Воспитательные работы

       Годжо не знает, почему встал так рано, но он определенно благодарен богам за это.               Ферма, каким бы прекрасным ни был куратор, все равно остается ужасной. Грязь, работа, отсутствие интернета и выпивки — кошмар один! Туалет один на весь этаж! И ванная! В ней же только душевая кабинка! Сатору неприятно это признавать, но к этому менее приспособленным оказался он, а не Гето. Тому вообще хоть бы хны — лошадок гладит, заблаговременно ходит к зеркалу, ведет себя настолько вальяжно, насколько это делает зажравшийся кошак. Один Сатору тут загибается!               Хотя он более-менее привык жить по здешним порядкам. Успел выбесить Нанами из соседней комнаты, перетискал всех собачек псаря Мегуми-чана (позволения так называть куратора не было, но разве Годжо это волновало?), объявил войну выскочке Утахиме и заработал кличку «дурак слепой» от Маки из первой комнаты — в общем, не переставал быть собой.               И вот сейчас, проснувшись раньше всех, Годжо отчаянно ухватился за возможность побыть в комфортном одиночестве. Он быстренько вытащил полотенце, сумку с банными принадлежностями и, на прощание отправив спящему Гето воздушный поцелуй, смылся из комнаты, выходя на улицу. Было уж достаточно жарко, поэтому Сатору, счастливо подпрыгивая, направился к рощице деревьев. Как-то раз Юджи брал их на конную прогулку по окрестностям и показывал местное озерцо — небольшое, но вполне уединенное. «Не ванна, конечно, но полежать можно» — заключил Годжо, шагая сквозь кусты.               Он уже почти вылез на склон, ведущий к песчаному берегу, как вдруг замер, словно громом пораженный. Там, у подножия, к дереву был привязан знакомый вредный конь, воинственно вспахивая песок копытом и недовольно похрапывая. «Если Сукуна здесь, то и…» — неверяще подумал Сатору, разом обмирая.               Первое, на чем сконцентрировался его взгляд — красивая, полная, упругая задница, обтянутая мокрыми красными плавками-шортами. Складки одежды красиво подчеркивали ее идеальную сферическую форму, а сидящий крайне низко пояс позволял полюбоваться на ямочки поясницы. У Годжо разом перехватило дыхание, запотели ладони, порозовели щеки и наполнился слюной рот. Он даже очки снял, чтобы ничего не проглядеть.               Сильное мускулистое тело легко двигалось по воде, а солнце посылало по ее капелькам блики. Мышцы перекатывались под загорелой кожей, с которой черный шнурок от какой-то подвески красиво контрастировал. Розовые волосы из клубничных стали вишневыми, но при этом продолжали выглядеть взъерошенными. Сильные ноги, которые Сатору с удовольствием увидел бы на своих плечах, легко поднимали тучи брызг во время плаванья.               Ладно, все нормально. Просто Юджи тоже решил искупаться с утра пораньше. Годжо это переживет.               Тем временем Итадори остановился и, вернувшись в вертикальное положение, развернулся лицом к берегу, по грудь высовываясь из воды.               Поправочка:               Годжо это не переживет.               Сатору предполагал, что у Юджи красивое тело, но он еще никогда так сильно не преуменьшал.               Итадори явно человечек из лего, которому ради шутки выбрали просто божественный торс и детское личико. По-другому Годжо описать не может. Чуть полноватые губы солнечно улыбаются всему вокруг, а карие глаза светятся в окружении сеточки мелких морщинок, возникающих из-за мимимишной улыбки. Сатору испытывает почти физическую боль, когда хочет тоже так улыбнуться, — по-детски мило, чтобы тоже выглядеть наивным щеночком, — но его рот по-глупому раскрывается от избытка слюны.               Годжо скользит взглядом по крепкой шее, красивым ключицам, мощным плечам, узкой, но внушающей груди, мельком цепляется глазами за подвеску с каким-то радужным брелоком и пересчитывает мягкие, но четкие кубики пресса. Кажется, Сатору на таком большом расстоянии порезался об остроту косых мышц Юджи, и ему это чертовски нравится. Он наблюдает, как Итадори медленно выходит из воды, и несдержанно сглатывает при виде крепких, полных бедер в объятиях мокрых шорт, которые не скрывают ни-че-го.               Годжо готов неразумно запищать, когда Юджи выбирается на берег и потягивается в солнечном свете, словно довольный кот, пришедший вздремнуть. Куратор совсем не стесняется своей почти-наготы (и верно, Сатору, тут же никого не должно быть, так что он не смущается, помнишь? Его же никто не видит), лениво ероша пальцами свои волосы. Годжо только и остается, что стоять в кустах, каким-то клочком сознание молясь, чтобы жалкие ветки скрыли его, всем остальным разумом полностью отдаваясь во власть момента.               Его мозги полностью отключаются, когда он видит это.               (не то, чтобы у Сатору они были)               Годжо все-таки чувствует слюни, обильно стекающие по его подбородку, когда Итадори, быстро вытеревшись полотенцем, развязывает шнурки на своих шортах. Он же не пойдет в сырых вещах на ферму, да? Сатору очень на это надеется.               Годжо забывает о всех своих надеждах в следующую секунду. Он забывает вообще обо всем, если честно. Даже собственное имя становится малозначительным. Серьезно, что может быть важнее этого? Сатору никогда не найдет ответ на этот вопрос.               Вместо этого он жадно смотрит, как Юджи, спустив по своим красивым-атлетичным-просто-охуенным ногам мокрые шорты, торопливо натягивает трусы, плечом оперевшись на привязанного коня. Угол обзора Сатору просто ужасный, но сейчас совсем не хочется жаловаться — Годжо наоборот готов благодарить небеса, что пришел сюда.               Его мозги снова стремительно пустеют, словно и не заполнены ничем, когда Итадори разгибается. Годжо жадно подмечает все мокрые пятна на его боксерах, оставшиеся из-за озерной воды, и ему это откровенно нравится. Сатору без устали любуется сильным телом, достаточно поджарым и гибким, чтобы потерять от его вида голову. Годжо чувствует себя полностью помешавшимся, и ему это тоже чертовски нравится.               Сатору неразумно вскрикивает, когда Юджи, пребывая в игривом настроении, оттягивает резинку своих боксеров и со звучным шлепком отпускает.               Итадори тут же настороженным сусликом замирает, сгоняя с себя кокетливый настрой, и Годжо ничком падает на землю, боясь, что его заметят. Он, конечно, виноват, подглядывать нехорошо, но как тут устоять?               И все же Сатору срывается с места и бежит обратно на ферму, выждав пару секунд, чтобы так легко не попасться Юджи. Будет ли он его ругать? Наверняка. Раскаивается ли Годжо? Ничуть.               Сатору с шумом огибает клумбы, взлетает по лестнице на свой этаж общежития, забегает в свою комнату, кидает все то, что брал с собой, обратно в сумку и с горящими глазами принимается тормошить спящего Гето. Паникующий мозг Годжо всегда находил в нем спасение, потому что Сугуру обладал удивительным терпением и дипломатическими навыками, чтобы раз за разом вытягивать задницу Сатору из передряг.               — Гето, подъем! Сугуру! Просыпайся! Сугуру-Сугуру-Сугуру! — шепотом кричал Годжо, устраивая другу персональное землетрясение магнитудой в двенадцать баллов.               — Чего тебе, Сатору? — сонно спрашивает Гето, приоткрыв глаза. Кажется, он привычно считывает какую-то эмоцию на лице Годжо, потому что рывком садится на кровати, разом просыпаясь. — Что ты опять натворил?               В любой другой ситуации Сатору пошутил бы про его строгий голос мамочки, но сейчас он едва может связать два слова. И тем не менее у Годжо случается настоящий словесный понос, потому что он говорит и говорит, описывая даже то, что знать Сугуру совершенно необязательно. Друг, как прекрасный слушатель, не перебивает его, лишь высказывает свои мысли с помощью мимики: приподнимает брови на моменте с подглядыванием и делает свое лицо осуждающе-недовольным, когда Сатору, переполненный чувств, пускается в красочные описания.               — То есть… — медленно начинает Гето спустя минуту после того, как Годжо наконец-то заткнулся, пытаясь отдышаться. — Ты подглядывал за ним?               — Да, — кивает Сатору, не совсем понимая, ждет ли Сугуру от него раскаяния или просто констатирует факт.               — За тем, как он плавает и переодевается? — зачем-то уточняет Гето. Теперь уже больше похоже на требование извинений.               — Да, — болванчиком кивает Годжо, старательно отгоняя картинки в голове. Получалось так себе.               — И ты натурально пускал на него слюни?               — Нет, по-гейски.               — Ты же понимаешь, что я тебя сейчас убью?               — Да, вполне.               — И ты все равно согласен?               — Так я смогу отделаться от воспоминаний о его большой, сочной, аппетитной…               — Замолчи.               Сатору послушно заткнулся, ожидающе глядя на Гето. Тот устало потер лицо, тяжело вздыхая.               — Так, он скоро уже вернется. Постарайся не попадаться ему на глаза, иначе он быстро догадается по твоей уебанской роже, что именно ты там был, — спокойно рассуждал Сугуру под нарастающее недовольство Годжо.               — Эй, нормальная у меня рожа! — возмущенно вскинулся Сатору.               — Ага, конечно. Особенно на том моменте, когда ты сказал «хочу долго обсасывать этот клубничный леденец».               — Я правда так сказал?..               — Нет, я пошутил. Там было мороженое.               — Гето!               Сатору только хотел разразиться пламенной речью о вреде шуток над перепуганными, униженными и влюбленными друзьями, когда вдруг услышал очень громкие шаги в коридоре. Годжо беззвучно вскрикнул и песцом нырнул под одеяло Сугуру, не особо задумываясь о том, что почти все его тело осталось снаружи. Вскоре шаги в коридоре стихли, оборвавшись в дальней комнате, в которой жили Юджи и Мегуми.               — Ну и что ты делаешь? — раздался откуда-то сверху строгий голос Гето, который был первым звоночком о надвигающейся буре.               — Прячусь, — совершенно серьезно ответил Годжо, не рискуя выглядывать из-под одеяла.               — Ты же в курсе, что тебя все равно видно? — деланно-спокойно спросил Сугуру.               — Да все равно смотреть не… — начал Сатору, вылезая-таки из-под одеяла, и тут же сталкиваясь с удивленными глазами Юджи, застывшего у входа в комнату. — …кому.               Немая сцена длилась пару минут, после которых Итадори, странно улыбнувшись, ушел обратно в свою комнату, покачивая мокрой головой.               — Я облажался? — в пустоту спросил Годжо.               — Иди сюда, мой бедный Сатору, — сочувствующе протянул Гето, укладывая его голову себе на колени и поглаживая по волосам.               Весь день Годжо исподтишка наблюдал за Юджи, сам при этом стараясь не попадаться ему на глаза. Не то, чтобы ему было стыдно… Ладно, да, окей, ему было очень стыдно. Прям капец как стыдно. Сатору так не стыдился, когда отец поймал его с интересными журнальчиками за вполне себе важным занятием. Да чего там, Годжо так не стыдился, когда Гето застал его за просмотром мультика про фей!               Что греха таить, Сатору и правда не стоило подглядывать. Не столько из моральных соображений, сколько из нежелания потом весь день ходить с красочными флэшбеками. Ну серьезно, он смог увидеть такого красивого парня голым! (Вообще-то Годжо полностью его не рассмотрел, но все же! Почти получилось!) Годжо определенно должен записать это в свой список главных жизненных достижений наряду с «довести постигшего дзен Гето до нервного припадка» и «отобрать сигареты у злой Секо».               Сейчас же Сатору лениво лежал в гамаке-качелях, слушая, как Иери рассказывает о своем свидании с Утахиме. Не то, чтобы Годжо завидовал, — как вообще можно завидовать отношениям с этой истеричкой? — но все равно слушать было неприятно. Почему Секо так легко добилась взаимности от этой психопатки, а Сатору вынужден терпеть одно поражение за другим в попытке флиртовать с таким классным парнем, как Юджи? Это в высшей степени несправедливо!               Словно по заказу Годжо почувствовал на себе тень и лениво приоткрыл глаза, интересуясь, почему друзья внезапно смолкли. Над ними возвышался Итадори собственной персоной, как-то странно самодовольно улыбаясь. Сатору чуть не свалился с гамака, когда Юджи наклонился над ним, приподнимая очки.               — Отдыхаете, ребята? — спросил он с благодушной улыбкой, мельком окидывая взглядом все S-трио.               — Ну, да, — кивнула Секо, не особо понимая, какой кошмар наступил. Впрочем, Сатору не хотел посвящать ее в ту кошмарную историю, в которую влип утром. В его голове появилась картинка с неприятно ухмыляющимся Гето, способным одним взглядом морально унизить и уничтожить Годжо, но Сатору поспешил отмести все лишние мысли, чтобы наконец-то взять себя в руки.               — Ну, хорошо, наслаждайтесь вечером. Годжо, можно тебя на пару слов? — спросил Юджи, мило улыбаясь. Только Сатору нашел в себе силы ответить, как Итадори, кокетливо улыбнувшись ему, пошел в сторону, поманив пальцем. И Годжо обязательно убьет Гето за то, что посвистел им вслед, но после разговора.               Сатору неуверенно завернул за угол, следуя за куратором, как вдруг Юджи возник прямо перед ним. Он мягко положил ему ладонь на грудь и легко прижал к стене одной рукой, вставая очень близко (настолько близко, что у Годжо в голове разом вымерло около полусотни маленьких Сатору, которые отвечали за его адекватное поведение). Годжо во все глаза смотрел на Итадори, по-лисьи улыбающегося, а потом чуть не отправился к праотцам, когда Юджи потянулся вперед и шепнул ему на ухо:               — Сатору, это ведь ты смотрел на меня утром?               Годжо пустоголово открывал-закрывал рот, как какая-нибудь рыба, и не знал, что ответить. Впрочем, его лицо так покраснело, что словесное подтверждение и не требовалось. Юджи от этого хихикнул, и вдруг прошептал изменившимся голосом ему прямо в губы:               — Если тебе понравилось, то можешь еще посмотреть сегодня после отбоя…               И Сатору окончательно выбило в астрал, когда Итадори ему подмигнул, уходя и покачивая бедрами.               Пришел в себя Годжо, только когда Гето похлопал его по плечу, с насмешливой улыбкой спрашивая:               — Ну что, не зря я ему рассказал?               — Сугуру!