Что бы было? Ни-че-го… Гермиона думает, что замкнулась бы в себе ещё больше. Отдалилась бы от него на максимальное расстояние. И, чёрт возьми, не допустила бы себя до обрыва. Не дала бы сорваться в чувства с головой. Гадство. Паршивая правда изменила бы всё? Она расцепляет руки, опуская их по бокам. Малфой делает громкий выдох. Сжимает челюсть до кривой пляски желваков на челюсти. Вот теперь между ними сплошная честность. Всё вывернуто наизнанку. В прошлом они топили друг друга во лжи. Он в своей. Она в своей, думая, что всё хорошо, что в будущем забудет обо всём от Обливиейта. Теперь они научились плавать. Говорить обо всём на поверхности раскалённых нервов. Прощение выковывается поступками. Малфой делал всё для неё сейчас и тогда… Грейнджер верила ему. Теперь верила.***
Они входят в гостиную дома Пенси через камин. Гермиона чувствует ужасающее волнение. Видит, как доберманы влетают в гостиную, рыча на гостей, первый из которых выходит вперёд, загораживая Грейнджер. Псы начинают скулить и вилять задницами с купированными хвостами. — Дядя! Гермиона сейчас сойдёт с ума. Она отворачивается на том моменте, когда Амма, проследовав за доберманами, видит Драко. Она несётся к нему прямо в объятия. Малфой поднимает её на руки, крепко прижимая к себе. Обнимая девочку, он утыкается в изгиб её плеча. — Блейз! Я же сказала идти домой! Колкий удар в сердце. Паркинсон входит в гостиную вслед за дочерью, замирая, всматриваясь в эту картину. Она прикладывает руку ко рту, начиная истошно плакать. — Пенс… Драко не отпускает Амму, смотрит вымученно на подругу, протягивая к ней руку. — Иди ко мне. Грейнджер плачет, видя, как больно даётся правда для Паркинсон. Амма хнычет и через секунду срывается в слёзы. — Мамочка… — шмыгает носом. — Мамочка, почему ты плачешь? Драко гладит девочку по волосам, улыбаясь, пытаясь её успокоить. Шепчет ей: «Всё хорошо, милая. Всё хорошо…» — Кляк! — рваным от слёз голосом произносит Пенси. С хлопком появляется эльф, кланяясь Паркинсон. Видя её слёзы, он тут же напрягается и будто встаёт в борцовскую позу, оборачиваясь в поисках опасности. Но увидев Малфоя, округляет глаза. — Мразь! Сука! — вырывается из его рта, и он тут же его захлопывает. — Уведи Амму в библиотеку и прочтите… — она не договаривает. Просто не может. Пенси указывает пальцем на выход, вытирая слёзы и делая вид, что всё хорошо, чтобы дочь успокоилась. — Мамочка… Девочка подбегает к Паркинсон, обнимая её за ноги. Пенси гладит её по голове. Целует в макушку, натягивая улыбку шире. Садится перед ней и вытирает слёзы со щёк. — Мама просто переволновалась и соскучилась по дяде Драко. Всё хорошо, иди с Кляком и почитай что-нибудь, ладно? Амма быстро-быстро кивает головой. Обернувшись на Гермиону, машет ей рукой. — Блять! — срывается Кляк, пока они уходят из гостиной. — Я тебе говорила, попробуй выкрикивать название овощей, ведь это тоже противные слова, — голос девочки становится всё тише. — Кто вообще любит овощи? Вот ими и ругайся! Молчание заполняет комнату. Только звук каблуков по мраморному полу отскакивает эхом от стен. Паркинсон быстрым шагом идёт к Драко и, не медля, бьёт его хлёсткой пощёчиной. — Значит, не призрак. Она поднимает другую руку, чтобы ударить по второй щеке уже кулаком, но не успевает. Драко ловит её за кисть и рывком прижимает к себе, обнимая сопротивляющуюся Пенси. Она кричит и ругается хуже Кляка. Она сбивается то на английский, то на французский, бьёт его по спине, пока всё это время Малфой обнимает её поперёк талии, одной рукой прижимая за затылок к своей груди. — Я здесь, малышка. Я здесь… — Ты… — запыхавшись, произносит она. — Я… Ты хоть представляешь, что с нами было? Она рыдает на плече Драко, сжимая рубашку на его спине, прижимаясь так сильно, будто он сейчас уйдёт. Гермиона не выдерживает. Садится на диван, закрывая лицо руками, чтобы просто попытаться сдержать слёзы. Это облегчение, что он жив. Это не описать словами. Но остаточная боль ещё жива. Она барахтается, но скоро утонет. Шорох в камине. Грейнджер поднимает голову, видя входящих Блейза и Леона. Ей кажется, что Забини только что держался за предплечье друга, но тут же отпустил. Блейз видит перед собой друзей в объятиях и кидается к ним, обнимая Малфоя сзади. — Блейз, — Малфой поворачивает голову в сторону, чтобы увидеть его лицо, — отошёл от моей спины. — Вы… — отстраняется Паркинсон, — вы знали? И прежде, чем снова польётся ругань, Драко ведёт Пенси к дивану, усаживаясь между ней и Грейнджер. Гермиону он берёт за руку, кладя себе на бедро. Леон разливает по бокалам алкоголь, стоя у мини-бара. Забини подходит к нему сзади, опуская лоб на лопатки Леона. — Мне бокал вина. А лучше бутылку. День сменяется вечером, разговоры обо всём, что произошло, тянутся бесконечно, шутки Забини разбавляют обстановку, пока алкоголь не успокаивает нервы. Голоса громче. Хохот сильнее. Леон сидит в широком кресле, пока Блейз, устроившись на подлокотнике, палочкой создаёт бабочек, заставляя их щекотать лицо Леона. Тот держится из последних сил, смахивая волшебство рукой. Пенси, уложив Амму спать, возвращается к ним и тут же запрыгивает между Драко и Гермионой, обнимая вторую. — Ты ударила его? — шепчет подруга, кивая на Драко. — Пенси, — смеётся Грейнджер, — ты сделала это за меня. Боже. Как ей хорошо. Она убивает в себе всё плохое, потому что оно ломало то живое, что осталось в ней. Кажется, сейчас тот момент, когда нужно жить случаем. Каждой секундой. Жизнь показала, что вмиг может разрушить всё на своём пути. Ты даже не успеешь попрощаться и сказать главного. Малфой ставит локти на колени, нагибаясь к Сену. Чешет пса за ухом, пока другие два лежат под его ногами, уткнув морды в лапы. Гермиона чувствует тепло под боком подруги. Она чувствует, как спокойно стучит сердце, когда глядит на всё вокруг. Блейз донимает Леона. Драко прикуривает сигарету. А Пенси гладит её по бедру, ругаясь на Малфоя, повернув на него голову. По-французски, естественно. Между ними нет родственных отношений. Между ними сплошная безграничная дружба. Но Грейнджер понимает слова Драко. Понимает, почему он называет их семьёй. Теперь она одна из них, и ни одна сила не заставит её отказаться от этого. Она тянется к ним, как за глотком воздуха. Укол успокоительного прямо в сердце. Там, где была дыра. Сейчас она стягивается стальными нитями, прижигается, чтобы наверняка. Чтобы насовсем. Чтобы навсегда. — Давайте сыграем в бильярд! — Блейз поднимается и убирает палочку. Обернувшись, оперев обе руки о подлокотники, он наклоняется к лицу Леона, добавляя: — На желание… Пенси, хлопнув в ладоши, встаёт на ноги и дважды цокает псам, чтобы они пошли наверх, к спальне Аммы. Выхватив из рук Забини бутылку вина, она тащит его в подвал. — Девочки против мальчиков! — хохочет она, отпивая прямо из горла. Леон тянет уголок губы вверх, поднимаясь следом, удаляясь за друзьями вниз. Они остаются одни. Драко, широко расставив ноги, опирается о спинку дивана, расслабляясь, положив голову на край подушки. Курит, выдыхая дым кольцами прямо к потолку. Грейнджер, прижав к груди колени, обнимает их руками. Смотрит. Смотрит. Смотрит на Драко. А он, в свою очередь, не глядя на неё, свободной рукой тянется в её сторону. Обхватывает щиколотку и рывком кладёт её ногу к себе на бедро, массируя икру. Длинные пальцы нежно проходятся по колготкам. Драко двумя пальцами оттягивает капрон и ногтем рвёт к чёртовой матери, при этом всё ещё глядя в потолок, прикладывая к губам сигарету. Теперь его пальцы втискиваются под капрон и рвут колготки ещё сильнее, пока рука гладит голую кожу. Боже. Гермиона приоткрывает рот на выдохе. Эти ощущения сводят её с ума. Его касания. Господи, как она скучала. Как бы то ни было, это слишком много для одного дня. Грейнджер от всего может расплакаться, настолько ещё горит в груди осознание перемен. Она уводит ногу, опуская её на пол. Распрямляется. — Драко… — Ничего не говори, — выдыхает в потолок. — Я понял. Гермиона тянется к бокалу с виски, делает глоток. Ощущает, как он жжёт глотку, оставляя на кончике языка привкус орехов и бергамота. У Пенси всегда был хороший вкус на алкоголь. И вот опять. Страх, который сбежал часами ранее, вновь стучится к ней. — Драко? Шорох. Малфой тушит сигарету, нагнувшись к столику. Садится ближе к ней, оперев локти о колени, глядя в камин. — М? — Я ненавижу всё, что связано с мафией, — начинает она. — Ты сказал, что все Господины знают обо мне. Они ждут, что я буду управлять всем? — Нет, — быстро отвечает он. — Я не позволю тебе этого. Я не хочу, чтобы ты появлялась на собраниях. Общалась с кем-то из Глав. Это буду делать я, как второй Глава по закону и кодексу, Леон передал мне всё что ты видела, когда Номура пробуждалась. — А они примут тебя? — вот теперь она поворачивает голову. — Они знают об истоках? О том, что была триада? Почему тогда ты не имеешь тех способностей, что и у меня? Драко смотрит ей в глаза с пониманием. Он не знает ответа. Это очевидно. Молчание оглушительно громкое для двоих. У них нет решения. И ответов. — И ещё это пророчество. Сколько бы я о нём ни думала, ничего не понимаю. Грей пытался уничтожить книги, в одной из которых был ответ. Смазанный, но всё же. Там говорилось о тех основателях. — Я не хочу, чтобы ты думала об этом. Оставь это на меня, — он хмуро смотрит на её руку, на чёрный палец. — Больше ты страдать не будешь. Поверь мне в последний раз. Она кивает. Но в мыслях понимает, что нужно поставить точку. Нужно обозначить полное его правление. И это может сделать только Номура. Да, теперь они неприкосновенны. Так было и до, но некоторым это не помешало, и случились все ужасы. Сейчас же нужно обозначить себя как силу. Обозначить свою семью главной. — Я хочу появиться на собрании, — говорит она, глядя в камин. И прежде, чем он её перебьёт, Гермиона чувствует, как вены шпарит сила. Вновь не её. — Это приказ.***
Они ночевали у Пенси. В бильярд выиграл Блейз, загадав Леону что-то на ухо. Паркинсон, забрав Грейнджер с собой, потащила её в свою спальню, накричав на Драко, что тот заслужил помучиться так, как они. Каждый знал, что это не со зла. Ночью они с Пенси плакали, обнимали друг друга, а потом смеялись. Вспоминали школу. Говорили обо всём, пытаясь заглушить боль в сердцах. Грейнджер была счастлива. Утром она смотрит на свои рваные колготки, пытаясь решить: починить ли их магией или… — Ты собираешься идти на собрание в этом? — появляется Пенси за спиной. — Это будет твоё первое и последнее появление. И оно должно быть запоминающимся. Паркинсон взмахом палочки раскрывает гардеробную комнату. Половина из вещей чёрная, другая пестрит красками. Вещи дорогие, как и обувь, сумочки, украшения. Она сажает Грейнджер на квадратный широкий пуф в гардеробной, пока левитацией выставляет наряды. Гермиона же пытается справиться с волнением. — Нет, — Пенси откидывает платье. — И это нет. Гермиона в голове причесывает мысли. Думает, что будет говорить. И как. Как вести себя среди всех Господинов? Сколько вообще их? И кто ещё из них был причастен к смерти Драко и помощи Аквамарину? Она будет смотреть им в глаза и не знать об этом. Какой же ад. Ей необходимо рассказать о правящей в прошлом триаде. Ей необходимо избавить себя от правления. Она стала частью этого преступного мира, но присутствовать и решать вопросы было выше её сил. И эти клещи-мысли вгрызаются в основание позвоночника. Наверное, потому ей так сложно держать осанку. Хочется просто лечь. — Встань. Гермиона, как кукла, поднимается на ноги, пока Пенси прикладывает к ней шуршащую ткань платья. Гермиона смотрит в зеркало зачарованно, восхищаясь выбором подруги. Чёрное платье в пол. Внутренний подол тёмно-синий. Всё платье усыпано бисерными узорами в виде полос, иронично напоминающими татуировку Номуры. Ленты сверкают, блестят от тёмно-синего до чёрного. Тонкие бретельки из… — Это что… — Гермиона хватается за платье, ближе притягивая к лицу, чтобы рассмотреть. — Это не «что», — обиженно поправляет её Пенси. — Это чёрные бриллианты. Надевай. Тонкая цепочка усыпана ровным рядом камней. На свету они переливаются блеском, невозможно оторвать взгляд. — Это слишком дорого… — не соглашается Грейнджер, слыша, как начинает смеяться Паркинсон. — Ты сейчас самая богатая, наверное, во всём мире, Грейнджер. — Это деньги Драко. Паркинсон устало выдыхает. Мотает головой. — А я не говорю про его деньги. Я говорю про деньги Номуры. Ты знаешь, что все Господины каждый месяц выделяют из своей прибыли проценты? Ты хоть знаешь, сколько золота в том месте? Она не знает. И не хочет знать. Это грязные деньги от отвратительных сделок, продажи людей и ещё всякой дряни. Гермиона надевает платье, пока Пенси застёгивает пуговицы на спине. Смотрит на неё в зеркало, положив подбородок на плечо Грейнджер. Обнимает за талию. — Ты такая красивая, — целует в изгиб шеи и отходит назад. — Посмотри на себя. Она не ощущает веса платья, настолько оно лёгкое, хотя по ткани не скажешь. Явно волшебное, зачарованное, село идеально на её фигуру, подстраиваясь. Грейнджер смотрит на своё отражение. И видит женщину. Потрясающе сильную и смелую во взгляде. Так её видят со стороны? Хотя внутри она кажется себе совершенно противоположной. Так носят маски? Вот так притворяются? Пенси неспешно одевается. Выбранное ею платье-футляр до колен также чёрного цвета, облегающее всё тело. Золотая цепочка на талии, напоминающая змею. Они спускаются молча, держась за руки. Пенси словно передаёт ей своё спокойствие и поддержку. Внизу их уже ждут. Они не сговаривались. Но вся семья была в чёрном. Леон в костюме-тройке, Блейз в чёрной рубашке и брюках, и Драко… Он стоит у открытых дверей веранды, оперевшись о косяк. Закатанные рукава водолазки открывают татуировки. Он оборачивается, когда слышит звук каблуков. Тушит сигарету и встречает Гермиону взглядом, полным… Он сжирает её. Полностью. Без остатка. Чуть вскинув подбородок, прикусив щеку. В его глазах читается желание. И это жаром по всему телу. Господи. — Челюсть подбери, — Пенси пальцем касается подбородка Блейза, усмехаясь реакции. С каждой секундой Гермиона чувствует нарастающее волнение. И Драко, заметив это, произносит: — Идите первыми. Мы скоро будем. Никто не говорит и слова поперёк. Его слова — приказ. Трое друзей, взявшись за руки, касаются порт-ключа, который приготовил Леон. Хлопок. Тишина. Её пробирает озноб. Драко медленно подходит к ней, становясь позади. Обнимает за талию. Ей только и стоит по привычке опрокинуть голову назад, уперевшись в его плечо. Сделать глубокий вдох. — Тебя никто не тронет, — шёпотом в ухо. — Я не позволю. Она чувствует, как его выдох щекочет кожу. Улыбается, ощущая мурашки по всему телу. Её никто не тронет, и он прекрасно об этом знает. Просто обозначает свою защиту. Своё присутствие. — Ты такая шикарная, — целует в плечо. — Схожу с ума. Его руки ползут вверх, к груди, чуть сжимая. Она роняет стон, чувствуя дрожь, жар в венах. — Драко… Вот её ручной дракон. Дышит в спину. Жаром. Мощью. Всем, что было в нём. Всё это он отдаёт ей без остатка. Она приручила дракона. Её пробивает сухостью во рту. Хочется пить. И это желание невыносимо. Она отталкивается от его груди, делая два шага. Тянется к стакану на столике у камина, палочкой наполняя его. — Идём. Громкий звук поставленного стакана — как точка. Драко обнимает её за талию и касается порт-ключа. Хлопок. Двойные двери открываются без скрипа. Гоблин, что встречает их, низко кланяется, с восхищением глядя на Грейнджер. — Моя Госпожа, — он вытягивает руку в сторону круглого зала, — вас все ждут. Драко идёт рядом, касаясь плечом её плеча. Он смотрит на неё и взглядом говорит, что рядом. Шаг. Шорох. Скрип стульев. Грейнджер смотрит на огромный зал с таким же огромным круглым столом посередине. Все Господины встают, приветствуя её. Выдох. Звук её каблуков такой громкий. Ещё больше привлекает внимание. Она идёт вперёд, видя Ёки, которая неотрывно смотрит на неё, улыбаясь. Грейнджер кивает в знак приветствия. И вот то самое место. То, за что так боролись многие. Трон. Стул с мягкой обивкой и высокой спинкой, на которой светятся голубые полосы. Драко отставляет его чуть назад, помогая Грейнджер сесть. Но эта секунда, которую она ловит, видя, как Леон, Блейз и Пенси встают позади неё, скрещивая руки позади перед своей Госпожой. И вот. Когда Грейнджер садится, глядя вперёд, то видит, как все Господины и их консильери, стоящие позади, низко склоняют головы. Трон Номуры начинает светиться ещё ярче, вызывая у многих восхищение. Или раздражение, она не знает. Слышен шёпот. — Садитесь, — сглатывает, приказывая всем. Она ставит локти на подлокотники, ощущая, как Номура в ней оживает. Двигается в крови. Шипит голосами. Она ощущает власть. Абсолютную. Над каждым, кто присутствует здесь. Грейнджер Номура. Она их Госпожа и Глава. Она верхушка всего их преступного мира. Гермиона чувствует кожей страх. Не свой. Чужой. Он витает в воздухе, во взглядах, в зажатых позах. Он везде, куда ни посмотри. Ей кажется это обманом. Чего они боятся? Ту, которая ничего не знает в их деле? Нет… Она поправляет себя. Грейнджер на своей шкуре испытала изнанку их жизни. Видела с той стороны, где смерть наступала на пятки. И снова злость. И снова собственные хрипы и крики в воспоминаниях. Её голос не дрожит. Он чёткий и ровный. Без акцента. — Перейду сразу к делу, — она ставит руки на стол, сцепляя пальцы в замок, обводит подушечкой большого безымянный, не чувствуя ничего. — Всё, что вы знали до этого момента, было ложной информацией. Неполной. Неточной. Леон взмахом палочки призывает кодекс, который стоит на середине стола. Он увеличивает его в размерах, чтобы видели все. Гермиона щурится, присматривается. Находит. Три герба, один из которых — герб дома Малфоев. — На кодексе вы можете увидеть три герба. Герб Номуры, — Леон магией обозначает его. — Герб Варанов, — ждёт, когда он укажет светящейся полосой, — и герб Драконов. Шёпот. Гермиона зачем-то всматривается в лица каждого, будто ищет угрозу, пока не находит тёплый взгляд Хантера, сидящего справа. Он клонит голову. Грейнджер улыбается одним уголком губы, продолжая говорить, зачитывая наизусть всё, что было в той самой книге. Основатели. Были и те, кто отличались несдержанностью. Чья магия превосходила многих. Чёрная, тёмная материя окутывала всех, кто знал этих волшебников. Их боялись. Призывали следовать законам, чтобы низший слой людей — маглы — не узнали о том мире, где мы существуем. Обратная сторона этого мира стягивалась последователями. Они условились создать закрытые касты, носящие в себе наименования стихий: вода, воздух, земля, разделив власть над такими же тёмными волшебниками, чтобы править. Основав закрытую тайную группу, руководя волшебниками. Воздух — дракон. Земля — варан. Вода — Nemopilema nomurai. Отличительные знаки, которые давали им власть над низшими. Неприкосновенность. Они стали законом своего чёрного мира. Бойтесь гербов домов, ведь их невозможно спрятать. Пока консильери многих Господинов переводят им всё услышанное, остальные шепчутся между собой. Никто не повышает голос. — Основателей было трое, пока ожиревший властью Номура не решил стать единственным правящим всего этого ада, — последнее она выплевывает с отвращением. — Шесть сотен лет назад он решил стереть это из памяти всех, кто знал о Варанах и Драконах. Также он стёр память и у самих Глав, став тем самым единственным. Чья-то рука летит вверх, и мужчина тут же поднимается с места. Его седая борода аккуратно заплетена в косу. — Госпожа, — он кланяется, — но клана Варанов не существует. — Вы помните всё, что было триста лет назад? — парирует она, видя, как тот качает головой. — Триста лет назад Господина Варанов подставил его же консильери, после чего он был отправлен в Азкабан. Там его род и закончился. Татуировка после его смерти пропала навсегда. — Но разве, — продолжает мужчина, — у него не должно было быть тех сил, что у Номуры? Вполне логичный вопрос, ответ на который она не знает. — Полагаю, что Господины Варанов и Драконов передавали татуировки по наследству или преемнику, а те не активировали свои силы триады, потому что не знали о них и своей власти. Грейнджер смотрит в сторону в поисках Драко. Находит его рядом. Малфой стоит рядом, заведя руки назад, он смотрит вперед обводя каждого холодным, пронзительным взглядом. — Всё правление я передаю клану Драконов, — режет она. Головы устремляются на Драко. — Теперь он такой же Глава, как и я. Малфой делает шаг вперёд, ставя кулаки на стол. Смотрит исподлобья, проговаривая: — Прошу любить и жаловать. Ей можно выдохнуть. Можно теперь расслабиться. Гермиона встаёт на ноги, ровняясь с Драко, и прежде, чем уйти, оставляет последние слова, как указ: — Всё, что касается меня, моей семьи, друзей, даже тех, с кем я обмениваюсь искренней улыбкой, — жёстко говорит она, — все эти люди неприкосновенны. Это ясно? Тишина. Малфой поворачивает голову, хрустя шеей, будто разминается. — Вам только что задали вопрос! Громкий звук отодвигающихся стульев. Шорох мантий, одежд. Все люди поднимаются на ноги, делая глубокие поклоны. Она направляется к выходу, подальше из этого отвращения, и в коридоре их останавливает гоблин, вновь кланяясь. — Госпожа, вы не хотите ознакомиться с документами, описями, вашим имуществом? Какие будут указания? Блейз давит смешок, успев отвернуться. — Всё это на Малфое, — смотрит на гоблина, быстро кивающего в ответ. Они стоят на улице, Леон помогает Хантеру, толкая его коляску. Гермиона улыбается мужчине, видя его лицо. — Моя Госпожа, — Бладрейн чуть наклоняется. — Прошу вас, — Гермиона, выставив руки, мотает ими в несогласии, — называйте меня Гермионой. Я не хочу этих приставок. Как вы? Мужчина выдыхает. Смотрит на Драко. — А как вы думаете, когда я увидел его живым? — улыбается. — Я чуть не умер от шока, думая, что надо мной издеваются. — Разделяю мнение, — вмешивается Забини. Они смеются, и Грейнджер смотрит всем за спины, когда выходит клан Скорпионов во главе с Ёки с сигаретой во рту. Её подчинённая тут же подносит ей палочку, чтобы подкурить. Грейнджер, не раздумывая, обходит всех, останавливаясь перед Скорпионами. Женщины склоняют головы. — Ёки, — и Гермиона обнимает её, крепко сжимая в объятиях, — спасибо вам… Хриплый смех старухи сквозь дым искренний. Добрый. — Я приглашаю тебя и Пенси на следующей неделе пообедать, — говорит Ёки. — Конечно! — Грейнджер кивает. — Конечно, мы придем. С большим удовольствием! Ей хорошо. Кажется, она поставила точку, и, кажется, жирную. Там, где нужно. Там, где её история закончится, и её продолжит другой. Они возвращаются в дом Пенси без Малфоя, он заранее предупредил, что ему, Леону и Хантеру нужно разобраться с делами в круглом зале. Теперь всё, чем занималась Номура, на его плечах. Грейнджер ни о чём не жалеет. Они рисуют с Аммой прямо на полу гостиной. Блейз издевается над Кляком, когда тот каждый раз произносит ругательство. А Пенси сидит в кресле, наблюдая за подругой и дочерью, рисующих яркими красками их семью. Мама. Амма. Драко. Блейз. Леон. Кляк. Хантер. И Гермиона. Их семья.***
Когда Хантер увидел его живым, Драко почувствовал себя перед дядей виновным. Он много лет практически заменял отца, был всегда рядом. Верен и предан. Малфой долго сидел с ним ночью, говоря обо всём, глядя в спину Хантера. Бладрейн просто-напросто отвернул коляску, чтобы… Драко не знал, плакал ли дядя. Он лишь видел, как из раза в раз мужчина подносил к лицу руку. И вот сейчас, сидя в магловском кафе под оборотным, Драко смотрит на то, как Хантер шипит от боли, когда наклоняется корпусом к столу. — Может, тебе попробовать магловские обезболивающие? — решается на вопрос Драко. — Раз все волшебные зелья не действуют на тебя? — Ничего, — Бладрейн ослабляет галстук, чуть спуская его к груди, — я справлюсь. Давайте просто пообедаем. Я рядом со своими парнями, — он смеётся, хлопает Леона по плечу. — Вы такие большие уже. Я так вами горжусь. Облик, что выбрал для оборотного Драко, ему по душе. Старый мужчина с короткой бородой. Он смотрит на мутное отражение в окне, спокойно выдыхая. Сейчас это станет рутиной его жизни. Раньше он скрывал ото всех свои татуировки. Сейчас скрывать приходится себя. Он умер для волшебного «правильного» мира. Это новая реальность. Доставляет ли это дискомфорт? Нет. Всё, чем он занимался, осталось на месте. Банк, новые лаборатории, которые он отстроил, зарыв их под километрами земли не без помощи Ричибальда, подсказавшего ему это место. Много веков назад там добывали драгоценные породы, пока шахту не засыпало землей. Гоблин отвечал за все внешние дела банка. Сделки, встречи. Даже Кристина стала его секретаршей, таская Ричи безмерное количество чашек кофе. Он потерял два камина, остальные же были нетронутыми, с помощью которых вскоре возобновятся поставки льда. Стив сделал для Патлатого всё, что мог. Теперь, когда оброс волосами, он полностью оправдывал свою кличку. Малфой знал, что тот всегда брил голову. Теперь подчиненный, который еле выжил, отдыхал с женой и дочерью. Бойцы Аквамарина сильно повредили его физическое состояние. Сросшиеся неправильно кости навсегда оставили его хромым. Как бы Стив ни пытался, он не смог этого исправить. Патлатый рвался служить Драко сразу же, как поднялся на ноги. Его речь стала заторможена, он начал заикаться. Малфой, глядя на это, сжимал кулаки, испепеляя Эндрю в своей голове снова и снова. — Вернёшься когда я скажу, — настоял тогда Драко. — Будь с семьей, Патлатый. Он помнит, как сильно мужчина сжал его руку. Как низко поклонился, прежде чем уйти. Аврорат помиловал его после видений Чейза и Аквамарина, установив непричастность к гибели посетителей ресторана. Он очистил его честь. Патлатый мог начать новую жизнь. Из мафии никто не уходит живым. Это как отсрочка. Драко его отпустил. — Ты зеваешь? — спрашивает Хантер, когда Леон отводит голову, прикрывая тыльной стороной руки рот. — Не выспался, потому что всю ночь был с женщиной? Драко встречается взглядом с Леоном, приподнимая бровь. Ухмыляется. Знал бы дядя, что его воспитанник предпочитает не только женщин, а ещё и высокого темнокожего мужчину, достающего его каждый раз. — Мы вчера немного выпили в доме Пенси, — отвечает Малфой, спасая положение. — Для храбрости, так сказать… Он не знает, чем кончилась ночь для Блейза и Леона, но последний точно пил для успокоения нервов, глотая одну за другой. — Пойду покурю, — Леон встаёт на ноги, застёгивает пиджак. Под стук его туфель Драко отпивает глоток воды. Видит, как Хантер расслабленно выдыхает, смотря, как Леон выходит на улицу, останавливаясь напротив окна. На расстёгнутой рубашке Бладрейна, под воротником, блестит тончайшая цепочка. Малфой знает, что на ней. В кулоне была кровь Хантера и Люциуса. Клятва на крови, которую они дали друг другу будучи ещё очень молодыми. Их история началась в Хогвартсе, когда проходил кубок Трёх Волшебников. Хантер прибыл с Дурмстрангом попытать счастье в борьбе за кубок. Люциус также бросил своё имя, и к их сожалению кубок выбрал других. Вначале был дух соперничества. Но вскоре склоки и борьба на поле за снитч привела парней к тому, что они нашли много общего друг в друге. Это случилось на тренировке. После гонки за золотым мячом Малфой задел метлой основание метлы Хантера, которая начала на полной скорости вилять. Такое у игроков квиддича называлось занос. Их учили, как с ним справиться, вот только Бладрейн сорвался. Люциус, не думая, устремил метлу вниз, пытаясь спасти Хантера. И у самого поля, схватив его за руку, свалился за ним, смягчив удар, вовремя затормозив. Форма Бладрейна порвалась на рукаве, являя Люциусу татуировку ворона. Ученики и команды уже бежали к ним, когда Малфой, взглянув Хантеру в глаза, натянул порванную ткань обратно, скрывая ото всех татуировку. Он сделал вид, что помогает ему пройти в больничное крыло, но как только они вышли с поля, Бладрейн перестал хромать, и оба они спрятались в совятне, рассказывая друг другу обо всём. Именно там началась их дружба, отбросив дух соперничества. Люциус узнал, что Хантер в свои семнадцать уже состоит в клане Воронов, клане его отца. Малфой же показал свою — дракона на предплечье, и рассказал, что в будущем будет Господином после отца. Их семья из поколения в поколение передавала это наследство. Вот так это и случилось. Люциус этим же вечером познакомил Хантера с Нарциссой — своей девушкой. Это и послужило будущей клятве. Бладрейн влюбился в Нарциссу с первого взгляда, посеяв между ними раздор. Люциус не был глупым. Он видел его взгляд. Чувствовал отстранённость нового друга. И когда это переросло в агрессию, они сорвались, вызвав друг друга на дуэль. Это было в Хогсмиде. Бой был на равных. Больше пятнадцати минут оба парня истязали друг друга магией. Через усталость. Через злость. Но когда Хантер позволил себе ударить Люциуса Круциатусом и увидел, как тот упал, содрогаясь от боли, то отступил, подбежав к Малфою, ставя его на ноги. Они долго смотрели друг другу в глаза. Через сильную одышку, через злость, что они переступили, и пообещали никогда больше не причинять друг другу вреда. По-юношески опрометчиво, вольно. Люциус знал, что их будущее общение продолжится, как знал об этом и Хантер. Это была не простая дружба. Это было нечто большее. За такой короткий срок они признали друг в друге брата, лучшего друга, семью. Клятва на крови состоялась, обязывая семью Люциуса и Бладрейна никогда не причинять друг другу вреда. Никому из близких. Никогда не сражаться друг с другом. Защищать друг друга и семьи. Это был вечный контракт, который сейчас висел у дяди на шее. Годы шли, Хантер смирился со своими чувствами и был свидетелем на свадьбе Малфоев. Он всегда присутствовал в жизни Люциуса. И в радости, и в печали. Даже в тот момент, когда Абраксас, отец Люциуса, умер, передав правление сыну, Хантер поддерживал его во всём. На тот момент они оба стали Господинами, начиная долгий путь, защищая семью и друг друга. — Я горжусь тобой, — Хантер отпивает глоток. — Ты достоин всего. — Спасибо, дядя, — без наслаждения отвечает Драко. Оставалось одно «но». — Я всё думаю, кто мог подставить меня. Хантер ставит локти на стол, подпирая подбородок. — Смерть Кавалье в купальнях представили так, будто это сделал ты, — проговаривает со злостью он. — Это были люди Аквамарина? Малфой кивает. — Я не говорил, что ещё увидел в воспоминаниях Эндрю. Что именно придало ему уверенности пойти против меня. Хантер хмурится в ожидании. — В его воспоминаниях человек, который встречался с ним, показал ему фиктивный брачный договор между мной и Гермионой, тем самым доказывая, что нападение на жену Господина не нарушает законов кодекса. Ведь свадьба ненастоящая. — Но как? — Хантер не ожидает этого услышать. — Кто это мог быть? В груди Драко зарождается огонь. Игла, раскалённая гневом, колит внутренности. Малфой произносит: — Копия брачного договора лежала в квартире Гермионы. Взрыв удачно прикрыл бы пропажу, ведь огонь уничтожил все книги и бумаги в её квартире. — Кто знал о том, что договор в квартире кроме тебя? — зрачки Хантера расширяются. Драко переводит взгляд на окно, вглядываясь в того, кто всё это время был ближе всех. Одного из самых родных людей в его окружении. Малфой вглядывается в того, кто знал о брачном договоре. Он смотрит на Леона, произнося последнее: — Так кто же крыса…