ПолиАморалы

Джинни закончила бакалавриат. Четыре года она добросовестно и усердно училась на экономиста: лекции, он-лайн курсы, тесты, эссе, графики, презентации и курсовые, конспекты и бессонные ночи перед экзаменами. Она вскоре получала диплом международного образца. Она знала английский, говорила на нём и даже на его финансово-аналитической терминологии. Джинни была горда собой, своим достижением. Но… Её молодой человек – Юнги, очень ждал, когда она окончит университет, чтобы сыграть свадьбу. Устроить романтическую, милую и скромную церемонию – пышные торжества не любили они оба – и ехать на его родину. В малюсенькую деревню вдали от Сеула, шумной и перспективной столицы. Со свежеиспеченным дипломом бакалавра! Положить его в провинции под ножку старого шкафа, использовать как поднос, чтобы на нём подавать чай мужу, летом им обмахиваться, а изредка, когда придёт какой-нибудь гость, героически доехавший до этой глуши, отряхнуть засаленную, в пятнах, корочку специалиста и похвастаться. Если Юнги ждал, когда она расправится со своей учёбой, то она боялась этих дней: дня выпуска, дня получения диплома, вручения, последующих дней, когда нужно было огласить всем то, что она пыталась решить для себя, чего она действительно хотела. А хотела она… совсем другого, нежели её молодой человек. Совсем другого. Детей и семейной жизни она не рассматривала в ближайшей перспективе лет эдак на десять. Кто в Корее вообще заводит семьи раньше тридцати? Да, конечно, Юнги был старше и ему-то уже столько было, а ей… Её самостоятельная жизнь только начиналась. И совсем не грело попасть из-под опеки отца и брата сразу под крыло супруга. А как же период вольности, хотя бы короткий? Вся учёба в университете была напряжённой. В общежитие ей никто съехать не разрешил, беспокоясь о разных неприятных явлениях: дурном нравственном влиянии, скрытых камерах в туалетах и душевых, которые ставят извращенцы, возможности заводить тайны и становиться жертвой навязчивых поклонников. На втором курсе её уже пытались увести у Юнги, так что с тех пор он с неё не спускал глаз. Джинни барабанила карандашом по столу, уставившись на экран ноута. В браузере была открыта её электронная почта, где виднелось два письма, отмеченных «важным». Она прочла их вдоль и поперёк, с трудом удержавшись не орать и не визжать, когда пришло одно, а затем другое. В семье никто не поймёт и не разделит её радости. В том числе Юнги, которому она не знала, как обо всём сказать. Незадолго до окончания бакалавриата она отослала свои результаты, данные, резюме в магистратуру вузов Лиги Плюща. Отослала наполовину ради шутки, не веря в то, что покажется достойной для соискания места в американских университетах. И всё же, сначала откликнулся Колумбийский, а затем сам Йель! У неё были шансы учиться в известных на весь мир учреждениях, поехать в Штаты, вырваться изо всей этой круговерти, посмотреть другую страну, другой континент! Амбиции потирали ручки, гордость скакала в сторону гордыни, «выкусите, неудачники!» маскировалось под личиной карьеризма. Джинни тайно верила, что Юнги согласится поехать за ней. Хоть он был и консервативным малым и терпеть не мог Америку со всей её «либерастией», но ради любимой-то поступится этой глупой неприязнью? Какая ему разница, где жить? Работа у него, можно сказать, «на удалёнке» - командировочно-разъездная. Кроме родителей в Корее его ничего не держит, но раз она готова уехать от своих, то и он должен быть готов уехать! Дней до торжественного вручения дипломов оставалось всё меньше. И для ответа одному из университетов тоже. И для признания Юнги в том, что она хочет, о чём мечтает… Ей нужно было посоветоваться с кем-нибудь! Но с кем? У неё было две лучших подруги, но с обеими связь оборвалась окончательно ещё на третьем курсе. Дохи куда-то пропала, Хёна перевелась в Сингапурский университет. Все были легки на подъём, решались на поступки, что-то делали. А она ничего не видит кроме дома, прогулок с Юнги по выходным и лекций. Неужели она не заслужила поступить так, как ей хочется? Неужели быть хорошей дочерью – это всегда уступать, не сметь говорить о своих желаниях? Джинни была слишком передовой и феминистично настроенной для такого расклада. За окном пробежали с криками играющие дети, и Джинни, выведенная из своих мыслей, закрыла окно, чтобы её ничего не отвлекало. Ей нужно сосредоточиться. Может, с братом посоветоваться? Но они с Юнги друзья, и на чью сторону он встанет? Неизвестно. Дверь в её комнату распахнулась. Без спроса и стука – как терпеть не могла Джинни. На пороге возникла бабушка. - Джинни, ты с кем-то говорила?! – громко спросила та, потому что стала очень плохо слышать с годами. Возраст у неё был уже почтенный – за восемьдесят. - Нет, ба, это дети на улице орали. - Что?! - Дети на улице! – громче ответила Джинни. - А-а! Я думала ты с кем-то говоришь, с мальчиком своим может… - Нет, Шуга занят сегодня, - назвала она его по прозвищу, как называла, когда сердилась. А сердилась она на него сейчас потому, что заранее предвидела ход их разговора, как он будет её отговаривать, приводить дурацкие доводы, увещевать, что мамой и женой девушке престало быть куда больше, чем финансистом и магистром наук. Она уже будто наяву слышала, как он проклинает Америку со всей её распущенностью и демократией, и ярилась за это. - Шуга?! – повторила бабушка. – А с Юнги ты рассталась? Джинни закатила глаза. - Да нет! Это я его так называю! - Что?! - Я о нём и говорила!!! - А-а! – кивнула бабушка, оставаясь стоять на пороге. Джинни столько ночей мечтала перебраться в общежитие, устав от этого дурдома в квартире! Два года назад, когда отец взял к себе старуху-мать, и та переехала к ним, жизнь стала особенно тяжела и невыносима. Если до этого они с Юнги могли находить время уединяться тут, то с тех пор в квартире кто-то был постоянно. Тётя, сестра отца, тоже переехала к ним, чтобы помогать по уходу за матерью. «Табор какой-то!» - угрюмо думала Джинни о своей жизни. Бабушка была не только глуховата, но и делалась всё чуднее день ото дня. То забывала всё на свете, то не помнила, как зажечь плиту, то, как сейчас, просто заходила и, не понимая, что Джинни учится или говорит по телефону, начинала беседы. «Намджуну хорошо, - завидовала брату в мыслях Джинни, - женился и свалил! А у меня какое будущее? Юнги хочет после свадьбы поселиться со своими родителями. Единственный сын, должен заботиться и всё такое… Но я-то почему постоянно оказываюсь ущемлённой?! Из огня да в полымя!». Встав со стула, Джинни обошла бабушку и крикнула: - Тётя Ынбин! - Что, Джинни? – раздалось с кухни. - Пригляди за бабушкой, я отлучусь! – схватив сумочку, девушка клала туда телефон, кошелёк, ключи от дома. - Ты куда-то уходишь? – опять спросила бабушка. - Я ненадолго! - Куда?! – прислушалась она. Джинни опять глубоко вдохнула, призывая терпение, и, улыбнувшись, похлопала бабушку по плечу: - Я скоро вернусь! Выйдя в подъезд, Джинни закрыла глаза и ощутила, как расслабились плечи. Нет, долго она так не протянет. «Надо сваливать, я хочу свалить! Мне необходимо свалить и ощутить свободу! Магистратура – это всего два года! Это не так уж и много. Неужели Юнги не подождёт до свадьбы каких-то там семьсот с чем-то дней?». Успокоив себя, что она во всём права, Джинни решила всё-таки сначала переговорить со старшим братом и отправилась к Намджуну.