Квест: Уроборос

      Ночь озарилась ярким светом. Где-то далеко за Сиреневой Пустошью со стороны Тихолесья голубоватый, искрящийся поток поднялся ровным столбом, коснулся небосвода и рассыпался на мириады тонких лучей. Они тут же устремились во все стороны, затмевая собой весело подмигивающие звезды.       Припозднившийся гуляка, уже битый час идущий с закрывшегося трактира до дома, хотя пути посветлу и на трезвую голову было минут на пятнадцать, не больше, разинув рот, задрал голову кверху. Линии, как пущенные лучниками стрелы, переливаясь, расходились всё дальше и дальше. За горизонт, за видневшуюся тёмным абрисом гору, к Простору, что выводил на море, за деревья, качающиеся к востоку живой волной.       Целый сноп света, поравнявшись с зевакой, рухнул вниз, накрывая мерцанием местечко под названием Шармунд. Полностью — от начала пыльной, разбитой телегами дороги, что сворачивала на тракт к Благобургу, сухой и покрытой глубокими трещинами в это время года, до дальних полей, огороженных старыми жердями.       Накрыл, осветил и рассеялся бледным туманом.       Хмель вылетел под натиском благоговейного ужаса. Спотыкаясь на каждом шагу, упустив где-то во дворе дырявый кожаный ботинок, гуляка ввалился в дом.       — Мариша! Мариша! — кинулся к жене, спавшей на лавках у окна.       Та поднялась на локте:       — Чего орёшь, как оглашенный? Детей разбудишь! — грозно стрельнула глазами на печь, где, обнявшись под рогожей, мирно сопели две девушки-погодки.       — Я такое сейчас видел! Не поверишь! Призыв! Настоящий! По всему небу, от края до края! Всё селище накрыло. Прямо на меня опустилось!       Жена потянула носом, скривилась от стойкого алкогольного запаха:       — Да тебе, пьянице, померещилось.       — Клянусь Хундарром, правда это!       — Проспись, Косто, — отмахнулась она, отворачиваясь. — Пока драконы не привиделись.       — Так, значит? Не веришь? — гуляка засопел обиженно. — Выходи, посмотри сама, может, осталось еще чего. Давай.       — Уймись… Куда б тебя призывать? Ямы под сральники копать? И то не возьмут…       Не став спорить со сварливой бабой, Косто ругнулся и вышел обратно на улицу. За порогом стояла ночь. Чёрная и тихая, как обычно. С чужого подворья изредка тявкала собака, топтались в хлеву сонные овцы. Звездное небо ничем не напоминало о недавнем светопреставлении.       Поутру, начавшемуся у Косто после мутного сна ближе к полудню, все валилось из рук, так что браться за работу не хотелось. Видение, теперь казавшееся куда более призрачным, никак не выходило из головы, сердце ныло в неясном томлении. Однако ни в этот день, ни в последующий, ни через один после него ничего грандиозного или хотя бы необычного не происходило. И Косто слонялся из угла в угол, всерьёз задумываясь, а не права ли жена, списывающая все его россказни на соседскую самогонку, которую он со товарищи дегустировали тогда в трактире.       Бесцельное шатание мужа по дому раздражало Маришу:       — Это как надо упиться, что четвёртый день маяться? — вздыхала она. — Давай шевелись, болезный! Воды принеси!       Косто увернулся от запущенного в него ведра и выскочил на крыльцо. Тащиться к колодцу — единственному на весь Шармунд источнику воды — не хотелось. Утреннее солнце припекало, раскаляя воздух. Косто кивнул дочерям, устроившимся в тени перебирать собранные и подсушенные травы, повернулся к улице и заледенел от страха.       В дрожащем мареве, густом как кисель, к селению медленно приближался вооружённый отряд, ослепляя бликами тяжёлых доспехов.       Кто-то из соседей, заметив, выдвинулся навстречу — бояться стражей, тем более под предводительством Светлого храмовника, чей шлем, отмеченный знаком паладина, выделялся особенно, причин не было. Но Косто, повинуясь дурному предчувствию, попятился, хрипя:       — Бегите… Бегите! Бегите!!!       ****       Отец кричал страшно.       Срывающийся голос звоном стоял в ушах, заглушая бешеный стук сердца.       — Не смотри, не смотри, беги!       Сцепившись руками, они бежали со всех ног. Тонкие сапожки не спасали от попадающихся камешек и острых колючек. Спотыкаясь и падая, две похожих на лица девушки поднимали друг друга, тянули, боясь оглянуться обратно. Туда, где многоголосый вой поглощал шум занявшегося пожара, где визг и вопли ужаса прерывались безжалостным свистом мечей и отборной солдатской руганью.       — Вставай! Быстрей!       Спрятаться было негде, всё как на ладони — вот-вот готовый распуститься вереск, давший своим цветом название пустоши, стелился по земле, прибитый, поломанный вчерашним сильным ветром.       — Я не могу, — младшая оступилась, глотая рыдания, — я больше не могу… Возьми, — она потянула с шеи тонкую веревочку с нанизанным на неё ключом, — как память… Возьми и уходи… Я не могу…       — Нет! Вставай! Прошу тебя, вставай. Мы можем спастись!       Единственная надежда была на то, что занятые другими крестьянами — их соседями — стражи попросту не обратят внимания на две удаляющиеся фигуры.       — Святой Идуун, хранитель Света и Пламени, помоги… Вставай! — старшая дёрнула сестру, поднимая. — Бежим!       Воздух дрогнул и стрела, просвистев поверх голов, зарылась в землю по самый оперённый кончик в паре метров впереди. Вторая упала ближе.       — Ордаллово племя, — проклятье сорвалось одновременно с ещё несколькими резкими звуками, похожими на шипение.       Старшая не успела удивиться ни тяжести навалившегося тела, ни багряным каплям, брызнувшим из приоткрытого рта, ни подрагивающим, торчащим из спины сестры тонким древкам — острая боль в боку отбросила её на кустарник. Она пыталась подняться, хватала ртом воздух, но тот клокотал в груди, медленно подступая комом к горлу. Слезы текли по щекам, оставляя мокрые дорожки.       «Хундарр, Защитник всех праведных, помоги», — на молитву уже не оставалось сил, когда рядом раздались бряцающие шаги. На какой-то миг, увидев сквозь наплывающую пелену женское лицо, обрамленное белым клобуком, старшая преисполнилась надеждой, но балахон склонившейся над ней храмовницы был грязен от крови, а в руке та держала длинный острый кинжал.       Девушку грубо ощупали, проверяя карманы передника, сорвали медную цепочку, тут же откинув ее в сторону, толкнули, заваливая на бок.       «Идуун… Идуун…» — менее чем в полуметре, навсегда оставшись широко распахнутыми, застыли родные глаза.       Сестру обыскали быстро и так же бесцеремонно. Ключик — дешёвая безделушка, подаренная отцом, — качнулся на порванной веревке.       — Я нашла! Нашла! — храмовница с широкой торжествующей улыбкой взвилась над телом. — Мы нашли его!       ****       Жизнь никак не хотела покидать старшую девушку, сочась тонкой розовой струйкой с уголка губ. Редкие натуженные вздохи, едва поднимающие грудь, уже не пугали налетевших на запах крови мух.       — Ты взывала к Идууну, дитя? — скрипучий старческий голос нарушил тишину.       Она вяло моргнула, не отрывая взгляда от мертвой сестры.       Вокруг стремительно темнело, от земли, раскалённой солнцем, неожиданно потянуло холодом, мелкие трехгранные листья вереска потемнели, скручиваясь и покрываясь тонким слоем серебристого инея.       — Он не ответит… Но, может быть, я смогу помочь? … Услуга за услугу.