ПолиАморалы

Джинни с головой ушла в организацию выпуска из университета, выдумав посиделки, которые до этого и не планировались. Она старательно избегала родителей и возможных от них вопросов о Юнги: где он, когда зайдёт, почему сегодня они не идут гулять вместе? Что на это ответить? Дважды она делала первый шаг, и теперь была его очередь, пусть даже вспылил и убежал не он. Но что было делать? Он тоже хорош! Нагрубил, повысил голос. И не стал отпираться, что ему дети важнее – разве стал? Нет! С ним всё было ясно, ему было всё равно на её желания, только он сам ещё, абьюзер, попытался обвинить в эгоизме Джинни! Конечно, с больной головы на здоровую! Время летело стремительно и вместе с тем мучительно. Накануне вручения дипломов ей едва удалось удержаться от звонка ему. Неужели он всё-таки пропустит это мероприятие, не поздравит её, не позвонит? Но нет, никаких звонков и извинений с его стороны не было. Уже после, на следующее утро, проснувшись к обеду, потому что с однокурсниками проторчала до поздней ночи в норэбане, Джинни с горечью осознала, что Юнги так и не объявился и не дал о себе знать никаким образом. Злясь и негодуя, она опять стала размышлять о том, чтобы как можно скорее улететь в Америку и забыть о своих неудачах, об этой нервотрёпке. «Может, действительно, сжечь мосты? Решиться на эту крайнюю меру и посмотреть, что он будет делать. Если помчится следом, то любит, а если нет… То чего ради я терзаюсь? Зачем извожусь из-за человека, которому я не нужна настолько, чтобы попытаться меня удержать?». Но как не избегай неприятных моментов, если им суждено произойти, то они всё-таки произойдут, и недели три спустя после того, как они с Шугой поругались, мать спросила за завтраком: - А что-то Юнги давно не заходил, он в командировке? Вот она – минута для честного признания или лжи. Не поднимая взгляда от тарелки, Джинни, только-только проглотившая кусок, инсценировала жевание, чтобы дать себе время подумать. Что ответить? Признаться маме, что они в ссоре? Она спросит из-за чего, и вот тут-то начнётся! Они с папой и так не одобряли её американских планов, а из-за них они ещё и лишаются любимого будущего зятя? К тому же, родители были консервативны и, хотя ни к чему её не принуждали, в вопросах семейных на её сторону вряд ли бы встали. Они бы поддержали Юнги, что бакалавриата девушке более чем достаточно, и замужество с детьми – перспектива куда более лучшая, чем магистратура и путешествия. Не видящие дальше собственного опыта, они считают, что муж надёжнее, чем работа! Да конечно, как будто в современном мире мужчины не поворачиваются спиной при малейшем дуновении ветра. «Но разве Юнги такой, как все? Разве он из таких? Я же знала и знаю, что никогда он меня не бросил бы, всегда оставался рядом… Нет, я так думала, и вот оказалось, что он очень даже способен куда-то запропаститься!» - Мм! Кстати, я обещала к Джуну заглянуть! – сославшись на брата, просто перевела тему разговора Джинни и, спешно покидав остатки завтрака в рот, унеслась собираться. Мать посмотрела ей вслед с некоторым сомнением, но ничего не сказала. Однако идея навестить Намджуна показалась отличной. Если уж с кем и поговорить на этот счёт, посоветоваться, то только с ним. В самом деле, может, Юнги сам ему что-нибудь говорил? Жаловался, сплетничал? Не в его это духе. Он тот ещё молчун, когда дело касается личных проблем! Было субботнее утро, поэтому всё семейство было на месте: и Намджун, и Чжихё, и их сынок, который яростно орал и чего-то требовал, когда Джинни переступила порог квартиры. В свете последних событий и причины ссоры с Юнги, она особенно невзлюбила детей, и поэтому поморщилась от голосящего племянника, хотя прежде относилась к нему не без симпатии и даже соглашалась посидеть час-другой. Заодно с Юнги, ведь тот от возни с ребятишками отказаться никогда не мог. Раньше её радовала его любовь к детям, казалась показателем постоянства и зрелости, но теперь… теперь всё выглядело иначе. - Внезапно, но приятно! – приветствовал её Намджун и, повесив пиджак сестры, проводил её в гостиную. – Чего это ты нас вспомнила? - Я… - опять покривившись от взвизгнувшего Шинни, Джинни выбрала противоположный от него конец дивана для заземления. – Да так, просто… я же скоро уеду, вот и хочу провести с близкими побольше времени. - Хорошее решение, - Намджун сел возле жены и, убрав со стола ноутбук и сняв с носа очки, кивнул своей любимой половинке: - Чайку сделаешь, зай? - Конечно, подержи, - передала она ему в руки сына и поднялась, уйдя на кухню. Джинни резко захотела рядом с собой Шугу, чтобы взял её за руку и тоже сказал что-нибудь ласковое. Почему-то не тревожат разлука или расставание в одиночестве так, как тревожат с наглядным примером чьих-то доверительных, тёплых отношений, которым даже завидовать в чём-то начинаешь, хотя до этого девушку воротило от приторности Намджуна в браке. И что только стало с её прежде хамоватым, нагловатым и пошлым братцем? Превратился в унылого моржа. - Ты из-за Шуги такая хмурая? – вдруг спросил Намджун. - Что? – вздрогнула Джинни. - Ну, из-за того, что он уехал опять по делам? Тревожишься и скучаешь? - А-а… да. Да-а, - протянула она, делая вид, что была в курсе. «Так значит, он действительно в своих командировках! И только поэтому не звонит и не приезжает!». Какой-то груз упал с её плеч, стало свободнее дышать. Тогда ещё не всё потеряно. Дождётся его возвращения, и они поговорят. Уж тогда-то он первым объявится? – А когда он вернётся, кстати, не знаешь? - Думаю через недельку, не позже. «Зачем я прикидываюсь? Я ж хотела посоветоваться. Я должна выложить всё Намджуну, как есть. Он меня понимает. А если не поймёт, так хотя бы указывать не будет и воспитывать. Он принимает мои решения!». - Хоуп тут звонил на днях, - продолжал болтать брат, устраивая на коленках скачку сыну. Тот начал веселиться, подпрыгивая. - Они второго ждут, представляешь? - Мм… рада за них, - повторила Джинни то же, что бросила и Юнги в ответ на эту информацию. В пылу разборок она даже не придала ей значения и не стала задумываться, а теперь почему-то мелькнула мысль: «Бедный Хосок, неужели он сам на это подписался?». - Что-то не похоже. Хватит киснуть! Вернётся Шуга скоро, никуда не денется. - Да дело не только в этом, - не выдержала она. Потерев висок, Джинни не знала, как продолжить. - Что ещё? – насторожился Намджун. - Мы… мы с ним поругались до его отъезда. Серьёзно поругались. - По поводу? - По многим поводам. Как-то… в узел всё завязалось: одно, другое… Он не хочет лететь со мной в Америку. Я не хочу оставаться здесь. - Ну, это дело решаемое. Вы же можете пока кататься туда-сюда. Ты к нему, он к тебе. - А ещё он хочет детей! – сжались кулаки Джинни. – А мне рано ещё, я считаю! Я раньше тридцати не хочу этого! Кто сейчас вообще раньше тридцати себя этим связывает? - Не я! – посмеялся Намджун, пытаясь вызвать на лице сестры улыбку, но безуспешно. – Но Хё отважилась пожертвовать собой в двадцать пять. - А мне ещё даже двадцати пяти нет! – тотчас выкрутилась Джинни. – Я что, не могу погулять подольше? - Думаю, можешь, - пожал плечами Намджун, - хотя, с другой стороны, «гуляния» прочно ассоциируются с поиском партнёра, а когда он у тебя уже есть – чего искать? - Глупости всё это, гуляния – не охота за сексом на одну ночь. Это просто… просто возможность не быть под контролем двадцать четыре часа в сутки. Встречи с друзьями, походы, экскурсии, ретриты, курсы, да что угодно! Это поиск себя, период, когда ты определяешься не обязательно с партнёром, а скорее с самим собой, прощупываешь себя на прочность в интересах. Когда появляются дети, всё равно же становишься менее социальным, разве нет? – указав на племянника, слюнявящего футболку Намджуна, спросила девушка. Тот опустил голову и, спохватившись, взял платок и стал вытирать себя и мордашку сына. - Ну-у… может быть. Немного. Не знаю, я дома полюбил сидеть сам, меня ничто и никто не заставляют. Если тебе не будет хотеться сидеть дома, вряд ли ты будешь лишена возможности куда-то пойти. - А вдруг буду? - Не знаю! Я бы у Хё спросил, но она тоже никуда не любит ходить, что мы тебе скажем? Я бы сказал, что встреть её раньше лет на пять или десять, осел бы раньше, но это было бы враньём, потому что я именно созрел для семьи и нагулялся так, что уже не хотелось этой свободы, не хотелось беготни, непостоянства, от новизны мутило. Я дошёл до той стадии, когда и нужно было встретить своего человека, а встреть я Хё в более юном возрасте, наверняка бы профукал, потому что был ещё пустоголовым молокососом. - То есть, возможно, я рано встретила Юнги? - Как бы да, но он-то уже созрел. Он тебя, получается, вовремя встретил. - Сложна-а! – проныла Джинни, закрыв глаза и откинувшись на спинку. Чжихё вошла с подносом и поставила на освобождённое место на столике. - Что сложно, Джинни? - Жизнь! И строить отношения – это очень сложно! - Да ну брось, - улыбнулся Намджун, переводя влюблённые глаза на супругу. Но та кивнула: - Я тоже так считала, пока тебя не встретила. Все, кто ухаживал за мной до тебя, наводили меня на мысли, что либо я не умею общаться с людьми вовсе, либо мне грозит остаться старой девой по каким-то ещё причинам. - Старой девой! – возмутилась Джинни. – Да как так можно говорить? Хоть бы и не выйти замуж вовсе, что в этом такого? Это не плохо и не хорошо, это нормально! Не все хотят замуж, не все ставят это в приоритет, не все хотят быть матерями! - Это правда, - согласилась Чжихё, - у меня две сестры, и ни старшая, ни младшая не созданы для этого. Похоже, все эти инстинкты достались мне. - Это не инстинкты, - опять возразила Джинни, - это социальные установки. Общество так привыкло, вот и всё. Но это не является обязательным и отказ от этого не смертный грех. - Но ты при этом не хочешь быть одинокой, без парня? – задал ей вопрос Намджун. - Я? Нет, но это же не одно и то же – встречаться и быть женой, рожать… - Конечно, духовное родство – это замечательно, но люди в большинстве своём простые и приземленные, их должно скреплять что-то вещественное, материальное. Документальное оформление, ребёнок, общие стены и крыша. Шуга очень неприхотливый и незатейливый… - Это он-то?!.. - Да, именно он, Джинни, я его знаю уже тринадцать лет! Его доброе сердце, отзывчивость и оптимизм не меняют его сути – он простой парень, а не кабинетный учёный или религиозный фанатик, ему тарелка горячего супа дороже классической поэзии. Да и ты, уж извини за откровенность, девушка эрудированная, образованная, смышлёная, но не духовная. - Это почему ещё?! – обиделась она, надувая губы. - Хотя бы потому, что ты мне сама даже объяснить не сможешь, что такое духовный человек. - Я? Чего это? Смогу! Это… это элементарно. Духовный человек ставит моральное выше физического… - Так. - Он эмпатичен. - Неплохо. - Ты, наверное, хочешь сказать, что он должен быть религиозен, а я атеистка. - Нет, духовность и вера – не одно и то же, хотя вера, конечно, помогает человеку стать тоньше и ближе к сверхматериям, к сути бытия. Да что долго говорить, как будто бы тебе книга важнее новой сумочки, ну, серьёзно? Джинни насупилась. - Это не показатель! К тому же, если я такая материалистка, и Юнги такой, то вот тебе и духовное родство – мы одинаковые! - Шуга больше склонен к самопожертвованию и постановке высоких целей. И ты это знаешь, - твёрдо изрёк Намджун. Джинни это знала, поэтому замолчала. Только почему же тогда в отношении неё у него это не работает? - Я тоже умею сочувствовать и помогать людям! Я пытаюсь участвовать в общественных движениях и обсуждениях положения меньшинств, хотя Юнги мне и не даёт нормально этим заниматься. - Сказать честно, как я это вижу? В этом никакого сострадания и участия. Это самообман и фикция, Джинни. Ты выходишь из дома, идёшь в университет, где-то в сторонке старая бабушка собирает коробки, чтобы отдать их в переработку - ты не замечаешь этого и не бросаешься ей помогать, как делает это обыкновенно Шуга. Ты видишь плачущего ребёнка и делаешь шаг от него, чтобы не бесил, а Шуга попытается его развлечь и успокоить. Ты не ходишь в приюты животных по выходным, чтобы по-волонтёрски помочь им вычистить клетки, тебя туда один раз затащил Шуга, и хотя ты вдохновилась, сама туда почему-то без него не пошла. Борьба за положение меньшинств? Ну да, это же где-то там, в метафизическом плане, их нет у тебя под носом, этому можно уделять внимание, когда удобно, к тому же, на почве этого можно из себя корчить активистку и правозащитницу, об этом можно говорить, создавая вокруг себя ажиотаж и привлекая заодно к себе внимание. Любая шумная общественная деятельность – это в первую очередь попытка добиться собственного статуса, благополучия. И к твоим карьерным планам это всё вполне вписывается. Ты не занимаешься тем, о чём неинтересно написать в блоге и в чём нельзя возвыситься, поумничав. С этой гендерной галиматьёй создалась новая терминология, понятия, выстроилась почти наука, в которой человек сторонний и не поймёт половины! Поэтому, когда кто-то открывает рот на эту тему, ты, подковавшаяся искусственно созданными определениями, не имеющими под собой основы, тотчас почувствуешь себя умнее и заткнёшь его фразами о квирах, нейтральности, социокультурном искажении природы. Согласись, строчка «собрала десять килограммов картона» звучит как условие задачи из школьного учебника, а «собрала форум для обсуждения положения и прав сексуальных меньшинств» - как выдержка из ежедневника бизнес-леди. Только первое – реальное дело, а второе – ничего не меняющая демагогия. Но видимость актуальности и крутости тебя манит. - Почему же только определения искусственно созданные? Все термины появились однажды по мере необходимости, тебе лишь бы обосрать, Намджун! Тогда уж все термины в принципе искусственные! - Ну, смотри, - он вернул Чжихё сына, увлекшись объяснениями, - что утверждают твои единомышленники? Что деление на пол неправильно, что женщин не надо называть женщинами – это менструирующие люди… - Господи! – ужаснулась Чжихё, округлив глаза. Намджун продолжал: - Что никакого «мужского» и «женского» не существует, так? - Вроде того. - Хорошо. Отменяем два основных гендера. А теперь смотрим на определения уймы остальных. Мужчина, чувствующий себя женщиной, но предпочитающий женщин, женщина, ставшая мужчиной, но имеющая наклонность к мужчинам. И всякие вариации. Как можно отменить два центральных понятия, но определять по ним все новообразованные? Ты же не станешь спорить, что гендер определяется именно по сексуальной направленности, а не по темпераменту, предпочтениям в музыке? Но если мужского и женского не существуют, и это «социальное заблуждение», то как выстраиваются представления о других? - Ты путаешь пол и гендер! Первичные половые признаки никуда не деваются, и сексуальные предпочтения определяются по ним… - Унесу Шинни в детскую, - поднялась Чжихё, - не хочу, чтоб он этот бред слушал. - Вот! – подняла палец Джинни. – Видишь? Вот реакция законсервированного человека, который не понимает сути проблемы. - Зато я понимаю, что это чушь собачья! – не выдержала Чжихё, и это был тот редкий момент, когда можно было увидеть под ликом домашней и ангельской хозяюшки твёрдость и непоколебимость. - Если у Намджуна хватает терпения растолковывать часами, что круглое – это круглое, то ладно. Я им горжусь. А для меня вся эта история и выеденного яйца не стоит! Ты уж прости, Джинни, я не имею ничего против тебя лично, но твоих взглядов никогда не разделю. Она ушла, оставив брата и сестру одних. - Это нормально, по-твоему? – надулась Джинни, скрестив руки на груди. - По-моему – да. Потому что это её мнение, на которое она имеет право, как и ты на своё. - Моё мнение не ущемляет никого! - А кого ущемила Хё? Всё, я не буду третейским судьёй между вами! – остановил беседу в этом направлении Намджун. – Вернёмся к нашим меньшинствам. Хорошо, пола остаётся два при гендерном разнообразии, так? - Ну-у… есть ещё андрогины… - Хорошо. Допустим. Андрогин – это кто? - Это в ком равное количество мужских и женских признаков. - Здорово, то есть, мы вернулись к тому, что определяющих всё-таки два вида? Мужское и женское? - Да нет же! Серый цвет же никто не называет чёрно-белым, хоть он из них и состоит. Но это всё же серый. - Но без них он бы не существовал. Ничего бы не существовало без чёрного и белого. - А что насчёт того, что цветов вообще не существует? Это кажимость благодаря преломлению света и индивидуальных особенностей его восприятия. - Очень к слову подмечено. Индивидуальные особенности восприятия цвета! То есть, не важно, какие вещества и составляющие у предмета, его увидят таким образом, каким позволяют личные возможности? Ну, например дальтоники. Они же не увидят цвета так, как видим мы. - Не увидят. - И научить их этому нельзя, так? Получается, что неважно, какого цвета твоей любимой радужной палитры гендер человека, его все увидят таким, каким склонны видеть, каким позволяет на данный момент преломление света – обстоятельств. - Но с этим-то предвзятым мнением я и пытаюсь бороться! Чтобы видели суть, а не… - Но ты же сказала, что индивидуальные особенности восприятия будут всегда, и их не исправить. - Дальтоники не видят красный цвет, но привыкают к тому, что на него нельзя ехать, каким бы они его не видели! Гендер – это самоощущение человека, Намджун, с ним нужно считаться! Нельзя навязывать мужскому полу мужское, если он не чувствует себя мужчиной. - А как я это пойму, если он при этом не поменял ещё пола и относится к тому гендеру, который чувствует себя женщиной, но физически его устраивает своё тело? Он что, табличку носит? - Нет, но если ты с ним не знаком, то зачем тебе это знать? А знаком, так узнаешь о его особенностях… - О-о! Вот как? Значит, категории создавать совсем ни к чему, потому что заранее в каталог заглядывать бесполезно и для понимания человека нужно личное с ним общение? А, позволь спросить, что, с другими самоощущениями не так разве, помимо сексуальных? Если кто-то ощущает себя музыкантом, отцом, японцем, буддистом… - Их так и называют! Это же и есть определения! Если ощущает себя музыкантом, то музыкант… - Ой ли? Серьёзно? Ты никогда не встречала людей, которые уверены, что они крутые спецы в чём-то, а сами с руками из жопоньки и трёх нот взять не могут? Не всякий, кто называется музыкантом – им является. А как быть с теми, кто считает себя мужчиной, а ведёт себя при этом как тряпка и чмо, в котором от мужского даже грамма нет? Я обычно называю их мудаками. Мудак – тоже гендер? Смотри, уже и определение есть: «Ощущающий себя мужиком, но им не являющийся». - Ты опять путаешь пол и гендер. Если есть член и нет сисек – это пол, а у тебя сразу рождаются к нему требования по стереотипу «мужик», мол, жёсткий, храбрый, сильный и так далее. Но это не признаки мужчины, потому что и женщины такими бывают. Понимаешь? - Ты это к тому, что по внешнему виду нельзя выстраивать ожидания? Так это я тебе и без гендеров скажу. Первое впечатление чаще обманчивое, и большинство людей ведёт себя очень неожиданно по отношению к своей внешности. Для этого не надо плодить десятки новых определений. Их таким образом семь с лишком миллиардов, потому что каждый человек – особенный, каждый раскрывается при личном общении, каждый узнаётся постепенно и каждого более-менее узнаешь не по тому, какой он национальности, какого он возраста, с каким образованием, а по его общению и делам. Вы боретесь с одними шаблонами создавая другие. Это туфта, Джинни. Для каждого человека и без этого есть индивидуальное определение. Ты – Ким Джинни, я – Ким Намджун. Есть Мин Юнги, есть Пак Чжихё. Каждое имя и есть индивидуальная категория, за которой лежит ряд особенностей: самоощущений, предпочтений, идеалов, характера. Нельзя выстраивать ожидания по образу? Но это же ужасно, раньше с этим пытались бороться, обвиняя в лицемерии, а теперь пытаются узаконить? Испокон веков так природой было задумано, чтобы существа ориентировались по цвету, форме, запаху в целях безопасности. Яркое чаще ядовитое, большое – сильное. Признаки опасности и умение их определять спасали жизнь. Но существовали и мимикрирующие существа, вроде хамелеонов. Это природа создала по двум причинам: одни сливаются с местностью, чтобы спастись, другие – чтобы неожиданно напасть. Человечество всё это переврало и исказило, прикидываться и скрывать умеет нынче каждый. Хотя ожидать определённого поведения по внешности – самое логичное, правильное и естественное, что можно придумать. Когда кто-то увлекается панком или роком – он соответствующе одевается. Когда девочки вступают в фандом какого-то артиста, они таскают брелки, кепки, худи с названием этого фандома. Это идентификация, облегчающая взаимопонимание. Это нормально. И когда вдруг говорят, что нельзя и неправильно выстраивать ожидание по внешним признакам – это неприкрытое и наглое мошенничество, попытка вывернуть мир наизнанку. Я выгляжу как мужчина, чувствую себя мужчиной, и вести себя хочу и буду так, как положено – именно положено, Джинни – мужчине: ответственно, верно, храбро, сильно, терпеливо. Я хочу, чтобы Чжихё ждала от меня этого, и хочу оправдывать её ожидания. В этом удовольствие. Не хотел бы я никаких ожиданий по отношению к себе, если бы был брюзгой, никого не любящим и ничего, кроме себя, не ценящим. Тогда да, отвалите все со своими требованиями, я буду жить как хочу, делать, что хочу. Но нет, у меня есть любимые, дорогие люди, и я хочу соответствовать их требованиям, я хочу быть им понятным и предсказуемым, чтобы не заставлять нервничать и ломать голову. А если я себя вдруг почувствую женщиной или котиком, я в первую очередь обращусь к психотерапевту, а не организацию по защите моих прав. Джинни переваривала его слова. Она считала брата умным и уважала его, но, как обычно, когда человек страстно увлечён какой-то идеей или имеет свою точку зрения, даже самые убедительные и правдоподобные аргументы не кажутся ему истиной. Всё подвергается сомнению. Но спокойствие Намджуна передалось и ей, стыдно горячиться и тем показывать слабину, когда с тобой так толково и обстоятельно рассуждают. - Так что мне с Юнги-то делать? – выдохнула она, закончив дебаты. - Я могу поговорить с ним, когда вернётся, хочешь? - И что ты ему скажешь? Чтобы ехал со мной? Или чтобы перехотел пока что детей? Я хочу, чтобы он пришёл к этому сам, а не под нажимом. Лучше ничего ему не говори. - Уверена? - Да. - Ну, не кисни, иди, обниму, - распахнул руки Намджун. Его братская улыбка приободрила её, и Джинни, встав и подойдя, обнялась с ним. - Спасибо. - Всё будет хорошо, даже если придётся подождать. Знаешь, в какой я был панике, когда близился тридцатник, а у меня девушки не было? Ещё эти мерзавцы вокруг все жёнами пообзавелись. И Хоуп, уж от кого не ждали, и Ёндже. И Шуга с тобой начал встречаться. Я выл от тоски и несправедливости, ведь, мне казалось, я хочу сильнее всех то, что у других есть. Но я дождался Хё. И ты своего дождёшься. Дни потекли дальше. Но о возвращении Юнги Джинни опять узнала от Намджуна. Тот прилетел в Сеул, но по-прежнему не появлялся и не отзванивался. Джинни подождала день, второй, третий… На четвёртый она заказала билеты на самолёт до Нью-Йорка. С неё хватит. Если у Юнги кишка тонка, то ей нечего делать с таким мужчиной! «С таким мужчиной, - поймала себя на стереотипном мышлении девушка, - я сама хочу от него чего-то только потому, что у него другой пол, а к себе не предъявляю никаких претензий, потому что женщина? Какой ужас, до разговора с Намджуном я не замечала за собой того, что в повседневности ничуть не лучше тех, с кем борюсь. Но это всё корейское общество, в нём невозможно выйти за рамки узколобости. Уверена, улетев в Штаты, я переборю и в себе эти пережитки прошлого. Намджун считает это естественным, но разве природа всё создала идеальным? Человек веками пытается усовершенствовать и улучшить мир, и да, хоть он косячит с экологией и многим другим, но, по сравнению с временами варварства, мы продвинулись в гуманизме и медицине. Так что, возможно, и избавление от предрассудков скорее положительное новшество». Намджун, в свою очередь, хоть и не ввязался в разговор с другом сразу, но, переживающий за их с сестрой отношения, не удержался, узнав от Джинни, что через неделю она отчаливает, уже собирая чемоданы, и позвонил Шуге. Тот сидел с матерью в больнице. Они как раз поговорили с доктором, который сказал, что операцию всё-таки делать придётся. Возле желудка росла опухоль, и медикаментозно избавиться от неё не было никаких шансов. - Да? – поднял Юнги трубку, выйдя в коридор. - Привет, как дела? - Пока не родила, - хмыкнул Шуга, по-прежнему не собирающийся посвящать в свои трудности определённый круг людей. - Я тут это… хотел семейный ужин устроить, вы с Джинни не заглянете? По образовавшейся паузе, Намджун понял, что перемирия пока не наступило. Юнги, взвешивая, как лучше ответить, прямо говорить не стал: - Не знаю. Были другие планы… - Слушай, - не стал больше тянуть резину Рэпмон, - я в курсе, что вы поругались. Сколько вы уже треплете друг другу нервы? Месяц? – Молчание. – Вы вообще ещё встречаетесь? Если бы я со своей девушкой месяц не общался, я бы уже задумался, моя ли она ещё… - У Джинни кто-то появился?! – ёкнуло сердце Шуги. - Нет. Конечно, нет. Ты прекрасно знаешь, что она так не поступит, и она любит тебя. - Но она-то мне нервы и треплет! Я что могу сделать? - А она считает, что ты её игнорируешь. - А что я должен сделать? Что я ей скажу, Рэпмон? - Что любишь её и поддерживаешь… - Я это всё говорил сотню раз! - Ну, скажи ещё сто первый. - И что это даст? Она не хочет за меня замуж, понимаешь? Она не хочет быть со мной, она хочет в Америку и кутить там с геями и неграми с огромными членами. - Шуга, да хорош тебе… - А как это ещё понимать? - Она хочет за тебя замуж, но не сейчас. Она ещё молодая, пойми ты! - Молодая, но не маленькая, Мон! А ведёт она себя как ребёнок, даже не пытается ни в чём разобраться. Только бьёт в грудь, что большая и самостоятельная, а как поговорить о будущем, так капризы и взбрыкивания: «Не хочу, не буду!». Она хочет учиться дальше! Хорошо, я что, мешаю что ли? Она предъявляет, что я не еду с ней. Но это её мечта – упёхать на Запад свой гнилой, а не моя! Мне тут нравится, я патриот, и у меня родители… - Она говорит, что к детям не готова. - Ну, признаться, да, с этим я не хочу откладывать. Я очень хочу ребёнка. Ты должен меня понять, ты что ли не хотел его, когда женился? - Понимаю. Очень хотел. Правда, потом туго пришлось и мы первые полгода вешались из-за крикливости и неугомонности Шинсока, но я ни о чём не жалею. - Да вот именно! Это же обычные жизненные трудности, преодолеваемые, решаемые. Я бы никогда не стал заставлять Джинни сидеть с ребёнком днями и ночами, я бы сам с ним сидел, без проблем! Мне бы мама помогала, она мечтает о внуках уже много лет! Когда-то они хотели с папой двух-трёх детей, но жили до того бедно, что и меня одного еле прокормили. Джинни в ответ на это говорит, что мы не обязаны воплощать в реальность мечты наших родителей, что проецировать на детей свои желания – преступно. А я в этом преступления не вижу, ведь не они на меня давят, а я хочу порадовать родителей, хочу дать им то, чего они хотят. Но выходит так, что это как бы за счёт Джинни получается, и я опять козёл и негодяй. Что бы ты на моём месте сделал, если бы Хё отказалась детей заводить до тридцати? - Подождал бы, - честно признал Намджун. «Хорошо ждать, когда ничего не поджимает, - подумал Юнги, - а если моему отцу операция не поможет? Доктор сказал о рисках, что иногда и после вырезания опухоли появляются метастазы, и пациенты сгорают за считанные недели. Дальше будет химиотерапия, и остаётся только надеяться… Но если случится самое худшее? Я что, дам умереть отцу без внука, которого он мечтает увидеть? Разорваться мне что ли?!». - Она улетает в среду, - сказал Намджун в ответ на тишину. «В среду! В день, когда отцу назначили операцию!». - Не могу удержать её силой, - выдавил из себя Юнги. - Не удерживай, как говорится, твоё всё равно к тебе вернётся – держать не надо. Но проводить-то придёшь? «Оставить мать здесь одну? В такой тяжёлый час? Она с ума сойдёт». - И без меня провожатых будет достаточно. - Шуга, ну уж не лезь в бутылку-то из вредности. - Это не вредность, Рэпмон. Я не хочу смотреть, как она улетает. Не хочу видеть, как ей на меня плевать. - Да не плевать ей на тебя! - Тебе так кажется. Ладно, мне пора идти, созвонимся позже! – спешно попрощался Юнги, не в состоянии развивать эту тему. Если его начнут уговаривать, он не выдержит и побежит в аэропорт, или прямо сейчас начнёт названивать Джинни и просить остаться. Но ради чего? За эти четыре недели, что они не виделись, он анализировал всё вдоль и поперёк, и приходил к выводу, что её изначально не устраивали их отношения, ей нравились его покладистость, его преклонение перед ней, и пока он подобострастно сдувал с неё пылинки – она принимала это, наслаждалась этим. Чистое самолюбование через любящего человека. Но стоило ему открыть рот и заявить о каких-то своих мыслях, она разочаровалась и захотела другого. Конечно, как могла девочка из богатой семьи, со средствами и возможностями, искренне любить и дорожить деревенщиной, который не катает её на Бали и Мальдивы, который не водит её по выходным в элитные клубы и не носится на ламборгини! Джинни только искала повод. Она принимала его ухаживания, пока было удобно, но в отдалённые планы её жизни он не входил. И расскажи он ей сейчас всё, как есть, о болезни отца, об их семейной драме – хотелось верить, что она всё-таки будет с хорошим концом – она лишь ощутит уныние, печаль и тоску, которых избегала, ей наверняка станет брезгливо от больниц, слёз, переживаний. Если ей детей не хочется, то что уж говорить о таких вот тяготах, где не до смеха, отдыха и легкомысленности. Юнги было больно, очень больно, но он понимал, что должен отпустить. Он не хочет быть камнем на её шее, не хочет упрёков, что портит ей жизнь, не делает ничего для полного её счастья. Если он не в состоянии ей ничего дать, то пусть найдёт другого. Пусть найдёт то, что даст ей то счастье, которого она сама хочет. Да, Юнги отпускал её не ради себя, потому что не представлял без Джинни ни дня, не представлял, что будет делать без неё, как жить. Но ради неё, ради её благополучия и свободы, которой ей хотелось – пусть будет свободна и от него. - Юнги? – выглянула мать из палаты, почувствовав, что его долго нет. Подошла к нему. – Всё в порядке? - Насколько это возможно, - вымученно улыбнулся он. Женщина положила ладонь ему на плечо: - Может, ты бы рассказал всё Джинни? Пригласил бы её, отец бы ей порадовался… - Я сам отца буду радовать, мам. Джинни всё это ни к чему. - Ну что ты, если вы собираетесь пожениться… - Сейчас главное отец. Не будем говорить о другом. Вздохнув, женщина сдалась перед упрямством сына. Она сама его таким воспитала, несдающимся, несгибаемым, противостоящим. Она учила его стремиться, добиваться, не опускать руки, не бояться никаких преград. Благодаря этому он вырвался из деревни, уехал, обосновался в столице, жизнь подарила ему отличных друзей, полезные знакомства. Да, были и тёмные стороны у твёрдости характера, но, всё-таки, в большей мере она вырастила его добрым человеком и любящим, благодарным сыном.

***

В среду Джинни пыталась не показать, что выглядывает за плечами и спинами семьи Юнги. Он мерещился в каждом прохожем аэропорта, ей казалось, что он вот-вот появится, придёт. С цветами и кольцом. Упадёт на колено, она согласится, отменит свой рейс, останется и от счастья родит хоть через девять месяцев. В этом нервном отчаянии и ожидании она была готова на всё, только бы он не оставил её, не бросил. Как она будет без него? Где-то там, за тысячи километров. Америка была мечтой, а теперь превращалась в разлучницу. Но время шло, регистрация была пройдена, прощальные слова родителям и Намджуну сказаны. Пассажиры должны были занять места в самолёте. Юнги не пришёл, не позвонил и не написал хотя бы крохотного сообщения. Сев и пристегнувшись, Джинни уткнулась в ладони и, наконец, дав волю чувствам, проплакала почти все долгие часы перелёта до Нью-Йорка.