ПолиАморалы

- Динамики нет, ни положительной, ни отрицательной, - сказал доктор, изучив ворох очередных анализов и отложив их в сторону. Сняв очки, он посмотрел на пациента, сидевшего в окружении сына и жены. – Давайте пока не будем ничего менять в терапии, посмотрим ещё недельки три-четыре, и поговорим ещё раз. Юнги, подстраховывая отца, помог ему подняться. Они вышли из кабинета. - Ну, отсутствие результата – тоже результат! – посмеялся мужчина, сильно контрастируя весельем с серьёзными лицами родных. Придержав под руку жену, он другой ладонью потёр полысевшую голову: - Никогда не думала, наверное, что окажешься замужем за бонзой? - Будь ты хоть зелёный в крапинку – всё равно бы за тебя вышла! – сдалась, улыбнувшись, женщина. Юнги вздохнул, идя рядом. Возле родителей, переживающих это тяжёлое время куда храбрее него, он чувствовал себя лучше. «Почему у меня не получается сейчас быть таким оптимистом? Измельчало наше поколение, очень измельчало! – Он повторил про себя слова матери, и подумал: - А вот Джинни за меня, будь я зелёным в крапинку, точно бы не пошла. А я был готов на ней жениться хоть какой. Может, мама права, и она с самого начала была птицей не моего полёта? Я до её уровня никогда не дотянулся бы, и нечего было пытаться прыгнуть выше головы». С той ночи, что он провёл с Хвасой, Юнги старался больше не думать о женщинах. Ни об одной, ни о другой. Но не получалось. Несмотря на то, что винил Джинни в такой быстрой измене, в том, как легко она всё перечеркнула, он всё же ощущал и за собой вину. Будто не имел права быть с другой, хотя они расстались, и Джинни пошла дальше. А Хваса? Уже утром, проснувшись в похмелье, он ругал себя на чём свет стоит. Зачем он пошёл на это? Разве легче стало? Пока кувыркался, хмельной – явно было легче. А на следующий день стало ещё хуже. От Хвасы хотелось сбежать, но не потому, что она была ему неприятна – она была всё той же, обычной женщиной, ничего для него не значащей, к которой он испытывал разве что невесомое тепло дружеской симпатии – ему было противно от себя. И когда она предложила заказать в номер кофе, или спуститься вниз и позавтракать, он, мыча что-то невнятно, только мотал головой, спешно одеваясь. А одевшись – удрал. И в «Пятницу» больше не заглядывал. «А если у ночи будут последствия?» - гадал он. Последствия пугали, но, стоило начать думать, что он их не хочет, как Шуга себя одёргивал – разве не хочет? Разве не этого он так хотел? «Я хотел этого с Джинни» - поправлял он себя. А без неё? Неужели без неё ничего у него не может быть? Похоронить ему себя, что ли, если она выбрала кого-то другого? Впрочем, «что-то другое» она выбрала ещё раньше – учёбу, свободу и карьеру. Он не склонял её к выбору, для него это всё было совместимо с любовью и с семьёй, но для неё видно – нет. Весь в своих мыслях, Юнги с родителями шёл по холлу, приближаясь к выходу, когда вдруг столкнулся с Намджуном. Оба удивились, увидев друг друга в клинике. - Дядюшка, тетушка, - поклонился Намджун отцу и матери друга, - как давно я вас не видел! А что вы здесь делаете? – но уже заканчивая вопрос, он обратил внимание на внешний вид отца Юнги. Шуга растерялся. Он был не готов к тому, что правда всплывёт. Он не стыдился её, и не хотел, чтобы родители думали, будто он стесняется проблем из-за них. Да ради них – что угодно! Но это же Рэпмон, который начнёт охать, ахать, спрашивать, не нужно ли чего? От него уже не отвертишься. - А ты сам чего тут? – перевёл стрелки Шуга. - Да я так, профилактический медосмотр решил сделать, супруга велела следить за собой. Ты ж помнишь, когда она рожала – у меня сердце прихватило. Ну вот, во избежание неожиданностей наблюдаюсь. Так, а вы с чем? - Вот, приболел, - чувствуя заминку сына, сам ответил господин Мин. - Что-то серьёзное? – обеспокоился Намджун. - Да как и все болезни, либо помру, либо нет, - похохотал мужчина. - Пап… - покачал головой Юнги, не признавая шуток на эту тему. Хотя касайся это его собственного здоровья, потешался бы так же. - Надеюсь, что вы всё-таки выздоровеете, - поклонился Намджун и, отзывая знаками Шугу, отошёл в сторону. Тот нехотя приблизился. – Твой отец плохо выглядит. Что стряслось? – Поджав губы, Юнги решался. Теперь-то уж, когда Джинни безвозвратно потеряна, когда их ничего не связывает, когда надоело всё держать в себе и не хочется лгать, может, признаться? Отпираться от очевидного глупо. - Рак у него… - прошептал Юнги, опустив глаза к полу. - Ох, Будда! – приложил ладонь к груди Намджун и, покосившись на мужчину, вернул внимание к другу. – Всё… всё… что врачи говорят, вообще? - Да вот только от них. Пока ничего неясно. Терапию проходим. - Может, нужно что-то? Лекарства, специалисты какие-то? «Чёрт, началось!» - сжал кулаки Юнги, но, пытаясь не беситься, только повёл носом: - Нет, ничего не надо, спасибо. Уловив в тоне друга что-то резкое, что-то затаившееся, Намджун будто очнулся и, начиная понимать, спросил: - И… как давно вы узнали? - В начале года. Намджун уставился на Юнги и стоял, вперившись в него, пока тот не поднял взгляд и не посмотрел ему в глаза. - Что? - Почему ничего не сказал? - Зачем? Чтобы ты помощь предложил? Какую? Ты не медик, Рэпмон. - Ты и Джинни ничего не говорил? - Какая разница? - Не говорил, значит… - Да хватит об этом! Ей для чего эта информация? Она ЛГБТшникам предпочитает помогать, а не онкобольным. - Может, это её бы заставило задуматься, что в мире есть вещи актуальнее и важнее. - Не хочу никого заставлять задумываться о том, о чём не думается самостоятельно. Отец Юнги, заметив, что товарищи о чём-то спорят, медленно подошёл к ним. - Намджун, как поживает Джинни? Видишь ли, мой непутёвый сынок решил почему-то с ней порвать и, отказываясь называть причину, ничего нам с матерью о ней не говорит, а мы ведь её любим, как дочку… - У неё всё хорошо, господин Мин. - Она уже счастливо встречается с другим, - хмыкнул Шуга. - Кто тебе сказал?! – изумился Намджун. - Сэхёк. - Я не знал… - Теперь знаешь. - Стало быть, нашёлся кто-то поумнее, кто её не упустил, - назидательно сказал господин Мин, - такие девушки на дороге не валяются! - Не перехваливайте её, - улыбнулся Намджун, - она та ещё сумасбродка. Думаю, на ней ровно половина вины в том, что они расстались. - Возможно это так! Но я всегда учил сына, и тебе сейчас, мой мальчик, посоветую, что мужчина должен брать вину на себя. Чтобы стремиться к исправлению, чтобы что-то делать. Извиняющийся мужчина выглядит благородно! - Дядюшка, я полностью разделяю ваш взгляд! Я всегда за всё извиняюсь перед женой, когда это делает она – я чувствую себя неуютно. - Ладно уж, хватит об этом, - махнул рукой Юнги, - поехали отсюда. - Могу подвезти, если подождёте… - Не надо, - оборвал Намджуна Шуга, предчувствуя дальнейшие попытки окольно и исподтишка предложить или оказать помощь. Попрощавшись, он вызвал такси. Пока они его ждали, отец положил руку сыну на плечо: - Многим хорошим вещам я научил тебя, но одной забыл. - Какой? - Принимать помощь – не значит унижаться, Юнги. - Пап, я… - Не спорь! Я прекрасно знаю, что ты считаешь себя бедным, может быть, ущемлённым в чём-то. Но в этом мире нет идеальных людей, сынок! Кому-то чего-то всегда недостаёт, и если скрывать это, прятать, то как же получишь недостающее? Обязательно всего добиваться своими силами, по-твоему? Но хорошие, отзывчивые друзья – это уже приобретение твоими силами. Если тебе что-то предлагают, значит, считают, что ты это заслужил. Почему же ты сам так не думаешь? Если ты оглядываешься на мой пример, что я никогда ни у кого и ничего не просил, так мне и не у кого было, Юнги! У меня в жизни не было знакомых хотя бы в Сеуле, не говоря о богатых, влиятельных и состоятельных людях. Но я никогда не скрывался, не скрывал своего происхождения, не замалчивал ничего! Неужели ты краснеешь из-за того, что у тебя чего-то нет? Ведь это упрёк мне. Намджун и Хосок получили изначальный капитал от отцов, выходит, я плохой отец… - Нет, пап, ты что?! Никогда не говори так, ты лучший отец на свете! - А ты – лучший сын! Многие на твоём месте перепоручили бы дряхлого родителя каким-нибудь сиделкам, заплатили бы кому-то, чтобы присматривали, но ты взялся за это сам. Ты остался со мной и, может, из-за меня у вас с Джинни так вышло… - Не хочу слышать ничего подобного! Ты тут ни при чём! Пап, разве я мог оставить вас с мамой в такой ситуации? Оставить тебя на чужих людей? Да ни за что! С Джинни – отдельная история. Так сошлись, или не сошлись, наоборот, звёзды. - А вот и машина, - перебила их мать, толкая к такси, - усаживайтесь, мальчики. Приготовлю дома суп из говядины, вкусно поедим! Не хочу ничего слышать про отсутствие аппетита! Откуда силы возьмутся? Кушать надо! Осторожнее, милый, не спеши, головой ударишься. - Да там всё равно мозгов на сто вон! И то сдачу насчитают. Юнги сел спереди и, слушая беспрестанную болтовню типичных деревенских жителей, привыкших трындычать без умолку в связи с отсутствием развлечений по вечерам, сомкнул веки. У него была Джинни, а он хотел чего-то ещё. Теперь, когда её у него нет, и остались только мать и отец, он вдруг понял, насколько неприлично алчно и презренно желать всегда большего и большего. Сейчас он с сожалением вспоминает о днях, невозвратимых и восхитительных, когда они были с Джинни. А если так случится, что отца не станет, он вот так же будет сидеть и горевать о днях, когда отец был рядом. Но пока ещё он с ним, пока ещё у него есть отец, и разве нужно что-то большее для счастья? Как смеет он терзаться и грезить Джинни, портя себе неделю за неделей, вместо того, чтобы наслаждаться обществом других близких, не вечных, дорогих, незаменимых. Пусть и Джинни была незаменимой для него, но не улыбку ли должны вызывать три счастливейших года, проведённые с ней? Пристегнувшись ремнём безопасности, Юнги смотрел за окно, слушая вместо радио всё то же щебетание мамы и папы: - Уже сколько месяцев тут, а всё не налюбуюсь! Ну до чего же большой город, а, милый? - Шумный больно. - Да, для молодых это всё. У нас там, в деревне, такая благодать была! - А птицы как по весне поют! Помнишь, в прошлом году всё соловьи прилетали? Парочка под нашими окнами кусты облюбовала. И давай свои трели до рассвета заводить! - Ох, да! Пели просто чудо! Тут, конечно, такого нет. - Не мудрено, что я никак не выздоравливаю! Там бы, у себя, вышел на крылечко – солнышко в лицо светит. Ветерок обдувает. А воздух какой! Соснами пахнет. А тут что? - Я куплю дом назад, - сказал Юнги, вторгнувшись в их обсуждения, - ты выздоровей только. Я заработаю, и верну наш дом. Они добрались до маленькой съёмной квартиры-студии. В ней была кровать для отца, мать спала на диване, а Юнги на ночь уезжал всё в ту же холостяцкую двушку, где они много лет перебивались с друзьями. Когда обещанный говяжий суп был готов, все сели за стол. Настроение почему-то было приподнятое. Его задавал господин Мин, не позволявший унывать ни себе, ни семье. Юнги к тому же снял часть груза с души, выложив всё Намджуну. Забеспокоившись было, что тот расскажет всё сестре – он же забыл попросить его не говорить! – Шуга одумался. Хоть бы и рассказал, что изменится? Джинни кинет смс-ку «как там твой отец?». Лучше пусть обойдётся без подобной вежливости, если узнает. - Ой, что жужжит? – завертелась мать и, обнаружив на тумбочке у входа источник звука, успокоилась: - Сынок, твой телефон! Юнги поднялся и двинулся за ним. Пока отец болел, он всё время держал мобильный на беззвучном режиме, чтобы не побеспокоить того, если он уснёт или будет отдыхать с головной болью после многочисленных препаратов. Номер был неизвестным. - Алло? – поднял Шуга. - Привет, - раздался женский голос. Он не узнал его, задумавшись над тем, а не ошиблись ли адресом? - Привет, - было сказано на всякий случай. - Это Хваса, - представилась говорящая, и сразу же во рту возник дымный вкус горечи. Юнги закрыл глаза, чтобы не видеть перед собой её полуобнажённого тела в кружевном белье, провожавшего его, трусливо сбегающего из номера, отворачивающегося, чтобы ничего не замечать и не запоминать, но округлые бёдра и смуглая, вопреки эталонам красоты, кожа, выдававшая сельское происхождение с босоногим детством на улице, въедались в роговицу. Самое пошлое, бессмысленное и бездушное утро в его жизни! С сомкнутыми веками картинка лишь сделалась отчётливее. Двинувшись к туалету и ванной, будто говорил что-то жутко секретное и должен был уйти подальше от ушей родителей, Шуга искал, что сказать, но этим своим длительным молчаливым поиском многое сообщил Хвасе. – Если ты хочешь узнать, откуда у меня твой номер… - Да без разницы, - обрубил он. Не велик секрет. У кого-нибудь из сотрудниц «Пятницы» он точно есть. А то и Чимин за хороший минет дал. - Я… не буду отнимать много времени. Только сказать тебе хотела… Ты будешь отцом. Вот. Юнги чуть не выронил трубку, распахнув рот. Он… что?! - Я… я… - не смог повторить Шуга и, совершенно остолбенев, уставился в стену. Отцом! У него будет ребёнок? У него будет ребёнок!!! Да разве ж так бывает? Разве… как же… почему сейчас? Почему вот так, вдруг? То есть, совсем не вдруг, он же знал, что делает, и риск был… И он сознательно на него пошёл. Ну, как сознательно? Под влиянием эмоций и алкоголя. Но алкоголь разве не высвобождает истинные желания? Он позволил себе то, чего не мог позволить в собранном и скованном разумом состоянии. - Если ты передумал и тебе это больше не нужно – я пойму, если ты решил не связывать себя, - торопливо забормотала Хваса, скрывая за многословностью собственный страх. Страх того, что ничего не сбудется, и, получив ребёнка, которого самой хотелось, она всё-таки не получит мужчину. – Только аборт делать не проси – я не стану. Мне от тебя ничего не надо… - Остановись! – попросил её Юнги, приходя в себя. Она замолчала. – Пожалуйста, дай минуту прийти в себя. - Молчу. - Так… правда так что ли можно, чтобы… чтоб с первой попытки? В смысле, захотеть и сразу залететь? - Ах, ты об этом, - оскорбилась в душе Хваса, но, привыкшая никогда этого не показывать и стойко принимать удары судьбы (каких клиентов только ни бывало и каких слов в свой адрес она только не слышала!), по-деловому сказала: - Если тебе нужны доказательства, что это твой ребёнок, то я готова сделать любые тесты, когда тебе это будет удобнее, хоть сегодня, хоть завтра. Я понимаю тебя, я шлюха, и вряд ли ты поверишь мне на слово, что я уже месяца три ни с кем, кроме тебя не спала… - Я не об этом, - опять не дал бормотать ей без роздыха Шуга. Почему-то он верил ей и не сомневался, что никого у неё за это время не было. Хваса была хитрой, но не подлой. – Я в ахуях просто. - В ахуях? – услышав прежнюю, почти забытую интонацию Шуги, когда он юморил и разбрасывался нецензурными фразочками, Хваса хохотнула. – Из-за чего? Разве ты не ожидал? - У меня сейчас чувство, что я впервые узнал, откуда дети берутся. Очень тупое ощущение. Как будто бы… как будто бы не со мной это. Вроде полжизни пихал, а тут вдруг плодотворно вышло… и как-то без дополнительных заклинаний и плясок с бубном. Типа, знаешь, не верится, что такой эффект мог быть только от отсутствия презика. Такое важное дело – и так просто сотворилось… - Ну, ничего удивительного. У меня была овуляция, и я трахнула тебя четыре раза, - выдала женщина. Юнги почесал затылок, не протестуя насчёт формулировки, кто кого трахнул. - Да? Тогда, видать, наверняка. – Он помолчал, и теперь, слыша его нервное, но ироничное похихикивание между строк, Хваса тоже не торопилась зудеть ему в ухо. – А точно? То есть… ты тест сделала или что? - Да, я сделала тест и сходила в клинику. Это точно. - Ты со своего номера звонишь? - Что? Да, со своего. - Я перезвоню через пару минут, погоди, - сбросил Юнги и, сев на корточки, обхватил руками голову. В своих некогда любимых мечтах, он представлял, как Джинни однажды скажет ему: «Ты станешь отцом!» - и он закружит её в объятьях, будет кричать от радости, рассылать друзьям сообщения, как в своё время Намджун, пометивший все соцсети и чаты ором «у меня будет ребёнок!». А в реальности всё иначе. Ему сообщает это женщина, с которой он провёл одну единственную ночь, и с которой не представляет никакого совместного будущего. Он не любит её, не хочет быть с ней, но… но она так самоотверженно и бескорыстно сделала то, чего он хотел! Что она только что говорила? Что ей ничего от него не нужно?! Да как она может, это же его ребёнок! Никогда бы не стал он участвовать в том безобразии месяц назад, если бы думал, что продукт его творчества попытаются отобрать и присвоить. Нет уж, авторское право, извините, с ним нужно считаться! Шуга поймал себя на том, что начинает прикалываться над происходящим, над самим собой, над ситуацией. Ещё утром ему казалось, что чувство юмора отмерло у него навсегда. У него будет ребёнок! Ему есть, ради кого жить дальше. Его, возможно, успеет увидеть отец… Отец! Юнги поднялся и вернулся в комнату, застыв на пороге. Родители воззрились на него, обездвиженные, как и он. – Тут это… такое дело… - Ну? – поелозила на диване мать. Любопытство лишало её всякого терпения, а она видела в глазах сына какую-то невероятную новость. - У меня ребёнок будет. - Ха! – хлопнул ладонью по столу отец. – От кого родить решил? От святого духа? - Да блин, пап, не смешно! Не я рожать буду, а от меня! Родители переглянулись. - Я думала, что Джинни в Америке… - начала мать. - Да при чём здесь она? Да, она в Америке! - А ты ловелас, оказывается, - прищурился отец. - Кто она? – мать даже чуть приподнялась. - Вы её не знаете. - Когда свадьба? - Да мам, какая свадьба?! Я не собираюсь на ней жениться… - Поглядите на него! – опять хлопнул ладонью господин Мин. – Стручок свой совать он хочет, а жениться – нет! Если от тебя правда ждут ребёнка, то разве не обязан ты это сделать? - Обязан, - нахмурившись, опустил взгляд Юнги. Отец его вздохнул и, вдруг, озарённый, посветлевший, подскочил к жене с такой энергичностью, какую в нём не видели уже полгода. - Это ж я дедом стану! Милая, а ты – бабкой! - Да уж пора бы, только рада, - как и всякие простые люди, из народа, склонные слишком живо представлять себе что-то, она даже утёрла набежавшие слёзы, - ох, сынок, неужели случилось? Я уж думала никогда не остепенишься! - Ну уж эти мне болячки! – погрозил кулаком воздуху, расхаживая по комнате, господин Мин. А потом и вовсе преобразовал его в дулю: - Вот вы меня получите! Внука-то я увижу! Тут пожить – святое дело! Просто так я теперь не дамся. Ишь, дед, болеть надумал. Надо оклематься, на дом всем вместе заработать. Где внук отдыхать будет? В Сеуле этом вашем? Милая, мы ещё вернёмся домой! Юнги, чего глазами лупаешь? Веди невесту знакомиться. - Пап, пожалуйста… - Веди, говорю! Это она тебе, может, никто, а мне – мать внука! Или внучки. Всё равно. Вдохновлённый приливом сил отца, Шуга расплылся. Слушать его бормотание, ворчание, нравоучения – одно удовольствие! Дорогого стоит. За одни только слёзы счастья на глазах родителей, ему захотелось расцеловать Хвасе руки. Дружеское тепло, поколебавшись, загрело сильнее, рождая новую симпатию, вызванную благодарностью. Вспомнив, что обещал ей перезвонить, Юнги опять вышел в крошечный коридорчик перед туалетом и ванной. - Да? – моментально подняла она. - Спасибо, что подождала. - Да не за что… - казалось, и её нервы, накалённые неизвестностью, расслабились. Запал, волевое усилие, с которым она позвонила, употребились до дна. - Родители хотят с тобой познакомиться. - Со мной?! – Если бы Шуга видел её в эту минуту, то был бы удивлён, что такая бывалая дама умеет краснеть. – Ты сказал им? - Да, я с ними тут, поэтому сразу сказал. - Я понимаю, что ты не захочешь меня представлять, я не та девушка, которую с гордостью приводят в дом. - Мне всё равно, Хваса, чем ты занималась. Давай не будем об этом? - Ладно. Они погрузились в безмолвие. Шуга подумал, что поторопился перезвонить, потому что до конца не переварил информацию, ничего не осмыслил и не спланировал. Что он должен предложить? Он же в самом деле не хочет жениться и связывать себя с ней! Да и ей лучше дать шанс найти кого-то другого. Они просто могли бы жить вместе, объединённые ребёнком. Воспитывать и любить его, уважая друг друга. Разве так важна страсть? Довольно, он ею уже накушался с Джинни! - Ты же в «Пятнице» живёшь, да? - Ну да, пока ещё там. - Как-то… наверное, ближе к родам, надо будет съехаться… - неловко набрасывал штрихи будущего Шуга. - Я бы хотела, но если ты против… - Ребёнку нужны мама и папа. Неважно, чего я бы хотел. - Ладно. По сравнению с Джинни, такой белой и пушистой с виду, но на деле ярой спорщицей, упрямой и категоричной, Хваса, с виду роковая и жёсткая, казалась подстраивающейся и гибкой, как вода, тишайшей и послушной. - Мне ещё надо подумать, хорошо? Я позже перезвоню. Она засмеялась: - Хорошо. Юнги опять вернулся к родителям и, сдувшийся, как шарик, сел за стол. - М-да… - протянул он. - Что? Сам не ожидал, что ли? – поддел его отец. - Не ожидал, если честно. - Добрые новости всегда неожиданные! – заверила мать. - Как будто плохих все ждут по времени! – хмыкнул мужчина. – Ну, чего призадумался, сынок? - Да что-то как будто бы обо всём и ни о чем. Он посмотрел на телефон. Как он сообщит об этом друзьям? Как объяснит эту новость? Ладно там Намджун, Хосок, Джин – у них сначала жёны появлялись, и когда всплывало сообщение «я буду отцом», всем всё было ясно. А о нём и Хвасе никто не знает. Да и нет никаких «его и Хвасы». Они не встречаются, они не пара. Они чужие друг другу. Но отец прав, разве не долг и обязанность в нынешней ситуации – жениться? А на свадьбу всё равно придётся всех друзей приглашать. Но до свадьбы ли сейчас, когда отец болен? Можно и подождать с этим. Юнги надо было набраться смелости, чтобы встретиться с Хвасой лично. Нельзя же вот так, переспать и больше не видеться, отделываясь телефонными звонками. Что за свидания такие, от зачатия до родов? Крутя в мыслях, как это лучше устроить, он пошёл проторенным путём – в первую очередь рассказал обо всём Чонгуку и Чимину. Не только потому, что жил с ними и утаиваться от них трудно и неудобно, но и потому, что по сравнению с теми же Хосоком и Намджуном, эти два удава на все известия реагировали с выражением столетней мудрости, будто задолбались сильнее всех, хлебнули дерьма всех сортов и ничем не возмущаются, ничему не удивляются. Они не досаждали собственными эмоциями, не навязывали своё видение ситуации и, хотя и имели каждый своё представление о морали, приоритетах и эталонном поведении, не утверждали их истиной в последней инстанции. Может, потому что были младше него, кто знает? Но, как бы то ни было, с ними делиться было легче. Через Чимина он узнал график смен Хвасы, подытожив, что на рабочем месте всегда наименее натянутая обстановка, всегда можно слиться со словами «ты занята, не буду мешать». Это было первое его посещение «Пятницы» с той ночи. Он подошёл к ресепшену и, когда Хваса увидела его – вздрогнула от неожиданности. - Можно тебя на пять минут? – кивнул он в сторону только что открывшегося и ещё почти пустого ресторана. Она сделала утвердительный жест и, выйдя из-за администраторской стойки, села с ним за крайний столик. Музыка звучала тихо, позволяя разговаривать хоть шёпотом. Юнги положил скрещенные пальцы на стол, начав кусать губы. - Если хочешь сказать, что всё равно меня не любишь и жить со мной не хочешь – я это знаю, - вздохнула Хваса. - Я что, похож на дегенерата, чтоб ради такого приходить? Нет. Я о другом. - О чём? - Мне нужен совет. - Да? – приподнялись её начернённые выразительные брови. - Как мне себя вести? Прими во внимание, пожалуйста, мои возможности. Моральные, в первую очередь. И скажи, что с моей стороны сейчас требуется? Ты умная, ты сама понимаешь, что любви я дать не могу. Ребёнку – да. А как с тобой быть? Дружить? - Дружба – это замечательно, - мягко улыбнулась Хваса. - Если ты чего-то хочешь или тебе что-то нужно – ты мне говори, хорошо? - Хорошо. - Нужно что-нибудь? - Нет, пока ничего не нужно. Я самостоятельная девочка, Шуга, я со всем справлюсь. Ты дал мне то, чего мне хотелось и я, смею надеяться, тоже тебе дам что-то важное и желанное. - То, что ты мне дашь – это очень многое, Хваса. Как бы то ни было, мы будем этим крепко связаны, даже если ты встретишь кого-то и полюбишь, я всё равно буду маячить рядом и не оставлю ребёнка. - Это мне в тебе и нравится. Ты никогда не бросаешь сам. - Да, наверное… - Но я не собираюсь никого встречать. Думаешь, мне мало мужчин было? Я устала от них. Я хочу покоя, постоянства, материнства. Даже если тебя со мной не будет, со мной не будет никого. Я уже лет пять мечтаю о своём уголке, где буду заниматься хозяйством и ребёнком. И больше ничем. Юнги покивал и, посомневавшись, осторожно начал: - Насчёт… ну… зарегистрировать брак… - Он встретил взгляд Хвасы, но, не выдержав, отвёл свой. – Надо бы пожениться. - Самое романтичное предложение, какое я слышала, - засмеялась она. - Только пока я с отцом вожусь… ты могла бы подождать? - Ты ещё не понял, что я умею ждать? - Да, конечно. Ты… спасибо. - Пообещай мне только одну вещь. - Какую? - Не скрывай от меня ничего, не надо. Переспишь с другой – скажи, соберёшься к Джинни в Америку – скажи. Заболеет ли кто-то, умрёт, украдёт или ты попадёшь в долговую яму – просто приди и скажи мне об этом. Не бурли своими думами и эмоциями в одиночестве. Говори мне обо всём. Обещаешь? - Ну… мы не настолько близки, Хваса. Я не могу стать по щелчку с тобой откровенным. - Но ты уже начал. Ты сказал, что не любишь. Ты честен со мной. Просто не изменяй этого принципа. - Я не обещаю, но постараюсь. - Договорились, - улыбнулась она и поднялась, - всё? Или что-то ещё? - Мы так и не решили, как часто и надо ли… ну… встречаться нам. - Если не будет желания – не надо, - спокойно позволила она. – Я тоже к тебе не нагряну, не бойся. - Нет, ну ты можешь. В конце концов, мама и папа действительно хотят тебя лицезреть. - Тогда как-нибудь организуем встречу. Ограничившись этими размытыми пунктами и установками, они разошлись. Юнги надеялся, что встреча что-то прояснит, но всё осталось зыбким и непонятным.

***

Намджун, сбиваемый с толку работой и домашними хлопотами, всё никак не мог собраться и позвонить сестре. Во-первых, почему он не знает, с кем она встречается? Как это произошло? Кто этот парень? Абы кого он до сестры не допустит! Пусть фейсконтроль пройдёт! «А если это девушка?! – испугался Намджун. – Может, поэтому Джинни и притихла? Не хочет шокировать меня и родителей? Но разве я бы отвернулся от неё, будь так? Нет, пожалуй. Чжихё пришлось бы как-то объяснять, но сам-то я не закостеневший». Во-вторых, ему хотелось рассказать сестре о болезни отца Юнги. Чтобы она поняла, почему он не поехал с ней. Размышляя об этом, Намджун докрутил до многого, и даже понял обострившееся желание друга завести потомство. Конечно, когда боишься, что уйдёт из жизни близкий человек, хочется если не заменить его, то как-то заполнить пустоту. Да и болящему было бы спокойнее увидеть, что Юнги остаётся не один на этом свете. Намджун знал, что сам избежал родительских пинков потому, что вовремя, прямо к тридцатнику, женился, не перегулял. Ещё бы год – и с него бы тоже затребовали того и этого, но он предвосхитил, успел. К тому же, у Юнги родители сельские, а там куда живее конфуцианство и всякие устаревшие условности, принуждающие людей заводить наследников любой ценой, чтобы было кому заботиться о могилах, молиться за умерших. Чтобы вообще не прервалась цепочка рода. Люди имеют ужасное свойство трястись за свой «уникальный генофонд», будто без него Земля сойдёт с оси, или через потомство они обретут бессмертие, билет в райские кущи, переселят свою душу в новорожденное тело. Большинство не нашлось бы, что ответить, зачем им это непременно надо, но надо было непременно, и за оспаривание догмата, что дети должны быть, можно было от таких отхватить скандал, а то и по роже. Прослыть эпигоном масонства, иноагентом Запада, эгоистичным раздолбаем, мол, не заводить для себя детей – самолюбиво, а заводить для себя детей – альтруистично и благородно. И вот, пока он выкраивал свободные полчасика для беседы с Джинни, ему позвонил Юнги. - Не сильно занят? – спросил товарищ. - Да не очень. Работаю. - Могу перезвонить позже… - Нет-нет! Говори. - Я хотел кое-что сообщить. Но подумал, что бросить новость в чат – не то. Тут надо всё-таки поговорить и объяснить. - Заинтриговал! Выкладывай. - Так вышло… Нет, начну издалека. Ты должен знать всё, потому что по-любому иначе подумаешь то, что думать не надо. Ты должен знать, что я не хотел расставаться с Джинни и всё ещё люблю её. - Ну, что уж теперь. Если, как ты говоришь, у неё другой… Хотя я бы на твоём месте, если ты ещё её любишь… - Я скоро стану отцом, Рэпмон. - Что?! – опешил тот. - Именно поэтому я пытаюсь сказать, что… у меня никого не было ни во время Джинни, ни даже после! Какое-то время. Я, когда узнал, что она нашла другого, точно обезумел. Состояние было – в петлю лезть или в реку прыгать. Может, так и надо было сделать, но… Я переспал с Хвасой. - Хвасой? Той самой, из «Пятницы»? - Да. И она беременна. - Вот дела… - Да. Они помолчали, будто это была их общая проблема. - Ну, - подумав, вышел из ступора Намджун, - дети – это хорошо. - Да. Особенно от любимой женщины, а тут… - Знаешь ли, мать своего ребёнка в любом случае любить надо, хоть как-то. Иначе ребёнок будет чувствовать холод, несчастным будет. - Да понимаю я это всё! Теперь, задумываясь, понимаю! А когда лез на неё – дурак был! Но от ответственности я, конечно, не отказываюсь. - Родители твои, наверное, рады? - На седьмом небе! Особенно папа. - Как он? - Как узнал о прибавлении – будто бы бодрее. Или рисуется – чёрт его поймёшь! - Такой же засранец, как ты – не делится ни с кем неурядицами? - Ну да. Хотя меня же за это ругает. - Шуга, ты прости меня за то, что я лезу, но я звонил твоей маме, спрашивал, не нужно ли чего, потому что ты, гордец злоебучий, адекватно подобное не воспринимаешь. - А она мне не передала! – надулся Юнги. Предчувствовал же, что если Намджун прознает о происходящем, то влезет во все щели без мыла, инициативный, щедрый. - Конечно, я просил не говорить. Она сказала, что у вас есть на всё деньги, потому что вы продали дом. - Да, и что? Ты хотел, чтобы я как эти цепляющиеся за нажитое дураки в сетях, пытающиеся утащить на тот свет свои машины и особняки, при имуществе и счетах в банке устраивая сборы на лечение? Человек должен иметь совесть даже в тяжёлые времена. - Но у тебя ребёнок будет. Где ты жить планируешь? На вашей с парнями хате? Коммуналку из неё сделать? - Придумаем что-нибудь, где наша не пропадала? - Сахар, я переговорил с Хоупом… - Что, ещё и его во всё посвятил? - Он твой друг! - А ты – трепло! - Ну и хуй бы с ним, зато намерения добрые. Так вот, мы с ним думали купить ваш дом назад… - Иди на хуй! - Сам иди! Я знаю, что он тебе дорог! - И что? Теперь меня надо себе на шею посадить? - Я предвидел твою реакцию, но ты мне дал в руки классный козырь. Мы купим дом на ребёнка. И что ты нам сделаешь, а? - Вот вы пидорасы… - Я обсудил возможность покупки с твоей мамой, она сказала, что была бы счастлива вернуться, но зная тебя посчитала, что лучше так не делать. Неужели тебя не интересует счастье матери? - Ты это мне говоришь?! Да я всё готов сделать… - Тогда начни с того, что прими от нас с Хоупом этот подарок. В честь грядущего отцовства. - А это не будет выглядеть так, что вы его Хвасе покупаете в благодарность за прошлое? - Какой же ты мнительный! - Не без этого. - В общем, я предупредил. Мы всё равно это сделаем, а ты хоть в калач сворачивайся от злости и пыхти себе в задницу. - Обязательно. - Всё, до связи! Мне поработать надо. Поздравляю с хорошей новостью, спасибо, что позвонил! Намджун положил трубку и, опять вспомнив о сестре, подумал, что ни к чему ей рассказывать о чём-то, связанном с Юнги. Что теперь это даст? И вдруг она замутила с кем-то из вредности, продолжая любить Юнги? Новость разобьёт ей сердце. Джинни и Шуга остались в прошлом. Теперь у каждого из них началась совсем другая, новая жизнь.

***

В заявленный срок Юнги привёз отца на осмотр, сдачу анализов, обследования. Полдня они бродили по кабинетам, ждали результатов. Потом доктор пригласил их к себе. Юнги ещё издали обратил внимание на то, что лицо доктора расслабленно и приветливо. Что это с ним? Накатил с утра для настроения? - Что ж, - впустив их в кабинет, мужчина поправил свой белый халат и, сев в своё кресло, улыбнулся, - спешу успокоить и даже обрадовать! Улучшения просто чудесные! Кажется, настала ремиссия. Я редко вижу такие резкие перемены, но у вас именно этот случай. Поздравлять пока не буду, сделаем ещё контрольную проверку через месяц, а затем, если всё будет по-прежнему хорошо – через полгода. А пока, - он протянул им бумажку, - новый рецепт. Я убрал часть препаратов, они больше не нужны. Господин Мин, - поднялся доктор и, подойдя, пожал ему руку обеими ладонями, - надеюсь, скоро вы со мной попрощаетесь. Таких врачей как я приятно никогда больше не встречать. Отец Юнги засмеялся, пока сам он, не верящий в услышанное и готовый прыгать до потолка, задыхался от радости. - Спасибо! Спасибо, доктор!.. – стал кланяться он буквально в ноги тому. Когда они с отцом вышли на улицу, тот изъявил желание немного пройтись. Юнги глядел на него, как на незнакомца – пытливо, внимательно, изучающе. Его отец! Неужели?! Неужели всё в порядке? Неужели всё будет хорошо?! Неужели чёрная полоса закончилась? - Аж дышать легче стало, - сказал неторопливо шагающий мужчина. - Ещё бы! Представляю мамину реакцию, надо успокоительное ей дать сначала. - Ты в своём уме? Представляешь, что она подумает, если предложить ей выпить успокоительного до оглашения результатов? Она и так в себе сил не нашла поехать с нами, свалилась с давлением. - Да, лучше уж с порога тогда огорошить… - Это всё внук! – поднял палец отец. – Он меня вытащил! Заставил его дождаться! А я всегда говорил тебе, сынок, что на жизнь надо смотреть оптимистично! Счастье или ожидание чего-то хорошего совершают невероятные перемены! Унывать плохо, и чего я только расквасился? Всё, пора строить далекоидущие планы! Они добрались домой, обрадовали мать, расплакавшуюся от эмоций и опять чуть не потерявшую сознание от давления. Выпив таблетку, она оклемалась и принялась обнимать и целовать то мужа, то сына, признаваться им в любви и плакать. Юнги заказал поздний обед из ресторана, но, празднуя и веселясь, впервые за долгие месяцы искренне, легко, беззаботно, не переставал думать о словах отца о том, что жизнь ему спас внук. Выйдя в сумерках на улицу, оставив родителей, державшихся за руки, привычно болтать за чашкой чая, он побрёл в сторону «Пятницы». До этого дня клуб его будто отталкивал, а сегодня стал звать и манить. Неожиданно, неудержимо, как игровой автомат игромана. Уже почти добравшись до него, он что-то вспомнил и пошёл назад. Вернулся на несколько перекрёстков и остановился у цветочного магазина. Долго выбирая и сомневаясь - «а нужно ли это всё-таки? А не надумает ли она лишнего?..» - Шуга отказался от роз, символа любви и страсти, и купил светло-розовые хризантемы. Опять тронулся в путь. «Пятница» ещё не открылась, но он вошёл через служебный вход, здороваясь с персоналом. Поднявшись на второй этаж, он постучал в дверь. - Минуточку! – раздался голос Хвасы. – Иду! Шлёпанье босых ног подступило к двери, и та открылась. - Ой! – запахивая на груди шёлковый красный халат, отшатнулась Хваса назад. Она была без макияжа, чего не стеснялась при других, но при мужчине, которого любила и хотела, ей явно не хотелось предстать вот так. Редких бровей почти не было видно, широкое лицо без контуринга, помады и подводки выглядело плоско и бескрасочно, особенно на фоне яркого халата. – Не думала, что это ты… Юнги не обратил внимания на её внешний вид. Для него Хваса оставалась Хвасой, хоть в царский наряд её обряди и накрась, хоть донага раздень и умой. Но теперь в ней было и кое-что, чего он не мог не ценить. Чего он не мог не хотеть. В ней была жизнь. Способность даровать жизнь. Не только непосредственно, но и таинственными, неведомыми путями. И, после слов отца, вокруг этой женщины образовался странный ореол света и чего-то спасительного. Чего-то такого, за что хватаешься, чтобы не утонуть. - Это тебе, - протянул он ей цветы. Глаза Хвасы расширились. - Мне?! – беря их, воскликнула она. – Какой повод? - Настроение хорошее. Она отступила на шаг. - Зайдёшь? - Да нет, я… я хотел сказать, что пора тебе уже с родителями моими познакомиться. - Ты… уверен? - Папе лучше стало. Общение пойдёт ему на пользу. - О, я рада! Правда. Мне приятно видеть тебя улыбающимся. Юнги переступил порог и, без каких-либо объяснений, обнял Хвасу. Она замерла, шокированная до края. - Спасибо, - шепнул он ей на ухо. - За… за что? За ребёнка? - И за него тоже, - отпустил её Шуга и вновь покинул границы номера, встав в коридоре. – Завтра свободна? - Да, моя смена послезавтра. - Я заеду за тобой к обеду. Хорошо? - Ладно… - растерянно смотрела она ему, уходящему, вслед, прижимая к груди цветы. Когда он исчез за углом, она закрылась и, прислонившись спиной к двери, радостно завизжала. Что это было? Он… благодарен ей? Не сторонится её больше? Хоть ей давно перевалило за тридцать, Хваса почувствовала себя юной девочкой, влюблённой, верящей в любовь и в то, что принц на белом коне однажды заберёт её в волшебную страну. Она лет пятнадцать не чувствовала ничего подобного, рано познав многое и став слишком прагматичной. Схватив вазу, она налила в неё воды, окунула букет и закружилась с ней по комнате. У неё появилась надежда. На счастье, на взаимность. На благополучие. Взамен её собственной семьи, отвернувшейся от неё, когда она оступилась и стала заниматься тем, чем занималась до этого мая, она получит новую! У неё будут свёкор и свекровь! И муж. И ребёнок! Неважно, как скоро это всё наладится и образуется, главное, что это может случиться. Жить, ожидая чего-то, куда проще, чем не ожидая уже совсем ничего. Юнги вышел на улицу и посмотрел на небо, окончательно потемневшее. Солнце восходит и садится, на смену ясному дню приходят пасмурные, небеса дарят то свет, то темноту. Так и в жизни людей бывают тёмные полосы, бывают светлые. Ничто не длится вечно. Бывает, нам встречаются тёмные люди, а бывает и светлые. Иногда они способны застить или освещать, иногда мы сами застим кому-то или освещаем. Всё бывает в жизни и, покуда не наступает смерть, надежда на лучшее всегда остаётся. Шуга улыбнулся зажёгшейся звезде. Фонарю, который пытался избить пару месяцев назад. Прохожему, посмотревшему на него, как на чудака. Всё вокруг было тем же самым, что и прежде, изменился лишь взгляд смотрящего. Не так ли происходит и со всем в нашей жизни? Кто-то нас разочаровывает, кто-то радует, что-то нам нравится, а что-то нет. Что-то сначала нравится, а потом перестаёт. Что-то раздражает, а потом вызывает желание. И, пожалуй, самое наивное, что можно сделать – это посчитать что-либо окончательным и бесповоротным. Ведь как ни утверждайся и убеждайся, жизнь всё равно удивит. И до самой смерти, в любой момент, всё способно кардинально поменяться. Перейти с чёрной полосы на белую, сразу или через серую, или как в его случае – через две красных. Юнги сунул руки в карманы и пошёл по тротуару в неопределённом направлении: просто идти, гулять, смотреть на город, переставший быть серым и гнетущим. Он не будет больше мечтать и хотеть чего-то, он будет радоваться тому, что у него есть: живым родителям, ребёнку, женщине, которая любит его. Да, его друзья богаче. Да, они женаты на любимых. Но у кого-то в этом мире нет ничего. Кто-то одинок. Кто-то нищ и без крыши над головой. Кто-то инвалид. Юнги остановился, увидев старую бабушку, катившую по переулку тяжёлую тележку, заваленную горой картона. Мимо проехала дорогая иномарка – тонированные стёкла не позволяли видеть, смотрят ли оттуда наружу или нет. Юнги подошёл к бабушке и перехватил тележку. - Давайте помогу. - Что ты! Что ты, сынок, я сама! Привычная уже… - А вы отвыкайте от плохого, - не отпустил он и потянул груз в ту сторону, куда направлялась старая женщина. – Вы сегодня ели? - Перекусила, как же нет? - Предлагаю поесть после того, как доставим эту пирамиду в конечный пункт. Я угощаю. - И откуда ты такой взялся? – покачивая головой, поплелась рядом старушка. – Девушек молодых что ли мало, угощать? Нашёл бабку… - Девушки, тётушки, бабушки – все заслуживают того, чтобы их угостили, разве нет? Она улыбнулась, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов. - Благословение на голову твоих родителей, которые тебя так воспитали! - А вы… у вас есть дети? - Как же! Сын. И внуки уже. Правнук в прошлом году родился. - И где же они? - Уехали лет двадцать назад. В Америку, за лучшей жизнью. Работают там, живут, ничего, звонят иногда, говорят – хорошо. Деньги иногда присылают. - Видимо, недостаточно… - Ну, им и самим как-то жить надо! Жизнь не дешёвая. - А почему вы с ними не поехали? - Да как-то… мы с моим стариком вдвоём были, сами не захотели. А лет десять назад он скончался. Вот я одна и колупаюсь потихоньку. Шуга замолчал, задумавшись под мерное поскрипывание одного из колёсиков тележки. Он довёз тележку до пункта приёма картона, но, как ни уговаривал бабушку пойти с ним и поесть, не смог её убедить, и она ушла, поблагодарив его. Достав мобильный, он нашёл в контактах Джинни. Соблазн позвонить ей всё ещё одолевал, но, чтобы он пропал, Юнги удалил её номер. Да, он знает его наизусть. Но однажды забудет. Может очень нескоро, но забудет. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ