я найду тебя там, где тебя нет

      Я пока не понял, где я. На моем глазу отчего-то повязка, видимо, чтобы не смущать людей моим ослепшим глазом. Я... Я стою на Эйфелевой башне! Как жаль, что я никогда не попаду туда. Ко мне на встречу идет мужчина в белом костюме с неестественно фиолетовыми глазами. Он достает из ножен клинок и с диким криком бежит на меня. Я в шоке пытаюсь убежать, но бежать некуда: помещение маленькое, а если я побегу по лестнице, то он меня нагонит. Я впечатываюсь в железную стену и этот мужчина прижимает к моему горлу острейшее лезвие, от единого прикосновения которого моя одежда окропилась кровью. Мужчина мерзко смеется и резким движением руки перерезает мне горло.

***

      Мальчик проснулся в слезах от удушения. Он вскочил с кровати и схватил себя за горло, ощупывая его, пытаясь найти какие-то отметины… но все это впустую. Каждую ночь сон с участием этого мужчины разный: то он скинет его с крыши, то подожжет его дом, и он сгорит заживо (от этого кошмара труднее всего было отойти). Он отдышался и сел на кровать, стараясь избежать скрипа, чтобы не разбудить соседей по палате. Его совсем недавно перевели из одиночной палаты в общую, и он был несказанно этому рад, ведь он наконец не один.       На самом деле, первое время ему казалось, что лучше уж одному, чем с этими ненормальными… (хотя он сам не лучше) Но он быстро осознал, что не такие уж они и плохие. Палата была на четверых, вместе с ним лежали два мужчины (один постарше, второй ненамного старше его самого) и одна милая, хрупкая девушка. Самый старший лежал с ПТСР и с попыткой самоубийства, помладше парень страдал то ли от расстройства личности, то ли от биполярного, он так и не запомнил, а девицу загубила тяжелая депрессия. Каждый из них не был груб к мальчику, видимо, их поселили вместе, потому что у всех была ремиссия. Впрочем, никто не был против. Он не запомнил их имен пока что, потому что ему нужно было хотя-бы вспомнить свое. Одна из медсестер называла его «Небушко», и для него это слово уже приобрело статус имени собственного, нежели нарицательного. Сил думать не было, так что сложить 2+2 для Небушка большая трудность.       Небушко никогда никто не навещал, сколько он себя помнит, был в этой больнице один. Когда он был помладше, он решался заводить здесь друзей, но они то выписывались, то переводились в другие заведения, то их забирали под опекунство. Многие боялись его слепого глаза, он был белый почти целиком: радужка покрылась белой пленкой, отчего насыщенный голубой превратился в тоскливый серый. Он часто просил повязку у медсестер и врачей, но ему не разрешали, боялись, что он причинит этой повязкой себе вред. Как можно причинить боль мягкой повязкой для глаза — непонятно, но спорить с этими людьми он не смел.       В горле пересохло, но идти за водой к дежурящей медсестре означало подвергнуть себя возвращению в одиночную палату без окон с мягкими стенами, чего он однозначно не хотел. Оставалось пытаться отвлечься и лечь спать снова, ведь за окном темно, и до подъема, видимо, еще рано.       Долгая (неизвестно, сколько прошло времени: часов в их палате нет, их недавно разбила девушка с биполярным расстройством) попытка успокоиться почти возымела результат, но стоило Небушку увидеть два красных… лазера? Нет, глаза! Два глаза… красных, ненастоящих глаза. Неужели скоро будет рецидив? Стоит молчать о том… вернее, стоит ли молчать о том, что эти два глаза вместе с темным силуэтом, который видно только благодаря ярчайшему свету глазо-лазеров, приближается к нему? Да. Да, Небушко будет молчать, потому что как только он забьется под одеяло (жаль, что не в угол кровати, потому что она стоит не у стены) силуэт исчезнет. Никакого света глазо-лазеров под одеялом не видно, он успокоится и уснет. Или не успокоится, но это уже другой вопрос. Главное тихо дышать, не шуметь, никого не будить, все в порядке. Это обыкновенная галлюцинация, с одной из которых он даже дружил.       Небушко спрятался под одеялом, как и планировал, прождал там невесть сколько, кусая пальцы, благо не до крови, и когда воздух стал заканчиваться, он едва ли заставил себя вылезти. Силуэт был настолько близко, что Небушко мог его коснуться, даже целиком не вытягивая руку вперед. Не исчез! Как же! Мозг сам собой забыл, как дышать, как двигать руками и ногами, а мальчик только и мог что безмолвно смотреть перед собой на эти красные глазища, в которых он видел… Он видел усмешку! Конечно! Это невесть-что усмехается над ним!       Осознавать то, что это все не по-настоящему, очень тяжело, но вполне возможно. Просто смотреть и сделать вдох. Глубокий, медленный, как учила его та самая медсестра, прозвавшая его таким светлым словом. Потом сделать медленный-медленный выдох. «Надо разрушать свои галлюцинации, Небушко! Не бойся их. Ты научишься различать что настоящее, а что нет. Это придет со временем, но не без твоего вмешательства!» — говорила она. Надо слушаться ее, она не желает зла… Просто превозмочь себя и ткнуть рукой в этот силуэт!       Сжав руку в кулак до побелевших костяшек (до чего он догадался интуитивно, ведь никаких настоящих источников света в палате не было, даже лунного света), Небушко высунул ее из-под одеяла и резким движением ударил куда-то под грудь силуэту, зажмурив глаза. Он ничего не почувствовал и не увидел, но как только он открыл глаза, что стоило ему немалых усилий, он вообще ничего не увидел. Темнота.       «Кажется, второй глаз тоже ослеп», — первое, о чем подумал Небушко. Но стоило ему проморгаться, он понял, что силуэта просто нет.       Видимо, этой ночью Небушко не уснет больше.