В деревне всё не слава богу

Освещённая уже далеко не первыми лучами рассветного солнца кухня походила на кухню только самую малость меньше, чем мастерская или спальня: одна-единственная сковородка, запрятанная в самом неочевидном месте — хлебнице (ещё более неочевидным был только факт наличия здесь этой самой хлебницы), допотопная плита, заваленная исписанными бумагами («Карл, чёрт возьми, ты хоть знаешь, что такое пожарная безопасность?!») и покрытая слизью неопределённого состава. Если появление привыкшего к цивилизациям человека и маленького ребёнка как-то поспособствовали преобразованию жилых комнат в подобие хотя бы аварийного жилья, а не развороченной берлоги, то кухню отвоевать так и не удалось. Ещё более иноземно здесь выглядел непосредственно хозяин, не то чтобы уверенно помешивающий что-то шкворчащее на тысячелетней сковороде. Несмотря на неловкость движений мужчины и странный запах, Итан остановился в дверном проёме, умильно наблюдая за попытками мужа (не)отравить их. Последняя мысль всё же была произнесена вслух. — Ты вообще-то сам это мясо из деревни притащил, — обиженно ответил Карл. — Это мясо?! Итан стремительно подошёл к таре, заглядывая вовнутрь: ну, предположим, когда-то оно умело ходить и квохтать, хотя и это предположение держалось на одном доверии к шеф-повару. Карл легко отодвинул мужчину в сторону, закрывая свой шедевр мгновенно покрывшейся влагой крышкой. Отгораживая плиту от повышенного внимания, Хайзенберг абсолютно бесцеремонно придвинул к себе Уинтерса за бедра, тут же укладывая освободившуюся руку на положенное ей место — чужую шею. — Сгорит, — влюблённо улыбаясь, проговорил ни капли не заботящийся о благополучии курицы Итан. — Я не собираюсь покупать курицу у Герцога, иначе придётся расплачиваться твоими солдатами. Карл легко прошёлся рукой у самых корней волос на затылке, словно кота оглаживая. Слова совсем не подходили к нежным, будто со святыней обращающегося, действиям: — Если он дальше будет так задирать цены, ужинать будем его же окороками. Мягкая улыбка не сходила с губ телекинетика, но от представленной картины Итан всё равно поморщился. Масло на фоне звонко зашипело, напоминая о своей прискорбной участи. Внимание Итана снова вернулось к блюду. — Что ты пытаешься сделать? — Мясо, если оно не доведёт меня до истерики, прежде чем сгорит, то с овощами, — буднично, но, несомненно, с гордостью в голосе ответил Карл. — Тебе помочь? Очевидный вопрос, ожидаемый. Они уже это проходили: доверие, взаимопомощь, общий быт, — но каждый раз кололо где-то в груди от немудрёной заботы. — Почисти картошку и что-то там ещё. Не торопись, сковородка всё равно одна. Овощи тоже не особо вызывали доверия: хотя страх перед плесенью в их случае иррационален, но он все равно брезгливо удерживал морковь одними кончиками пальцев. Мия бы из-за такого сначала бы бережно обрезала все потемневшие края, а потом собственноручно бы зарезала его. Карл же только пододвинул ногой ведро с грязной водой и чем-то бьющимся об стенки внутри: то ли там ещё «ингредиенты», то ли ведро на случай, если желудок Итана не выдержит местных ароматов. Уинтерс управляется с овощами почти не убившись, только несколько капель крови появляется на порезанном то ли об нож, то ли о задеревенелую луковицу, палец. Это подмечается мельком — ускоренная регенерация справится с порезом через пару минут. Карл рядом застывает, тянет носом, и Итан еле удерживается от очередного едкого комментария, когда Хайзенберг подносит поврежденную руку к губам, легко проводя по пальцу языком. Не больше пары секунд. Это длится не больше пары секунд, когда Карл бережно отводит чужую руку от себя, тихо наставляя: — Аккуратнее, родной. Смотрит в пол, на столешницу, в сторону, только не на мужчину рядом. Итан понятливо отзывается, не хочет смущать, пугать, только ответить взаимной нежностью: — Всё для тебя. Что бы это ни значило. Этот момент останется между ними. Секунда, и Карл вновь до неприличия естественен и нагл. — Сыпь гарнир, мясо догорело. Со смехом он оттолкнул бедром телекинетика, освобождая себе место у плиты. Бесполезный бой. Готовить не умеют оба, но все равно ежеминутно то один, то другой заглядывает в сковороду, рассыпаясь всё более абсурдными советами. Где-то между «свёклу лучше кидать сразу в банке» и «смысл это всё резать, всё равно потом жевать» блюдо приобрело сносный вид и Карл поспешил рассыпать приготовленное в две тарелки. Звон металлических тар отзывался головной болью, но оказался идеальным дополнением к создавшемуся хаосу, в который превратилась кухня. Уже садясь за стол, Хайзенберг заметил топчущегося у плиты Итана. — Садись, пока горячее. Итан только неловко улыбнулся, переминаясь с ноги на ногу, ответил: — Всё для тебя. Карл чуть смущённо поднял уголок губ, но, заметив не изменившееся лицо мужа, замер. — Что значит «всё»? Итан начал аккуратно, шаг за шагом пятиться к выходу, виновато поднимая уголки губ. Карл подался вперед, только когда тот скрылся в проходе, выходя из-за стола уже со смесью гнева и вселенского удивления на лице. — Уинтерс, стоять. Я для кого это всё готовил?