ID работы: 11470562

ПолиАморалы

Гет
NC-17
Завершён
521
автор
Размер:
328 страниц, 38 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
521 Нравится 757 Отзывы 132 В сборник Скачать

Глава 8. (гроза после солнца)

Настройки текста
Привезя и устроив отца в больницу Сеула, Юнги хотел заняться устройством матери, но та отказалась покидать мужа, с которым не расставалась ни на день уже лет тридцать пять. Для неё это было немыслимо – оставить его одного. Так она говорила. Но в душе ей скорее немыслимее было самой остаться одной. Терзаться и корить себя, что упускаешь минуту-другую возле того, кого боишься потерять и без кого быть не умеешь. Родители Юнги, очень простые, необразованные и незамысловатые люди, из тех, что невкусное называют невкусным, даже если невежливо, чёрное чёрным, белое белым, голубое голубым, даже если непринято больше так прямо и неприкрыто выражать правду, любили друг друга глубоко и преданно, как умел не всякий умудрённый дипломами, должностями и прогрессивными познаниями. И сын не смог уговорить и переспорить мать, поэтому договорился об отдельной палате с диваном для ухаживающей, после чего вернулся на съёмную квартиру. Друзей там не было – отчалили по делам, и в этой пропасти молчания и безналичия душ, он улетал в одну сторону, возвращался к происходящему, давящему, выматывающему. Перед глазами так и стоял отец, переодевающийся в пижаму и тапочки, и мать, не выпускающая из рук котомку с пожитками, будто кому-то они могли понадобиться. Растерянные, но бодрящиеся. Выдохнув и собравшись духом, пытаясь не нести на челе печати тревоги, Юнги передумал тут оставаться и быстро поехал к Джинни. Та бросилась ему на шею, обняла и крепко поцеловала. - Я соскучилась! – прижалась она к нему, уткнувшись носом в куртку и нюхая его, втягивая знакомый запах, не изменившийся за дни отсутствия. Да, был какой-то налёт дороги, поездки, провинции, но это всё тот же Юнги. Свой. Её родной. Вредный, смешной, добрый, язвительный, терпеливый и вместе с тем взрывной – никогда не знаешь, каким словом запалишь фитиль его недовольства. - Я тоже очень скучал, - улыбнулся он. Из кухни выглянула мать Намджуна и Джинни: - А, это ты, Юнги? Здравствуй! - Доброго дня, госпожа Ким. - Будешь с нами ужинать? - Ну… - Когда бы он отказывался поесть? – смеясь, обернулась Джинни. - Тогда накрываю на всех! Юнги посмотрел вслед скрывшейся обратно женщине, мысленно уже давно называемой «тёщей», и шепнул своей возлюбленной в ухо: - Я надеялся, что мы поедем к нам, парни убрались до поры до времени, квартира в нашем распоряжении… - А ты… - «Разве не привёз своих родителей?» - хотела спросить девушка, но поднимать эту тему – это возвращаться к упрёкам и спорам. Если Юнги говорит, что там никого, значит – никого. Неужели он понял её и передумал, оставил всё, как есть? – В любом случае, надо поесть, мы же там готовить не будем, - подмигнула она и потянула его за руку в кухню. – Потом поедем. Поужинав в кругу семьи, они собрались и направились к метро. Умиротворённые вкусной едой и довольные встречей после расставания, Шуга с Джинни болтали почти всю дорогу без умолку, то тихонько между собой обсуждая пассажиров метро, то смеясь над видеороликами в интернете, которые смотрели в телефоне, пока ехали несколько станций, то пересказывая какие-то мелкие новости, произошедшие за то время, что не виделись. У Джинни это были университетские дела и сплетни подружек, у Юнги – истории соседей и деревенских знакомых, которых его девушка знала по их прошлым совместным поездкам. О себе и отце он по-прежнему предпочитал не говорить. До того ему было неприятно, тягостно и горько это всё, что лишний раз проронить слова о болезни, лечении и надежде на лучшее не получалось. Казалось, чем меньше людей знает об этом – тем менее опасно это всё, тем меньше правды в этой ситуации. Юнги не считал, что друзья ему ближе Джинни, и рассказал Чимину и Чонгуку обо всём по другим причинам. Как и у всех, у него были представления о поведении своих товарищей и знакомых; с кем общаешься много лет – того предугадываешь, зная манеру реагировать и последствия. И Юнги отлично знал, что Чимин и Чонгук не разведут сопли, не начнут каждый раз спрашивать «как дела?», не будут лезть лишний раз и ковыряться в том, в чём Юнги и сам мало понимает. А Джинни, например, и Намджун, уже считающий себя не только другом, но и почти официальным родственником, будут лезть и углубляться, просить рассказать, смотреть тоскливыми, переживающими глазами, стараться чем-то помочь (хотя чем и как тут поможешь, если ты не врач?) жалеть. Но его-то что жалеть? Отца надо, он болен. А если кто-то начнёт рядом проклёвывать мозг, как, наверное, и ему нелегко в этот период, то Шуга, конечно, заболеет и сам. А слечь от нервного расстройства ему никак нынче нельзя. Не обо всём на свете все должны знать, периодически нам необходимо попадать в такое место, в такой круг, где одни незнакомцы и о нас никто ничего не знает – в этом часть притягательной магии, происходящей в путешествиях; неизвестный, ты никому не бросишься на глаза, никто тебя не запомнит, и, невидимкой, ты спокойно можешь побродить и выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы если и скажут о тебе, то «какой-то чудак», а не конкретный «мистер Ким», «Ли» или «Пак», и твоя шалость, выходка не со зла или по пьяни, а из-за раскованности, безобидная, глупая, странная, вроде громких песен на улице или дефиле в несуразном костюме, не станет преследовать тебя, припоминаемая всем твоим двором или районом. Так и некоторая информация, и без того угнетающая, не должна сидеть у всех знакомых в головах, чтобы можно было прийти к кому-то неосведомлённому и не напрягаться от всегда способной всплыть темы. Поднявшись в тёмную квартиру, Джинни блаженно выдохнула. Тишина и покой! Никого! Вот о такой жизни она мечтала! Пришёл и делаешь, что хочешь! Разувшись и сняв куртку, она стала на ходу раздеваться. - Я в душ. Ты со мной? Глядя на спадающие на пол вещи, Юнги на миг отключился от своих забот и плавно поднял глаза по ногам Джинни к бёдрам и выше. Вот то, что ему требовалось! Лучшее средство от забот и хлопот, панацея, универсальное лекарство от всякой душевной хвори. - Ты ещё спрашиваешь? – быстро отбросив верхнюю одежду, он догнал девушку, на ходу расстёгивая штаны, стягивая футболку, носки, разбрасывая это где не попадя. В ванную они вошли в одном нижнем белье. - А Чонгук и Чимин точно сегодня не вернутся? – между краткими, но засасывающими поцелуями, уточнила Джинни. - Да хоть бы и вернулись, - отмахнулся Шуга, - по шмоткам в коридоре поймут, что надо молча свалить подальше. Он дотолкал Джинни до стенки и, прижав к ней, включил над их головой душ. - Ай, холодная! – отвлеклась девушка, потянув руку к крану. - Нормальная же… - сказал Юнги, но не стал её останавливать. Он был привычен к прохладному, и даже холодному душу, а Джинни обожала горячую воду. Когда она привернула слишком сильно, он всё-таки поправил температуру немного. После ещё нескольких корректив, поочерёдно ими сделанных, они засмеялись и успокоились. Вода лилась сверху им на головы, по плечам стекала на полуобнажённые тела. Шуга исправил это, расстегнув лифчик Джинни и стянув с неё трусики. Она подняла одну ногу, потом другую и, раздетая до конца, рывком стянула трусы с Юнги. Возбуждённая плоть коснулась её живота. Они без малого три года вместе, но их занятия любовью до сих пор не успокоились до состояния размеренных и нежных, какими бывают по истечении какого-то времени. Да, их отношения стали будничнее и механичнее, но не секс, по-прежнему бурлящий и разнообразный. Они именно трахались, как дорвавшиеся подростки, совокуплялись по два-три раза подряд, находя подходящий угол, утоляли своё желание ненасытно, каждый раз ощущая что-то новое и прекрасное. Юнги не задумывался над этим, не имел склонности анализировать то, что делал как бы само собой, но за эти три года он не исчерпал страсть, а ещё больше пристрастился к своей девушке, подстроился под неё, а она под него. Они изучили друг друга настолько, насколько было нужно, чтобы в правильных направлениях искать удовольствие. Но поиск этот не прекращался, был увлекательным и затейливым. Не видевший с самого начала отношений в других женщинах ничего сексуального, Шуга возбуждался только на Джинни, будто у неё был пульт от сигнализации на его члене. Если по утрам у него случалась эрекция, то только потому, что ему снилась она. Когда-то любивший поглядеть порнофильмы, он не включал их с того момента, как они впервые переспали. С тех пор ему ничего другого было не нужно, более того, ничего другое физически в нём не откликалось. Подхватив Джинни под бёдра, Шуга нанизал её на себя и прижал ещё сильнее собой к кафелю. Она визгливо застонала, чувствуя внутри гладкую, напряжённую поверхность члена, растягивающую и проникающую глубже, глубже. Скрестив ноги за его спиной, Джинни держалась одной рукой за его шею, а другой упиралась в полку с гелем для душа и шампунем – ванные полки холостяцкой квартиры были до неприличия ненаполнены. Зато прилично наполненной становилась Джинни, кусающая губы себе и Юнги, подрагивающая, срывающаяся от самых резких фрикций на крик. Когда головка вводилась до упора, когда Юнги входил в неё до самого основания, она сжималась изнутри и разряжалась короткой судорогой наслаждения. Шуга обожал это отзывчивое и жаждущее его тело, эти гладкие ноги, сочные, торчком груди с твёрдыми сосками, как половинки двух идеальных сфер. Он обожал зовущий, будто одурманенный взгляд из-под чуть опущенных ресниц, пухлые губы, тонкие ключицы и крошечную линию тёмных волос на лобке. И татуировку «SUGA» возле них тоже. Постоянное признание в любви ему, нестираемое, неизменное. Признание, что он владеет не только её сердцем, но и каждым её миллиметром. Скользкую от воды, он поставил её на ноги, и Джинни тотчас развернулась к нему спиной, прижимаясь задом. Взяв его ладони, она положила их себе на грудь, и Юнги, лаская их, потёрся членом о ягодицы. В их сексе инициатива больше и чаще принадлежала Джинни. Когда-то он стеснялся её развращать и не знал, где для неё заканчиваются границы дозволенного, но она была куда смелее, чем он мог подумать, поэтому стала заводилой и экспериментатором. Тот же минет она впервые захотела сделать ему сама – он и намекнуть не успел. Да и не решился бы, пожалуй, но Джинни была не из тех, кто ждёт приглашения. И разрешения. Изогнувшись, как кошка, дугой в спине, Джинни насадила себя на Юнги и задвигала бёдрами. Он схватил их, начиная двигаться в унисон, туда-сюда. Упругое подрагивание попки под его пальцами пронзило экстазом и, чувствуя, что близок к разрядке, замедлившись, Шуга протянул ещё пару минут, но дольше не выдержал и, выскочив из Джинни, со стоном брызнул ей на спину. Тяжело дыша, он упёрся руками над её головой, согнувшись над ней. С закрытыми глазами, он поцеловал мокрую макушку: - Блять, как же хорошо… - В голове царил вакуум. Ничего. Никаких дум, слов, утаек, секретов, проблем, ударов судьбы. Оргазм выбил из него на какое-то время всё, и только жаркое и острое ощущение счастья и наслаждения перекатывалось по телу. Под веками бегали вспышки, а слух постепенно стал возвращать шум реального мира, текущей воды вместо гудящей тишины, какой-то космической, непреодолимой, окутавшей голову и снаружи, и внутри. Джинни покивала, согласная, что хорошо до невозможности; запыхавшаяся и обезоруженная, на трясущихся ногах, придерживаемая Юнги, она повернула голову и дотянулась поцелуем до его щеки. После секса ей не то чтобы не хотелось спорить – она бы в первые мгновения отреклась от всех своих убеждений, сменила веру, анафемствовала себя и воспевала патриархальные догматы, пока не пришла бы в полное, ясное сознание. Все разногласия переставали иметь значение. Но немного ей до оргазма не хватило, о чём Джинни, не откладывая, сообщила: - Я не кончила. - Прости, - тряхнул головой Шуга и, вытащив лейку душа из держателя, смыл со спины девушки сперму. – Целую неделю не спариваться! Где тут протянуть дольше? - Ладно-ладно, - выпрямившись, она развернулась к нему и обняла за шею, - отработаешь. - Даже не сомневайся, - расплылся Юнги и, когда они ополоснулись, завёрнутую в полотенце, он оттащил её в спальню, где завершил начатое, предоставив капризной заказчице услуги высшего пилотажа и небывалого профессионализма. Утром Юнги порезал кубиками фрукты, сделал яйца-пашот, сварил кофе и изобразил на нём сердечко. В пору юности, сразу после школы, он работал в Сеуле официантом, и у барменов научился подобным штукам. Составив завтрак на поднос, он двинулся в спальню будить Джинни. - Просыпайся, - отставив поднос на тумбочку, присел рядом с девушкой, на кровать, Шуга, - одно солнышко встало, пора и второму. Джинни сквозь сон улыбнулась и, не размыкая век, потянулась. Одеяло съехало, оголив её грудь, и Юнги неудержимо наклонился поцеловать манящие округлости. Проведя по ним языком, он поднялся им выше. Девушка засмеялась, упершись ладонью в его плечо: - Щекотно, перестань! - А чего ты лежишь тут вся такая и похоть во мне пробуждаешь? - А где мне ещё всей такой лежать? – глаза открылись. Притянув к себе Шугу, она поцеловала его в губы. – Доброе утро. От тебя корицей пахнет. - Я завтрак принёс, - указал он на тумбочку. Джинни покосилась туда и, половив носом ароматы, стала садиться. - Идеальное утро! - Идеальной девочке – идеальное утро. - Разве я не та ещё засранка? – играя бровью, спросила она. - Да ну разве ты была бы без этого идеальной? – засмеялся он. – Главное не перебарщивать. Он поставил ей поднос на колени и, уже позавтракавший, взял только вторую чашку кофе, составляя компанию. - Я что-то от тебя со вчерашнего дня ни одного анекдота не слышала, - заметила Джинни, - неужели кончились? - Да нет… как-то… не расположен сейчас к ним, - пожал одним плечом Юнги. - Это… - посомневавшись, Джинни всё-таки решила, что избегать важные вопросы бесконечно нельзя. – Потому что я уезжаю? Подумав, как лучше ответить, молодой человек кивнул: - Это радости не прибавляет. - Но ты… Слушай, если не хочешь там жить, то можно было бы приезжать по очереди. Ты ко мне на недельку, когда свободен будешь, потом я в каникулы… Так же можно? - Можно, - не стал возражать Шуга. – И так… все два года? - Ну да. Это же недолго. «Кому как, - неслось в голове Юнги, - иногда и один день очень много значит. Никогда не знаешь, что будет завтра и сколько проживёшь, а тут откладывать жизнь на целых два года!». - Я, правда, надеялся, что через годик с нами будут бегать ма-а-аленькие ножки, но при таких обстоятельствах… - Какая же ты овуляшка, Мин Юнги! – хохотнула Джинни, качая головой. - Да ну люблю я детей! Я единственный ребёнок в семье, мне всегда хотелось братика или сестричку. Я в крёстные набивался у всех своих друзей, при том, что буддист! Поэтому пролетел, но получил почётное звание любимого дядюшки. И своих детей я очень хочу, хочу быть отцом, таскать на шее своих пиздюков, ходить с ними в аквапарк, в музеи, в школу их собирать. Умиляясь его мечтам и фантазиям, Джинни не была против этого, но не разделяла с тем же пылом и рвением этих потребностей. Разница в десять лет делала своё дело, Шуга уже созрел и был готов к семье, а она ещё не приблизилась к той поре, когда отказ от активной и свободной жизни в пользу забот и оседлости станет приоритетным. - Это всё здорово, но, представь, а вдруг у нас бы не получилось завести ребёнка? - С хрена ли ж? – почти оскорбился Юнги, недовольно прищурившись. - Ну вот просто. Бывает же так. Мы ещё не пробовали. Допусти, что не получилось бы… - Не хочу я такого допускать! Я здоровый, ты – тоже! - Да понятно это всё, я говорю – представь! - Зачем? - Трудно, что ли? Просят, значит, надо! Вот не вышло бы у нас с детьми, чтобы ты сделал? В прищуре в дополнение появилась подозрительность: - Ты не хочешь? – плохо скрывая укоризну, задал вопрос Шуга. - Блять, не беси меня, ответь просто и всё! Что бы было? Силясь не упорствовать, он задумался, стараясь не только вообразить, но и ощутить бесцельность попыток, представить, что они с Джинни спустя десять лет всё ещё не имеют детей, и ничего у них не получается. От этого стало так грустно, будто весь смысл жизни обрубили. Самое главное, что он почувствовал – это своё бесконечное несчастье. - Я… я не знаю. Расстроился бы. Горевал. Спился бы, может, - от балды ляпнул Шуга, описывая масштаб трагедии. - То есть, меня тебе бы было недостаточно? Над этим Юнги задуматься не успел. Да, с ним будет она, и он её безумно любит, но… неужели есть какие-то «но»? Неужели с любимым человеком может чего-то не хватать? - Да достаточно, конечно, - поспешил заверить Юнги, внутренне не разобравшись, правда это или нет, - да и мы могли бы усыновить или удочерить ребёнка… - А без него совсем никак? Всё-таки, меня недостаточно? – доев завтрак, Джинни отставила поднос и скрестила руки на груди. – Я – это только средство, что ли? - Не говори… - «ерунды» чуть не сказал Шуга, но вовремя вспомнил, как гневно она отреагировала на эту ничего не значащую формулировку, будто он обесценивал её слова. - … так. Не говори так. - А что ещё должна я думать? Что меня очень любят? Когда постоянно выжимают ребёнка? Даже свадьба, судя по всему, только предлог! Ты не со мной хочешь быть, а чтобы я родила поскорее! - Джинни… - начиная злиться, вымотанный эмоционально, Юнги пытался не распалить ссору, но уже чувствовал, что его вот-вот прорвёт. – Я ничего не выжимаю. - Я не хочу выходить замуж, когда целью этого является не жизнь со мной, а производство детей! Я – личность, человек, я важна сама по себе, без способности отпочковаться! От супергероев ждут проявления их способностей посторонние люди, а близкие не просят демонстрировать умение летать или исчезать! Так же и со способностью женщины рожать, я не думаю, что любящие и родные люди должны заставлять… - Блять! – не выдержал, поднявшись, Шуга. – Я не заставляю тебя! Не заставляю! Не хочешь – пожалуйста! Вообще – делай, что хочешь! Хочешь в Америку – пожалуйста! Хочешь учиться – пожалуйста! Да, давай всё будет только так, как ты хочешь! Мои же желания ничего не значат, да? Мы будем жить по твоим хотелкам! Подумаешь, хотелось мне семью! Велика важность, Сахарок, перебьёшься! - Но ты не можешь решать за меня насчёт детей, потому что тело всё-таки моё! - Тогда, может, тебя и стоит спросить, если я хочу детей, а у нас их нет – что делать? Ну? - Что – ну? - Твои варианты решения проблемы? Вот ты хочешь улететь в Штаты и там учиться, а я не хочу там жить, но я тебе это позволяю, хоть мне это и не нравится. А что насчёт моего желания? Мне просто в жопу его засунуть, к гордости, прописавшейся там по твоему совету, да? - А ты что предлагаешь? Чтобы я позволила тебе завести детей отдельно от меня? – ахнула Джинни, тут же вспомнив какую-то проститутку из «Пятницы», которая почему-то была в курсе дел Юнги, тогда как она – его девушка, нет! А что, если там тайный роман? Если ей изменяют? - Ага, самому родить, как эти твои любименькие непонятные среднего рода уродцы, качающие свои права! Заодно деньжат отхвачу! - Я про другую женщину, дурак! - Теперь я дурак? Спасибо! - Я любя… - попыталась отмотать Джинни, но Юнги, хмыкнув, отошёл к окну и нервно стал подёргивать ногой. - Ты живёшь, как хочешь, ты ни с кем не считаешься! Тебе плевать на мнение других, Джинни, ты эгоистка! Зачем было говорить когда-то, что у нас будут сын и дочь, что мы поженимся, если тебе это всё на хуй не надо? Её задело это почти до слёз. Она прокрутила последние четыре года университета: трудная учёба, тесты, лекции, практика, курсовые, свадьба брата и рождение племянника, из-за чего тот съехал на отдельную квартиру, и она лишилась надёжной, постоянной поддержки, того, кто отвлекал от неё внимание семьи на себя. Переезд к ним тёти и бабушки, шум, суета, постоянный контроль, отчётность перед родителями. Никаких вечеринок в отсутствие Юнги, а когда он приезжает из командировок, уставший и накатавшийся – то никаких вечеринок и в его присутствии. У неё были тысячи желаний, от которых она отказалась за этот период, но она никогда не жаловалась и не упрекала. А теперь, оказывается, она живёт как хочет, хотя её жизнь вообще не похожа сейчас на то, о чём она мечтает! Джинни вылезла из кровати, голая, и, отправляясь в коридор собирать свои вещи, оттуда вещала: - Отлично! Раз я не нужна тебе без детей, то мне давно пора улететь в Америку. Там ценят женщин как женщин, а не как инкубатор, конвейерную ленту! Там есть свобода самовыражения, уважение к личности, индивидуальности! Там девушки рождаются, чтобы жить и наслаждаться жизнью, а не окучивать мужика, его прихоти, рожать ему и сидеть дома, пока тот развлекается и ничего не меняет по сравнению с холостяцкой жизнью! Шуга посмотрел на поднос с грязной посудой, незаправленную кровать. Стиснул кулаки и крикнул вслед: - Давай! Удачи! Гуляй, наслаждайся жизнью, если я тебе в этом мешаю! Прости, что потратил твоё время! - Да ты!.. – заглянула Джинни в спальню, натянувшая трусы и застёгивающая на спине лифчик. – Ты говнюк! Сам эгоист, ясно?! - Хорошо, договорились! - Ты даже не отрицаешь? Славно! Желаю наплодить десяток с кем-нибудь, пусть этим занимается другая идиотка, которой всё равно на то, что её не любят! - Ну, отчего же? Не поверишь, но дети рождаются и от любви! Хотя тебе трудно понять, наверное, что такое нормальная любовь – мужчины и женщины, разнополых, верных особей с традиционными, адекватными ценностями! - Ах, я теперь ещё ненормальная и неадекватная? - Ты очень стремишься в общество таковых. - Ты с таким презрением относишься к людям, которые научились не стесняться себя и своей природы! Тебе надо, чтобы все подстроились под твои идеалы, все жили по тому, как ты считаешь правильным! - Хоупа тоже считаешь консервативным ретроградом? А они с Ханой уже второго ждут, кстати. - Рада за них! – подобрав яркие джинсы с пола и всовывая в штанины ноги, она гаркнула: - Вот и женился бы на Хане! - Дура! - Она? - Ты! - Сам дурак! Застегнув кофту, она сорвала с вешалки куртку и, выбежав в подъезд, громко хлопнула дверью. Юнги даже вздрогнул от этого грохота, отдавшегося по стенам. Постояв немного, он рухнул на постель Чимина, накрыв лицо руками. «Бесит, бесит, бесит! – рычал про себя Шуга. – Окучивать она не хочет! Да она бы и не смогла! Ни убраться, ни приготовить, ничего! И разве я когда-нибудь хоть слово сказал на этот счёт? Да всё равно мне, какой она станет хозяйкой, сам всё сделаю, я её не за то люблю… и не за детей вовсе! Просто так её люблю. Чего она прицепилась? Или это я вспылил? Надо было сдержаться. И её удержать. Нет, она бы опять посчитала, что во всём права, стала бы ноги об меня вытирать. Чем больше я уступал, тем меньше она со мной считалась. Не стоило говорить, что я согласен насчёт учёбы в Америке, один раз бы отстоял своё, и дальше бы легче пошло, а так… И что теперь? Какая-то неразрешимая дилемма. Я без неё и дня не могу, но и дня без скандала провести вместе не получается. Что с нами случилось? Почему так? Я не хочу её отпускать, но должен, а она… она на полном серьёзе благословила меня завести детей с другой? Ненормальная! Ещё удивляется, что я её таковой назвал. То есть, я не называл, она сама додумала. Я в хорошем смысле её ненормальной считаю, не такой, как все. Но, святые бодхисаттвы, до чего же она невыносимая стала! Я устал от проблем, устал от беспокойства за папу, устал поддерживать маму, когда самому тошно, устал ссориться, устал быть никем, устал ничего не получать от жизни, не иметь ничего своего. Неужели я не имею права ни на что?». Чтобы отвлечься, он поднялся и принялся приводить в порядок постели, потом пошёл на кухню с подносом, вымыл посуду. Вымыл кухню, от пола до потолка. Подобрал всё разбросанное в комнатах, вычистил все углы. Двигаясь и делая что-то, он всё крутил и крутил в голове ссору, искал выход, решение, но не находил. Юнги не представлял, как позвонит и помирится, потому что не был готов к очередной уступке, не был готов упрашивать, уговаривать. Он хотел покоя и понимания. А как их добиться от Джинни? Без понятия. Ему нужны семья и дети, ей – Америка и карьера. Они разные. «Неужели на этом наши пути разойдутся? – сел передохнуть Шуга, не заметив, как уже взялся готовить обед, чтобы отнести родителям в больницу вкусненького. – Если она меня послала к другой, то я даже в шутку такого ей не могу сказать. Я не представляю её с другим, я не смогу вынести её с другим! Это противозаконно, противоестественно! Но как можно отпустить и не отдать этим её кому-то другому? А-а, чёртова жизнь, как же сложно, как же больно!». Чёрная полоса, стартовавшая в начале года, казалось, не имеет конца. Присматриваясь к горизонту, Юнги не видел там ничего, кроме неопределённости, и всё той же черноты и пустоты. С кем и чем он останется без Джинни? Без Джинни ему и дети не нужны, он же от неё их хотел, с ней… Предчувствие одинокой старости, алчущей поскорее смерти, наваливалось тяжёлым пологом.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.