Я всегда буду рядом

      Тод сидел в глубоком кресле, расположенном в углу комнаты, положив ногу на ногу, болезненно сдавливая возбужденную плоть. Он наблюдал за спящим Рудольфом, полностью погрузившись в свои мысли.       «Как же прекрасен этот милый маленький ребенок. Такой нежный, изящный, беззащитный и ранимый. Его губы слегка приоткрыты, он тяжело дышит, прерывисто и недостаточно глубоко. Никак не может успокоиться. Тело, прежде не знавшее такого наслаждения, еще очень чувствительно, отзывается на любые шорохи тихим, едва слышным стоном, хотя сам мальчишка крепко спит. Растрепанные волосы беспорядочно лежат на мягкой подушке.       Как же хочется сейчас подойти, провести по ним рукой. Парень станет постанывать чуть громче. Да, это мне и нужно. Коснуться ладонью белоснежной щеки, легким движением пальцев дотронуться пухлых губ. Опуститься на шею, осторожно сжимая кисть, видеть, как сквозь сон Рудольф начнет вздрагивать. Ему будет не хватать воздуха, он попытается освободится, но моя хватка сильнее».       Верхние пуговицы аккуратно застегнутой рубашки мешали Тоду дышать, сдавливая шею и немного сдерживая растущее напряжение. Он резким рывком расстегнул их, срывая несколько. Те звонко упали на пол и покатились в разные стороны. Но мужчина будто бы не обратил на это внимания. Его разрывало неистовое желание, которое он не мог позволить себе удовлетворить, ведь юный Рудольф был еще не готов. А Тод не хотел даже думать о том, что лишиться столь пленительной и чистой души. И все что ему оставалось, это сидеть здесь, смиренно ждать, добровольно подвергая тело на страдания и терзая себя изнутри.       «Нет. Нельзя. Я люблю его. Я не позволю себе причинить ему вреда. Но он должен наконец понять кому принадлежит».       Тод тяжело выдохнул. Остановил взгляд на невинном лице спящего парня, которое будто бы застыло в эмоции глубокого спокойствия.       «Как же я хочу взять его руки и поднять их над головой, держа с такой силой, что он не сможет и пошевелиться. От этого Рудольф, конечно, проснется, испугается. В темноте он не сможет рассмотреть кто рядом с ним. Будет ли он кричать? Возможно. Но увидев меня, ему не хватит смелости позвать на помощь. Он будет тихо стонать и молить меня о пощаде.       Мне не терпится оставить на его хрупком теле красные, кровавые следы — на шее, на плечах, груди и спине. Далее на бедрах, на ногах и… Смогу ли я остановиться? Он будет плакать, пытаться вырваться, дергаться и извиваться подо мной. Но это еще больше опьянит меня. Да, метки будут болеть долго, возможно, останутся маленькие шрамы. Но он будет всегда помнить, что он мой, только мой.       НЕТ!»       Тод резко встал со своего кресла, подошел к окну. Одним движением распахнул его, впуская в комнату холодный ночной воздух, который быстро отрезвил мужчину. Рудольф, ранее спокойно лежавший в своей кровати, зашевелился. Тод, увидев это, тихо закрыл окно, подошел к принцу и бережно укрыл его оголенные плечи мягким одеялом.       «Прости, мой дорогой, я не хочу, чтоб ты замерз».        Он вернулся и сел на широкий подоконник, одну ногу сгибая в колене, продолжил смотреть на темный пейзаж дворцового сада.       «Сколько же времени мы провели там, когда Рудольф был совсем ребенком. Он резво бегал, прыгал, смеялся и пытался заглянуть в самые дальние, скрытые от взгляда места. Мальчишка обнимал меня так искренне и крепко, что я всегда удивлялся и приходил в восторг от этого. Как жаль, что сейчас он делает это в сотни раз реже. А уж сколько вопросов рождались в этой маленькой, но весьма умной голове. Иногда, я даже не знал, что ответить. Но Рудольф всегда терпеливо ждал, ему нравилось получать желаемое. Это так похоже на … меня. Да, именно. В детстве я …       Нет. Не хочу. Мое детство закончилось очень давно… так и не начавшись… Вспоминать о нем сейчас не лучшая идея. Но… этот ребенок — мое отражение.       Раньше я не знал, не понимал, почему полюбил его. А сейчас все стало очевидным. Я сделал много, что б его жизнь не напоминала мне мою, но недостаточно. Он должен мне доверять, хоть я знаю, что это непросто. Но это так же тяжело и для меня — каждый день видеть Рудольфа, говорить с ним, касаться его тела, целовать, не имея возможности завладеть им полностью. Я мучительно жду, когда он сам будет готов отдать мне себя всего».       Лучи рассветного солнца вернули ощущение реальности Тоду. Он быстрым движением вытер одинокую слезу со своей щеки, будто бы она не имела для него никакого значения. Никогда больше Смерть не вернется к этому отрывку своей жизни, и уж точно не расскажет о нем своему любимому мальчику. Тяжесть мыслей мужчины для Рудольфа сейчас так же необъяснима, как и сам Тод.       Он подошел к кровати принца, нежно провел ладонью по щеке спящего. Парень — воплощение чистоты и невинности, абсолютно беззащитен сейчас, его душа, как и тело обнажены перед Тодом. Но может ли он ответить тем же?       Снимая обувь, мужчина оголил ступни, снял рубашку, открывая торс, и лег рядом с юношей, нежно обнял его за плечи. Для принца этого будет достаточно, чтобы почувствовать уязвимость своего друга. Вдыхая запах любимого мальчика, Тод закрыл глаза, отдавая свое тело и душу под покровительство раннего утра.       «Сегодня ты проснешься не один…»