ПолиАморалы

       В увлечении не замечая, как покусывает кончик большого пальца, Хана листала чат и хихикала. Её голова, покоившаяся на груди Хосока, подрагивала от разрывающегося внутри смеха. - Какие же взрослые мужчины оказывается дети! – устав читать, вернула она мужу «золотой» телефон. - Да, первые сорок лет детства самые трудные. Потом полегче, - он положил мобильник на тумбочку, стараясь не беспокоить лежавшую на себе Хану. – Всё, теперь я посоревнуюсь в звании первого каблучка с Рэпмоном? - Нет, ты не такой, - блаженно потянулась она. Хосок смотрел на её голое согнутое колено, с которого сползло одеяло, и ощущал его родным, своим, которое хотелось погладить, беспрестанно трогать. Каждая клеточка Ханы вдруг стала его собственной, и там, где они соприкасались кожей к коже, приятно покалывало, запуская по телу волны удовольствия. Он и забыл, каково это – ощущать человека столь близким себе, что перестаёшь разделять «мы» на отдельные единицы. Не просто мужчина и женщина, а семья, те, кто может сказать друг другу всё, поделиться, облегчить душу, найти понимание, обрести покой. - А ты мне дашь свой телефон почитать? - Нет, у девушек должны быть секреты. - Так нечестно! - Но я тебя не просила мне давать твой! Ты сам предложил. - Я считаю, что секретов быть больше не должно, - помолчав, он сжал пальцы на её плече, которое прежде гладил, - или у тебя там Ыну? - Нет у меня там Ыну. Мы с Чжихё иногда сплетничаем. Не хочу, чтобы ты читал. - Ладно. Но ты имей в виду, что если попытаешься с кем-то закрутить – я мигом узнаю. Я Смотрящий, всё-таки. - И что сделаешь? – кокетливо посмотрела на мужа Хана, задрав голову. - Посмотрите на неё! Разботвилась на мою голову! - Чтобы тебе жизнь сказкой не казалась. - Мне не кажется. Она и есть, - взяв жену за подбородок, он подтянул её к себе и сам наклонился, целуя.        Раздался звонок домофона. Они оторвались и оба подскочили. - Который час?! – стала озираться Хана. Хоуп первым опять взял телефон и посмотрел. - Чёрт! Это уже мама детей привезла. Я открою, пока они будут подниматься – оденемся.        Он сорвался в прихожую, открыл там матери и вернулся в спальню. Ища свою одежду, они перекидывали друг другу через кровать разрозненные детали, которые бессмысленно пытались надевать в эти два дня. С ночи пятницы они вылезали из постели только в душ и перекусить. Пару раз оделись, чтобы забрать у курьера доставку еды, а всё остальное время ходили голые или почти. И вот уже воскресный вечер. - Я очень взлохмаченная? – приглаживаясь, спросила у мужа Хана. - Нет, всё в порядке.        Кое-как приведя себя и кровать в аккуратное состояние, они вышли в прихожую. Как раз с другой стороны в ней показались дети, а за ними – свекровь, госпожа Чон. - Здравствуйте, - поклонилась слегка Хана. - Привет, ма, - подошёл к ней Хосок и поцеловал в щёку. Нана и Ходжун подбежали то же самое сделать со своей. - Ну как вы?.. – начала пожилая женщина и резко оборвала вопрос, посмотрев на невестку. Помявшись секунду, она вернула прежнее самообладание и с улыбкой спросила: - Отдохнули? - Да, - кивнул Хоуп. Хана бросила взгляд в зеркало и чуть не ойкнула. На шее у неё красовались засосы, которые она поспешила прикрыть ладонью, делая вид, что потирает это место. – А вы с отцом не устали от этих крикунов? - Что ты, сынок! Мы так любим выходные! Джиу нам внучек нечасто привозит, да и Чжиха уже взрослая, не дождёшься её в гости! Но что поделать? Учёба! Учиться в университете нужно ответственно. - Да она там больше мальчиков изучает, чем дизайн, - скептично отметил Хосок поведение племянницы. - Ну, молодость, что ты хочешь? - Может быть чаю, госпожа Чон? – подала голос Хана. - Нет-нет, спасибо, девочка моя, меня водитель ждёт внизу. Я поеду!        Глядя в спину уходящей свекрови, Хана подумала, насколько она отличается от её матери! Отец Хосока тоже до старости гулял, но эта выдержанная, интеллигентная, традиционно воспитанная женщина никогда не повышала голоса, не устраивала сцен, не лезла выяснять или следить, вообще, похоже, не поднимала вопроса верности и измен. И вот уже больше десяти лет её постаревший, поизносившийся и в связи с этим остепенившийся муж никуда не ходит, проводит вечера с ней дома, встречает благополучную и порядочную старость в семье, с внуками. Пусть они и спят в разных комнатах, но они семья несмотря ни на что, они не одиноки и вполне уважительно относятся друг к другу, советуясь, принимая совместные решения. Нет, Хана бы не смогла молча и покорно пережить подобное, всё-таки, она дочь своей матери, но, к счастью, вовремя понявшая, что вечные придирки и попытки перевалить на другого вину ни к чему не приводят.        Нана, разувшись, застряла перед зеркалом в прихожей, начав вытанцовывать то, чему научилась в хореографической школе. Брат тотчас сказал: - Всё равно ты не умеешь танцевать! - Умею! Это ты драться не умеешь, поэтому ушёл с тхэквондо! - Я ушёл, потому что мне не нравится! - Будешь слабаком теперь! - Дети, перестаньте! – остановила их Хана, пропихивая из прихожей дальше. – Нана чудесно танцует, а ты, Ходжун, всё равно станешь сильным и умным. - Я – да, а она дурочкой будет, дрыгалка! - Сам ты дрыгалка! – закричала Нана. - Хватит дразнить сестру! – пожурила мать. - Мам, можно я его ударю? - Нет! - Так, ну-ка! – громогласно вмешался Хоуп. – Оба по своим комнатам, переодеваться! Вы при дедушке так же себя ведёте? - Нет, у него много комнат и я ухожу подальше от этого, - ткнула в брата Нана и ушла к себе. - Ну что за дурдом! – вздохнул Хосок и, приобняв Хану за талию, наклонился с поцелуем к её уху. Она ударила его локтем в живот, от чего он прокряхтел: - За что? - Сукин ты сын, Чон Хосок, ты видел, какие на мне синяки оставил? - Видел, - расплылся он. – Все видел, даже там, где ты не увидишь сама. - Перед твоей мамой было неудобно. - Она всё поймёт. А дети нет, не переживай. - Ах, теперь дети не поймут, значит? А в прошлый раз… - Хоуп весомо шлёпнул её по заднице: - Ай! Больно! Ты что? - Это тебе за прошлый раз. - А если я тебе по яйцам за прошлый раз сейчас отвешу? - Не надо, это очень больно, правда. - Ну тогда имей в виду, что так и сделаю, если плохо себя будешь вести. Укушу тебя за них. - Так-так-так, мы переходим к интересному, - прошептал он, - кусать не надо, но в целом если ты опустишься ртом так низко, то у меня есть хорошие варианты… - Размечтался! – опять пихнула она его под ребро. И тоже негромко сказала: - Успокаивайся, дети дома! - Мне что, придётся ждать продолжения до следующих выходных? - А ты как хотел? - Давай ты возьмёшь завтра отгул? И я останусь, не поеду в офис. Дети уйдут в школу, а ты опять будешь возиться на кухне голой, - Хоуп, сдерживаясь, и вместе с тем проявляя в своих вымученно скромных прикосновениях всю рвущуюся страсть, погладил Хану по спине, глядя как присматривающийся к жертве волк: с какой бы части начать есть? – Я хочу тебя на кухонном столе, это было непередаваемо… - Подождёшь до выходных, - постаралась не терять разума Хана, хотя сама бы вовсе ушла на больничный, чтобы провести ещё несколько дней так, как эти субботу и воскресенье. Но не хотелось пользоваться тем, что она жена миллионера, не хотелось подставлять других докторов и менять график, заставляя внезапно выходить. - Жадина…        Услышав в спальне трезвон своего мобильного, Хана высвободилась из рук мужа и пошла туда. Взяла трубку. На экране светилось «Мама». - Алло? - Привет, Хана. - Привет, мам. - Раз уж на Чусок у тебя были дела, и ты говорила не приезжать, то я подумала, может приеду на неделе? Посижу с внуками.        Хана закрыла глаза. Мало того, что она соврала тогда матери о делах, потому что Хосок был дома и ей не хотелось демонстрировать этого во избежание ненужных разговоров и замечаний, так теперь ей хотелось приезда матери ещё меньше, когда на грядущие дни большие планы! - Нет, мам, не получится, мы будем заняты… - Чем вы там таким заняты всё время?! – недовольно спросила женщина. Хана посомневалась, говорить ли? Но бесконечно она не сможет утаивать, что они с мужем вновь пытаются быть вместе. - Мы… в общем, Хосок снова с нами живёт, поэтому… - Хосок?! – мать хмыкнула. – Этот блядун опять приволокся в дом? - Мам… - И что, ты его приняла? - А что такого, ты же отца принимала! - И чем это закончилось? Ты думаешь, тебе спасибо за это скажут? Благодарны будут? Опять получит своё и смотается дальше! Как об коврик об тебя ноги вытрет! – Хана ощутила неприятные сомнения, расползающиеся по ней, как масляное пятно по луже, как липкая грязь. Ей и собственной неуверенности хватало, с которой она долго и трудно боролась, а тут это! - Да почему всё обязательно должно случиться по твоему сценарию?! - А как иначе, по-твоему? Думаешь, по-другому бывает? Жди, как же! Потом только не говори, что я не предупреждала, когда в слезах вся будешь! - Хватит! – не выдержав, рыкнула Хана. Она уже сейчас готова была заплакать. Слова матери всегда больно били и давили на неё, душили любые проблески света. – Хватит внушать мне, что всё будет плохо! - Я вовсе не внушаю! Я говорю, как бывает… - Ты говоришь это как аксиому! Но у всех всё по-разному! По-разному! - Чего ты разоралась? Чего завелась? Видишь, связалась с этим, уже вся на нервах! - Да я из-за тебя на нервах! Из-за тебя! Как ты не понимаешь этого?! У тебя всю жизнь всё плохо, если послушать, неужели ты не в состоянии предположить хоть что-то хорошее? Неужели не в состоянии порадоваться за нас?! За меня?! - Я просто за тебя переживаю… - растерялась несколько мать от непривычного напора дочери. – Я же желаю тебе только лучшего, Хана, и если этот блядун… - Да-да, он блядун, но и я от него не далеко ушла! Мы стоим друг друга, я тоже блядь – всё, так нормально? - Бесстыжая! Ты что говоришь такое?! - А что? Что не так? У меня были мужчины помимо мужа – представляешь?! Что, перестанешь общаться со мной из-за этого? Расскажешь, какая я стала плохая? Да пожалуйста! Я устала чувствовать себя плохой и ненужной, даже когда соответствую твоим представлениям о хорошей дочери и жене!        По ту сторону повисло молчание. Хана выплеснула из себя всё, что накипело и наболело, и не знала, чем продолжить. С одной стороны, она не хотела ругаться с матерью и дерзить, но с другой уже давно поняла, благодаря Юнги, что себя нужно отстоять. Нужно поставить на место тех, кто не даёт жить счастливо, даже если это родная мать. - Ну, сходите там с ума дальше! – обижено протараторила женщина. – Не волнуйся, не приеду, если этот не способный удержать в штанах свои причиндалы тебе дороже матери!        Раздались гудки. «Она никогда ничего не поймёт» - подумала Хана. Бывают такие люди, которым хоть кол на голове теши. «И он не «этот», а мой муж! – продолжила она возмущаться уже сама с собой. – Мужчина, которого я люблю! Тот, кто подарил мне куда больше счастья, чем мои родители!». И ведь при всём этом яде и презрении, окажись перед её матерью Хосок или его отец, да кто угодно из семьи Чон, та рассыплется в любезностях, станет улыбаться, да ещё хвастаться соседям, с кем в родстве. - Мама? – раздался голос Хоупа. Оторвав голову от ладоней, Хана обернулась. Тот стоял во входе в спальню. - Ага… - Чего она хотела? - Приехать. - Судя по всему, - Хосок подошёл и сел рядом, - не приедет? - Нет. Но теперь весь район будет знать, что я неблагодарная дочь, которая тёпленько пристроилась в столице и плюнула на родственников, которые ей всё дали… - Забей. - Пытаюсь. - Давай сами к ней как-нибудь съездим? Примирительно. - Я ужасная, Хосок, но я даже говорить с ней не хочу. Мне физически плохо после разговоров с ней. А она и не думает меняться. Ей всё равно. Она права и всё тут! - Ну и ладно. Подождём до лучших времён. И ты не ужасная, - он взял её руку и поцеловал, - в отличие от своей матери. Уж прости, но она же действительно невыносимая! - Видимо… У неё даже подруг нет! Это тревожный звонок, да? - У неё все звонки тревожные. Даже вот этот, которым она испортила тебе настроение. - А вдруг я такой же стану? Я так же веду себя с Наной?! - Нет, не так. - Скажи мне, если я начну быть на неё похожей. - Я тебе в таком случае тонко намекну: подарю сертификат на поход к психиатру.        Хоуп обнял жену, притянув к своему плечу. Стараясь переключиться, и раз уж всё равно игривость сменилась серьёзностью, Хана сказала: - Я ещё хотела поговорить о кое-чём. - Да?        Она выпрямилась, чтобы смотреть ему в лицо. В глаза. - Твой сын… который… - Я и сам хотел поговорить о нём, но не знал, как начать… - Я долго думала о том, что было, и как ты вёл себя. И, знаешь, если бы ты оставил его, наверное, я бы переживала сильнее о наших детях, о том, что нас ждёт. Но то, как ты отстаивал право общения с ним, что не бросил его, убедило меня в твоей надёжности. Я поняла, что требовала от тебя глупости, чего-то несправедливого по отношению к этому ребёнку. Ты, конечно же, должен с ним видеться и общаться. - Я как раз хотел согласовать, что всё-таки буду уезжать к нему в Лог временами. Ты, значит, не будешь против? - Нет. Может быть, было бы лучше, если ты… привёз его в Сеул? - Нет, в этом нет необходимости. Ему через полгода десять лет. Он не забудет свою мать, не привыкнет к новой, да ещё и со мной у него скорее испортятся отношения, если он будет видеть, как я отношусь к другой женщине. Его память о Нури будет требовать от меня другого отношения, понимаешь? Я не хочу причинять сыну боль неуважением. И тебя обижать постоянным напоминанием не хочу. - Тебе виднее, - Хана положила ладонь ему на грудь, слабо улыбнувшись, - ты у меня умный, разберёшься. - Так… я всё-таки снова «у тебя»? – поинтересовался он. - О чём ты? – опомнилась женщина, делая непонимающий вид. - О том. Мы же спали как муж и жена все выходные. - Нет! Я хотела сказать «ты у меня умный любовник»! - Да конечно! - Именно так! - Я муж! - Объелся груш. - Вот понахваталась-то! – Хосок крепко поцеловал её, ставя точку в споре. – Но спать я буду только в этой постели. И ты не сможешь меня отсюда выпихнуть!        И хотя они уже в ту же ночь не смогли удержаться и опять занялись любовью, стараясь делать это тихо, с детьми-то за стенкой, выходные маячили на горизонте как долгожданный праздник. Хана поняла, испытав любовь с раскрепощением, как неуютно сдерживаться, как хочется отпустить тормоза и потерять контроль в руках мужа. Если весь этот год она отдавалась работе и неохотно шла после неё домой, зная, что ничего радостного там не будет, то теперь с работы тянуло сбежать пораньше, часы казались медленными, приёмы длинными. Хана вспомнила вдруг, как смотрела на каждую проезжающую машину, работая в кафе десять лет назад. Не приедет ли сегодня тот умопомрачительный парень в дорогом костюме и с длинными ногами? С широкой солнечной улыбкой, дарящей оптимизм и внушающей надежду – ей так не хватало подобного в родительской семье и жизни!        Пятница ползла особенно нудно, и, когда стрелка часов всё-таки показала, что пора собираться, Хана едва не выпрыгнула из кедов в туфли. Дёргано сорвав с себя халат, промазав мимо вешалки, так что пришлось подобрать его и повесить со второй попытки, Хана распустила волосы, причесала их. Сегодня она принесла с собой одно из тех платьев, которые дарил когда-то супруг – с глубоким декольте, короткое, обтягивающее. В него и переоделась. Посмотрела на своё отражение. Подкрасила глаза и освежила тушь. Накинула плащ и пошагала на выход. Хосок обещал отвезти детей к дедушке и бабушке пораньше, чтобы заехать за ней. Почему его ещё нет? Пересекая вестибюль и прощаясь механически с персоналом, Хана полезла в сумочку за телефоном, но, едва выйдя на улицу, убрала тот назад, не сдерживая расползающуюся улыбку.        Прямо напротив входа стоял он, Чон Хосок, опершийся на капот ярко-красной машины, вытянувший расслабленно ноги в блестящих лакированных ботинках в сторону клиники. Хана перешла на размеренный, игривый шаг, при котором бёдра покачивались из стороны в сторону. Приблизилась к мужу и остановилась в полуметре. - Что это такое? - Феррари. - Такая же, как тогда? - Поновее. Я бы сказал совсем новая, - просиял Хоуп, распустив скрещённые на груди руки. Одну из них протянул и взялся за распахнутую полу плаща Ханы. Потянул её на себя. – Нравится? - Цвет красивый. Мой любимый. - Серьёзно?! - Да. - Говорят, что красный предпочитают сексуально озабоченные люди. Хм…        Хана засмеялась, обняв его за шею: - Ну и почему же тогда ты его выбрал? - Даже не знаю… с чего бы это?        Они засмеялись вместе. Хосок полез во внутренний карман пиджака. - Мне тут одна девушка сказала, что я только любовник… - Ну, хватит уже об этом! - Нет, не хватит. Она же не раз заявляла, что я женился на ней только из чувства долга и по необходимости… - Хана посерьёзнела. Хоуп достал очень подозрительную коробочку с предсказуемым содержимым. Раскрыл её и извлёк изящное кольцо с бриллиантами. Ни на грамм не шутя, собранный и требовательный, он взял руку жены: - Даже если бы машина времени перенесла меня на десять лет назад, я бы поступил точно так же, ни о чём не жалея. Поэтому хочу спросить тебя. А ты бы вышла замуж за меня второй раз?        В глазах Ханы заблестели слёзы. - Хосок… - Ты согласна быть моей женой? Не любовницей. Женой. Снова. - Я… я… - Если ты откажешь – я брошусь под проезжающий автобус, - пробормотал быстро Хоуп как бы с юмором, но чувствуя напряжение от заминки Ханы. Шмыгнув носом, она ударила его по плечу: - Ну кто делает предложение через шантаж?! Ненормальный! - А ты мне нервы не выкручивай, отвечай уже. - Я и так твоя жена! - А, то есть, тебя рядом со мной только долг и необходимость удерживают? - Если будешь таким злопамятным – я тебя задушу ночью! - Ты будешь моей женой, чёрт возьми?!! Да или нет?!! – проорал Хосок, так что прохожие вздрогнули и оглянулись. Пожилая пара притормозила, уставившись, как на спектакль, на разыгрывающуюся сцену. - Да! – кивнула Хана. – Да, да! – не выдержала она, когда он так прикрикнул на неё, толкая осмелеть. И тоже громко провопила: - Да!!!        Хосок нанизал на её безымянный палец кольцо, услышав ответ, второе к первому и, подхватив на руки, поцеловал. Противостояние закончилось: с отцом, с самим собой, с общественными ожиданиями, со стеснением супруги. Ничего не давило больше, он мог поступать так, как хочется именно ему, ему самому. Пусть даже его желание совпадало с тем, что от него когда-то ждали, но тогда это влияние со стороны не позволяло услышать и понять себя. А теперь он себя понял. И понял Хану, на которую тоже больше не давила мать, не давили зависимость от мужа и желание угодить свёкрам. Они были два взрослых, независимых человека, разобравшихся в себе и своих желаниях. И это дало им небывалую свободу. Они нашли её в себе, друг в друге и в любви, потому что любовь, может, и не крылья, но и не кандалы. В конце концов, если ассоциировать свободу с зажёгшимся зелёным светом, то нужно иметь в виду ситуацию, когда ты заглох, сломался, устал или приехал, но тебе сигналят сзади и требуют продолжать ехать, ведь горит зелёный! И тогда свободой становится красный. Чтобы остановиться и выдохнуть, зная, что имеешь на это полное право: замереть на месте и не бежать, ничего больше не искать и не колесить по миру, ведь всё нашёл. Зелёный – для ищущих. Красный – для тех, кто не хочет потерять.