В деревне всё не слава богу

Роза весело смеётся и от этого звука тоже становится весело, легко и приятно. Из импровизированной кроватки торчат только ноги, которыми девочка радостно брыкает как несчастный таракан. Из глубокого кресла Итану не видно лица ребёнка и причина такой радости остаётся неизвестной, но подниматься с тёплого и насиженного не хочется. Преодолев врождённую лень, мужчина всё же выкарабкивается из тёплого плена подушек, чтобы взглянуть на дочь. Он ожидал, что малышка снова нашла себе развлечение в виде облизывания пледа или рассматривания собственных конечностей, но пришёл в некоторое замешательство, увидев в крохотных ручках нечто среднее между видавшим виды чайником и человекоподобной фигурой. Нечто из блестящего материала было слишком большим, чтобы оказаться во рту у Розы и слишком ровным, чтобы остаться в глазу, но из-за отдалённой антропоморфности вызывало только эффект зловещей долины, что не входило в плюсы этого металлолома неизвестного происхождения. Итан аккуратно вытащил предмет из рук дочери, попутно озираясь в поисках подходящей замены. — Тебе не понравилось? Рози вроде осталась довольна. Мужчина обернулся на голос — Карл как обычно незаметно подкрался и неизвестно сколько уже стоял в проёме. – Это твой подарок? — Уинтерс не удержался от ухмылки. Мысль о попытках Хайзенберга коммуницировать с детьми веселила и одновременно вызывала трепет где-то под рёбрами. — Конечно, удивлён? — Карл выглядел будто несколько уязвлённым, но сохранял самодовольство, — Это нержавейка, ещё и чистая. Итан едва удержался от того, чтобы хмыкнуть, до того голос собеседника сквозил гордостью. Роза ожидаемо захныкала в отсутствии игрушки или хотя бы внимания. Отец подхватил её на руки, отвлёкшись от беседы, так что Карл решил продолжить: — В деревне редко появляются дети, игрушек них… — мужчина запинается (очаровательная приобретённая привычка контроля речи перед ребёнком), смягчая интонацию, — Короче, нет игрушек. Я решил погнуть что-то из своих материалов. Уинтерс внимательно слушает, срываясь на последних словах на смешок: — Только хотел спросить, из чьих запасов столовых приборов эта нержавейка. Хайзенберг недовольно фыркает, вспоминая про соседей. — Во-первых, мне достаточно на ближайшие два века конфликтов с этой су… Альсиной… Мы только-только мило побеседовали по поводу её средневековых закидонов, так что что-то у неё сейчас воровать даже для меня самоубийству подобно. А во-вторых, никогда, слышишь, никогда не намекай в её присутствии, что её вилки-ложки из чего-то дешевле серебра, а то там тебе даже бог не поможет. Итан подходит близко, от плаща мужчины веет холодом, а руки ещё в перчатках — видимо, только вернулся с улицы — Уинтерс чуть съёживается, но всё равно тянется к губам Карла, запечатляя на них почти невесомый поцелуй и это значит гораздо больше, чем слова благодарности. Карл тянется ближе требовательно, но Итан отдаляется. Всё ещё успеется. Роза между двух мужчин что-то лепечет на детском, привлекая внимание. — Что, малышка? Папе не нравится подаренная мною кукла. Придётся искать волколака поприличней, чтоб он тебя развлекал. — Я всё слышу, — закатывает глаза Итан. Их лица в паре сантиметров друг от друга, он улыбается шуточным угрозам телекинетика, — И я не говорил, что мне не нравится игрушка. Хотя тем фактом, что это кукла, ты меня удивил. Поработаешь ещё над техникой? Итан заглядывает мужчине в лицо, через тёмные очки не видно, но он чувствует этот тёплый взгляд, морщинки в уголках глаз и умиротворённое дыхание. — Для вас всё что угодно. Карл лишний раз поправляет шляпу, будто не зная, куда деть руки. Он всегда реагировал так только когда речь заходила про их новую плесневелую семью. Несколько неловко, непривычно, но слишком заманчиво, чтобы лишний раз не подойти к кроватке Рози и не поцеловать Итана в самую макушку. Отводя взгляд, Хайзенберг буркнул: — Идём, сходим кое-куда. Вместе. Все. Да. Итан решил не уточнять. Новая роль давалась Карлу нелегко, он не привык говорить «мы», «наше», всегда были только он и его фабрика (и пара десятков изуродованных металлом трупов), так что Уинтерс молча оделся, замотал Розу в плед и они так же молча выдвинулись куда-то в мороз. Карл сам того не желая продолжал сохранять интригу, не произнося ни слова. Они шли, легко касаясь друг друга локтями, и тишина казалась такой приятной, уютной, что, приблизившись к дому Беневиенто, Уинтерс захотел накрутить пару десятков кругов вокруг деревни в такую прекрасную минусдвадцатиградусную погоду. При всём уважении к Донне, с её визгливой куклой встречаться не хотелось совсем. Итан застыл перед самым крыльцом, пытаясь запомнить последние секунды покоя, прежде чем Хайзенберг постучал в дверь. Сперва дом ответил тишиной и Итан облегчённо выдохнул: он не знал, по какому такому важному делу они заявились в усадьбу Беневиенто, но был бы рад отложить это до времён, когда кукла навизжится и охрипнет. Секундой позже раздались грохот и скрип, а затем дверь отворилась. На уровне их лиц появилось лицо куклы. Она гордо стояла на подставленной для её удобства табуреточке, деловито оглядывая гостей. — Ох, кто это наконец-то к нам заглянул? — нежно проскрипела Энджи. Ее тон не позволял сомневаться, что сказано это было точно не Карлу и не Итану — из всей горе-семейки только Роза была на хорошем счету у обитателей деревни. Мужчины наконец зашли в дом, а кукла, шумно спрыгнув со стула, унеслась к хозяйке. Итан вопросительно взглянул на телекинетика, но тот только указал на дверь, за которой скрылась Энджи. Итан впервые оказался в особняке Беневиенто — колбу с Розой он получил уже с рук договорившегося с другими лордами Карла, а потому дом показался… нет, не жутковатым, таким его теперь точно не испугать, но сидящие по разным углам куклы навевали мысли о некотором безумии хозяйки. Откинув подозрения и домыслы, Итан направился к Донне. Бояться было нечего — рядом Карл, а значит, нельзя даже допускать мысль о том, что они могут подвергнуться хоть мимолётной опасности. Донна сидела в своей комнате, вглядываясь в окно, когда Итан шагнул вовнутрь. Она могла показаться каменным изваянием, если бы не беспокойно движущиеся в кружеве кукольного платья пальцы. Вуаль больше не скрывала её лицо. Стыд перед шрамами от мегамицелия отошёл на второй план, увидеть живого ребёнка хотелось сильнее. Она медленно повернулась к гостям и встала. — Карл, мы очень старались. Надеюсь, малютка оценит, — тихо проговорила девушка. Слышать её нежный голос было непривычно и приятно, а особенно это стало ощутимо, когда решила вмешаться Энджи: — Да-да! Тут несколько вариантов. Пусть выберет сама. До Уинтерса наконец дошло и эта мысль зажгла что-то под рёбрами — Карл попросил своих названных сестёр сделать подарок для их (сердце снова пропустило удар) дочери, чтобы Итан не переживал из-за жестянок в колыбельке, а Роза могла развлекаться в перерывах между сном и сном. Пока Уинтерс стоял в ступоре, переваривая понятое, Энджи забралась на стол, чтобы появиться в зоне видимости Розы, и показывала ей двух разных кукол, сделанных с очевидной заботой — качественно и элегантно, но без острых углов и мелких деталей. Девочка улыбнулась протягивающей игрушки кукле, на что та с теплотой и почти без истерического визга рассмеялась. Итан завороженно наблюдал за открывшейся сценой, смутно слыша на периферии Карла: — Ты бы сказала, что Энджи неудобно, я б ей дырку в двери проделал… Не, не собачью… Ну, может и собачью… Да шучу я… Роза, наконец получив долгожданные игрушки, довольно заворочалась, а её отец, светясь от радости и нежности, повернулся к Хайзенбергу и Донне. Девушка, как всегда, нервно дёрнулась в сторону ребёнка, желая впитать её образ, запомнить досконально. — Можете оставаться здесь сколько пожелаете… — Это относится только к Розе! — взвизгнула Эндж. —… но нам необходимо вернуться в сад. Кажется, куст собирается зацвести впервые за последние лет двадцать. Это, как вы понимаете, экстренная ситуация. — Не смеем вас больше задерживать, — иронично ответил Карл, получив в ответ на удивление тихое «Слава матери» Энджи. Оказавшись за порогом дома, Хайзенберг усмехнулся. — Да, у Беневиенто событие: куст зацвёл, вот она жизнь в деревне. Он не цвел, кажется, с момента моего превращения. Старайся-не старайся, не оживят. — А мне кажется, — задумчиво начал Итан, — у них все получится. Говорил он уже точно не о Беневиенто или их цветах, а на душе снова становилось спокойно и легко. Да, у них всё обязательно получится.